Минус всей моей жизни

Именно поэтому Женя так уповала на алтайский санаторий, поэтому намеревалась откладывать всю оставшуюся от выплаты кредита часть зарплаты, чтобы вместе с родителями успеть накопить нужную сумму до следующего сентября… Ничто не было более важным в ее жизни сейчас, кроме этого.

Полина потянулась через стол и схватила яблоко, откусив, ровно так же, как и ее старшая сестра, почти половину.

– Нет, не испугалась. Со мной были мама, папа и Женька, так чего бояться? – философски изрекла малышка с набитым ртом и пожала плечами, но тут же крепко вцепилась в руку Игоря и возбужденно заголосила:

– Ига, Ига, пойдем, ты мне поможешь построить конюшню для моей лошадки Патрисии? Пошли, пошли, пожалуйста, пошли, Ига!!! – она соскочила со стула и принялась что есть мочи тянуть ухмыляющегося парня за руку, а тот вздохнул и обреченно, но не без доли самодовольства, посмотрел на Женьку:

– Ладно, идем, Пулька, да не тяни ты так, оторвешь мне руку и сделаешь капитаном Крюком на всю жизнь… Помой посуду, Женька, окей? – он встал и, хитро улыбаясь, быстро бросил через плечо, позволяя маленькой даме увести себя:

– Давай, не кисни, Зябликова, привыкай обслуживать по первому требованию и высшему разряду…

– Ах ты!.. – шутливо возмущенно замахнулась на него Женька кухонным полотенцем, но Игорь только захохотал и, подхватив подмышку звонко взвизгнувшую Полю, быстро скрылся за углом.

Женька недобро покачала головой и еще немного потрясла кухонной утварью вслед единственному другу-жгучему юмористу конца девяностых, но тут же остыла, особенно после того, как услышала из гостиной новый грозный бас отца:

– Да что вы раскукарекались, малышня??? Цыц, я сказал, цыц, цыц еще двенадцать минут! Эх, из-за вас имя того мыльного популизатора-центрального арбитра прослушал!.. Ну что вы за люди, дети?!?

– Популизатор, популизатор!!.. – тут же раздался довольный голос Полины из спальни, и Женька прыснула, а крик мамы из третьей комнаты окончательно поставил точку в расшумевшемся на ночь глядя балагане заезжих артистов:

– Эдик! Сколько раз говорила: не ори гадости на весь дом! Дети слышат! И повторяют! Если Женьке уже поздно внушать, то Полину мы все еще можем спасти! Каждый день одно и то же…

Звуки пылесоса возобновились.

Глава 2. «Плюс»

Квартира Зябликовых. Половина восьмого утра.

– «Ах, за что меня бросили в подвал?

Разве ж это я денежки украл?

Я ведь не такой, я ведь не злодей!

Никогда не крал деньги у людей!

Кто это все придумал, кто оклеветал меня?

Ах, ну кому чего плохого в жизни сделал я?

Разве что кошек палкой по двору любил гонять.

Но не со зла, а так чтоб время было чем занять.

Было чем время занять!

У каменной стены, на сырой земле

Молча я сижу и тоскливо мне.

Палкой по спине получил вчера,

Шлепнули меня буд…»

Женская рука, показавшаяся из-под темно-бордового одеяла, схватила мобильный телефон и слепым нажатием на одну-единственную кнопку прекратила душещипательные, с примесью отчаяния и гнева, обрамленные волшебными звуками гитарных рифов и барабанной стукотни излияния солиста всеми известной панк-рок группы.

– М-м-м… А предыдущий дяденька на твоем будильнике мне нравился куда больше… – протянул сонный голос Полины с другой стороны комнаты, и Женька, с трудом разлепив глаза, выкарабкалась из плена своего теплого и уютного одеяла, чтобы посмотреть на сестру.

