Ведьмина неделя

Нэн оглядела хихикающие выжидающие лица. Тереза никогда не осмелилась бы стащить метлу. Эстель? Нет. Ни Эстель, ни Карен Григг в классе не было. Нет, это Дэн Смит. Точно. По лицу видно! Нэн перевела глаза на Саймона Силверсона – и решила, что ошиблась. Ни тот ни другой этого не делали – просто потому, что никогда и ничего не делали вместе, а выражение лиц у них сейчас было со-вер-шен-но одинаковое!

Саймон, улыбаясь до ушей, проворковал сладким-пресладким голосом:

– Ну, садись, Дульсинея, покатайся!

– Давай-давай, садись, Дульсинея, – гоготнул Дэн Смит.

Тут все расхохотались и стали кричать, чтобы она села на метлу. Брайан Уэнтворт, который обожал мучить других, когда его самого не мучили, скакал в проходе и верещал: «Покатайся, Дульсинея!»

Нэн медленно подняла метлу. Она была девочкой мягкого, мирного нрава и редко выходила из себя – возможно, это-то и было ее главной бедой, – но уж если она теряла терпение, то сама не знала, чем это кончится! Берясь за метлу, она была уверена, что собирается с достоинством поставить ее в угол… Но стоило ей ощутить в ладони узловатую палку – и терпение покинуло ее. Нэн повернулась к глумливо гогочущей толпе, бурля от ярости. Она подняла метлу над головой и оскалила зубы. Все подумали, что так еще смешнее.

Нэн хотела хлестнуть метлой по сияющей физиономии Саймона Силверсона! Она хотела огреть Дэна Смита по башке! Но, поскольку прямо перед ней скакал, верещал и гримасничал Брайан Уэнтворт, ему досталось первому… К счастью для себя, он вовремя заметил опускающуюся метлу и отскочил в сторону. После этого ему пришлось отступать вдоль всего прохода к двери, прикрыв голову локтями и моля о пощаде, а Нэн бежала за ним и бушевала как безумная.

– Помогите! Остановите ее! – провизжал Брайан и распахнул дверь – как раз тогда, когда в нее входила мисс Ходж с большой стопкой учебников по литературе. Брайан налетел на нее и сполз на пол, осыпаемый градом книг. – Ой… – простонал он.

– Что происходит? – осведомилась мисс Ходж.

Второй «игрек» затих, словно его выключили. – Вставай, Брайан, – приказал Саймон Силверсон голосом, исполненным праведного гнева. – Нечего было дразнить Нэн Пилигрим.

– Ну правда, Нэн! – укоризненно пискнула Тереза, которую все происшедшее ужасно расстроило. – Надо держать себя в руках!

При этих словах Нэн чуть не ударила Терезу метлой. Спасло Терезу только своевременное появление Эстель Грин и Карен Григг. Они влетели в класс, виновато потупившись и держа в охапках большие пакеты с клубками шерсти.

– Извините за опоздание, мисс Ходж, – заскулила Эстель. – Нам позволили пойти в магазин, честное слово!

Нэн забыла о метле. Клубки в пакетах были белые и пушистые, в точности как у Терезы. «Ну почему, – в тоске подумала Нэн, – все хотят быть как Тереза?!»

Мисс Ходж взяла метлу из безвольных рук Нэн и аккуратненько поставила ее за дверь.

– Все садитесь, – сказала она.

Мисс Ходж была страшно расстроена. Она-то думала, что тихонько войдет в класс, полный тихих детей, и взбудоражит их своими неожиданными действиями. А оказалось, что они уже взбудоражены – и все из-за ведьминой метлы! Теперь уже не удастся поймать врасплох ни колдуна, ни автора записки! Но не пропадать же хорошему плану!

– Сегодня у нас будет не совсем обычный урок, – сообщила мисс Ходж, когда все наконец расселись. – Дела со стихами у нас не очень-то ладятся, верно? – Она лучезарно улыбнулась классу.

