Стакан

– Капитан Кнутмох ведь сказал, что впервые в такой шторм попал.

– Сказать-то сказал, да только я, знаешь ли, словам не шибко верю. Может твой Кнутомох каждый раз по полкоманды теряет, но помалкивает об этом, чтобы новую матросню не распугать.

– Веришь или не веришь – дело твое. Я и Селия сядем на этот корабль и поплывем через море, что бы ни произошло, – устав спорить, заявил Полулунок. – А ты, если хочешь, оставайся в Метрограде, будешь главным городским пугалом.

– Не кипятись, Халфмунушка, – Трехручка улыбнулся и приобнял Полулунка. – Зачем обзываешься? К чему спешишь? Я покамест от дальнейших наших славных приключений не отказывался. Просто обмозговать мне это дело нужно, взвесить все «не-а» и «ага». Давай так договоримся – ты хромай за своей ненаглядной Селией, а я к вашему возвращению приму решение. Тогда уж либо вместе по морям, да по волнам помчимся, либо распрощаемся по-братски, без обид и упреков. Идет?

– Хорошо, – подумав, согласился Халфмун. – Где и когда встретимся?

– Лучшее местечко – возле помоста, где Клопидор распинался. Приходите туда завтра пораньше, пока толпа не набежала. Там мы и встретимся, и разминуться не сумеем. До завтра, дружочек?

– До завтра, – Полулунок, морщась от боли, похромал прочь, но через несколько шагов обернулся. – Ты только смотри, аккуратнее тут, не вляпайся в какую-нибудь историю.

– Не изволь волноваться, Полулунушка. Я буду самим благоразумием. А сейчас прямо здесь благоразумно отдохну, – Трехручка подмигнул Халфмуну и улегся прямо на досках безлюдного причала. Он закинул руки за голову и принялся беззаботно насвистывать веселый мотив.

К гроту Селии в горах Полулунок добрался поздно ночью. Девушка спала, и когда Халфмун разбудил ее, ударила его по лбу большой сосулькой, которую держала под рукой.

– За что? – удивился Халфмун.

– А, это ты, – зевнула Селия. – Я думала, что на меня разбойники напали. Впрочем, можешь считать, что получил по заслугам за то, что на целый день бросил меня одну. Тут было невыносимо скучно.

В Метроград путешественники вошли на рассвете, но их путь до центра занял гораздо больше времени, чем рассчитывал Полулунок. Селия останавливалась возле каждого плаката, жадно разглядывала изображения, вслух с придыханиями читала надписи, цокала языком и то и дело отпускала комментарии, в духе «какая прелесть», «роскошно» и «блеск». Не меньший восторг у нее вызывали и прохожие в пестрых платьях со сложными системами клипперсов на головах. «Какой красавчик», «потрясающий мужчина» и «о, это аромат моей мечты» – говорила она, закатывая глаза.

– Селия, нам нужно идти дальше, иначе мы разминемся с Трехручкой, – людей на улицах становилось все больше, и Халфмун начал нервничать.

– Плевать я хотела на твоего уродливого лягушонка. Не мешай мне наслаждаться этой чарующей атмосферой.

– Если мы не поторопимся, то пропустим главное событие дня. Вот-вот на главной площади начнется церемония выбора самого красивого и модного из всех здешних модников и красавчиков.

– Что же ты раньше молчал, идиот? Немедленно веди меня туда, я обязана увидеть это! – Селия с такой силой толкнула Халфмуна в грудь, что тот едва устоял на ногах.

Когда Полулунок и Селия добрались до центральной площади, там уже собралось немало метроградцев, но путникам все же удалось подобраться вплотную к сцене.

– Где же Трехручка? Скоро тут бобру негде будет присесть, и мы не сможем друг друга отыскать, – крутя головой по сторонам, бормотал Халфмун. – Не иначе как снова нашел приключение на свой стакан. Надо было на пристани встречаться. И как я сразу об этом не подумал?

– Замолчи. Твое ворчанье портит лучший день в моей жизни, – цыкнула на него Селия.

