Пост сдал

Сельма приближается, хочет сказать: «Тебе действительно это нравится?» – но вспоминает подчеркнутое «Не игнорируйте это указание» и лишь смотрит на маленький – пять на три дюйма – экран. Она понимает, почему Хартсфилду нравится эта демоверсия. Прекрасные, приковывающие взгляд экзотические рыбы появляются, замирают, а потом исчезают, вильнув хвостом. Одни красные… другие синие… третьи желтые… о, какая красивая розовая…

– Перестань смотреть.

Голос Брейди скрипит, как петли редко открываемой двери, и хотя слова произнесены с заметной паузой, звучат они четко и ясно. Ничего похожего на привычный бубнеж, словно с набитым кашей ртом. Сельма подпрыгивает, будто он ущипнул ее за зад, а не просто заговорил. Экран «Заппита» вспыхивает синим, рыбы исчезают, но тут же возвращаются. Сельма смотрит на часы, надетые поверх рукава униформы. Они показывают восемь двадцать. Господи, она простояла здесь почти двадцать минут?

– Иди.

Брейди по-прежнему смотрит на экран, где плавают рыбы, туда-сюда, туда-сюда. Сельма отрывает от них взгляд, но с трудом.

– Вернешься позже. – Пауза. – Когда я закончу. – Пауза. – Смотреть.

Сельма делает все, что ей велят, и только вернувшись в коридор, чувствует себя более уверенно. Он с ней заговорил, и что с того? А если ему нравится смотреть демоверсию игры «Рыбалка», как некоторым парням нравится наблюдать за играющими в волейбол девушками, опять же что с того? Главный вопрос в том, почему детям разрешают играть в эти приставки? Они не могут принести пользу неокрепшей психике. С другой стороны, дети постоянно играют в компьютерные игры, так, может, у них иммунитет? Да и вообще у нее полно дел. Пусть Хартсфилд сидит на своем стуле и смотрит эту хрень.

В конце концов, он никому не причиняет вреда.

16

Феликс Бэбино неловко наклоняется, сгибаясь в талии, будто андроид из старого научно-фантастического фильма. Сует руку в портфель и достает плоский розовый гаджет, похожий на электронную читалку. Экран серый и пустой.

– В ней есть число, которое вы должны найти. Девятизначное число. Если сможете найти это число, медсестра Скапелли, сегодняшний инцидент останется между нами.

Первое, что приходит ей на ум: «Вы сошли с ума», – но такое сказать нельзя, потому что ее жизнь в руках Бэбино.

– Как я его найду? Я ничего не знаю об этих электронных штуковинах. Едва управляюсь со своим мобильником!

– Ерунда. Вас высоко ценили как хирургическую сестру. Благодаря проворству пальцев.

Это правда, но прошло десять лет с тех пор, как она работала в операционных Кайнера, передавая хирургу ножницы, ранорасширители, губки. Ей предложили пройти шестинедельный курс микрохирургии – больница оплатила бы семьдесят процентов, – но ее это не заинтересовало. Так она говорила. На самом деле она боялась провалить экзамены. Однако он прав: в лучшие годы ее отличала быстрота реакции.

Бэбино нажимает кнопку в верхней части гаджета. Скапелли выгибает шею, чтобы лучше видеть. Экран освещается, появляется надпись: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В “ЗАППИТ”». Потом экран заполняют разнообразные иконки. Игры, предполагает Скапелли. Бэбино пролистывает экран, раз, другой, потом велит ей встать рядом с ним. Скапелли колеблется, и он улыбается. Возможно, это обаятельная и приглашающая улыбка, но она пугает. Потому что в его глазах нет ничего человеческого.

– Подходите, медсестра. Я вас не укушу.

Разумеется, нет. А если да?

Тем не менее она подходит ближе, видит экран, по которому туда-сюда плавают экзотические рыбы. Когда они виляют хвостами, появляются пузырьки. Звучит мелодия, которую она уже где-то слышала.