В комнату уже пробивался сине-серый дневной свет очередного пасмурного сентябрьского утра, совершенно никак не помогая в бодром самочувствии открыть глаза и, так сказать, с новыми силами ринуться в бой.

Фиалковый, заспанный взгляд Жени прошел по темно-серому ламинату на полу, где в беспорядке валялись детали от конструктора, книжки, детские школьные тетрадки и остатки вчерашнего «лошадиного приюта», который Поля и Игорь строили из обувных коробок и Полиных кофт, любезно выпотрошенных из шкафа рядом с Жениной кроватью, прошел по компьютерному столу (естественно, с компьютером, подмигивающим желтым глазом на нем) у окна, зеркалу с туалетным столиком у противоположной стены и, наконец, остановился на кровати, отразив каштановую пышную массу, рассыпавшуюся по подушке, одну тоненькую голую ножку, свесившуюся с кровати, и груду белого, с голубыми бабочками одеяла, заботливо припрятавшего под собой все остальное.

– Это который? – зевая, спросила Женька. – Тот, что пел про бомжа и тот неоспоримый факт, что все мы, его истинные братья, должны спасти его обленившуюся до крайней степени, проспиртованную душу и набить ему на халяву желудок едой, ради которой все остальные люди батрачат с утра до вечера на работе, надсаживая горбушку?

Поля хихикнула и повернула голову, посмотрев на сестру. Ее лицо разрумянилось со сна, и Женька вдруг вспомнила, что сегодня ночью у нее, в кои-то веки, не было приступа. Ее улыбка, словно воздушный десерт с кусочками фруктов, сразу поднял настроение Женьке на несколько градусов.

– Не-е-е… Хотя и эта была тоже прикольная! – задумчиво рассудила Поля, потянув руки вверх. – Я про ту, где дядька поет о сердце…

– О сердце?

– Ага… Сейчас, подожди, как же там?.. – Полина смешно закрыла один глаз, вспоминая, очевидно, текст той самой песни, а потом вдруг резко села в кровати, одернув смявшуюся, хлопчатобумажную сорочку, и, откинув волосы с лица, воскликнула:

– Вспомнила! – она набрала полную грудь воздуха, будто собиралась надуть воздушный шарик, и, что есть дури, заголосила на весь дом:

– «Свобода, свобода, так много, так мало ты нам рассказала, какого мы рода… Ни жизни, ни смерти, ни лжи не сдаешься, как небо, под сердцем в тоске моей бье-е-ешься!!!»

Женя захохотала, особенно после того, как Поля сделала такой акцент на последней длинной ноте, и в ту же секунду услышала нервный стук в стену рядом с собой.

– Дурында ты, Полька, это разве «о сердце»? – смеясь, проговорила девушка. – Спела ты, конечно, шикарно, только вот у твоего пения образовался один побочный эффект, и этот эффект уже долбится в стенку, недовольный своей жалкой, лишившейся тридцати минут сладкого сна, жизнью! А между прочим, – Женя села и откинула одеяло, тоже явив миру такую же хлопчатобумажную сорочку, как у сестры, – мне с ним еще на авторынок ехать.

Полина громко захохотала и, вприпрыжку соскочив со своей кровати, подлетела к Женьке и принялась мощно долбить по стене за ее спиной и верещать:

– Ига, Ига!!! С добрым утром тебя, Ига!!!

Устроив секундную тишину, девчонки с хитрыми глазами переглянулись и одновременно приложили ухо к стене. Мгновение – и с той стороны раздался обреченный стон. Захохотав, они хлопнули по рукам, едва услышав сквозь веселье, как отворилась дверь их комнаты и на пороге показался папа в домашней футболке, спортивных штанах и тапочках, отбросив внушительную тень от электрического света из коридора на добрую половину комнаты.

