№ 3

– Хорошо…

Возникла неловкая пауза.

– Сергей, а ты завтра во сколько приедешь? – решилась-таки спросить Ася.

– Ох-ох-ох… – вздохнул я, – Даже и не знаю… В смысле, надо ли… То есть, если надо, то приеду,… но я, получается… В общем… Короче… Может, сейчас лишним будет…

– Сережа, – перебила меня Ася, видимо, ей надоело слушать, как я канителюсь, – Ты же обещал… И твоя будущая книга. Мне теперь особенно важно…

Ася прервалась. Я тоже не находил что сказать, поскольку не понимал, чего именно она хочет от меня.

– Мне нелегко сейчас мысль сформировать, извини, – помолчав еще какое-то время, продолжила, наконец, Ася, – В общем, раскрылись некоторые факты, которые меня пугают. И я теперь боюсь…

И снова она прервала свою речь.

– Во сколько будет удобнее, чтоб я приехал? – не стал я дожидаться, пока Ася подберет нужные слова.

– В любое время.

– Понял, тогда я, наверное, в районе обеда буду. Все, не мучай себя, завтра поговорим.

Мы распрощались.

***

Было почти одиннадцать вечера. Ложиться спать я даже не собирался. Пошел, наполнил ванну горячей водой, провалялся в ней около часа, после облил себя из душа ледяной, потом выбрился тщательно. Всмотрелся в зеркало: вроде как и не бухал.

Оделся, покурил, заварил крепкий кофе и уселся с чашкой за компьютер. Принялся бесцельно листать новостные сайты, щелкать по ссылкам. Залез на Асину страничку, снова просмотрел ее фото. Вспомнил, что Борис обещал мне что-то сбросить на электронную почту. Проверил: пусто – не успел. Опять продолжил бессмысленно кликать по всему подряд. В итоге, просидел так до пяти утра, с перерывами на перекуры и заваривание очередной порции кофе.

Решил-таки прилечь, вздремнуть хоть пару часов. Будильник поставил на десять утра.

Еще не меньше часа проворочался, сердце выпрыгивало от передозировки кофеином. Наконец, провалился в сон…

…Снилась вначале какая-то бессвязная бредятина, вроде как я в школе, какой-то экзамен или контрольная, я не готов, волнуюсь, что-то ищу и не могу найти. Потом я оказываюсь в лесу (не помню каким образом), рядом как будто бы Ася, а может и не она; затем она (или не она) куда-то исчезает, а вместо нее появляется старый-престарый сгорбленный дед с длиннющей седой бородой. И он вроде бы к себе домой идет, а я понимаю, что мне за ним надо, знаю, что Ася почему-то у него дома находится и мне ее обязательно нужно от него забрать. Иду за ним и вижу, что он злится, делает пару шагов – и останавливается, оглядывается, машет рукой на меня, мол, отстань, не твое это дело. Но я все равно продолжаю за дедом идти, потому что должен. И он смиряется, видя мою настойчивость, приглашает меня жестом, и в этот момент я просыпаюсь от тарабанящего будильника, но одновременно, кажется, уже очнувшись ото сна, продолжаю слышать, как дед мне говорит: «За это найди ее». Слова эти были озвучены моим же голосом, видимо, пробуждаясь, я сам произнес их вслух.

Глава четвертая

Встал легко, пошел в ванную, умылся. Во рту было мерзко, по прежнему ощущался привкус спирта, поэтому зубы чистил особенно тщательно.

Заметил в отражении, что лицо сильно отекло, глаза были краснющие, под ними мешки. Но ничего, разделся, еще раз обдал себя холодной водой из-под душа, вытерся, облачился в одежду, вышел, слегка перекусил, начал собираться.

Откопал свою старую матерчатую сумку-почтальонку, сложил туда кое-какие средства личной гигиены, нижнее белье, две пары носков.