Площадь стремительно наводнялась людьми. У сцены набилось столько народа, что стиснутым со всех сторон Халфмуну и Селии стало трудно дышать, но девушку это нисколько не беспокоило. Она взглядами пожирала окружающих метроградцев и улыбалась так, что Полулунок испугался, не лишилась ли Селия рассудка.

– Здррравствуйте, мои стрррастно обожаемые модники! Всем вам мои королевские чмоки! – на сцену выпрыгнул сияющий Клопидор Борщик. В этот раз он был наряжен в оранжевую кофту и изумрудную юбку, а на его голове красовался клипперс в виде пятнистой коровы, держащей в зубах орла с раскинутыми крыльями. – Я знаю, как тосковали и горевали вы все во время нашей разлуки. Но вот пришел час веселья и счастья, славные мои крошечки. Еще чуть-чуть, и всем вам откроется истина. Священная правда о том, как здесь и сейчас, в Метрограде, мировой столице моды, выглядит совершеннейшее из совершенных существ – главный МОД дня!

– Да! Я люблю тебя! – подпрыгивая и размахивая руками, прокричала Селия, ловящая каждое слово и каждый жест Клопидора.

– Иии… Понеслось! Король приступил к выбору, – Борщик стал пристально вглядываться в толпу. Затем он замер, закатил глаза и запрокинул голову, словно в экстазе, набрал побольше воздуха в легкие и завопил: – ДААА!!! На меня снизошел свет истины, и я готов разделить его с вами, мои кисло-сладенькие! Узрите совершенство, мои моднючие! Вот он – человек из серебра, золота и кристаллов чистейшей моды! Приблизься же ко мне, обладатель сверхъестественного вкуса, образец умопомрачительного стиля, главный МОД дня!

Перемахнув через плечи Халфмуна, на сцену залезло сверкающее существо с неестественно розовым цветом лица. Оно было одето в долгополый плащ, расшитый серебряными и золотыми чешуйками, густо обмотано блестящими цепочками и бусами, а его головной стакан скрывался за пышной композицией из цветов, кристаллов, радуг и белоснежных фигурок единорогов.

– Я люблю! Люблю ТЕБЯ! – на этот раз крик Селии был обращен к новоизбранному главному МОДУ.

– Странно. Как будто я его уже где-то видел, – сказал Полулунок, вглядываясь в розовое лицо модника.

– Это потрясающе. Ваш покорный король вынужден признать, что прежде не видел подобной прелести нигде, кроме зеркала, – проворковал Клопидор. – Скорее, скажи же свое имя, любовь моя.

– Меня зовут Трехстримегистратис, – гордо задрав нос, прогнусавил МОД.

– Глазам своим не верю, – ахнул Халфмун. – Это же… Трехручка!

– Как же он красииив, – простонала Селия.

– Великолепное имя. Оно услаждает мой слух так же, как твой вид ублажает мой супер взыскательный взгляд, лапочка, – Борщик захлопал в ладоши. – Мне не терпится услышать твою славную историю, Трехстримегистратис. Просто сгораю от любопытства. Не мучай же меня, искусник, расскажи, как ты пришел к триумфу неземного совершенства.

– Расскажу, Клопидорушка, будь спокоен, за мной не заржавеет. Только давай-ка в порядке исключительности немножко подправим сценарий твоего дивненького представленьица. У меня есть пара крохотных условьиц. Первое – сегодняшнего УРОДА выберу я. Второе – УРОДОВ сегодня будет сладенькая парочка. Идет?

– Ты хочешь подвинуть короля в его правах? Немыслимая дерзость! – Борщик побагровел. – Но, знаешь что, шалунишка? Мне нравятся такие нахалята-модники, которые твердо знают, чего хотят. Ты будоражишь мое воображение, лукавый бесенок. Пусть будет по-твоему.