– Я так понял, будить вас не надо. – философски изрек он, посмотрев на дочерей строгими карими глазами. – Поля, одевайся, я отвезу тебя в школу, только в темпе, в темпе, мне еще нужно сюда вернуться: Женька с нахлебником собрались машину покупать, и им тюкнуло по мозговитым головушкам сделать это именно сегодня. Ну? Поля, живо, живо! – с хлопком «поподгонял» он младшую дочь, которая недовольно сморщила нос, бросив взгляд на сестру, но все же нехотя поплелась к шкафу.

Эдуард Петрович внимательно проследил за ней пристальным взглядом и перевел суровые глаза на Женю:

– Тебя, между прочим, тоже касается. Чтобы в девять стояла в коридоре, обутая, одетая, с наштукатуренным лицом, а не наполовину зарытая в вытряхнутом из шкафа многокилограммовом тряпье, все понятно, Женька?

Женя закатила глаза и показала отцу язык. Тот пригрозил пальцем непослушной дочурке, но усмехнулся сквозь усы и вышел, оставив дочерей одних копошиться в своей одежде.

Ровно в девять часов компания, состоящая из папы, Жени и Игоря, загрузилась в не новый, но начищенный до блеска, без единого намека на пыль «Фольксваген Гольф» умиротворяющего серебристого цвета и, не спеша (вообще-то, они спешили, но городские улицы, разжившиеся к этому часу многокилометровыми пробками, явно думали иначе), двинулись на другой конец города, где и располагался Главный авторынок подержанных автомобилей.

Денег на новый у Жени и ее семьи, конечно, не было, но девушка была совсем даже не против обзавестись хоть и стареньким, но верным дружком на колесах, чтобы наконец перестать болтаться в холодных трамваях, мечтая поскорее оказаться в стенах своего пункта назначения, и не заниматься «вымаливанием» ключей у отца, каждый раз слушая длинную нотацию на тему правильного вождения среди «обнаглевших остолопов» нашего города, которые «таращатся куда угодно, только не на дорогу».

– Ремень, дочь! – приказал отец, сурово глянув на Женю в зеркало заднего вида. Игорь хихикнул, а девушка попыталась безуспешно отстоять свои права:

– Ну, пап! Я же на заднем…

– Женька! Сейчас домой пойдешь! Ремень, кому говорю! – повысил голос Эдуард Петрович, и дочь с недовольным стоном подчинилась, а карие глаза в зеркале перекочевали с девушки на развеселого Игорька и тут же сообщили:

– А ты, нахлебник, что, дорожной сумкой решил прикинуться? Давай, давай, не ленись, каши-то вон сколько у нас съел, а ручки-то все хиленькие, даже какой-то автомобильный ремень натянуть не могут!

Игорь удрученно вздохнул и тоже щелкнул ремнем, а Женя, достав пудру и зеркало, мстительно проговорила:

– Хе-хе.

– Поехали. – сообщил Эдуард Петрович, процитировав первого человека, вышедшего в открытый космос, и нажал на газ, одновременно добавляя звук на магнитоле до сверхзвуковых частот. Папа Жени считал, что в машине самое важное – это аудиосистема, и ездить без музыки, выталкивающей из ушей барабанные перепонки, категорически не желал.

Вот и сейчас, поплыв на волне местного радио «Тростник», Женька преспокойно завершала свой макияж, стремясь достигнуть совершенства: сегодня ее первый рабочий день, и она должна быть на высоте.

Игорь внимательно оглядел светло-персиковую строгую блузку с элегантной стеклянной пуговицей у горла, черную юбку до колен, облегающую бедра, кожаные модные сапоги с широкой голенью и высоким, толстым каблуком и черное, приталенное пальто, которое сейчас было расстегнуто, давая возможность лицезреть все предметы тщательно выглаженного гардероба подруги. Рыжие волосы пышными кудряшками по-прежнему беспорядочно спадали на ее плечи и лоб, создавая пушистую, объемную шапку вокруг ее нежного, веснушчатого личика, а светло-сиреневые тени и малиновая помада довершали образ деловой Жени, неустанно пытавшейся запрятать веснушки под толстый слой пудры.