Уже готов был выходить, но тут пришла мысль в голову:

«А вдруг, придется на похоронах присутствовать? Тогда ведь принято немного денег давать родственнику усопшего».

Вернулся в спальню, из своего тайника в глубине платяного шкафа вытащил заначку, представлявшую собой стопочку из трех стодолларовых банкнот и четырех пятидесятидолларовых, изъял оттуда две бумажки – сотку и пятидесятку, остальное вернул на место; пятидесятку поместил в портмоне, сотку – завернул в чистый лист бумаги и вложил в боковой карман пиджака.

Уже сидя в электричке и ожидая с минуты на минуту отправления, позвонил Асе, сообщил, что уже выезжаю, часам к трем буду у нее. Голос у нее был уставший, предположил, что не спала ночью.

Доехал без происшествий, если не считать того, что опять немного дождило и я, как и в предыдущий раз, промочил ноги.

Вновь разволновался, подходя к подъезду ее дома. Не решался сразу звонить по домофону, стоял, курил. Тут внутрь вошла какая-то женщина, я проследовал за ней. Поднялся на нужный мне третий этаж, нажал на кнопку дверного звонка. Спустя несколько секунд дверь распахнулась

– Привет, – встретила меня Ася и сразу же обняла, еще стоявшего в подъезде, прямо через порог; и держала меня так секунды три, слегка покачиваясь из стороны в сторону; я, признаюсь, опешил.

– Извини, заходи, – освободив меня от объятий, произнесла она, – Не пугайся, пожалуйста, моего поведения. Я как будто с ума схожу, не совсем отдаю отчет своим действиям.

Я вошел, с самого начала не проронив ни слова, снял сумку, куртку, разулся.

– Ноги промочил? – как бы невзначай, спросила Ася.

– Да, слегка, – ответил я, чувствуя, как к лицу приливает кровь.

– Пошли пока на кухню, – пригласила она, не заметив моего смущения, – Я чайник поставлю, попьем чая.

Я вошел на кухню и застыл: за столом сидел пацаненок лет двадцати трех, не более, с остатками акне на физиономии и с модной в то время прической среди молодежи – чубом набок; мне не видно было из-за стола, но я не сомневался, что он в подвернутых штанишках, в коротеньких носочках и с голенькими лодыжками.

Меня прошибло по́том.

«Во бля, попал я, – промелькнуло в голове, – Не ожидал, что придется с ее хахаленком знакомиться…»

Неизвестно сколько бы я еще так простоял с открытым ртом, но Ася была рядом, спасла ситуацию:

– Сергей, знакомься: это Глеб. Глеб – это Сергей.

– Добрый день, – подорвался Глеб с места, готовясь протянуть мне руку.

– Добрый, – ответил я, но вместо того, чтобы двинуться к нему навстречу и обменяться рукопожатиями, просто кивнул ему; кивок можно было понять двояко: и как приветствие, и как жест, мол, сиди-сиди, не вставай; он осекся, смутился, сел на место. Мне было приятно видеть его растерянным.

Вдруг я почувствовал еще чье-то присутствие, прямо за спиной, рефлекторно отступил в сторону, освобождая проход – и в кухню вошла весьма симпатичная блондиночка, может только если слегка с излишне полными ляжками и попой, и чересчур выделенными широкими бровями, что тогда тоже в моде было.

– А это Ксения, моя лучшая подруга, – сообщила Ася, – Ксюша – это Сергей.

– Я уже поняла, – смерила меня неприязненным взглядом Ксюша, и тут же обратилась к Асе: – Ась, ну мы поедем уже, ладно?

– Может, все вместе чая попьем? – спросила Ася.

– Нет, прости, нам еще в одно место заскочить нужно. Пошли, проводишь нас, – ответила Ксения и обратилась уже ко мне: – До свиданья, Сергей. Передаю вам Аису в целости и сохранности. Того же и от вас ожидаю. Глебчик, чего сидишь? Пошли собираться.

