Контекст

При этом происходит одно из «чудес» психологического превращения –субъект «переводит» оправдание в обоснование. Казалось бы, определив для себя главное и тем самым устранив необходимость какого-либо обоснования будущих своих действий, субъект может просто действовать и пользоваться достигнутым результатом. Однако, по мере их совершения, он вновь и вновь обращается к контексту, каждый раз с его помощью обосновывая свои действия. Он не уверен в их правильности и постоянно сверяется с понятым смыслом. Обоснование это уже другая операция, которую субъект совершает с информацией о совершаемом и совершенном. Она связана с наделением своих действий смыслом в его соответствии с а) условиями ситуации и б) возможностями субъекта. При этом смысл как бы соотносится, примиряется с объективной реальностью и потому может весьма существенно трансформироваться под нее. И тогда и возникает это: «иначе нельзя, такова жизнь, суровая реальность, выше головы не прыгнешь и т.п.» Значимость смысла, его доминанта в принятии решения остается, но корректируется в зависимости от конкретной жизненной ситуации.

Это превращение протекает иногда просто и безболезненно, принося субъекту своеобразную психологическую индульгенцию – он уверен в том, что все его смыслы существования не нечто субъективное, им созданное, а вполне объективно обоснованное и закономерное, а он руководствуется знанием и пониманием этих закономерностей. Но в других ситуациях это происходит через «ломку самого себя», когда стремление сохранить принятые смыслы сталкивается с трудностью, а иногда, кажется, с их несовместимостью с реальными обстоятельствами времени и места. Однако субъект почти всегда производит, в той или иной степени, корректировку собственных смыслов, приспосабливая их к своим целям, с одно стороны, и условиям, с другой. Но, пожалуй, самое удивительное в том, что в результате эти смыслы остаются для него как бы вовсе неизменными, что позволяет субъекту считать себя цельной, последовательной, принципиальной личностью.

Обоснование своих действий обычно проводится «бесплатно» и с большим эффектом, т.е. субъект искренен, честен перед собой и ничем не жертвует, ничто не предает в себе самом ради такого обоснования. А сформированные им смыслы существования уже не только оправдывают, но обосновывают его решения. При этом природа смысла ничуть не меняется. Он остается результатом анализа информации, итоги которого соотносятся с представлениями субъекта. Причем из информации субъект чаще всего заимствует факты, идеи, события, поступки и т.п., которые подтверждают или опровергают его, уже сложившиеся, представления, убеждения, ценности. Вот только «бесплатность» обоснования когда-то оказывается иллюзорной. Довольно скоро субъект начинает чувствовать некоторый дискомфорт из-за … последствий от полученных результатов. И тогда оказывается, что те смыслы, которыми руководствовался субъект при принятии решения о действии, «не работают», не распространяются на последствия от этих действий.

Любые действия имеют свои результаты и последствия. Причем чаще всего субъект не просчитывает появление последствий, которые, так сказать, неприятно удивляют. И ему приходится объясняться прежде всего с самим собой, чтобы хотя бы отчасти понять, как же это произошло и почему он не смог предугадать такое развитие событий. На этом «цепочка превращений» – оправдание-обоснование-объяснение – прерывается, желаемо полным осознанием всего совершенного, причин, результатов и последствий. Однако следует констатировать – такое осознание встречается крайне редко, что становится одной из существенных причин дальнейших ошибок.

Другой принципиальной причиной возможных ошибок является отсутствие понимания – смысл происходящего отличается от его сути. Суть – главное в предмете или явлении, то, что «делает» этот предмет или явление именно этим предметом или явлением. Она не зависит от представлений субъекта, от особенностей его восприятия и понимания. Она неизменна и меняется вместе с предметом или явлением, становясь уже иной, новой сутью, т.к. подчиняется собственным законам существования и эволюции. А смысл «назначается» субъектом, он может быть обнаружен или быть незамеченным, а в предмете или явлении смысл для каждого может быть своим, индивидуальным. Более того, в зависимости от условий, субъект может в одном и том же предмете или явлении обнаружить то один, то другой смысл, которые в равной степени могут быть значимы для него.

вероятность прийти к определенным выводам при неопределенном восприятии сводится к нулю. Д.Юм

Конечно, субъект тешит себя уверенностью в том, что он и только он сам формулирует смыслы своего существования и потому с полным основанием может считать себя индивидуальностью, личностью, которая знает зачем живет. Разубедить его, впрочем, довольно просто. Вот только совершенно незачем. Иначе у него возникнет жутко гнетущее ощущение пустоты и бессмысленности своего существования или понимание того, что все его смыслы предложены и внедрены в его сознание и социальную практику другими, социумом. При этом субъекта никто не спрашивает, какие смыслы ему предлагать и предлагать ли вообще, как это делать и какой степенью свободы он будет при этом обладать.

