CCP

Особо они любили задать полковнику каверзный вопрос: «Что делать, если начнется атомная война?» На что старый вояка без тени улыбки регулярно ответствовал следующим образом: «Лечь на живот и крепко держать яйца!»

… – С горохой! – хмыкнул Цукер.

– У них пьют пиво с вареным горохом, – постарался избавить Сурена от дальнейшей лингвистической экзекуции Виктор. – Только где его взять? И где сварить?

– Проблему нашли, – воздел к потолку указательный палец правой руки Сурен. – Я в гастрономе вчера видел. Сварить… Вон на этаже общая кухня, там электроплита здоровая, как в столовой. Бери, вари.

– Можно подумать, мы всю жизнь только и делали, что варили твою «гороху», – упрекнул соратника Арег. – Как варить? Что добавлять? Асумес – эли (Говоришь…)…

– Если вы мне скажете где этот узун – ахмах (длинный дурак – тюрк.) прячется, я сварю, – предложил сделку Сурен.

– Как только узнаем, Суро-джан, сразу скажем , – заверил Цукер, оживляясь от пьянящей перспективы. – Хеч чи мтацес (Не бери в голову). Сколько там, казначей-джан, общих денег осталось?

– Есть пока, – был немногословен Сурик, он же – держатель «общака» (перед началом практики друзья внесли в фонд ССР взносы в размере месячной стипендии – 40 руб.).

– Тогда давай червонец, пожалуйста, керосинку покупать будем, – почти как в «Джентльменах удачи» изрек Цукер. В общем, мы, втроем, за пивом, а ты – за своей «горохой».

Примерно через час гранфаллонцы вернулись с трофеями.

– Только не торопите меня, – воздел к потолку указательный палец Сурен. – Долгое дело. Гороху сперва замочить надо, потом …

– Лав – эли! Ты что будешь всю неделю свою «гороху» варить? – оборвал его Цукер, устремив свой указательный палец в сторону гастрономовского ящика, в котором красовались 20 бутылок «Жигулевского». – Гижа, ара!

Спустя несколько минут они уже расположились в личных кроватях с «Жигулёвским» в руках.

– Хорошо-то как Вася!– куда-то в потолок умиротворённо произнёс Цукер.

– А я не Вася!– умиротворённо в свою очередь изрёк Виктор.

– А, всё равно хорошо!– продолжил традиционную перекличку Арег.

– Ещё бы баб несколько, было б ещё лучше,– традиционно завершил Виктор.

– Самим пива не хватит, ну их, баб этих,– не согласился с ним Цукер.

Был ли секс в СССР?

Следует заметить, что будто в ответ на гнусные утверждения недругов социализма об отсутствии в СССР секса, эсэсэровцы рассматривали проблему отношений между полами, не избегая диалектического материализма. И не только рассматривали, но и с первого же семестра, встав на ударную, как говаривали в ту достойную пору, вахту, вносили достойный вклад в дело разрушения сей нелепой басни, безусловно, порочившей честь и достоинство резидентов 1/6 части суши.

Секс в стране Советов, конечно же, имелся. Кому как не славным эсэсэровцам было судить об этом: на весь курс из 78 человек лишь 8(восемь!) парней! «Филоложечки», как их игриво называли соратники, очаровательные, как правило, создания в мини-юбках, утомленные лингвистикой, а также штудированием произведений русских и армянских классиков литературы, посвящали свои тревожные будни отнюдь не только лишь анализу глубины творчества А.П.Чехова или Ованеса Туманяна.

Ничто человеческое им, факультетским гехецкуи, было не чуждо.

А потому нетрудно догадаться с какими далеко идущими намерениями на филфак иногда наведывались студенты какого-нибудь мехмата или физфака! Причем нередко визитеры (вот уж что в СССР было точно – так это протекционизм и блат во всем и везде) прибегали к дружескому посредничеству эсэсэровцев с просьбой привести на вечеринку сокурсниц. И следует особо отметить, что удовлетворение такого рода просьб страждущих собратьев по храму науки стало для членов сообщества едва ли не делом чести.