– Видите игру? Она называется «Рыбалка».

– Д-да, – отвечает она, думая: «Он действительно спятил. Заработался».

– Если включить опцию в нижней части экрана, начнется игра, и музыка изменится, но я не хочу, чтобы вы это делали. Вам достаточно демоверсии. Ищите розовых рыб. Они появляются нечасто, очень быстрые, так что не отрывайте глаз от экрана.

– Доктор Бэбино, с вами все в порядке?

Это ее голос, но долетает он откуда-то издалека. Бэбино не отвечает, просто продолжает смотреть на экран. Она тоже смотрит. Рыбы такие занятные. И еще эта мелодия, словно какой-то гипноз. Экран вдруг полыхает синим. Скапелли моргает, а потом все рыбы возвращаются. Плавают туда-сюда. Виляют широкими хвостами и пускают облачка пузырей.

– Всякий раз, увидев розовую рыбу, нажимайте на нее, и появится число. Девять розовых рыб – девять чисел. На этом вы закончите, и все останется в прошлом. Понятно?

Она думает, а не спросить ли, что ей делать – записывать цифры или запоминать, – но это требует слишком больших усилий, и она отвечает коротким «да».

– Хорошо. – Он протягивает ей гаджет. – Девять рыб – девять чисел. Но только розовых, помните.

Скапелли смотрит на экран, по которому плавают рыбы, красные и зеленые, зеленые и синие, синие и желтые. Они плывут от левого края маленького прямоугольного экрана к правому, а потом разворачиваются и плывут обратно. Они плывут от правого края экрана, а потом обратно.

Влево, вправо.

Вправо, влево.

Но где розовые? Ей нужно нажать на розовую, и когда она нажмет на девять таких, эта история уйдет в прошлое.

Краем глаза она видит, как Бэбино защелкивает портфель, берет его и направляется к двери. Он уходит. Но значения это не имеет. Она должна нажать на розовую рыбку, и тогда все станет прошлым. Вспышка синего света на экране, потом рыбы возвращаются. Плавают слева направо и справа налево. Звучит песня. У моря, у моря, прекрасного моря, ты и я, я и ты, счастье ждет нас впереди.

Розовая! Скапелли проводит по ней пальцем. Выскакивает число 11. Начало положено.

Она нажимает на вторую розовую рыбу, когда входная дверь тихо закрывается, и на третью, когда заводится двигатель автомобиля доктора Бэбино. Она стоит посреди гостиной, приоткрыв губы, словно для поцелуя, и смотрит на экран. Цвета меняются, и блики бегут по ее щекам и лбу. Глаза широко распахнуты и не моргают. Появляется четвертая розовая рыба, эта плывет медленно, словно приглашая палец стукнуть по ней, но Рут стоит не шевелясь.

– Привет, медсестра Скапелли.

Она поднимает голову и видит Брейди Хартсфилда, сидящего в ее кресле. Он немного мерцает по контуру, весь какой-то призрачный, но это он, точно. В той самой одежде, которая была на нем, когда она заходила в его палату во второй половине дня: в джинсах и клетчатой рубашке. На прежнем месте и значок-пуговица «МЕНЯ ПОБРИЛА МЕДСЕСТРА БАРБАРА». Но пустой взгляд, к которому в Ведре успели привыкнуть, исчез. Брейди смотрит на нее с живым интересом. Она вспоминает, что именно так смотрел на муравейник ее брат, когда они были детьми в Херши, штат Пенсильвания.

Возможно, он призрак, потому что в его глазах плавают рыбы.

– Он все расскажет, – говорит Хартсфилд. – И это будет не его слово против твоего, не надейся. Он установил в моей палате видеоняню, чтобы наблюдать за мной. Изучать меня. У камеры широкоугольный объектив, так что он видит всю палату. У таких объективов и название специальное есть – «рыбий глаз».