Ухмыльнувшись, Игорь наклонился к Жене и сквозь грохот музыкального сопровождения прокричал ей в ухо:

– Оставь жалкие попытки, Зябликова! Все равно каждый на твоей новой работе начнет общение с тобой с уточнения факта реальности твоих фиолетовых глаз, подкрепляя свои предположения идиотскими догадками на тему контактных линз, пластических операций, пересадок роговицы и тому подобного… Кроме богатенького кретина по имени «директор», конечно. – добавил он, снова пытаясь заглушить шум популярного скрипичного оркестра. Женя недоуменно посмотрела на него, а Игорь усмехнулся и подмигнул:

– Такие, как известно, выше пятой точки глаз не поднимают, а значит, шанс, что он, хотя бы случайно, поразится до глубины… хм… души необычным цветом твоих глаз, со всей скорости стремится к нулю.

Женька раздраженно пихнула его под локоть и прокричала ему в ухо ответ:

– Успокойся, Сторожев! Не твоя и не моя забота, куда будет пялиться этот директор, главное – я должна выглядеть максимально прилично, это раз, – она загнула один палец, – по-деловому строго, это два, – второй палец, – и просто классно! Это три. – третий палец. Женька ярко улыбнулась. – Вот три кита, на которых держится успех умной женщины! А со всем остальным, включая пару сотен очумелых вопросов на тему моих глаз, я уж как-нибудь справлюсь!

Она подмигнула закатившему глаза любителю добавить ведерко дегтя в лужицу меда и замолчала, снова занявшись пудрой.

Какое-то время опустевшие от невозможности производить мысль в таком грохоте головы были наполнены лишь страдальческими, но при этом не забывающими быть блатными, хрипами какого-то шансонье, жалующегося на недостаток любви в воровском притоне, да еще похлопыванием Эдуарда Петровича по кожаной отделке рулевого колеса в такт, поэтому Женя и Игорь просто смотрели в окно, на стоящие в соседних рядах автомобили, где водители находились на разных стадиях кипения от порядком разыгравшейся на их нервах пробки перед шоссе, ведущего в центр города.

В салоне становилось душно, поэтому Женя не стала драть горло в безуспешной попытке докричаться до отца, ушедшего с головой в музицирование, и передать ему просьбу включить кондиционер, а просто открыла окно. До ее уставших от блотняка ушей вдруг долетел голос кавказской принадлежности, раздававшийся из соседнего тонированного «Ауди», от всего сердца вещавший:

– «Лада-седан… Баклажан… Лада-седан… Баклажан…»

Женька прыснула, а Игорь тут же оживился:

– А что? Женька, может, это знак? Тот понторылый из «Ауди», возможно, подсказывает тебе верную дорогу! Купишь себе старую добрую «десятку», милого сиреневого цвета, это твой цвет, кстати! И дело с концом? Сэкономишь тысяч двести, на путевку Поле останется всего ничего накопить…

Женя захохотала, насмешливо посмотрев на друга:

– Сам ты «знак», Игорь! Только не судьбы, а «въезд запрещен», в простонародье – кирпич. А бесплатное дополнение в качестве отвертки к этому чудесному представителю отечественного автопрома прилагается? Ну, чтобы я могла ее на каждом светофоре завести?.. Не смеши меня, Сторожев, на путевку Поле я и так накоплю, а вот приезжать на работу с двухчасовым опозданием мне как-то не улыбается. Где-то там ждет меня моя «ласточка»… – мечтательно протянула девушка и высунулась в окно, вдыхая холодный утренний воздух.

– Чтоб ты знала, «ласточкой» в свое время как раз и называли «представителя отечественного автопрома». И вообще – кто сказал, что «десятка» не может быть «ласточкой»? – все гнул свою линию Игорь, угрюмо посмотрев на Женю, но дискуссию прервал Эдуард Петрович меткой и весомой фразой:

– Или подпеваем, или молчим в тряпочку, слышите?