Избалованные вниманием прелестных сокурсниц соратники, таким образом, являлись на какую-нибудь очередную лекцию, ощущая себя едва ли не султанами в серале…

Справедливости ради нужно заметить, что при этом от превратностей учебно-воспитательного процесса, так и норовившего всячески омрачить их упоительное бытие, соратники всё же не были застрахованы. В список золотых легенд ССР вошла история о том, как Виктор был подвергнут обструкции преподшей по древнерусскому языку.

Как-то раз на лекции соратник, устроившись с симпатичной кареглазой блондинкой за последней партой в огромной аудитории, принялся срывать цветы любви (нынче это зовется на западный манер петтингом), не обращая никакого внимания ни на пожилую даму, всякое повидавшую на своем педагогическом веку, ни на остальной окружающий мир, в том числе, нимало не заботясь о необходимости вести конспект.

Минут 20 (двадцать!) спустя, когда терпение профессорши порядком истощилось (нужно заметить, что при поцелуях и страстных объятиях, а также иных безнравственных действиях, несовместимых с учебно-воспитательным процессом, парочка испускала громкие стоны, разносившиеся по всей увлечённо строчащей конспекты аудитории), она с сардонической улыбкой сделала предававшимся петтингу эпохальное замечание: « Воркуете, голубки!..», после чего до того хихикавший поток (70 студенток и 8 студентов) разразился, наконец, громким и недоброжелательным хохотом.

Нужно ли говорить о том, что в результате данного нетактичного замечания петтинг был забыт и парочка вынуждена была отдаться учебно-воспитательному процессу?!

Следует заметить, что рассматривая превратности, связанные с осуществлением учебно-воспитательного процесса, как неизбежное, под стать очередям в магазинах или толчее в городских автобусах, зло, Виктор достаточно быстро утешился и в дальнейшем уже на основы советской педагогики посредством петтинга не посягал.

Нужно также заметить и что славные обаятельные эсэсэровцы уже в первом семестре научились пользоваться своим привилегированным (султанским) положением, почти как деятели партии и правительства причитавшимся им по рангу спецобслуживанием. Так, Арег, беззастенчиво, если не цинично, эксплуатируя большое и чистое чувство, которое к нему испытывала хрупкая и нежная однокурсница, повадился водить к ней на ужин всю компанию. В честь данных культурных мероприятий Виктор, перефразируя некую песенку безнравственного содержания, даже разразился следующими виршами:

« Армишка, милое созданье!

Спешим к тебе мы на свиданье!

Если в доме горит свет,

Значит, дома папы нет!

Чап – чарап– чарап – чарели!»

Надо ли говорить, что суть воспетого свидания сводилась к быстрому освобождению чужого (особо при этом свирепствовал алчный Цукер) холодильника от излишков дефицитных продуктов?

– А что делать?– пытался бывало оправдать свои и соратников неблаговидные действия лучший футболист гранфаллона. – Бедному студенту всегда хочется кушать

Фыстана, Фыстана…

В скорбном молчании Сурен, захватив с собой кастрюльку, пакет с горохом и бутылку пива, ушел на кухню, располагавшуюся в противоположном крыле их второго этажа.

В его отсутствие жизнь в комнате, населённой исключительно эсэсэровцами, вошла было в обычное русло, а именно, под звон гитары послышалось пение Арега: «Тише, люди, ради Бога, тише…», как вдруг с улицы донёсся крик: «Тхек! Дзер мот инча катарвум (Ребята, у вас что там происходит?)?»

– Потерпевший вонц вор экав (как будто бы пришёл), – прервав песню, отреагировал Арег, а Цукер, по пояс высунувшись в окно, уже общался с соратником: – Больш, у нас пиво есть. Поднимайся, Суро ушел «гороху» варить…

Очень скоро, дробно цокая деревянными на босу ногу сабо, в комнату вошел «душа».

– Сабо где оторвал? – удивился Виктор.

– Махнул не глядя, – отмахнулся потерпевший. – А, негодяи, пиво дуете?!

Взяв бутылку из ящика, он достал из кармана мятый фунтик с фисташками, бросил его на стол и приговаривая: «Фыстана, фыстана, кер пупулэт хастана!» («Фисташка, фисташка, иди ко мне, чтоб члену не было тяжко!»), стоя, не усаживаясь на личную кровать, принялся за пиво. Сделав добрый, в полбутылки, глоток он, наконец, спросил: «Какой горох?»