Он улыбается, дабы подчеркнуть, что понимает юмор. Красная рыба плывет по его правому глазу, исчезает, появляется в левом. «Его мозг полон рыбы, – думает Скапелли. – Я вижу его мысли».

– Камера подсоединена к записывающему устройству. Он покажет совету директоров видеоэпизод с твоими противоправными действиями. На самом деле ничего страшного не произошло. Боль я чувствую не так, как раньше, но он назовет это пыткой. И пойдет дальше. Он выложит запись на «Ю-тьюб». Разместит в «Фейсбуке». На сайте «Скверная медицина»[17]. Ролик просмотрят тысячи людей. Ты станешь знаменитой. Медсестра-садистка. И кто тебя защитит? Кто поддержит? Никто. Потому что тебя терпеть не могут. Все думают, что ты ужасная. А что думаешь ты? Ты ужасная?

И теперь, когда Скапелли все так подробно растолковали, она полагает, что да. Любой, кто угрожает выкрутить яйца человеку с травматическими повреждениями головного мозга, по определению должен быть плохим. О чем она думала?

– Скажи это. – Улыбаясь, он наклоняется вперед.

Рыбы плавают. Синий свет полыхает. Мелодия звучит.

– Скажи, ты, паршивая сука.

– Я ужасная, – говорит Рут Скапелли своей гостиной, в которой нет никого, кроме нее самой. И смотрит на экран «Заппит коммандер».

– А теперь скажи еще раз, полностью отдавая себе отчет, что это не просто слова.

– Я ужасная. Я ужасная паршивая сука.

– И что собирается сделать доктор Бэбино?

– Выложить это видео на «Ю-тьюб». Разместить в «Фейсбуке». Разместить на сайте «Скверная медицина». Рассказать всем.

– Тебя арестуют.

– Меня арестуют.

– Твое фото появится в газете.

– Конечно, появится.

– Ты сядешь в тюрьму.

– Я сяду в тюрьму.

– И кто защитит тебя?

– Никто.

17

Сидя в палате 217, Брейди смотрит на демоверсию «Рыбалки». Сна ни в одном глазу, лицо оживленное. Это лицо он прячет от всех, кроме Бэбино, а доктор Бэбино уже никто. Доктора Бэбино, считай, что нет. Теперь он по большей части доктор Зет.

– Медсестра Скапелли, – говорит Брейди. – Пойдем на кухню.

Она сопротивляется, но недолго.

18

Ходжес пытается держаться ниже уровня боли и продолжать спать, но боль тащит и тащит его наверх, пока он не выныривает на поверхность и не открывает глаза. Ищет часы на прикроватном столике и видит, что еще только два часа ночи. Неудачное время для пробуждения, может, самое неудачное. Страдая от бессонницы после выхода на пенсию, он называл два после полуночи часом самоубийц, и его мнение не изменилось. Вероятно, именно тогда миссис Эллертон сделала это. В два часа ночи. В два часа ночи кажется, что день никогда не наступит.

Он встает с кровати, медленно идет в ванную, достает из аптечного шкафчика огромную – экономичная упаковка – бутылку гелусила, старательно отводя взгляд от зеркала. Делает четыре больших глотка, потом наклоняется над унитазом, ожидая решения желудка: принять или нажать кнопку выброса, как случилось с куриным бульоном.

Гелусил остается в желудке, и боль начинает уходить. Иной раз лекарство помогает. Но не всегда.

Ходжес подумывает о возвращении в постель, но боится, что тупая дергающая боль начнет донимать его вновь, едва он примет горизонтальное положение. Поэтому, волоча ноги, он идет в кабинет и включает компьютер. Знает, это худшее время для поиска причин недомогания, но больше сопротивляться не может. Появляется заставка (еще одна детская фотография Элли). Ходжес смещает курсор вниз, чтобы открыть «Файрфокс», и замирает. Потому что видит кое-что новое. На панели управления, между шариком (иконкой для текстовых сообщений) и видеокамерой (иконкой для «Фейстайм»). Это синий зонтик с красной единичкой над ним.