И гипоаллергенный «Фольксваген» вновь погрузился в оркестровую яму по самую крышу, уничтожив последние мысли из мозгов пассажиров.

Даже в столь ранний час авторынок уже кишмя кишел как продавцами, то тут, то там перехваливающих процентов на девяносто своих железных коней, так и покупателями, ползающими между рядов и вокруг автомобилей кто с растерянными и глубоко задумавшимися лицами, а кто и с самым знающим выражением в глазах, торгующиеся до последней капли бодрости в их сердцах и теле. Доехав без приключений и почти не оглохнув, Эдуард Петрович, Игорь и Женя прогулочным шагом продирались между автомобилями всех возможных марок, цветов и размеров, придирчивым взглядом окидывая как «железных коней», так и их хозяев, с той же железобетонной упертостью не желавших скидывать цену.

– Эй, брат, бери, недорого отдам, почти не битая! Коробка – шик, самый умный в мире «робот»! – вещал с акцентом какой-то тип кавказской национальности, похлопывая рукой по старенькому, притихшему «Пежо»-универсалу, стоявшему с таким печальным видом, что Жене даже показалось, будто от грусти его фары потускнели и поникли.

– Не проходите мимо! «Нексия», почти новая, кузов – в идеале, всего-то семь годков, летает, как зверь! Можно обмен, можно в кредит, любые условия! – кричал с другой стороны толстый, лысый мужчина с румяными щечками и огромным животом, вываливающимся из-под потрепанной кожаной куртки.

– Нет. Нет. Нет. – коротко, но жестко отвечал Эдуард Петрович всем желающим поскорее избавиться от своего автохлама за очень неплохие деньги, ведя за собой Игоря и Женю к той части авторынка, где торговали не новыми, но приличными «иномарками».

– Почти не битая, почти не крашенная, почти не езженная, почти заводится, а с толкача – так все сто раз из ста… – хмыкнула Женька, с любопытством глядя вперед, туда, где пестрели более новые и более дорогие иностранные автомобили. – Какая-то странная политика у этих торгашей – с помощью антирекламы толкнуть свои машины за бешеные деньги…

Игорь ухмыльнулся.

– Ничего странного, Женька. Они-то думают, что делают своим колымагам комплимент.

Ребята расхохотались и продолжили внимательно всматриваться в, так сказать, предложенный ассортимент.

Прошел почти час с тех пор, как они вошли на территорию рынка, но как ни старались Эдуард Петрович на пару с Игорем склонить девушку к более-менее приличным вариантам, она упрямо качала головой и продолжала змейкой бродить вдоль рядов, внимательно приглядываясь к въезжающим в ворота автомобилям.

– Женя, ты вредина. – бурчал папа, уже порядком устав отбиваться от назойливых продавцов и их «привлекательных» цен, шагая теперь уже не впереди, а следом за девушкой, и мрачно переглядываясь с таким же недовольным Игорем и его «Дартом Вейдером», таращившемся на прохожих с темно-красной футболки, выглядывающей из-под серой куртки с высоким воротом. – Если тебе ничего не нравится, тогда поехали домой. Приедем потом еще раз, может что и…

– Нет, нет, папочка, я чувствую, она должна быть где-то здесь! – упрямо отрезала Женя, горящими глазами в десятый раз оглядывая те же, что и пять минут назад, автомобили.

– Говорю же, давай купим тот «Хендэ», и дело с концом! Не такой уж старый, двигатель 1,8 литра, коробка – автомат! Будешь летать на нем, как птица над городскими крышами! – широким жестом махнув рукой в подтверждение своих слов, с умоляющими нотками в голосе проговорил Игорь.