Второй «игрек» ответил ей настороженными взглядами. Кому-то казалось, что лучше что угодно, чем когда тебя заставляют думать, будто стихи – это красиво. Другие предпочитали подождать, что предложат взамен. Прочих занимало совсем другое: Нэн пыталась не разреветься, Брайан зализывал ссадину на руке, а Чарлз глядел. Стихи Чарлзу нравились: в них строчки короткие. Вокруг остается достаточно места для собственных мыслей.

– Сегодня, – продолжала мисс Ходж, – вы поработаете сами!

Все в ужасе отпрянули. Эстель подняла руку: – Мисс Ходж, простите, я совсем не умею писать стихи…

– А я и не собираюсь заставлять вас писать стихи! – воскликнула мисс Ходж. Все расслабились. – Сегодня мы разыграем несколько сценок…

Все снова в ужасе отпрянули. Мисс Ходж не обратила на это внимания и стала объяснять, что она будет вызывать всех к доске парами – мальчика и девочку, все пары будут разыгрывать одну и ту же сценку.

– Так что у нас получится пятнадцать сценических миниатюр! – заключила она.

К тому времени весь второй «игрек» глядел на нее в немом отчаянии. Мисс Ходж нежно улыбнулась и приготовилась взбудоражить класс. Как бы там ни было, думала она, а ее план все равно должен сработать.

– Теперь надо выбрать тему для сценок… Что-то сильное, впечатляющее, оставляющее простор для смелых импровизаций. Прощание влюбленных? – Кто-то застонал. (Мисс Ходж ожидала этого стона.) – Ну хорошо. Есть предложения?

Поднялись две руки – Терезы и Дэна Смита. – Телезвезда и ее поклонник, – мяукнула Тереза.

– Убийца и полицейский на допросе, – рявкнул Дэн. – Пытки разрешены?

– Нет! – отрезала мисс Ходж, и Дэн потерял интерес к происходящему. – Еще?

Нирупам поднял длинную худую руку:

– Продавец обманом заставляет покупательницу купить машину.

Ладно, подумала мисс Ходж, вряд ли они сами предложат то, что выведет их на чистую воду! Она притворилась, будто раздумывает.

– Пока что самое забавное предложение внес Дэн… Но я имела в виду ситуацию действительно драматическую… и при этом что-нибудь такое, о чем все мы прекрасно знаем…

– Ну, про убийства-то мы все знаем! – возразил Дэн.

– Конечно, – согласилась мисс Ходж, оглядывая класс, как коршун. – Но еще больше мы знаем о воровстве, лжи, колдовстве… – Она словно бы ненароком взглянула на метлу, сделав вид, что страшно удивилась. Метла здесь оказалась очень и очень кстати. – Вот что! Давайте представим себе, что один ваш одноклассник – колдун или ведьма, а его товарищ – инквизитор. Ну как?

Никак. Ни одна живая душа во втором «игрек» не отозвалась на это предложение. Только Дэн недовольно пробасил:

– Ну вот, это ведь я придумал! И какой тогда интерес без пыток?!

Мисс Ходж мысленно пометила Дэна как «подозреваемого номер один».

– Ну, тогда ты и начнешь, Дэн, – сказала она. – И Тереза. Кем ты будешь, Тереза, – ведьмой или инквизитором?

– Инквизитором! – поспешно выпалила Тереза.

– Нечестно! – возмутился Дэн. – Откуда мне знать, что должен делать колдун!

И это с очевидностью было правдой. А Тереза с такой же очевидностью представления не имела, что должен делать инквизитор. Они стояли у доски, как истуканы. Дэн пялился в потолок, а Тереза твердила:

– Вы колдун.

– Нет, я не колдун! – отвечал Дэн потолку. И так они переговаривались, пока мисс Ходж их не остановила. Она с сожалением перенесла Дэна с первого места в списке подозреваемых на последнее и поместила туда же Терезу, а потом вызвала следующую пару.