– Сообщение на сайте «Под синим зонтом Дебби», – говорит Ходжес. – Чтоб я сдох!

Юный Джером Робинсон шестью годами раньше зарегистрировал его на этом сайте. Брейди Хартсфилд, он же Мистер Мерседес, хотел пообщаться с копом, который не сумел его поймать, а Ходжес, пусть и вышедший на пенсию, тоже очень хотел поговорить. Потому что, начиная говорить, такие ублюдки, как Мистер Мерседес (слава Богу, насчитывалось их немного), оказывались в шаге или двух от поимки. Положение это подтверждалось прежде всего для самодовольных наглецов, а в наглости Хартсфилду не было равных.

У обоих имелись причины общаться на безопасном, вроде бы не позволяющем выйти на собеседника сайте-чате, серверы которого располагались в темных глубинах Восточной Европы. Ходжес рассчитывал, что сумеет заставить преступника, устроившего Бойню у Городского центра, допустить ошибку, по которой его и вычислят. Хартсфилд рассчитывал, что убедит Ходжеса покончить с собой. Как у него получилось с Оливией Трелони.

«Какая у Вас теперь жизнь, – писал он в первом послании к Ходжесу, том, что прибыло «улиточной почтой»[18], – когда «азарт охоты» уже в прошлом?» А потом: «Хотите со мной связаться? Попробуйте сайт «Под синим зонтом Дебби». Я даже придумал Вам имя пользователя: “кермит_лягушонок-19”».

Благодаря существенной помощи Джерома Робинсона и Холли Гибни Ходжес выследил Брейди, а Холли его нейтрализовала. Джером и Холли получили бесплатный доступ к услугам всех городских служб на десять лет; Ходжес получил кардиостимулятор. О печалях и утрате тех дней Ходжес не хочет думать даже теперь, но надо признать: для города, особенно для его жителей, которые в тот вечер оказались на концерте в аудитории Минго, все закончилось хорошо.

Где-то между 2010 годом и настоящим временем синий зонтик исчез с панели в нижней части экрана. Если Ходжес и задавался вопросом, что случилось с иконкой (он не помнит, чтобы задавался), то предположил, что Джером или Холли сбросили ее в «корзину», когда приводили в рабочее состояние беззащитный перед агрессией «Макинтош». Но, как выясняется, один из них просто переместил иконку в папку неиспользуемых ярлыков, где она благополучно пребывала все эти годы. Черт, может, он сам переместил ее и забыл. Память иной раз подводит после шестидесяти пяти лет, когда люди минуют третью базу и выходят на финишную прямую.

Он подводит курсор к синему зонтику, колеблется, потом кликает. Заставка на экране сменяется молодой парой на ковре-самолете. Они летят над бескрайним морем. Льет серебряный дождь, но под синим зонтом парочка не промокнет, она в безопасности.

Ах, какие воспоминания приносит этот образ.

Он вводит «кермит_лягушонок-19» в строки и логина, и пароля. Ведь так он делал раньше, следуя инструкциям Хартсфилда? Он не помнит наверняка, но есть только один способ проверить. Ходжес нажимает клавишу «Ввод».

Машина задумывается на секунду-другую (кажется, дольше), а потом – гоп-ля! – он на сайте. Ходжес хмурится, глядя на экран. Брейди Хартсфилд использовал ник «мерсуби», сокращение от «мерседес-убийца» – Ходжес вспоминает это без труда, – но сейчас с ним хочет пообщаться кто-то еще. Это не должно удивлять, поскольку Холли превратила свернутые мозги Хартсфилда в овсяную кашу, но он все равно удивлен.

Зет-бой хочет с тобой поговорить!

Ты хочешь поговорить с Зет-боем?