Отлегло от сердца: понял, что Глебчик Ксюшин.

Он вышел из-за стола, росту в нем было мне по подбородок. А в отношении его штанишек, носочков и лодыжек я не ошибся.

Собрались, проводились и ушли они быстро, минуты за две. Еще через минуту Ася вернулась на кухню, обратилась сразу же ко мне:

– Иди в ванную, снимай носки, вешай сушиться. Я тебе там тапочки подготовила. Не надо простывать.

Я не стал возражать.

***

Электрочайник уже начинал гудеть.

Ася сидела за столом, на том самом месте, где восседал ее отец, когда я был там в прошлый раз. Я занял стул напротив нее. Молчал, не знал с чего начать беседу.

Она тоже сидела молча, смотрела куда-то в пространство мимо меня. Обратил внимание на ее бледность, темные круги под глазами, и в целом на нездоровый вид; удивительно, но она казалась мне еще милее.

Вода в чайнике вскипела, он отключился, громко щелкнув, Ася вздрогнула, встала, пошла заваривать чай. Закончила, поставила на стол две чашки, сахарницу, вазочку с конфетами и какими-то печенюшками. Заметил, что у нее сильно дрожали руки.

– Как все случилось? – наконец, решился я спросить, когда она уселась.

– Вчера днем папе стало плохо с сердцем, – начала Ася с отстраненным видом, – Я вызвала скорую, папу сразу в больницу увезли, я с ними поехала. Там приняли, послушали, кардиограмму сделали. Сказали, что инфаркта нет, но есть угроза. Насколько я поняла, его в обычную палату поместили, не в реанимацию. Врач наговорил мне с три короба, настоял, чтоб я домой отправлялась, сказал, что ничего критичного, его жизни ничто не угрожает. Ну я и поехала. А в девять с чем-то вечера из больницы позвонили и сообщили…

Ася закрыла глаза одной рукой, опустила голову, почти беззвучно заплакала, сотрясаясь всем телом. Я пересел на другой стул – к ней ближе, взял ее за свободную руку; рука была ледяной. Вдруг почувствовал непреодолимое желание обнять ее, даже ощутил, как меня притягивает к ней, словно магнитом, сердце заколотилось, еще бы секунда – и…

Но удержался, отстранился немного.

– Крепкий алкоголь дома есть? – вдруг спросил я строго.

Ася ответить в голос была не в состоянии, но, немного подумав, кивнула утвердительно, указала в сторону холодильника.

Я встал, открыл его, на дверце стояла бутылка водки, начатая, но отпито из нее было не больше ста граммов.

«Наверное, это ее подруга, Ксения (или как там ее?) приволокла вчера, стресс снимать, – предположил я, – Умно».

Я плеснул ей прямо в чай, хорошо так – граммов пятьдесят, всыпал ложку сахара, начал мешать, одновременно приговаривая:

– Ты ж не мусульманка?.. Хотя, что это я? Даже если и мусульманка, Аллах сейчас с пониманием должен к этому отнестись…

Ася уже убрала руку от глаз и с любопытством следила за моими действиями, на мое предположение в отношении ее возможного вероисповедания, отреагировала едва заметной улыбкой.

– Пей! – приказал я.

Она обхватила обеими руками чашку, как бы греясь об нее, отпила глоток – Асю передернуло.

«А хрен с тобой, будь что будет!» – подумал я, и повторил все то же самое и со своим чаем.

Прошло минут пять-семь; Ася кое-как, морщась, допила приготовленное мною зелье (свое я проглотил едва ли не залпом).

– Между первой и второй… – проговорил я, убедившись, что ее чашка пуста, и плеснул ей еще столько же водки; себе не стал.

– Пей залпом все!

Ася послушалась, выпила. Ей перехватило дыхание, она закашлялась.

– Ну как? Лучше?

– Да, лучше, – ответила Ася, отдышавшись.