Подозрительного поведения не наблюдалось: большинство старалось отделаться поскорее, кто-то пытался что-то изобразить – так, от скуки, кто-то из кожи вон лез, чтобы представление было поэффектнее… А первый приз за краткость, вне всякого сомнения, принадлежал Саймону Силверсону и Карен Григг:

– Я знаю, что вы ведьма, – заявил Саймон. – Возражения не принимаются.

А Карен ответила:

– Да, я ведьма. Сдаюсь! Хватит.

Когда дело дошло до Нирупама, в списке подозреваемых мисс Ходж все места были последние… Нирупам в роли инквизитора был великолепен: глаза его сверкали, голос то и дело переходил от зловещего шепота к устрашающему реву! Он яростно тыкал пальцем в лицо Эстель:

– Только поглядите, какой у нее дурной глаз! – рычал он. – Вижу, знаю, чую – ты ведьма!

Эстель так перепугалась, что ей даже не пришлось стараться, чтобы изобразить страдающую невинность.

Но Брайан Уэнтворт в роли колдуна перещеголял даже Нирупама-инквизитора. Брайан рыдал, унижался, рассыпался в очевидно лживых оправданиях и в конце концов рухнул на колени к ногам Делии Мартин, моля о снисхождении и обливаясь настоящими слезами.

Все были потрясены, в том числе и мисс Ходж… Она с радостью поместила бы Брайана на первое место в списке – и как возможного колдуна, и как того, кто написал записку… Но в ее планы вовсе не входило идти к мистеру Уэнтворту и говорить, что это Брайан! Нет, решила она. В представлении Брайана не было подлинного чувства. И в игре Нирупама тоже. Просто они оба имеют задатки хороших актеров.

Затем пришел черед Чарлза и Нэн… Чарлз с самого начала чувствовал, что его вызовут в паре с Нэн, и ужасно злился. Чего это она весь день его донимает? Однако он рассудил, что даже столь неудачная партнерша не помешает ему сделать из своего выступления триумф комического искусства. Ему было досадно, что все, кроме Нирупама, отнеслись к заданию тупо и безыскусно. Никому в голову не пришло сделать инквизитора смешным.

– Я – инквизитор! – быстро сказал он.

Но бедная Нэн еще не оправилась после случая с метлой. Она решила, что Чарлз тоже издевается над ней, и уставилась на него. А Чарлз из принципа не позволял никому пристально смотреть на себя и всегда отвечал наигнуснейшим из своих двуствольных взглядов. Так они и брели к доске, сопя и волками глядя друг на друга…

Оказавшись перед классом, Чарлз хлопнул себя по лбу.

– Отечество в опасности! – провозгласил он. – Налицо нехватка ведьм для осенних костров! Придется найти на замену обычного человека… – Он ткнул пальцем в Нэн. – Вот ты! С этой секунды ты объявляешься ведьмой!

Нэн не успела понять, что представление уже началось. Кроме того, она ужасно обиделась и разозлилась, а потому не могла сдержаться.

– Ни за что! Никакая я не ведьма! – выпалила она. – Может, это ты будешь колдуном?

– А я могу доказать, что ты ведьма! – Чарлз старался гнуть свою линию. – Я инквизитор и могу доказать что угодно!

– Ну, тогда мы оба будем инквизиторами, и я докажу, что ты тоже колдун! – Нэн, казалось, не замечала его блистательной игры. – И попробуй докажи, что это не так! У тебя четыре глаза и все дурные, а еще ты пахнешь ногами! Вот!

Все посмотрели Чарлзу на ноги. Поскольку ему пришлось бегать по стадиону в школьных туфлях, они до сих пор не высохли. А в тепле туфли стали издавать слабый, но отчетливый аромат.

– Сыр… – повел носом Саймон Силверсон. Чарлз бросил злобный взгляд на свои туфли.

Нэн напомнила о том, что ему еще предстоит разбираться с пропажей шиповок. К тому же она испортила ему весь спектакль. Чарлз ненавидел Нэн. Как сладко было снова ощутить ненависть!