ДА

НЕТ

Ходжес подводит курсор к «ДА» и кликает мышкой. Через мгновение появляется сообщение. Одно предложение, полдюжины слов, но Ходжес перечитывает их снова и снова, ощущая не страх, а волнение. На что-то он здесь напал. Не знает, что это, но чувствует: рыба крупная.

Зет-бой: Он с тобой еще не закончил.

Ходжес смотрит на сообщение, хмурится. Наконец наклоняется вперед и печатает:

Кермит_лягушонок-19: Кто со мной не закончил? Кто это?

Ответа он не получает.

19

Ходжес и Холли встречаются с Питом и Изабель в «Закусочной Дейва», дешевой забегаловке, расположенной в квартале от утреннего дурдома, именуемого «Старбакс». Час пик для раннего завтрака прошел, поэтому они могут выбрать себе место и садятся за столик в глубине зала. На кухне радио транслирует песню группы «Badfinger», официантки смеются.

– У нас полчаса, – предупреждает Ходжес. – Потом мне надо бежать к врачу.

Пит наклоняется вперед, на его лице тревога.

– Надеюсь, ничего серьезного?

– Нет. Я прекрасно себя чувствую. – Этим утром так и есть: ему вновь сорок пять. Сообщение на компьютере, короткое и зловещее, похоже, оказалось более эффективным лекарством, чем гелусил. – Давайте посмотрим, что мы нашли. Холли, им нужна вещественная улика Один и вещественная улика Два. Передай.

Холли принесла с собой небольшой клетчатый портфель. Из него она достает (явно с неохотой) «Заппит коммандер» и крышку окуляра, найденную в гараже дома 1588. И гаджет, и крышка в полиэтиленовых пакетах, хотя крышка по-прежнему завернута в салфетки.

– И что это вы замыслили? – спрашивает Пит. Он хочет, чтобы голос звучал весело, но Ходжес улавливает обвинительные нотки.

– Расследуем, – отвечает Холли и, хотя обычно избегает визуального контакта, бросает взгляд на Иззи Джейнс, как бы говоря: «Сечешь?»

– Объясни, – просит Иззи.

Объясняет Ходжес, а Холли сидит рядом, опустив глаза, ее чашка с кофе без кофеина – другого она не пьет – стоит нетронутая. Впрочем, челюсти Холли работают, и Ходжес знает, что она вернулась к «Никоретте».

– Невероятно, – говорит Иззи, когда Ходжес заканчивает. Указывает на прозрачный пакет с «Заппитом». – Ты просто это взяла? Завернула в газету, как селедку, купленную на рыбном рынке, и вынесла из дома?

Холли вся сжимается. Ее пальцы сцеплены так крепко, что костяшки побелели.

Ходжес обычно благоволит к Изабель, пусть однажды та едва не расколола его в комнате для допросов (во время истории с Мистером Мерседесом, когда он проводил незаконное расследование), но сейчас она ему совершенно не нравится. Ему не может нравиться человек, который заставляет Холли так сжиматься.

– Будь благоразумна, Из. Если бы Холли не нашла эту штуковину – и лишь благодаря случаю, – гаджет бы там и лежал. Вы же не собирались обыскивать дом.

– Вы, наверное, и домработнице не позвонили бы. – Холли не поднимает голову, но в ее голосе слышится металл. Ходжес этому только рад.

– Со временем мы бы позвонили Олдерсон, – отвечает Иззи, но при этих словах взгляд глаз цвета серого тумана смещается влево. Это классический признак лживости, и Ходжес очевидно, что Иззи с Питом даже не обсуждали домработницу, хотя, вероятно, когда-нибудь и вышли бы на нее. Пит Хантли, возможно, и зануда, но зануды обычно не упускают мелочей, надо отдать им должное.

– Если на этом гаджете были отпечатки пальцев, – говорит Иззи, – их уже нет. Можно с ними попрощаться.