Женя вздохнула. Ну ничего-то они не понимают! Мужчины…

– Может быть, Игорек, но я его не хочу. Сердце у меня на твой «Хенде» не дрогнуло, понимаешь? – все еще сияющими ожиданием глазами девушка посмотрела на друга, и тот ворчливо усмехнулся:

– Сердце у нее, видите ли, не дрогнуло… А если оно вообще ни на одну машину не дрогнет, тогда что? Ночевать здесь останемся? Палатку разобьем? Чур я сплю в двойном мешке. – поспешно уточнил он, а Женя хохотнула.

– Придурок! Ладно, еще пятнадцать минут походим и, если ничего не найдем, то уе…

Она осеклась и остановилась, замерев и чувствуя, как звонко заколотилось сердце, а в душе что-то приятно и радостно сжалось, посылая всем органам тела мелкую дрожь.

– Чего «уе»? А, Женька? Жень? Эй!!! Ты что?? – окликнул ее Игорь, наткнувшись на ее резко затормозившую спину, но Женя слышала его сквозь пелену помех.

На территорию рынка въехал маленький «Опель» ярко-желтого, канареечного цвета и, моргнув белым, мягким «ксеноновым» светом, как бы призывая девушку к себе, остановился через несколько рядов от нее.

В ушах Женьки зашумело, и она, умирая от радости, рванула, что было сил, туда, к ней, той самой машине, о которой она мечтала в своих снах, той самой «ласточке»…

– Быстрее, быстрее, за мной! – крикнула Женька папе и Игорю, которые недоуменно наблюдали за ней, пытаясь понять, куда она так быстро уносится, успешно лавируя в толпе и не замечая ничего вокруг, а Женя точно знала – вот она, ее машина…

Подлетев к «Опелю», не успевшему даже мотор выключить и остынуть, она восхищенно потрогала капот рукой, расширенными глазами разглядывая обычный, далеко не новый, желтенький автомобильчик, будто он был слит из цельного золотого самородка, а подошедшие Эдуард Петрович и Игорь лишь недоуменно и насмешливо переглянулись:

– Эта блоха? Ты что, Зябликова, сдурела??? – шокировано поинтересовался Игорь, а папа нахмурился:

– Дочь, она какая-то ненадежная… Посмотри, какой тонкий металл! Да еще желтая… Что за идиотский для машины цвет??

– А девочкам нравится. – вдруг заявил из-под опустившегося со стороны водительского сиденья окна голос, принадлежавший маленькой, тоненькой женщине-блондинке с коротко остриженными волосами, красными, как бывший флаг СССР, губами, и живыми голубыми глазами. Она с улыбкой посмотрела на отключившуюся от земного мира Женю, медленно расхаживающую вдоль автомобиля с таким видом, будто у нее с ним разговор по душам, а затем, легко выпорхнув из, пока еще, своего авто, продемонстрировав тоненькую фигурку в облегающем сером платье и сапоги без каблука до колен, подошла к Эдуарду Петровичу и Игорю.

– Здравствуйте. – мило и спокойно поздоровалась она.

Женя вдруг снова стала различать звуки. Удивительное дело: почувствовав рукой гладкий, лакированный металл этого «Опелька», ей показалось, будто он тоже трепещет от радости встречи с ней, будто она всю жизнь ездила именно на этой машине и только ее представляла рядом с собой…

– Ласточка. – тихо и ласково шепнула автомобилю Женя и подлетела к хозяйке, округлившимися глазами, полными оживленного огня, посмотрев на нее:

– Сколько? Сколько стоит? Сегодня можем переоформить?? А можно внутри посидеть???

Женщина рассмеялась и кивнула:

– Садитесь, конечно! Вот это да! Никогда не думала, что найду покупателя через секунду после въезда на рынок!

Пока Эдуард Петрович и Игорь расспрашивали все об автомобиле, придирчиво разглядывая его снаружи, засовывая головы под днище, в багажник и капот, Женька уселась на водительское кресло и, вдохнув запах кожи и тонкого, цветочного ароматизатора, взялась за руль.