Видимо, по умолчанию, считается, что в так называемом современном демократическом обществе субъект имеет право отказать от такого предложения и выбрать некий свой путь. Вот только замалчивается тот факт, что предложения смыслов исходят от социума начиная с момента рождения субъекта, когда он даже субъектом еще считаться не может. А в дальнейшем такие предложения становятся повсеместным и повседневным прессингом и не только психологическим, но и поведенческим, когда каждое действие и поступок каждого не только оценивается, но и награждается-наказывается, в зависимости от их соответствия уже установленным смыслам-ценностям социума. Да и сами предложения социума носят почти ультимативный, и по форме, и по содержанию, характер.

Социум действует на основании двух законов своего существования. Это, во-первых, закон «все или ничего», в соответствии с которым субъекту предлагается пакет взаимосвязанных смыслов, который он должен либо принять целиком, либо полностью отвергнуть. Иных вариантов у субъекта нет. Причем он уже знает, что последует за принятием того или иного варианта – социум будет отслеживать искренность принятия предложенного пакета смыслов и последовательно преследовать, в случае отказа от соответствия им. Да, у него есть возможность принять предлагаемое, но оставаться при своем мнении, как действует тот, кто отправляет малую нужду на улице и на указание подошедшего полицейского: «Убрать и прекратить!», убирает, а вслед уходящему шепчет: «Убрал, но не прекратил.»

В соответствии со вторым законом – «закон данности» – субъект контролирует содержание этого пакета смыслов. По этому закону социум никогда не борется за инновации в смыслах существования, но всегда отстаивает стабильность и определенность, что закреплено в государственных кодексах. В соответствии с этим законом социум регулирует любые попытки субъекта что-то изменить в содержании уже существующих и «работающих» смыслов.

Социум предлагает субъекту распознать смыслы своего существования, как бы выбрать те, которые он сочтет для себя наиболее приемлемыми. Этим социум подчеркивает свободу выбора субъекта. Считается, что только после подобного распознавания субъект может считать свое существование осмысленным. По крайней мере большинство думает именно так.

Именно распознаванием смыслов фактически и занимается субъект в предложенном ему социумом наборе, действуя аналогично станциям перехвата движущихся целей – «свой – чужой». Для этого субъект ищет соответствия между своими представлениями, ценностями, значимостями и тем, что предлагает социум. В результате он отбирает те смыслы, которые в максимальной степени соответствуют его собственным представлениям, называя их своими. Поэтому его набор смыслов в данной ситуации почти всегда в чем-то отличается от такого же набора у другого. Этим набором субъект и будет руководствоваться в своих решениях и действиях.

Так же субъект определяет и те смыслы, которые для него значимы «здесь и сейчас», всякий раз создавая иерархию смыслов для любой новой ситуации. При этом распознавание происходит из набора смыслов, которые уже у него сформировались, но каждая ситуация требует своей иерархии и доминирования соответствующих ей смыслов. Этим, в том числе, объясняется так называемая непоследовательность субъекта, который способен менять свое поведение, что зачастую вызывает у окружающих как минимум непонимание.

Как раз этот процесс распознавания смыслов, т.е. определение, из имеющихся и предложенных, смыслов, соответствующих условиям ситуации и целям субъекта, происходит в процессе интерпретации информации об этих условиях и собственных потребностей и целей. В результате субъект «обнаруживает» смыслы, которые в своем взаимодействии и формируют контекст. И только после этого контекст приобретает способность влиять на дальнейшую интерпретацию информации, тем самым участвуя в формировании новых контекстов. Подобный процесс приводит к локализации смыслов по принципу «здесь и сейчас», т.е. устанавливает взаимосвязь смыслов, которая кажется чем-то единым, управляющим субъектом. Это происходит автоматически, на основании взаимодополняемости и непротиворечивости отобранных смыслов субъекта, который неспособен длительное время пребывать в состоянии угрозы, неопределенности.

В результате локализации смыслов нейтрализуется тревога субъекта – он считает, что все стало ясно – как, что, зачем и почему надо делать, принимает решение и действует в соответствии со смыслами и условиями ситуации. При этом тревога выступает в качестве энергии этой локализации смыслов, которые… «обещают»; «обещают» «снятие» этой тревоги, если субъект примет эти смыслы и будет следовать за ними. Конкретным результатом локализации смыслов становится цель будущих действий, устремленность на достижение определенного предмета или состояния.