– Личинки! Горчица! Дохлые мыши! – зарычал он. Все уставились на него в полном недоумении. – Полупереваренная фасоль, вымоченная в помоях! – Чарлз был вне себя от ненависти. – Картошка с объедками! Неудивительно, что тебя зовут Дульсинея! Подходящее имечко для такой мерзавки, как ты!

– А сам-то! – закричала на него Нэн. – Это ведь ты наколдовал птиц вчера на музыке!

Весь второй «игрек» потрясенно ахнул.

Мисс Ходж была просто в восторге: все шло лучше некуда! Что там сказал Чарлз? Так вот почему весь второй «игрек» оказался на последнем месте в ее списке подозреваемых: просто на первом месте были Нэн и Чарлз. Как она раньше не догадалась! Во втором «игрек» они всегда были белыми воронами. Наверняка это Нэн написала записку, а говорится в ней про Чарлза. И пусть теперь мистер Уэнтворт шутит над планами мисс Ходж сколько хочет!

– Мисс Ходж, мисс Ходж, был звонок! – взмолился целый хор голосов.

Дверь открылась, и вошел мистер Крестли. Увидев мисс Ходж – а он пришел сразу после звонка именно для того, чтобы застать ее, – он залился краской до самых ушей, к полному восторгу Терезы и Эстель.

– Не помешаю, мисс Ходж? – робко спросил он.

– Нисколько, – отозвалась она. – Мы только что закончили. Нэн, Чарлз, садитесь. – И мисс Ходж вылетела из класса, словно бы и не обратив внимания на то, что мистер Крестли успел учтиво распахнуть перед ней дверь, для чего ему пришлось совершить не слишком изящный прыжок.

Мисс Ходж со всех ног бросилась наверх, в кабинет мистера Уэнтворта. Неужели и такие новости не произведут на него должного впечатления? Но, к ее великой досаде, мистер Уэнтворт уже спешил вниз с коробкой мела в руках – он опаздывал на урок к третьему «зет».

– Ах, мистер Уэнтворт! – взмолилась мисс Ходж. – Можно вас на минуточку?

– Ни секунды, – пропыхтел на бегу мистер Уэнтворт. – Если что-то срочное, оставьте записку.

Мисс Ходж ловко ухватила его за рукав:

– Мистер Уэнтворт! Это касается второго «игрек» и моего плана! Анонимка! Помните?

Мистер Уэнтворт раздраженно извернулся, пытаясь выдернуть рукав из ее цепких пальчиков.

– Какой план? Какая анонимка?

– План сработал! – ликующе прозвенела мисс Ходж. – Я уверена – анонимку написала Нэн Пилигрим! Вызовите ее…

– Она придет ко мне в четыре, – нетерпеливо оборвал ее мистер Уэнтворт. – Если что-то важное, оставьте мне записку, мисс Ходж.

– Эйлин, – проворковала мисс Ходж.

– Какая еще Эйлин? – застонал мистер Уэнтворт, которому так и не удалось высвободить рукав. – Что, эту вашу анонимку писали две девочки?

– Меня зовут Эйлин, – не отставала мисс Ходж.

– Мисс Ходж! – отчеканил мистер Уэнтворт. – Там третий «зет» уже окна бьет!

– И Чарлз Морган тоже! – заверещала мисс Ходж, чувствуя, что рукав ускользает из пальцев. – Мистер Уэнтворт, честное слово, этот мальчишка читал заклинание прямо на уроке! Личинки, горчица и картошка с помоями… и всякие другие гадости…

Мистер Уэнтворт наконец выдернул руку и побежал вниз.

– И всякие жучки-червячки и рыболовные крючки! – раздраженно бросил он через плечо. – Так и запишите, мисс Ходж!

– Вот еще! – обиделась мисс Ходж. – А впрочем, действительно запишу! Должен же он обратить на это внимание! – Она отправилась в учительскую и до конца урока сочиняла отчет о своем эксперименте, записывая его почерком почти таким же округлым и ангельским, как у Терезы.

Между тем мистер Крестли со вздохом закрыл дверь за мисс Ходж.

– Достаньте дневники! – велел он второму «игрек».