– Эй, любезные метроградушки, подайте-ка к нам на помост вон того уродливого придурка с перевернутой рюмкой на голове и бабенку с осколками, что возле него жмется, – Трехручка ткнул пальцем в Халфмуна с Селией, и метроградцы проворно вытолкнули их на сцену.

– Ты что творишь? – Полулунок не мог поверить в реальность происходящего.

– Я люблю тебя, – Селия бросилась к Трехручке и сгребла его в объятья.

– Оттащите ее! И урода тоже попридержите, – взвизгнул Трехручка. Клопидор Борщик щелкнул пальцами, и четверо его подручных схватили Халфмуна и Селию.

– Так вот, история, значит, – Трехручка поправил клипперс, покосившийся из-за страстного нападения девушки. – Родился я в лучшем городишке на земле – в чудненьком Экстраполисе. Были у меня проблемки мелкие, пришлось Экстраполис быстренько покинуть, что очень печально. Потом я, как водится, много страдал, терпел всякое, обманывали меня на каждом шагу. Но этому всему пришел конец. Выгляжу я теперь супер, мега и ультра. Правда, Клопидорушка? В таком виде я вернусь в любименький Экстраполис, и ни одна ядерная дрянь рта не посмеет раскрыть, потому как я нынче красавчик из красавчиков, и все двери передо мной должны открываться на раз. Конечно, меня не узнают, но это-то как раз и хорошо, потому как нечего старье ворошить.

– Ооочень необычная история. Я полностью заинтригован, мой загадочный сердцеед, – протянул Борщик.

– Ах, да, чуть не забыл самое интересненькое рассказать. За то, что я весь из себя стильный, модный и упакованный, большущие спасибочки вот этим двум УРОДАМ. Как только я продал их в цирк уродов, мои мечтули сбылись – и приоделся на отличненько, и стаканчик наполировал, и от лишних ручек на нем избавился, а в качестве подарочка мне еще и мордочку напомадили.

– Трехручка, как ты мог? – воскликнул Халфмун.

– Ты, Халфмунчик, забывчивый, а я все отличненько помню – особенно, как вы с Бальтазарчиком меня надули. Говорил же тебе, лопушок, что один бой я могу проиграть, но война-то за мной будет.

– Браво, Трехстримегистратис, – зааплодировал Клопидор. – Двойная сдача уродов редко кому удается. Поистине, у тебя талант быть модным. А вы, УРОДЫ дня, расскажете, что толкнуло вас в пучину беспросветного неряшества и бездуховной серой внешности?

– Предательство товарища, – сквозь зубы процедил Полулунок.

– Люблю-люблю-люблю, – как в бреду, повторяла Селия.

– Надо же, даже главные УРОДЫ сегодня полны тайн и недосказанности. Сюрприз на сюрпризе, просто фестиваль сюрпризов. Продолжим же чествовать нашего миленького МОДА, а УРОДАМ, как я понял, пора на работку. Цирк уродов без УРОДОВ, что Метроград без МОДОВ, – Борщик рассмеялся и кивнул своим подручным. Те, не произнеся ни слова, унесли Халфмуна с Селией за кулисы и запихнули их в большой деревянный ящик.

– Люблю-люблю-люблю… э… а почему здесь темно и так тесно? Где мы?

– В коробке, отправляемся в цирк уродов.

– ЧТО?!

– Долго рассказывать. Трехручка нас предал и продал. Теперь мы цирковые уроды.

– Ты кого уродкой назвал, прыщ гнойный? Сам ты урод.

– Да, и я тоже.

– Ты вообще собираешься меня отсюда спасать или нет?

– Как раз сейчас я обдумываю план спасения. Если ты немного помолчишь, то, быть может, что-нибудь и придумаю.

– Сам замолкни. Все равно я с тобой не разговариваю.

Дно ящика откинулось, и пленники вывалились из него на устланный толстым слоем опилок пол. Оглядевшись, Халфмун увидел, что они с Селией находятся посреди арены, окруженной решеткой, а из зрительского зала на них пристально смотрит сотня хмурых метроградцев.