7. «Однозначный» контекст

существует ли бесконечность? И если «да», то какой в ней смысл для человека? А если нет этого смысла, то существует ли она для человека?

П.Сэлфинг

Похоже, награждая нас человеческим мозгом, «Бог», «природа» или «эволюция» забыли приложить к нему руководство по эксплуатации.

А. Уилсон

«Однозначный» контекст – мечта любого исполнителя власти. При его наличии никто не сможет понимать сообщение как-то иначе, чем положено. А, следовательно, и исполнять нормы этого контекста все будут одинаково, не вызывая сомнений и колебаний. Собственно говоря, всякое иное управление как бы отменяется и наступает «золотое время» всеобщего однозначного подчинения. Хорошо, что это возможно только в фантастических романах. И не потому, что человек и социум не способны на такое. Более того. Вполне способны. Вот только подобные однозначные контексты означают достаточно быстрое разложение такого социума, который становится элементарно не жизнеспособным. Социум переживал подобное. Была империя, в которой «никогда не заходит солнце», были «гениальные лидеры, которые никогда не ошибаются», «тысячелетний Рейх» и т.п. Существуют и сейчас такие однозначные контексты – «Америка превыше всего», «Вперед, Италия» и т.д.

Впрочем, не следует обвинять исполнителей власти в особом коварстве. В целом они, по-своему, заботятся о безопасности социума, которым пытаются управлять. Вот только, главная их задача в другом – сохранение себя во власти. И для этого они «идут навстречу большинства социума», создавая постоянные и «однозначные» контексты, которые они по вполне понятным причинам предпочитают называть «вечными ценностями». Даже понимание частью социума того, что ничего вечного не существует и это словосочетание является всего лишь красивым набором абстрактных, и уже поэтому непонятных, слов, ничего не может изменить – «вечные ценности» провозглашаются и начинают работать, становясь критерием для принятия решений, оценки этих решений и совершенных на их основании действий и определения наказания за них.

«Вечные ценности» конечно же всего лишь обозначение того контекста, который представляет собой набор взаимосвязанных смыслов, что только и позволяет использовать их в морализаторстве и повседневной социальной практике. За словами «добро» и «зло», «честь», «совесть» и т.п. «тянется» шлейф смыслов, большинство которых не является результатом понимания субъектом их содержания. Они внедрены в социально-этические построения субъекта на этапе его становления с использованием его веры и особенностей возрастного этапа его некритического восприятия действительности. В дальнейшем задача социума на всех его уровнях состоит в том, чтобы постоянно подкреплять этим смыслом как практикой самого субъекта, так и, в большинстве случаев, практикой его окружения.

«Вечные ценности» – эти вечные контексты – конечно же существуют. Или, по крайней мере, должны существовать… в качестве тех ограничителей субъекта, которые необходимы для его выживания. В отличие от смысла, суть таких ценностей является отражением объективных условий такого выживания, когда зло понимается как уничтожение жизни ради амбиций, наживы, порабощения и т.п., а добро – все то, что направлено на сохранение и поддержание жизни, на реализацию потенциала субъекта и подавление того, что противостоит существованию жизни. Однако превращение этих ценностей в смыслы, т.е. в контексты, превращает их в идеологические матрицы, использование которых связано, в основном, с управлением субъектом, сохранением его в рамках неких норм, которые могут быть придуманы и предложены социуму некой его частью, которую принято называть элитой. Однако всякое управление, которое задумывалось и начиналось как способность реализовать «вечные ценности», неизбежно превращается во власть, которую следует охранять и постоянно усиливать. Результатом этой «бесконечной власти» непременно станет диктатура контекстов, направленных на ее сохранение.

Все «однозначные» контексты – эти «вечные ценности» – созданы по одной и той же схеме и наделены одними и теми же функциями. Они –

– рассчитаны на длительный срок эксплуатации; один из наиболее типичных «однозначных» контекстов – «свобода», вот уже более 200 лет эксплуатируется и предлагается каждому в качестве особой ценности существования;

– однозначны в своем понимании; контекст «равенство» при элементарном анализе показывает самые разные результаты интерпретации, однако при пропагандистском использовании предполагается его всеобщее и одинаковое для всех понимание;

– не вызывают сомнения в своей абсолютной истинности; контекст «счастье» предлагается считать абсолютной истиной в существовании человека – «Человек рожден для счастья, как птица для полета» (В.Короленко);