– К пиву. У них в Кировабаде…, – начал было объяснять Арег…

– … Хорошо хоть у вас, в Степанакерте, тутовку, а не пиво с «горохой» пьют …,– прервал его беглец.

После неискреннего пассажа, посвященного «тутовке», «душа» невольно поморщился и икнул, вспомнив свой прошлогодний вояж в Нагорно-Карабахскую автономную область, в гости к Арегу, где его, как дорогого гостя, увы, систематически потчевали данным не вполне им любимым крепким и духовитым напитком. Кстати, именно в доме родителей Арега состоялось незабываемое знакомство «души» не только с запрещенной в Союзе самогонкой, но и с другом семьи Видади, азербайджанцем с большой душой и не менее большим животом. Видади, что также очень не понравилось Вардананку (потомку древнего рода, некогда давшего государству армянскому самого знаменитого спарапета), подверг сомнению справедливость его эсэсэровского прозвища, нагло заявив: – Эти ти Балшой? Нэт, эти я Балшой!– многозначительно при этом погладив свое необъятное брюхо.

Нужно заметить, что именно после волнующего знакомства с Видади, отличавшегося крайней прожорливостью вкупе с непомерным употреблением тутовки, Большой стал непроизвольно частенько использовать в своих речах азербайджанский акцент.

…– А почему с «горохой»?

– Так Сурик сказал. Сурик пошел варить.

– Пока он сварит, пиво кончится, – оценил ущерб, нанесенный гастрономическому ящику Большой. – Вы времени не теряете. Ладно, пускай варит, а я пивка попью и попозже пойду в лес соловьёв слушать.

– Соловьи, соловьи, не тревожьте … , – подражая популярному эстрадному исполнителю, напел известную песню Цукер и как-то резко спросил : – И с кем ты соловьёв собрался слушать? Девочку снял?

– Какие здесь, в горах, девочки? – лукаво улыбаясь, отмахнулся «душа». – Один. Пойду. Под утро, говорят, соловушки так поют, так заливаются!

– Врёшь, нехороший человек, – не согласился Виктор. – Какой сумасшедший один ходит соловьёв слушать?!

– Я, – ткнул себя в грудь огромным кулаком Большой. – Я хожу. Пойду, послушаю – эли…

– Ладно, ну его к … к соловьям, ребята, – сказал всегда полный разнообразных безнравственных идей Цукер. – А мы пульку распишем!

– Кому «преф», кому соловьи, – примирительно изрек «душа», затем закинул в рот несколько фисташек и со словами: «Фыстана, фыстана, кер пупулат хастана»,– взялся за очередную бутылку.

– А почему ты нас не приглашаешь? – почти обиделся по своему обыкновению весьма позитивно настроенный в отношении романтических приключений Виктор. – Может мы тоже желаем соловьёв послушать!

– Ара, ты что забыл нашу поговорку: «Кто с Большим пойдёт, тот в большое г… попадёт!»? – мгновенно напомнил ему Арег. – Пускай сам идет своих соловьёв слушать. Гна, Вард –джан, гна (Иди, дорогой, иди!)!

Действительно, подобная поговорка имела хождение в сообществе и родилась она в результате многочисленных ковбойских похождений недруга тутовки со товарищи. Примечательно, что все без исключения похождения оканчивались плохо. В лучшем случае – дракой.

Среди свежайших было следующее. Дело в том, что романтическая душа Большого не менее, чем приключения, любила разнообразных гехецкуи. Следует заметить, что обладавший харизматической внешностью и бархатным баритоном, а также хорошо игравший на гитаре, знавший к тому же множество лирических песенок, Большой легко кадрил ереванских красавиц. Стоило ему только взять в руки родную «шестиструнку» и …

Но вот, что характерно, мамы будущих невест, всегда, в отличие, конечно, от самих невест, почему-то относились к нему резко отрицательно. Одна из мамаш особо достала Большого, высказавшись по телефону в том духе, чтобы он «бродяга и мерзавец, и думать не смел об её дочери».