Холли что-то бормочет, возвращая Ходжеса к тому времени, когда он впервые ее встретил (и недооценил на все сто процентов). Тогда он и называл ее Холли-Бормотунья.

Иззи наклоняется вперед, теперь ее глаза цветом напоминают не туман, а металл.

– Что ты сказала?

– Она сказала, что это глупо, – отвечает Ходжес, прекрасно зная, что Холли произнесла слово «тупо». – Она права. Гаджет засунули между подлокотником и сиденьем кресла. Любые отпечатки размазались бы, и ты это знаешь. Кроме того, вы собирались обыскать дом?

– Могли бы и обыскать, – говорит Изабель обиженно. – В зависимости от того, какие результаты получили бы от экспертов.

Но эксперты побывали только в спальне и ванной Мартины. Все копы это знают, включая Иззи, и Ходжесу нет необходимости это подчеркивать.

– Расслабься, – говорит Пит Изабель. – Я приглашал Кермита и Холли, и ты согласилась.

– Это было до того, как я узнала, что они собираются вынести…

Она замолкает. Ходжес с интересом ждет продолжения. Она собирается сказать вещественную улику? Улику чего? Зависимости от компьютерного пасьянса, «Злых птиц» и «Лягушатника»?

– …принадлежавшую миссис Эллертон вещь. – В голосе Иззи обреченность.

– Что ж, теперь она у вас, – говорит Ходжес. – Мы можем двигаться дальше? К примеру, обсудить человека, который отдал ей эту штуковину в супермаркете, заявив, что компании интересно мнение пользователей о гаджете, который давно не производится?

– Или человека, следившего за женщинами, – добавляет Холли, не поднимая головы. – Человека, который, вооружившись биноклем, следил за ними с другой стороны улицы.

Давний напарник Ходжеса берет пакет с крышкой.

– Я отдам это в лабораторию, но особых надежд не питаю, Керм. Ты знаешь, как берут эти крышки.

– Да, – кивает Ходжес. – За ободок. И в гараже было холодно. Я видел идущий изо рта пар. Так что этот парень, возможно, сидел в перчатках.

– Мужчина в супермаркете наверняка прокручивал какую-то аферу, – говорит Иззи. – Я это чую. Может, он позвонил неделей позже, чтобы сказать, что, взяв этот вышедший из употребления гаджет, она обязана купить другой, гораздо дороже, и она его послала. А может, он хотел использовать данные вопросника, чтобы залезть в ее компьютер.

– Только не в ее компьютер, – возражает Холли. – Он древнее Земли.

– Все обследовала, да? – спрашивает Иззи. – В аптечные шкафчики тоже заглянула?

Тут Ходжес не выдерживает:

– Она делала то, что следовало сделать тебе, Изабель. И ты это знаешь.

Кровь приливает к щекам Изабель.

– Мы позвали вас из вежливости, вот и все, и теперь я жалею, что мы это сделали. От вас двоих всегда одни неприятности.

– Прекрати, – вмешивается Пит.

Но Иззи наклоняется вперед, смотрит то на Ходжеса, то на макушку склоненной головы Холли.

– Эти ваши таинственные мужчины, если они, конечно, существуют, не имеют ничего общего со случившимся в том доме. Один, возможно, хотел срубить деньги по-быстрому, а второй просто подсматривал.

Ходжес знает, что должен оставаться невозмутимым и приветливым, работать на мир, а не на войну, но промолчать не может:

– Какой-то извращенец пускал слюни, наблюдая, как раздевается восьмидесятилетняя старуха или как полностью парализованную женщину обтирают губкой? Да, это логично.

– Слушай меня внимательно, – чеканит Иззи. – Мать убивает дочь, потом себя. Даже оставляет в каком-то смысле предсмертную записку – буква «зет», конец. Яснее быть не может.

«Зет-бой, – думает Ходжес. – Тот, кто прячется под синим зонтом Дебби, подписывается как Зет-бой».