– Тогда продолжим разговор… Инфаркт?

– Предположительно. Сегодня вскрытие должно быть.

– Похороны когда планируются?

– Не раньше, чем послезавтра.

– Так… – почему-то я начал злиться, – А от меня что нужно дальше?

– Нам нужно ехать в Спаси, – почувствовала мое раздражение Ася, зажалась.

– Зачем? – не унимался я.

– Я боюсь…

Я хлопнул ладонью по столу, не сильно, но Ася вздрогнула. Не удержался, плюхнул в свою чашку водки, опрокинул тут же ее в себя. Стало жарко, снял пиджак, повесил на спинку стула.

– Так, – продолжил я допрос после паузы, – Я так понимаю, ты хочешь свести все к тому, что смерть твоего отца как-то связана с тем местом, правильно я догадался?

– Да, – неуверенно ответила Ася.

– Но постой! Когда я узнал о смерти твоей мамы, а потом выяснилось, что умер еще и друг твоего отца – ты ведь сама мне заявила, что это просто случайность! Почему две смерти – случайность, а три – уже нет?

– Четыре, – парировала Ася, и перешла в контратаку: – Четыре, и пятая на подходе. У жены покойного папиного друга – онкология. Ей осталось жить полгода, максимум год…

– А кто четвертый? – переборов оторопь, уже спокойным тоном поинтересовался я.

– Андрей Григорьевич, председатель сельсовета, уже бывший. Из восьми человек, которые туда ездили, четверых уже нет, пятый на подходе…

– Ох-ох-ох… Это уже действительно похоже на закономерность… А как ты узнала про председателя?

– Папа решил ему позвонить, чтоб предупредить о возможном твоем приезде. Не дозвонился на мобильный – номер другому человеку уже принадлежит. Набрал ему на домашний, его жена ответила; сообщила, что все, нет его больше, в марте прошлого года умер.

– А от чего умер, удалось выяснить?

– Да. У него сахарный диабет был. Поранил ногу, началось заражение. Ногу отняли, но поздно.

«Да уж, – задумался я, – Не удивительно, что она боится. Столько смертей. Нет, мистики, естественно, тут никакой быть не может, но совпадения пугающие».

– Я тоже не верю в мистику, – словно услышала мои мысли Ася, – И тоже бы подумала, что это просто стечение обстоятельств, но тут еще кое-что есть. Моя мама перед самой смертью жаловалась на мучавшие ее кошмары; Павел Иванович – покойный друг папы – тоже про кошмары говорил. А позавчера, получается, на следующий день после того, как мы узнали про смерть Андрея Григорьевича, папа рассказал мне утром, что ему последних несколько ночей снилось, будто бы кто-то закрыл нас всех восьмерых в старой деревенской хате и не выпускает; вроде как какой-то бородатый старик…

– Пиздец… – вырвалось у меня, мурашки побежали по всему телу – свой сегодняшний сон вспомнил; потом опомнился, извинился за плохое слово.

– Ничего страшного, – грустно улыбнулась Ася, – Понимаю твои эмоции… Так вот. Я только тогда и вспомнила, что моя мама перед смертью тоже про похожий сон рассказывала. Очень жаль, что уже невозможно узнать, что за кошмары мучили Павла Ивановича перед болезнью и смертью, но могу предположить. А еще у меня с папой вчера утром состоялся странный разговор. Он попросил меня, чтобы в случае его скорой кончины, его кремировали, а прах захоронили в могилу к маме… а уже днем ему плохо стало… а вечером…

Ася снова расплакалась. Я ее не стал утешать, так как сам пребывал в шоковом состоянии.

– И еще, – совладав кое-как с эмоциями, продолжила Ася, – Папа попросил меня проследить, чтобы ты разобрался с этой историей, и чтоб я помогала тебе при необходимости.

– Закономерности еще какие-нибудь в смертях есть? – поинтересовался я.