Не такой человек «душа», чтобы простить обиду. А посему, раздобыв где-то армейский взрывпакет, способный пустить на воздух небольшое подразделение тещ, он принялся действовать. В обязанности выбранного им в качестве ассистента Виктора входило несение боевого дежурства у дома будущей тещи и выбор подходящего момента для проведения акта возмездия.

Когда операция входила в завершающую стадию, т.е. всё, кроме потенциальной тещи, было подготовлено, самый рассудительный из соратников – Арег, прослышав об акте возмездия, забил тревогу. Как водится, в «Крунке» был собран президиум «СС-«Р». После церемониального распития энного количества бутылок «Жигулевского», проходившего под стрекот радиорепортажа с какого-то очередного пленума ЦК КПСС, президиум постановил акт возмездия отменить. Цукер по этому поводу высказался кратко: «Гижен!» – покрутив указательным пальцем у виска. Сурен как всегда грязно выругался, воздев указательный палец к потолку сего достойного питейного заведения. Арег, глядя на разом помрачневших Большого и Виктора, давясь и багровея от хохота, вынес общий вердикт: – Пусть живёт! Тёща – тоже человек!..

Кто играет семь бубен?

… Залпом осушив бутылку и крякнув от удовольствия, Большой хлопнул себя по животу, отозвавшемуся барабаном судьбы, и сказал: – Ми пашлы!

Едва только дверь за «душой» затворилась, Цукер призвал соратников к порядку: – Пуля – не свидание! За стол не опаздывают!

Сам он уже восседал за круглым столом, находившимся в центре комнаты, расчерчивая тетрадный листок. Рядом с Цукером ждала своего часа и почти новая колода карт.

– Ну что, раз – пас? Проигравший ставит пиво? – привычно спросил Цукер и после того, как остальные согласно кивнули, принялся сдавать.

За игрой, а очень быстро все трое слегка «поднялись в гору», они напрочь забыли и о Большом, и о Сурене, и о горохе, как вдруг раздался зычный голос борца-классика, неслышно открывшего дверь: – Сволочи, опять в преферанс играют, а я им гороху вари!

– Во-первых, – на мгновение оторвав взгляд от своего карточного веера во всемогущей левой длани, сказал Цукер, – не опять, а снова.

Затем, вернувшись к игре, он бросил партнерам: «Семь бубен», и добавил: – А, во-вторых, ты же сам, Суро-джан, взялся «гороху» варить. И потом ты же в «преф» не катаешь. Об чем базар?

– Валер! Кто играет семь бубен, тот бывает п…! – напомнил ему Сурен, хоть и не игравший сам, но часто сиживавший рядом с соратниками в ходе карточных баталий, а потому знавший кое-какие преф-прибаутки.

– Хочу тебе напомнить, Суро, – невозмутимо ответил Цукер, продолжая брать одну за другой взятки на козырях, – про наш уговор. О Большом.

– Что, знаешь где он?

– Знаю. В лесу. Соловьев пошел слушать. По-моему, не один, а с какой-то красоткой.

– Не один, не один, – в один голос подтвердили оставшиеся без вистов Арег с Виктором.

– Ах он … ! – грязно выругался борец-классик. – Что я ему лесник что-ли, за ним по чащобе гоняться?! Ничего, спать захочет, придёт, куда денется?

– Не придёт он, – все так же продолжая игру, ответствовал Цукер. – Будет ночью соловьев слушать, сказал. Не один, по-моему.

– Не один, не один, – вновь подтвердили Виктор с Арегом.

– Ладно! – рубанул рукой воздух Сурен. – Мы подождем!

– Ну что ты, Сурик, кипятишься, остынь, – попытался успокоить соратника Виктор. – Вот не придет к нему его гехецкуи, считай, он и наказан. Присядь лучше, пивка попей. Нашел на кого обижаться: Большой – он и есть Большой … Тут дела у меня такие, а ты о своем. Обизон, – удрученно адресовал он партнерам. – Уф-ф-ф, пики, пики…

– Обизон! – понимающе переглянулись Цукер с Арегом, сверившись с записью.