Мистеру Крестли надо было принять какое-то решение относительно этой записки, нельзя было допустить, чтобы чувства к мисс Ходж помешали выполнению его профессионального долга. И потому прежде, чем второй «игрек» открыл дневники и погрузился в них с головой, мистер Крестли обратился к классу с длинной и серьезной речью.

Он объяснил, как отвратительны, мерзки и бесчеловечны анонимные обвинения. Он предложил детям представить себе, каково бы им было, если бы кто-нибудь написал подобную записку про них. А потом он сообщил, что кто-то из второго «игрек» как раз и написал подобную записку.

– Я не собираюсь ее вам читать, – продолжал мистер Крестли. – Скажу лишь, что в ней содержится обвинение в очень серьезном преступлении. Мне бы хотелось, чтобы все вы как следует обдумали то, что я вам сообщил, пока будете писать дневники. А после этого пусть тот из вас, кто написал записку, напишет еще одну, где назовет себя и объяснит, почему это сделал. И все. Я не стану никого наказывать. Я лишь хочу, чтобы этот человек осознал всю серьезность подобных поступков.

Закончив говорить, мистер Крестли уселся проверять контрольные, чувствуя, что объяснил все достаточно доходчиво. Второй «игрек» взялся за ручки. Благодаря мисс Ходж все прекрасно поняли, о ком идет речь.

29 октября, – писала Тереза. – В нашем классе есть колдун или ведьма. М-р Крестли только что рассказал нам об этом. М-р Крестли хочет, чтобы колдун сам сознался. М-р Уэнтворт сегодня утром отобрал мое вязанье. И смеялся надо мной. Мне не возвращали вязанье до самого обеда. Эстель Грин тоже начала вязать. Ей бы только обезьянничать. Нэн Пилигрим утром не смогла залезть по канату, а ее полное имя – Дульсинея. Мы все очень смеялись.

Мистер Крестли только что очень, очень серьезно поговорил с нами, – сообщал Саймон Силверсон. – Он сказал, что в нашем классе есть преступники. Я постараюсь, чтобы они не ушли от правосудия. Если я не сумею их обличить – обвинят нас всех. Разумеется, это совершенно секретная информация.

Нэн Пилигрим – ведьма, – выводил Дэн Смит. – Это нетайное чуство, патамушта мистир Крестли сам сказал. Я тоже так думаю. Ее даже зовут Вчесть той знаминитой ведьмы не-знаю как пишеца. Здорава будет если можно будет посматреть как ее жгут.

Мистер Крестли говорил про какие-то серьезные преступления, – писала Эстель. – А мисс Ходж заставила нас обвинять друг друга. Было очень страшно. Надеюсь, все это неправда. Бедный Пух, как увидел мисс Ходж, стал весь красный, а она опять его отвергла.

Остальные писали что-то в том же духе, и только три человека думали совсем о другом:

Сегодня ничего не случилось, – писал Нирупам. – Не хочу даже вспоминать о столе директрисы.

Брайан Уэнтворт самозабвенно рассчитывал автобусный маршрут из Тимбукту в Кашмир с учетом воскресных дорожных работ.

Нэн довольно долго вовсе не знала, что писать. Ей отчаянно хотелось излить на бумагу сегодняшние горести, но как рассказать об этом, избегая всего личного? Внезапно ее охватило негодование, и ручка сама побежала по бумаге:

Не знаю, сильно ли отличается второй «игрек» от других классов, но дела у нас обстоят вот как. Класс делится пополам невидимой линией – она проходит поперек, и люди пересекают ее только по приказу учителей. Девочки делятся на настоящих девочек (Тереза Муллетт) и муляжи (Эстель Грин). Еще есть я. Мальчики делятся на настоящих мальчиков (Саймон Силверсон), зверей (Дэн Смит) и ненастоящих мальчиков (Нирупам Сингх). Еще есть Чарлз Морган и Брайан Уэнтворт. Настоящими мальчиков и девочек делает то, что никто над ними не смеется. Муляжи и ненастоящие могут жить вполне сносно, только по правилам надо, чтобы они во всем слушались настоящих и зверей. В Чарлза Моргана или в меня человек превращается, если по правилам все девочки оказываются лучше меня, а все мальчики – лучше Чарлза Моргана. Чтобы доказать это, можно даже пересечь невидимую линию. И любой может пересечь невидимую линию, чтобы сделать гадость Брайану Уэнтворту.