– «позволяют» каждому себя интерпретировать, подтверждая «свободу» и «равенство» каждого; однако интерпретация «однозначных» контекстов осуществляется в строго ограниченном коридоре, который обязательно приводит к выводу о их ценности и истинности;

– провоцируют сомнение в своем содержании; «однозначные» контексты нуждаются в своей постоянной реанимации, результаты которой позволяют им оставаться «актуальными» и сохраняющими свое управляющее воздействие; продуцируя сомнения в своей ценности, «однозначные» контексты в итоге убеждают субъекта в том, что всякие сомнения «от лукавого» – контекст «права человека» при любой интерпретации не позволит субъекту отказаться от его прав;

– всегда совокупность смыслов, т.е. ответов на «вечные» вопросы – зачем?, почему?, как?, кто виноват?, что делать? и т.п.; субъект должен обнаруживать в «однозначных» контекстах практическую пользу для своего понимания действительности; контекст «совесть» – устаревшее (словарь современных слов);

– «подтверждаются» повседневной практикой применения, «доказывая» их значимость и истинность; это связано с очевидной достоверностью такого, например, «однозначного» контекста как «уважение человеческого достоинства», содержание которого настолько «очевидно» каждому, что вопрос о том: «Что это такое?», вызывает недоумение и … отсутствие вразумительного ответа.

Очевидная достоверность «однозначных» контекстов закладывается в сознание субъекта с самого раннего периода его формирования как личности, когда сначала семья, а затем и все более расширяющееся окружения, внушают ему «прописные истины», аргументируя их истинность традициями, мнением большинства, точкой зрения авторитетов и т.п. Героические исторические примеры, литературные образы, легенды и обычаи, и т.п. все работает на формирование этой очевидности вплоть до исключения какой-либо возможности у субъекта даже задуматься о состоятельности этих очевидных достоверностей. В конечном итоге, они таки формируются, становясь в своей совокупности «обоснованием» значимости и истинности «однозначных» контекстов.

Исполнители власти достаточно компетентны и осознают возможности использования «однозначных» контекстов для управления социумом. Конечно, формировать такие контексты и внушать их после того, как личность сформировалась, практически бессмысленно, однако существует возможность формировать, так сказать, «временные однозначные контексты», соответствующие особенно острым, кризисным моментам существования социума, когда стоит вопрос о его выживании и возможных направлениях его эволюции.

Исполнители власти могут использовать эту ситуацию и предложить социуму некий «временный однозначный контекст», который своим содержанием будет опираться на такую очевидную достоверность, которую никто даже не подумает опровергать. Типичным примером может служить такой временный «однозначный» контекст как «отечество в опасности», обычно провозглашаемый в ситуации возможного реального поражения социума в начавшейся войне. В рамках этого контекста исполнители власти считают себя в праве принимать самые различные государственные и социальные акты управления, игнорирующие все остальные «однозначные» контексты, которые, казалось бы, не могут быть отброшены.

8. Интерпретация

Вопрос о том, что управляет человеком – безысходная необходимость или неустранимое желание – по-видимому так и останется без ответа. … Впрочем, … Может быть это – безысходная необходимость неустранимого желания.

П.Сэлфинг

Если контекст есть главное, значимое, смысл в сообщении, то вполне очевидным становится вопрос о том, как определяется этот смысл? Или же он создается, формируется, определяется? И что является исходным материалом при таком определении смысла? И как это происходит?

Самым простым, но мало что дающим ответом может быть следующее – материалом для смысла является информация, а технологией – ее интерпретация. Но этого крайне мало. И начинать надо с простого вопроса – кому и зачем нужен контекст?

Существует два варианта ответа –

– это нужно субъекту, который с помощью определяемого им контекста собирается «понимать» содержание поступающих к нему сообщений,

– это нужно социуму, планирующему с помощью контекста управлять субъектом.

Субъект никогда не занимается определением контекста целенаправленно. Он определяет его параллельно с анализом сообщения и выделением в нем основных смыслов поступающей информации. Результат взаимодействия уже осознанных им смыслов и становится контекстом. Целенаправленно контекст разрабатывается профессионалами «под заказ» социума и предлагается всем для использования. И работа над такими заказными контекстами ведется постоянно, становясь одним из направлений по управлению социумом. При этом отбираются те смыслы, с помощью которых можно добиться наиболее эффективных результатов по воздействию на социум и устанавливается между ними взаимосвязь, результатом которой и становится контекст.