– Уважаемая публика! Цирк Таракаши Студня с гордостью представляет двух главных УРОДОВ Метрограда! – раздался раскатистый голос из-под купола цирка.

– Что ты собираешься делать? – прошептала Селия, затравлено озираясь.

– Пока что ничего, – Халфмун уселся на опилки, обхватил руками колени и опустил на них голову.

– А мне что делать?

– Присаживайся рядом, отдохни, – к удивлению Полулунка, Селия последовала его совету. Стоило девушке сесть, как она расплакалась. Халфмун обнял Селию, и та в ответ обвила руками шею юноши, спрятав влажное от слез лицо на его груди.

– Что-то они совсем не смешные, – послышался голос из зрительского зала.

– Они даже не уродливые, – добавил другой голос. – Обычные неряхи.

– У них и руки с ногами на месте, – крикнул третий.

– Надувательство! Таракаша Студень нас дурачит! Сам смотри на таких уродов, Студень! Это не цирк уродов, а уродский цирк! Верни деньги, Таракаша! Разнесем тут все! Разломаем! Сожжем! – гул голосов быстро нарастал и в считанные секунды превратился в рокот. Вскоре послышался треск и грохот – разозлившиеся зрители принялись отрывать сиденья от деревянных лавок и швырять их в решетку, огораживающую арену.

– Господа, господа! Прошу секундочку вашего драгоценного внимания, господа! – на арену через незаметную дверцу в решетке проскользнул маленький рыжий человечек с густыми бакенбардами. – Произошло досадное недоразумение! Займите свои места, и в продолжение нашего сногсшибательного представления вы увидите то, что не забудете никогда в жизни!

– Только попробуй нас обмануть, Таракаша! Если будет очередная дешевка, тебе и твоему цирку конец, Студень! Давай свое супер представление! Живее! – пошумев еще немного, зрители стали понемногу успокаиваться.

– Сейчас! Одно мгновение! – крикнул Студень в зал, после чего, впившись глазами в Селию с Халфмуном и указывая трясущейся рукой на дверцу, яростно зашипел: – Вон отсюда, немедленно, и чтобы я вас двоих здесь больше никогда не видел.

Как только Селия и Полулунок покинули цирк, на арену из-под купола свалился голый зеленый человечек с розовым лицом.

– Что ты себе позволяешь, Таракаша? Мы заключили сделку! Так дела не делаются! Эй, ты меня слышишь? – верещал человечек, размахивая кулаками.

– Приготовьтесь, господа! Убедитесь, что вы крепко сидите на своих скамьях. То, что сейчас откроется вашим взорам – зрелище не для слабонервных! – разнесся над залом голос Студня. – Встречайте! Гроза Северных гор, кровожадный, беспощадный и неимоверно уродливый властелин ночи и сумрака – неумолимый Ррааоеуын!

– ДААА!!! – восторженным хором грянули зрители.

На арену рядом с человечком, шумно хлопая кожистыми крыльями, опустился гигантский монстр с петушиной головой и двумя извивающимися змееобразными хвостами.

– Н-н-но Кратис ведь убил тебя, – пятясь от чудовища, пробормотал человечек.

– Не все так есть на самом деле, как о том думать мог бы кто-то, – ответил Ррааоеуын.

– Т-ты м-меня съешь?

– Не ем людей теперь отныне и вовсе, верный слову данному.

– О, так ты меня не убьешь. Чудненькая новостишка, симпатюля!

– Распотроши его! Порви на ленточки! Задай уродцу! – неистовствовала публика.

– Не съесть человека – суть одно, и одно то не то же есть, что не убить его. Довольны зрители должны остаться, чтобы доволен Ррааоеуын был тем, как за работу отблагодарят его тушей говяжьей.

– Постой, дружочек. Я что-то ничегошеньки не понял. Давай-ка не будем торопиться, обсудим все спокойненько, а? – вжавшись спиной в решетку, пролепетал человечек. Ррааоеуын же вместо ответа широко раскрыл усаженный частоколом длинных острых клыков клюв и издал громоподобный рев.