Нэн остановилась. До сих пор она писала как одержимая – что-то подобное с ней и случилось за обедом. А теперь надо было подумать о Брайане Уэнтворте. Что такого есть в Брайне, что ставит его даже ниже ее, Нэн?

Беда Брайана в том, – продолжала она, – что его папа – мистер Уэнтворт. К тому же он маленький и шустрый, а это раздражает. А еще он очень многое умеет и хорошо все понимает, это он должен быть настоящим мальчиком, а не Саймон Силверсон. Но СС настолько уверен в том, что он настоящий, что даже Брайана в этом убедил.

«Не совсем точно», – подумала Нэн, но лучше описать не выходит… Она перечитала описание второго «игрек» и поразилась собственному мастерству. Ей настолько понравилось, что она почти забыла о собственных несчастьях.

Я проснулся, я проснулся, Я ПРОСНУЛСЯ, – вывел Чарлз.

Получилось, будто бы утром ему не терпелось вскочить с постели, хотя, конечно, на самом деле ничего подобного не было. Сегодняшний день преисполнил Чарлза такой ненавистью, что это требовало особого выражения.

Мои шиповки засыпало кукурузными хлопьями. Когда я бегал по стадиону и во время обеда за столом директрисы было ужасно жарко. Не люблю рисовый пудинг. Мы по уши наигрались в шахматы с мисс Ходж и рисовым пудингом, а до вечера еще тысяча лет.

«Ну вот, в общем-то, и все», – решил он. После звонка мистер Крестли поспешил поскорее собрать стопку тетрадей, чтобы успеть застать мисс Ходж в учительской. И оцепенел. Под тетрадями лежала новая записка! Те же печатные буквы, те же синие чернила… Записка гласила:

ХА-ХА!

ДУМАЕТЕ, ТАК СРАЗУ РАСКОЛЮСЬ? ЧТО, СЪЕЛИ?

«Боже мой, что мне делать?!» – в панике подумал мистер Крестли.

Глава четвертая

После уроков все ринулись из классов кто куда. Тереза и ее подружки – Делия, Хизер, Дебора, Джулия и прочие – помчались в игровую комнату для младших классов, чтобы занять там все батареи, рассесться на них и вязать, Эстель и Карен побежали за ними, не теряя надежд на батареи в коридоре – те, конечно, холоднее, но считать петли можно и там…

Саймон повел свою свиту в лаборатории, чтобы помочь там прибрать, заработав себе еще очков. Дэн Смит не стал играть с дружками в футбол, потому что у него было дело: забраться в кусты и наблюдать, как старшеклассники целуются со старшеклассницами. Чарлз в тоске потащился в раздевалку искать шиповки.

Нэн в такой же тоске потащилась наверх, в кабинет мистера Уэнтворта.

У мистера Уэнтворта кто-то был. Нэн слышала голоса и видела сквозь матовое стекло два силуэта. Вот и хорошо! Чем дольше они там будут разговаривать, тем лучше… Она проторчала в коридоре минут двадцать, пока дежурный, проходя мимо, не спросил, что она тут делает.

– Мне нужно к мистеру Уэнтворту, – ответила Нэн.

Чтобы дежурный поверил, пришлось стукнуть в дверь.

– Войдите! – рявкнул мистер Уэнтворт. Удовлетворенный дежурный направился прочь. Не успела Нэн взяться за ручку, как дверь сама отворилась и вышел мистер Крестли. Он был совсем красный и глупо посмеивался.

– Честное слово, когда я достал тетради и положил их на стол, ее еще не было! – развел он руки.