– Ну, в первую очередь, я заметила, что кто-то умирает примерно каждые девять месяцев: первой была моя мама, потом, выходит, Андрей Григорьевич, затем Павел Иванович, наконец – мой папа. Следующей, скорее всего, будет жена Павла Ивановича – Галина Степановна. Ну, если ей повезет, и она больше протянет со своею болезнью, то сначала уйдет кто-то другой: Миша, Лера или я…

– Так, – решил я уточнить, – Миша и Лера – это дети Павла и Галины, да?

– Да. Они с нами тогда ездили. То есть, если точнее, Миша их сын, а Лера – Мишина жена и их, соответственно, невестка.

– А ты с ними поддерживаешь отношения?

– Нет, никогда с ними не общалась особо. Они, кстати, уже больше года живут в Польше.

– Понятно. Эмигранты. Тогда, я думаю, их не стоит дергать, тем более что может им ничего и не угрожает, – заключил я.

– А вдруг именно они что-то там и побеспокоили? Может, следовало бы с ними связаться, расспросить?

– Пока не надо. Если сами ничего не выясним – тогда на них выйдем…

Я глядел на водку, водка пялилась на меня. Решился-таки, взял бутылку, убрал с глаз долой, на место в холодильник. Сразу почувствовал облегчение, после чего поинтересовался:

– Когда и как поедем?

– Ну ты ж понимаешь, я сейчас не могу. Получится только после похорон. Плюс, надо еще с работой разобраться. Пока что у меня оплачиваемых три дня, потом я попробую отпуск взять. Маркиза я Ксюше, наверное, доверю… Сегодня среда, двадцатое… Как ты думаешь: вряд ли же есть смысл на выходные ехать, да?

– Да, смысла нет, – согласился я.

– Тогда давай в понедельник…

***

Я уговорил Асю поесть, не отказался и сам за компанию. Затем попросил, чтобы она порылась в записях, выписала даты событий: поездок в Спаси, точные или хотя бы примерные даты всех смертей. Она решила взяться за это незамедлительно, ушла в спальню. Я же перебрался из кухни в гостиную, покурил на балконе. Заметил в пепельнице штук семь бычков от тонких сигарет с белым фильтром, со следами помады. Догадался, что Ксюшины. После позволил себе включить телевизор. Прощелкал почти все каналы, остановился на трансляции снукера – китаец с британцем силами мерились. Смотрел, но не всматривался, думал о другом.

Где-то минут через сорок пришла Ася, вручила мне листок с записями от руки.

– Пока что все, – сообщила она, зевая, – Не могу больше, вторые сутки не сплю. Давай я тебе здесь диван расстелю. В папиной комнате не надо, наверное…

– Да, конечно, – согласился я, – Давай-ка ты иди спать уже, снабди только спальными принадлежностями.

Она послушалась.

Я, вооружившись ручкой и блокнотом, отправился на кухню, приступил к изучению Асиной записки.

«Так, восемнадцатого июля пятнадцатого года – Борис Владимирович и Павел Иванович отправились на рыбалку, там столкнулись с временно́й аномалией; с двадцать четвертого по двадцать шестое июля – Борис Владимирович, Динара, Ася, Павел Иванович, Галина Степановна, Миша и Лера находились в лесу в окрестностях деревень Спаси и Курганы; время от времени к ним присоединялся Андрей Григорьевич. Двадцать шестого августа умирает Динара – мать Аси. Предположительно, двадцать девятого августа случается первый инсульт у Павла Ивановича. В конце марта шестнадцатого года не стало Андрея Григорьевича. Январь семнадцатого – месяц и год смерти Павла Ивановича. Ну и, наконец, девятнадцатого сентября – вчера – скончался отец Аси Борис Владимирович. Интересно. Действительно, между смертями девять месяцев плюс-минус несколько недель. Девять. Цифра девять. На девятый день поминают усопших; потом на сороковой… Ага!..»