14

Обнимая дрожащую Селию, Полулунок повел ее к пристани. Красоты Метрограда и метроградцев больше не восхищали девушку.

– Страшный, сумасшедший, лживый город. Пожалуйста, давай быстрее уйдем отсюда, – прижимаясь к Халфмуну, шептала девушка.

– Не уйдем, а уплывем. Нас ждет роскошное морское путешествие. Тебе ведь нравится море?

– Мне уже ничего не нравится. Я просто хочу оказаться где угодно, только не здесь. Ты видел, как на меня смотрели те ужасные люди в цирке? Я была для них словно животное. Нет, даже не животное, а пустое место. Как будто бы моя молодость и красота ничего не значат. Меня хотели казнить в родной Виргинии и в Иероманополе, кинули в тюрьму в Объединенной Конфедерации, похитили и чуть не съели кутси, обозвали уродиной в Виноградной Долине, едва не проткнули копьем в лагере среднегорцев, но при всем при этом ко мне относились как к человеку. Здесь же… они уничтожили меня, те безразличные самодовольные взгляды. Я хочу забыть их раз и навсегда, как кошмарный сон.

– Бедная девочка, ты забудешь, очень скоро забудешь, потому что все наладится и не будет повода вспоминать о плохом. Видишь, какой прекрасный корабль стоит у причала? – Халфмун пальцем показал на «Мускуландию», гордо возвышающуюся над волнами. – На нем мы поплывем через море дальше на север.

– Да, он и правда красив, – согласилась Селия.

– О, какой приятный сюрприз! – воскликнул капитан «Мускуландии», когда Халфмун и Селия поднялись на борт клипера. – Приветствую тебя, Халфмун Полулунок, и вас, очаровательная юная леди. Меня зовут Гульдар Кнутмох, но я буду польщен, если вы станете называть меня просто Гуля.

– Здравствуйте, Гуля, – улыбнулась девушка. – Я Селия Кардиган из Виргинии.

– Какое нежное, звонкое и женственное имя. Оно так и просится в сонет. Нет – в поэму, никак не меньше!

– Вы, Гуля, наверное, всем девушкам такое говорите.

– Только вам, Селия Кардиган, и да разразит меня гром, если я лгу. Слова мои идут от чистого сердца, которое истекает горячей кровью от того, что его пронзила стрела вашей красоты.

– Простите, Гуля, но… – вмешался в разговор Халфмун.

– Для тебя я господин Кнтумох, сынок, – осадил его старик.

– Господин Кнутмох, случилось так, что Трехручка решил остаться в Метрограде. Я же в свою очередь полон решимости стать матросом на весь срок плавания до Мускуландии и добросовестно выполнять любые ваши указания. Также смиренно прошу вас позволить деве Селии совершить это путешествие. Ручаюсь, что она будет полезной и прилежной работницей.

– Вздор, – Гульдар замотал головой. – И речи быть не может о том, чтобы леди Селия чем либо утруждалась на моем судне. Слово капитана таково, что прекрасной деве надлежит стать почетной гостьей «Мускуландии», истинным украшением нашей неотесанной мужицкой команды, музой и вдохновительницей. Вы согласны, Селия, душа моя? Умоляю, не мучайте меня, дайте свое согласие.

– Это так мило, Гуля. Конечно же, мой ответ – да.

– Великолепно. Селия, вы осчастливили старика, – Кнутмох поклонился девушке, галантно поцеловал ее ручку, после чего гаркнул: – Свистать всех наверх, канальи! Праздничное построение!

На палубу шустро выскочила дюжина рослых плечистых бородачей. В мановение ока они выстроились в шеренгу и застыли, выпятив мощные груди колесом.

– Сегодня мы приветствуем на борту восхитительную Селию Кардиган, которая, хвала небесам, любезно согласилась стать гостьей на нашем клипере, парни.

– СЕЛИИ КАРДИГАН УРА! УРА! УРА! – грянул стройный хор мужских голосов.