– Значит, плохо смотрели, Харалд, – отмахнулся мистер Уэнтворт. – Наш забавник на это и рассчитывал. Забудьте, Харалд. А, это ты, Нэн. Ты что, заблудилась? Давай входи. Мистер Крестли как раз уходит.

Он вернулся в кабинет и сел за стол. Мистер Крестли, по-прежнему красный, немного помешкал на пороге, а потом побежал вниз по лестнице, предоставив Нэн самой закрыть дверь. Нэн повернулась к мистеру Уэнтворту – и увидела, что он глядит на три листка бумаги, лежащие на столе, так, словно они его вот-вот укусят. Один из них был исписан почерком мисс Ходж, а на остальных виднелись синие печатные буквы. Всматриваться Нэн не стала: что ей за дело до чужих писулек? Хватит и собственных бед.

– Нэн, объясни, пожалуйста, свое поведение за обедом, – велел мистер Уэнтворт.

Поскольку у Нэн не было никаких оправданий и объяснений, она так и сказала:

– Не могу, сэр.

И уставилась на паркет.

– Не можешь? – воскликнул мистер Уэнтворт. – Выходит, ты испортила аппетит лорду Мульке без малейших на то причин? Нет уж, скажи хоть что-нибудь! Объяснись!

Нэн понуро поставила ногу на паркетину так, чтобы та не вылезала за края.

– Не знаю, сэр. Говорила – и все.

– Не знаешь. Говорила – и все, – повторил мистер Уэнтворт. – То есть ты говорила против своей воли и сама не понимала, что говоришь?

«Наверное, это сарказм, – подумала Нэн. – Но ведь все так и было!» Она аккуратно пристроила вторую ногу на паркетину, которая подходила к первой под прямым углом, и стояла, покачиваясь, носками внутрь. Надо как-то объяснить.

– Ну, я не знала, что скажу в следующую секунду, сэр.

– А почему? – строго спросил мистер Уэнтворт.

– Не знаю. – Нэн уныло опустила плечи. – Я была как одержимая.

– Одержимая?! – закричал мистер Уэнтворт. Обычно он так кричал, когда собирался запустить в кого-нибудь мелом.

Нэн отшатнулась, чтобы увернуться от броска. Но она совсем забыла, что носки у нее повернуты внутрь, и тяжело села на пол, глядя снизу вверх на изумленное лицо перегнувшегося через стол мистера Уэнтворта.

– Это еще что? – рявкнул он.

– Только мелом не бросайтесь, – попросила Нэн.

Тут раздался стук в дверь, в комнату просунулась голова Брайана Уэнтворта.

– Ну, пап, ты как, освободился?

– Нет! – гаркнул мистер Уэнтворт.

Они разом посмотрели на Нэн, сидевшую на полу.

– Чего это она? – спросил Брайан.

– Говорит, что она одержимая, – объяснил мистер Уэнтворт. – Иди и возвращайся минут через десять. Вставай, Нэн.

Брайан послушно исчез за дверью. Нэн поднялась на ноги. Это было почти так же трудно, как взобраться по канату. Ей даже стало интересно, как живется Брайану, у которого папа учитель, но гораздо больше ее интересовало, что мистер Уэнтворт теперь с ней сделает. Вид у него был самый что ни на есть обеспокоенный. Он снова уставился на три бумажки на столе.

– Так ты думаешь, что ты была одержима? – переспросил он.

– Да нет же, – замотала головой Нэн. – Я хотела сказать, что это было как одержимость! Я еще до обеда знала, что сделаю что-то ужасное, только не знала, что именно, пока не начала рассказывать про еду. А потом я очень хотела остановиться, но не могла.

– И часто это с тобой бывает? – поинтересовался мистер Уэнтворт.

Нэн собралась было ответить возмущенным «нет», но тут вспомнила, что после обеда набросилась на Брайана с метлой и чувствовала при этом то же самое. И что очень и очень часто писала в дневнике совсем не то, что собиралась. Она снова поставила ногу на паркетину и поспешно отдернула ее.