И я принялся на календаре в смартфоне отсчитывать вначале девять дней от восемнадцатого июля – попал в интервал, когда они все были там; потом отсчитал сорок – вышел на дату смерти Динары. Мурашки уже не в первый раз в тот день побежали по телу.

«Бред какой-то! Такого не бывает, – попытался я сам себя разубедить, – Нет, все-таки это просто случайность. Да и все умершие – не совсем молодые; а молодежь ведь там тоже была, но никто из них не умер. Если бы это была действительно какая-то мистика, проклятье, допустим, то ему, наверное, было бы по барабану кого убивать и в каком порядке».

Самовнушение не подействовало. Зато возникло сильнейшее желание напиться, а факт наличия водки рядом в холодильнике усиливал его. Еле справился с искушением.

Лег спать.

Глава пятая

Спалось крепко и долго. Бородатых стариков не снилось. Зато увидел во сне мое первое главное Разочарование, оно (она) было в образе Аси. Детали не сохранились в памяти, но сон был на удивление приятным.

В десять утра встал с дивана, натянул брюки, накинул рубашку на майку, чтобы шрамами на запястьях Асю не смущать. Сходил в туалет, умылся. Пришел на кухню.

– О, доброе утро, – встретила меня там Ася. Она сидела за столом, пила кофе, копалась в своем телефоне. Вид у нее был бодрый, не то, что днем ранее, даже румянец появился. Рядом, на соседнем стуле, сидел кот Маркиз.

– Доброе, – буркнул я в ответ и сел напротив нее.

– Ты храпишь, кстати, – сообщила мне Ася, улыбнулась.

– Не правда, – ответил я, зная, что иногда храплю, когда пьян или с похмелья; или когда нос заложен.

– Правда-правда, – подмигнула она.

– Это не я, а… Маркиз, – заявил я, указав на кота. Кот, услышав свое имя, отозвался, посмотрев на меня, затем отвернулся с презрением.

– Нет, Сережа, – продолжала Ася с деланной серьезностью, – маркиз всю ночь был со мной.

– Ладно-ладно, сдаюсь. Но это я специально храпел – злых духов отпугивал, – решил я бородато пошутить; подействовало: она звонко рассмеялась. Затем предложила мне яичницу на завтрак. Я согласился.

– Какие новости? – спросил у Аси, крутящейся у плиты.

– …С морга звонили, – после короткой паузы сообщила мне она, зашмыгав носом, продолжая стоять ко мне спиной, – Предварительная причина смерти подтвердилась. Завтра во второй половине дня кремация. Утром туда нужно будет ехать, некоторые вопросы решить.

– Понятно. От меня помощь какая-нибудь потребуется?

– Наверное, нет.

– Значит, предлагаю следующий план. Поскольку на церемонии прощания с твоим отцом мне присутствовать нежелательно…

– Почему? – не дала она мне закончить предложение.

– А ты подумай, какие мысли и домыслы могут появиться у друзей и родственников твоего отца, когда они увидят, что ты на похороны явилась в компании со зрелым мужиком, которого никто, кроме тебя самой, не знает. Зачем тебе лишние проблемы в виде слухов и сплетен?

– Мне, в принципе, это до лампочки, но как хочешь, – ответила Ася, при этом я понял, что на самом деле мой довод ее убедил, просто открыто с ним согласиться было бы неприлично с ее стороны по отношению ко мне.

– Так вот, слушай дальше. Я завтра утром уеду домой, за день-два соберусь, кое-что доделаю – и махну в Спаси один на своей машине. Разведаю там обстановку, попытаюсь решить вопрос с жильем, а ты уже после приедешь. Ты машину водишь?

– Нет.

– Тогда тебе правильнее будет ехать в Борисов или в Крупки, решим, куда лучше, а там я тебя уже встречу. Как тебе такой план?

– Нормальный. Наверное, так и поступим.