– Прикуп, прикуп, – ворчал тем временем ростовчанин, открыв две заветных карты.

– Две червы – не одна черва, – сочувственно изрек неслышно подошедший к « ломберному» столу Сурен.

– Да. Особенно, если обе маленькие, – безрадостно резюмировал Виктор.

– Бросай «без двух», – посоветовал ему Сурен, оглядев из-за его спины небогатый набор карт.

– «Без трех»! – рьяно потребовал Цукер. – Только «без трех»!

По утверждению современников, прижимистость или, попросту говоря , жадность единственного блондина в сообществе – Цукера, вошла в число основных легенд «СС-«Р». Любую просьбу он воспринимал едва ли не как личное оскорбление, а привычная во время префа фраза: «Валер, дай сигарету» (друзья знали, что Цукер никогда не садится за пулю без парочки лишних пачек в потайных – сколько их было! – карманах пиджака) традиционно удостаивалась неизменного ответа: «Свои надо курить!»

Правда, если уж партнеры-соратники были уж очень в горе, а Цукер очень при вистах, он мог, сменив гнев на милость, выдать обреченному на поражение одну-две сигареты второсортного «Раздана», демонстративно при этом попыхивая классным «Салютом».

Особенно был обижен на Цукера борец-классик.

Как-то раз Цукер пригласил их с Виктором к себе домой отведать грибного супа, который замечательно варила мать Цукера – столбовая дворянка, выжившая наперекор диктатуре пролетариата, репрессиям и даже последующему развитому социализму.

– Никому из наших ни слова! – выдвинул условие Цукер. – Супа не так много. И приходите с утра, пока предков дома нет.

По такому случаю Сурен с Виктором и думать забыли о лекциях: шутка – ли, Цукер расщедрился на угощение?! И следующим утром отправились, прихватив по бутылочке винца, к жадному эсэсэровцу.

– Наливайте сами, не маленькие, – распоряжался в просторной кухне Цукер. – Вон –кастрюля, вот – половник. Только – немного, не нажираться пришли!

Обиженный Виктор зачерпнул лишь пару половников, зато Сурен в знак протеста наполнил свою тарелку доверху.

При виде такого нахальства Цукер выскочил из-за стола и заорал благим матом: – А ну, сволочь, отлей половину!

Сурен в ответ лишь непримиримо покачал головой. Тогда Цукер попытался выхватить тарелку из-под носа борца-классика, уже вооружившегося было ложкой. Такого негостеприимства борец-классик стерпеть не смог и, в свою очередь, совершил мерзкий поступок, также вошедший в число основных легенд сообщества. А именно – плюнул в свою тарелку с супом, дабы он не достался неприятелю…

Список недостойных деяний Цукера при желании легко можно было продолжить.

За что же, спрашивается, за какие –такие достоинства славные эсэсэровцы терпели гнусные выходки Цукера? Трудно ответить. Чёрт его знает! Очевидно, привыкли, вот и терпели. Не всегда, однако, и терпели, нужно заметить. Цукеру частенько доставалось от всех соратников, за исключением разве что Виктора. Ну, а особо при этом усердствовал Большой, который, по его словам, не любил жадности и хамства с детства.

Счастье-не алитет, в горы не уйдет…

… – Буду играть, – заупрямился Виктор, – абсолютно однако не представляя каким образом с такими слабыми картами можно выиграть несколько взяток.

Надеялся он при этом, честно говоря, лишь на благоприятный расклад и собственную находчивость. Последняя не раз выручала его, в том числе, и в ходе учебно-экзаменационных действий. Не зря в золотой список основных легенд сообщества вошла история о том, как он получил заветную «тройку» на экзамене по современной советской литературе.

Препод – пожилой, уставший от энергии советских будней человек, слыл среди студентов педантом, требовавшим знать произведения современных отечественных писателей и поэтов досконально. Он мог запросто «зарубить» экзаменовавшегося на каких-нибудь деталях, допустим, «Брусков». А потому к сему испытанию друзья готовились с трепетом, посещая (неслыханное дело) публичную библиотеку, где, обложившись томами и томиками, пытались в несколько дней постичь то, что предполагалось постигать в течение двух семестров первого года обучения.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.