– А этот молодой человек – Халфмун. В ближайшем рейсе он будет матросом, – капитан кивком указал на Полулунка.

– ПРИВЕТ ХАЛФМУН – отчеканили члены команды.

– Вольно, парни, – скомандовал Гульдар. – У кого-нибудь из вас есть вопросы?

– Господин Кнутмох, можно я сочиню песню для леди Селии? – спросил один из бородачей.

– А я хочу написать ее портрет, – заявил второй. – Разрешите?

– Стихотворение! Симфонию! Высечь из мрамора! – вразнобой загалдели остальные моряки.

– Тихо, ребята, – прикрикнул на них Кнутмох. – В свободное время – не возбраняется. А сейчас готовимся к отплытию. Расчетное время два и три четверти часа. Леди Селия, с вашего позволения давайте прогуляемся по кораблю, и я вам все покажу и расскажу. А ты, Халфмун, держись с парнями и мотай на ус, что к чему.

Моряки разбрелись по кораблю и принялись разматывать оснастку, поднимать паруса и осуществлять иные приготовления к плаванию. Полулунок направился к ближайшей мачте, но его остановил голос капитана.

– Халфмун, ты почему хромаешь?

– Не обращайте внимания, господин Кнутмох, это пустяки.

– На своем клипере я решаю, что пустяки, а что нет. Наш корабельный врач Енси Труткнехт займется тобой. Если матрос нездоров – он ненадежен, а ненадежный моряк представляет опасность для себя, всего экипажа и судна.

Полулунок готовился к тому, что во время плаванья ему придется работать на износ, карабкаться по мачтам под ледяным дождем и пронизывающим ветром, таскать тяжеленные бухты канатов и до изнеможения драить палубу. Однако доктор Труткнехт, осмотрев и ощупав ноги Халфмуна, заявил, что любые физические нагрузки ему категорически противопоказаны на срок не менее недели. Капитан Кнутмох распорядился, чтобы Полулунку выделили отдельную каюту, где бы тот мог спокойно выздоравливать под чутким надзором Енси Труткнехта. Халфмун только и делал, что лежал на койке и смотрел в иллюминатор, за которым днем бескрайнее серое море сливалось с серым небом, а по ночам все заливала непроглядная беззвездная темень. Единственным развлечение для Полулнка стали разговоры с Енси, который трижды в день приходил к нему, чтобы наложить компресс на подвернутую ногу и сменить повязку с заживляющей мазью на ушибленной голени.

– Скажи, Халфмун, леди Селия твоя невеста? – как-то раз спросил Труткнехт.

– Хочется думать, что это так, – ответил Полулунок. За все время, что он лежал в одиночестве, Селия ни разу не удосужилась проведать его.

– Повезло тебе, дружище, – завистливо вздохнул лекарь. – Береги ее – не девушка, а настоящее сокровище. В жизни не видел лица прекраснее, чем у нее. Фигура – самый сок! Ее бедра – о, они сводят меня с ума.

– Но-но, полегче.

– Да, прости, – Енси задумчиво почесал широкую мускулистую грудь. – Это ради тебя она разбила свой стакан?

– В каком смысле, ради меня?

– Ну, когда девушка решает, что готова к серьезным отношениям, она разбивает головной стакан. По крайней мере, так происходит у нас в Мускуландии.

– Странный обычай, – хмыкнул Полулунок. – В моих краях считается большой неудачей повредить стакан. А в тех местах, откуда Селия родом, стакан девушке разбивает законный муж.

– Мускландцам на девчонок с целыми стаканами даже смотреть нельзя. Пока девушка стакан не разобьет, она ребенком считается. Зато если стакан разбит, то сразу понятно, что женщина созрела для замужества и материнства.

– А ты никогда не задумывался, что стакан можно разбить случайно по неосторожности?

– Не-а, – Труткнехт пожал мощными плечами. – Я ж сам совсем еще пацан, мне много думать не полагается.