– Ты вообще как? Не передумала? – решил я уточнить, услышав некоторую неуверенность в голосе Аси.

– Нет-нет-нет! Ни в коем случае! – ответила мне она, – Я уже не смогу от этой затеи отказаться, даже если захочу. Просто мне страшно. И я не совсем понимаю, что мы там хотим найти, с чего начинать, вообще…

– А я уже кое-что придумал…

И я ей поведал о своем открытии в отношении того, что первая смерть произошла ровно на сороковой день после поездки ее отца с другом на рыбалку в Спаси.

– В общем, – подытожил я, – нужно будет выяснить, что там случалось восемнадцатого июля. Могу предположить, что именно тогда произошла первая смерть, о которой мы не знаем. В этом случае, и жертв – состоявшихся и потенциальных – становится в сумме девять; если это не так, то, возможно, именно я девятый.

– Вряд ли, – задумчиво произнесла Ася.

– Не исключено. И вообще, я хоть в это все и не верю, но, наверное, нужно будет пообщаться с каким-нибудь знахарем или хотя бы попом. В общем, с человеком сведущем. Я совсем от этого далек.

– Я тоже.

– Есть у тебя знакомые шаманы? – решил я немного ее развеселить, но не получилось.

– Нет, ни одного, – с абсолютной серьезностью ответила она на мой глупый вопрос.

– Жаль, у меня тоже. А кто ты, кстати, по вероисповеданию, если не секрет? – решил я поинтересоваться.

– Никто. Атеистка. Меня родители в религии не посвящали.

– И меня, – доложил я, потом добавил: – Бабушка хотела крестить, когда мне уже семнадцать лет было – я наотрез отказался…

Когда она приблизилась ко мне, подавая завтрак, я почувствовал еле уловимый запах спиртного.

«Ах вот откуда у нее этот румянец!» – воскликнул я мысленно. Резко встал, подошел к холодильнику, открыл его. Подозрение подтвердилось: водки стало незначительно, но меньше; однозначно меньше – у меня в этом деле глаз наметан.

– Ася, – с укором обратился я к ней, – Ну зачем ты это? Этим проблемы не решаются…

– Я знаю, прости, – виновато проговорила она, опустив глаза, – Я совсем чуть-чуть.

– Больше так не делай, пожалуйста. Это очень быстро в привычку входит. Особенно, когда втихаря выпиваешь.

– Не буду, обещаю.

Вид у нее был, как у ребенка, уличенного в проступке. Мне ее стало невыносимо жалко, захотелось обнять. Сдержался.

«И все-таки, – мысль посетила, – Особенно тяжело, когда тебе чего-то нельзя, но хочется этого значительно больше, чем тому, кому это можно».

– Ладно, – решил я сгладить ситуацию, – Ничего страшного, не оправдывайся. Лучше расскажи, какие планы на сегодня.

– Не знаю, – протянула она.

– Тогда, предлагаю тебе уже собрать некоторые вещи, я бы мог что-то прихватить уже, чтобы тебе потом легче было.

– Хорошо, я подумаю, что взять.

«Как же ее жалко, – крутилось в голове, – Она и боится, и стыдится, и грустит. И я еще тут, с нравоучениями своими. Вроде, правильный такой…»

– А у тебя, Ася, родственники какие-нибудь остались? – зачем-то я еще масла в огонь плеснул.

– У отца двоюродный брат в Молодечно.

– И все?

– В Казахстане, наверное, есть кто-то. Я даже и не знаю. Родители моей мамы от нее отреклись и категорически не желали общаться.

– Понимаю. Двоюродный брат отца, кстати, уже знает что произошло?

– Да, конечно. Приедет завтра с семьей.

Она была как в воду опущенная, отвечала на автомате.

– Ася, – не выдержал я, решил хоть как-то утешить, – Прости меня, если я что-то лишнее ляпаю…

– Да нет, Сереж, все нормально… – попыталась она вставить.