Следует сразу определиться, независимость субъекта при самостоятельном определении контекста (первый вариант) является ложной. Социум и в этом случае управляет действиями субъекта, предоставляя ему подготовленную информацию с акцентированным вниманием на те или иные смыслы, которые скорее всего и будут выделены субъектом для определения контекста сообщения.

Таким образом, и в том, и в другом случае, основой являются смыслы, содержащиеся в информации. Определение смыслов производится субъектом на основании соотнесения информации с собственными представлениями, убеждениями, знаниями, целями. Именно это соотнесение позволяет выделить то в информации, что полезно субъекту, что подтверждает его представления, может служить реализации его целей. В этом плане субъект абсолютно прагматичен. Информация, которая ему не нужна здесь и сейчас, почти полностью отбрасывается и остается только та, которая возможно представит интерес позже. Этот процесс происходит почти автоматически, субъект не прилагает каких-либо целенаправленных усилий по обнаружению такого соответствия. Можно даже сказать, что информация ищет сама себя на основании собственной комплементарности – соответствия и дополнительности.

При кажущимся избытке постоянно поступающей к субъекту информации ее всегда оказывается недостаточно для принятия решения. Но та информация, которой уже обладает субъект, имеет способность быть готовой к поиску и присоединению к себе новой информации близкой ей по содержанию. Это и есть комплементарность информации, которая не зависит от воли и индивидуальных особенностей ее носителя.

Для определения смыслов субъект подвергает интерпретации поступающую из различных источников информацию:

– о ситуации здесь и сейчас;

– о проблеме, с которой столкнулся субъект;

– о своих ценностях, представлениях, целях.

Информацию этих блоков субъект соотносит между собой, пытаясь «состыковывать» все это, с тем, чем он уже обладает. В абсолютном большинстве это происходит почти автоматически, как сопровождение процесса принятия решения или определения выбора реагирования. Причем интерпретация, как технология обработки информации, способна не только обнаруживать взаимосвязь информаций, но и устанавливать эту взаимосвязь, «вписывая» все новое в уже имеющиеся у субъекта контексты.

С помощью интерпретации субъект комбинирует и перекомбинирует воспринимаемую и уже имеющуюся у него информацию, работает с ней, отыскивает смыслы и «состыковывает» их в конструкции, обладающие новым содержанием и иной значимостью. Именно с этим связано наше удивление, когда мы обнаруживаем в высказываниях субъекта, в его реакциях нечто неожиданное, чего никак, казалось бы, не может быть в данной, вполне определенной, ситуации. Зачастую эта неожиданность как раз и определяется тем, что субъект с помощью интерпретации проявляет новые смыслы там, где нам самим их обнаружить не удалось.

Все то, что в новой информации «не вписывается» в существующие у субъекта контексты, он отбрасывает, даже тогда, когда ему предоставляются, казалось бы, неоспоримые факты. Именно в этой ситуации субъект заявляет: «Не верю!». И он действительно не верит, настолько информация противоречит его устойчивым и неоднократно подтвердившим свою истинность контекстам. Он считает, что этого «не может быть потому, что не может быть никогда».

Однако, чаще всего, субъект доверяет новой информации и склонен к определенным корректировкам уже сформировавшихся контекстов. В этом проявляется мобильность матриц интерпретации, способных приспосабливаться к различной информации в зависимости от ее убедительности. И это вовсе не обязательно связано с доказательностью, аргументацией новых сведений. Бывает значимой и форма подачи информации, форма сообщения и ее эмоциональная окраска. Это наглядно проявляется в рекламе, когда профессионально подготовленная информация способна убедить или переубедить субъекта.

При этом происходит ребрендинг контекста, который представляет собой формирование псевдонового контекста, образованного смыслами того контекста, по образу и подобию которого и формируется этот псевдоновый контекст. Это связано с адаптацией контекста к ситуации здесь и сейчас, и потому в нем ни количество смыслов, ни их содержание не меняется, но изменяется акцентуирование, выделяются иные моменты, которые предлагается считать более значимыми или даже решающими. И все же это не новый контекст, а контекст для данного времени и места, контекст исключительной ситуации. Он не может быть применен к каким-то иным практикам и действительно признается исключительным. Так может происходить при пересмотре совершенных преступлений, когда выносится оправдательный приговор вопреки четким установленным контекстам их интерпретации.

По количеству и частоте появления псевдоновых контекстов можно судить о зрелости или степени деградации социума. Это как раз та ситуация, когда повсеместно нарушается принцип «закон существует для всех» и для интерпретации преступлений, совершенных представителями так называемой элиты, постоянно прибегают к услугам псевдоновых, ситуативных контекстов, которые позволяют им избегать ответственности за совершенное.