Внутри нее все пело и танцевало: она с любовью оглядела приятную панель, гладкую, округлую, удобную, такую, что хотелось смотреть и смотреть на нее, потом легонько прошлась пальцами по кнопкам на руле, ощущая дикий трепет в груди, и оглядела тесный, но такой уютный серый салон с обтянутыми велюром и кусочками кожи креслами, не имея сил сдержать улыбки.

Пассажирская дверь отворилась, и рядом с Женей плюхнулся Игорь, с трудом сложив свой длинный организм так, чтобы не тереться макушкой об потолок машины.

– Зябликова, а ты вообще в курсе, что этой «ласточке» скоро стукнет восемь лет? – с надеждой на спасение подруги из желтого плена проговорил Игорь, оглядываясь.

– Ну и что. – беспечно отмахнулась Женя, разглядывая кнопки на панели.

– И тебя не смущает, что заднее крыло начинает гнить?

– Неа. – мечтательный ответ.

– А тот факт, что для того, чтобы залезть в это детище автопрома, нужно отстегивать голову и, по возможности, ноги?

– Ну, твоя черепушка, я смотрю, все еще на твоих плечах, раз продолжает сыпать глупостями. – хмыкнула девушка, пересаживаясь назад и продолжая восхищенно таращиться по сторонам.

Игорь покачал головой.

– У нее двигатель – 1,2 литра! Будешь ползти, как улитка, а вес этой жуколицы ты знаешь? На каждой кочке подлетит так, что тебя из окон верхних этажей многоэтажек ловить смогут!

– Кочки, так уж и быть, объеду, а гонять, как болид «Формулы-1», я и не собиралась. – упорствовала Женька.

– А эта дырка в чехле? – Игорь сунул палец в протертое место на водительском сиденье и злорадно посмотрел на девушку. – Такое чувство, что ее кто-то пропер…

– Ой, только без туалетного юмора! – вскинув руку, остановила его Женя и улыбнулась. – Игорешечка, можешь не стараться, я все равно ее куплю, понимаешь? Она – моя, я ее ждала, ясно тебе? – Женька подмигнула раздосадованному другу и весело проговорила:

– Пойдем, договоримся о купле-продаже.

Через пятнадцать минут, обсудив все самые важные моменты касательно окончательной цены и переоформления договора в собственность на Евгению Эдуардовну Зябликову, а также в очередной раз послушав нытье Игоря по поводу «самой неудачной и невыгодной сделки века», а также ворчание отца на тему того, какая у него, все-таки, «неумная и беспечная дочь, не заботящаяся ни о своей безопасности, ни о безопасности других, когда эта банка-склянка выползет на дорогу под ее предводительством», Женя и милая блондинка по имени Юлия условились на том, что они прямо сейчас поедут в ГАИ для постановки автомобиля на учет и составления договора купли-продажи, так что Юлия преспокойненько нырнула в свой, правда теперь уже лишь на оставшиеся двадцать минут, автомобиль, а счастливая, как Дед Мороз после окончания новогодних праздников, Женька и мрачные, как будто их заставили поесть сушеных тараканов, Игорь и Эдуард Петрович поплелись к «Фольксвагену» на парковку перед рынком.

Однако, еще не успев подойти к автомобилю, Женя почуяла неладное, когда увидела, что выезд с парковочного места их машине перекрыл мощный зад новенького, гладкого и блестящего, темно-синего, словно ночное небо, «Ниссана Экстрейла».

– Ну и что за безмозглый идиот поставил сюда свою телегу? – недовольно и раздраженно проговорил папа Жени, подходя к «Фольксвагену» и оценивая на глазок возможность выползти в небольшой просвет, оставленный между задним бампером «Экстрейла» и соседствующей рядом машиной. Сообразив, что придется ждать водителя, он еще больше посмурнел и нахмурился.