Холли поднимает голову.

– Буква «зет» была и в гараже. Ее вырезали на деревянной перегородке между воротами. Билл ее видел. И «Заппит» начинается с «зет».

– Да, – голос Иззи сочится сарказмом, – а в фамилиях Кеннеди и Линкольн одинаковое количество букв, и это доказывает, что их убил один человек.

Ходжес бросает взгляд на часы и видит, что должен уходить в самом скором времени. Оно и к лучшему. Эта встреча не приносит ничего хорошего, только расстраивает Холли и злит Иззи. И не может принести, потому что он не собирается говорить Питу и Изабель об утренней находке в собственном компьютере. Эта информация раскрутила бы расследование, но он предпочитает, чтобы пока оно ползло, как сейчас. Сначала он сам должен кое-что выяснить. Ему не хочется думать, что Пит может наломать дров, но…

Но он может. Да, он дотошный, но толку от дотошности мало, если требуется широта мышления. А Иззи? У нее нет желания открывать ящик Пандоры, наполненный сошедшими со страниц бульварных романов шифрованными письмами и таинственными незнакомцами. Особенно теперь, когда на первой полосе сегодняшней газеты появился репортаж о смертях в доме Эллертон вместе с подробным резюме, напоминающим, где, когда и как парализовало Мартину Стоувер. Особенно когда Иззи с нетерпением готовится занять более высокую ступеньку на иерархической лестнице полицейского управления, освобождающуюся после выхода на пенсию ее напарника.

– Итог: мы исходим из того, что это убийство и самоубийство, – говорит Пит, – и мы двигаемся дальше. Мы должны двигаться, Кермит, потому что я ухожу на пенсию. Иззи остается одна, с огромным ворохом незаконченных дел и на какое-то время без нового напарника, спасибо чертовым сокращениям бюджета. Все это, – он указывает на полиэтиленовые пакеты, – безусловно, интересно, но не меняет сути произошедшего. Если только ты не думаешь, что во всем виноват великий преступный ум, который ездит на старом автомобиле и чинит куртки малярным скотчем.

– Нет, я так не думаю. – Тут Ходжес вспоминает, как вчера Холли назвала Брейди Хартсфилда. Архитектор. – Я думаю, ты все понял правильно. Убийство и самоубийство. – Холли бросает на него короткий взгляд, в котором удивление смешивается с обидой, и снова опускает глаза. – Но ты сделаешь кое-что для меня?

– Если смогу, – отвечает Пит.

– Я пытался включить игровую приставку, но экран остался темным. Возможно, сдох аккумулятор. Я не хотел открывать отсек для батареек, поскольку на сдвижной панели как раз могли остаться отпечатки пальцев.

– Я попрошу этим заняться, но сомневаюсь…

– Да. Я тоже. Хочу, чтобы один из ваших кибергениев включил эту штуковину и проверил все игры. Посмотрел, нет ли в ней чего-нибудь необычного.

– Хорошо, – отвечает Пит и ерзает в кресле, когда Иззи закатывает глаза. Полной уверенности у Ходжеса нет, но он думает, что Питер ткнул ее в лодыжку.

– Я должен идти. – Ходжес встает, достает бумажник. – Вчера пропустил прием у врача. Сегодня не могу.

– Мы заплатим, – говорит Иззи. – После того как вы принесли нам столь ценные улики, это самое меньшее, что мы можем сделать.

Холли что-то тихо бормочет. На этот раз Ходжес ее бормотание расшифровать не может, хотя давно стал экспертом, но думает, что скорее всего это слово сука.

20

На тротуаре Холли натягивает на уши немодное, но очень милое охотничье клетчатое кепи и сует руки в рукава пальто. Она не смотрит на Ходжеса, просто направляется к офису, расположенному в квартале от «Закусочной Дейва». Автомобиль Ходжеса припаркован у забегаловки, но он спешит за Холли.