– Ты – пацан? – удивился Халфмун. На вид Енси был раза в два его старше, а в густой черной бороде и на висках здоровяка виднелись серебристые нити седины.

– Конечно, – подтвердил Труткнехт. – Взрослым мужчина становится после свадьбы, а я пока что холостяк. Правда, хочется уже и чтобы жена была, и с детишками нянчиться. Не всю же жизнь по морям мотаться, как мальчугану неразумному.

– Получается, что у вас вся команда – мальчуганы?

– Так и есть.

– И даже капитан Кнутмох?

– Все моряки холосты. Взрослому мужчине на корабле не место. Он должен по дому и хозяйству хлопотать, детей воспитывать и о жене свой заботиться, чтобы она ни в чем нужды не знала и была окружена всеми возможными удобствами, роскошью и любовью, – Енси мечтательно прищурился. – Наш капитан неплохой человек, но… хорошие жены на дороге не валяются. Поэтому смотри, Полулунок, не упусти Селию.

– Уж как-нибудь постарался бы не упустить, – проворчал Халфмун, живо вообразив, как в этот самый момент Гульдар рассыпается перед Селией в многословных комплементах, а та благосклонно хихикает и кокетливо отводит взор. – Только ты же сам запретил мне с койки вставать. Долго мне еще в этой каюте безвылазно мариноваться?

– Не сердись, дружище. Не я же тебе ноги выкрутил, – Труткнехт похлопал Полулунка по плечу. – Думаю, завтра ты можешь выйти и прогуляться по палубе. Немного размять ноги и глотнуть свежего воздуха тебе не повредит, но от серьезных нагрузок пока следует воздерживаться.

На следующий день Халфмун встал с койки. В ногах чувствовалась слабость, но боли больше не было. Держась за стены, он покинул каюту и поднялся на палубу. Пройдя вдоль борта, на носу корабля Полулунок увидел Селию и капитана Кнутмоха.

– Гигантский кальмар опутал своим щупальцем грот-мачту и пополз прямо на меня. Я рванулся к нему навстречу, намереваясь всадить кортик прямо в глаз чудовища – налитый кровью шар больше моего роста в диаметре. Но кальмар оказался проворнее – одним свободным щупальцем он сделал мне подсечку, ловко сшибив с ног, а другим молниеносно обвил руку, в которой я сжимал оружие. Огромный зазубренный клюв монстра распахнулся в сантиметре от моего лица, и меня обдало зловонным дыханием смерти, – оживленно размахивая руками, рассказывал Гульдар.

– Что же было дальше? Умоляю, Гуля, рассказывайте, не томите меня.

– Вся жизнь пронеслась у меня перед глазами. Я мысленно попрощался с кораблем и командой, потому как шансов против глубоководного зверя у меня не оставалось. Единственное, что омрачало мой последний, как я тогда думал, миг – это осознание того, что я погибну не в геройском поединке, а стану закуской для моллюска-переростка.

– Какой кошмар! – Селия закрыла лицо ладонями. – Так как же выходит? Кальмар съел вас?

– Что вы, душа моя, разумеется, нет, – Кнутмох улыбнулся, демонстрируя два ряда крепких белых зубов. – Открыв клюв, кальмар, к моему изумлению, не перекусил меня пополам, а заговорил. «Досточтимый господин, – сказал он, – приношу свои искренние извинения за причиненное беспокойство. Вторгнуться на ваше судно меня заставила дурная страсть. Я не могу жить и чувствовать себя комфортно, не выкурив хотя бы раз в месяц добрую трубку. При этом в среде моего обитания имеются определенные проблемы с тем, чтобы раздобыть табак. Не будете ли вы так любезны и не угостите ли меня? К тому же, я не прошу давать мне табак даром. Надеюсь, такой обмен покажется вам равноценным и справедливым». Произнеся это, кальмар выпростал ко мне еще одно щупальце, в котором был зажат поросший водорослями и ракушками сундук. Зверь ослабил хватку, сундук упал на палубу, раскрылся, и из него во все стороны брызнули золотые монеты.