Полная версия
Ангел для кактуса
Я понимаю, что мама права, но не могу так просто сдаться.
– А если он опять что-нибудь испортит?
– Что значит «опять»? Ты предвзято к нему относишься.
То есть он своей самодовольной ухмылочкой уже успел очаровать маму?
Я снова жадно втягиваю носом воздух.
– По его милости мы лишились лучших сортов пахифитумов, а ты так спокойно об этом говоришь! А вдруг…
– Надеюсь, «а вдруг» не случится, потому что ты все проконтролируешь, – режет мои доводы мама.
– Кто? Я?
Спрыгиваю с подоконника, обеими носками точно попадаю в кеды и, стоптав задники, спешу в противоположный конец магазина, чтобы заглянуть в глаза несправедливой карательнице. Но мама таковой себя не чувствует – даже в лице не меняется, когда я, стоя в шаге от нее, выражаю несогласие всем своим видом.
– Можешь считать Алексея всего лишь помощником на колесах, если тебя такой вариант больше устраивает, – ровным тоном сообщает она. – Хочешь взять под контроль закупку – пожалуйста!
Кажется, мама не понимает, что меня переполняют отнюдь не положительные эмоции.
– Но…
– Но я не стану возражать, если ты доверишь эту миссию Алексею.
Что-о-о?
– Ну уж нет! – фыркаю я.
Этому супчику даже клочок бумажки доверить страшно! Кошусь на начерканные им кривоватые цифры, что изуродовали белое поле, и, пытаясь справиться с негодованием, возвращаюсь к полке с растениями.
Передвигаю туда-сюда крошечные кашпо и никак не могу отделаться от навязчивой мысли: как-то слишком легко он расстался со своим паспортом. Сбегать от ответственности, вероятно, не собирается. Да и вообще… что ему стоит спустить пару десятков тысяч и свой и без того бестолковый день на новое экзотическое развлечение? Вряд ли он когда-либо имел дело с кактусами. Новые впечатления, смеха ради, позерство – дополнительный повод самоутвердиться.
Почему одним все достается с легкой руки, из ничего, а другие, даже занимаясь непосильным трудом всю жизнь, топчутся на месте?
Когда эхиноцериусы и астрофитумы заполняют собой все отведенное им пространство, я выхожу из магазина на улицу, чтобы оценить общий вид витрины со стороны. Из раскрытых дверей «Пицца-рая», помимо музыки, доносится умопомрачительный запах свежемолотых кофейных зерен, и я не могу сосредоточиться на работе. Желудок предательски скулит, поэтому я возвращаюсь внутрь с четким пониманием, что мне срочно необходимо перекусить. А лучше плотно поужинать. Или пообедать? Хотя правильнее будет сказать «позавтракать», несмотря на пять часов пополудни. Но прежде чем взять деньги да рвануть за кофе и пиццей для себя, а заодно и для мамы, я пытаюсь втиснуть в компанию цветущих кактусов еще парочку маммилярий. А потом вспоминаю про счастливчика, чудом не погибшего под колесами машины-убийцы. Беру его в руки, еще раз тщательно осматриваю и вскоре убеждаюсь, что с «парнем» действительно все в полном порядке.
Странно, я всегда считала опунции «девочками», а он, оказывается, «парень». Улыбаюсь и помещаю его строго по центру. А потом делаю пару шагов назад.
– Ну как? – обращаюсь к маме, продолжая сиять, будто сделала нечто невообразимое.
Мама скептически щурится, но через пару мгновений ее напускное недоверие бесследно растворяется.
– По-моему, чудесно, – улыбается она.
– Тогда закрепим результат перекусом?
– Неплохая идея.
Я беру деньги и с предвкушением безграничного счастья выпархиваю на улицу.
И вот передо мной пицца и заветный стаканчик с латте. Его пенная шапочка щекочет нос, и я блаженно улыбаюсь. Не спеша пережевываю свой кусок, наслаждаясь сливочным вкусом сыра и приятной теплотой внутри себя, и в конце концов торжественно произношу:
– Никогда ничего вкуснее не пробовала!
Конечно, я лукавлю. Но сейчас мне так хорошо, что даже сидя на полу среди коробок, а не в подушках на мягком диване, я не ощущаю никакого дискомфорта. И внутреннее напряжение куда-то подевалось. Его больше нет. Но я прекрасно помню, что оно было.
Тянусь к папке с накладными, в которых указаны наши поставщики, и как бы случайно задеваю оставленный «для спокойствия» паспорт. Мне любопытно взглянуть на развороты, особенно на личную информацию, но прикоснуться к нему без веской причины не могу – мама тут же заподозрит неладное. Поэтому я хватаюсь за перепутанные провода, выискиваю среди них нужные, собираясь подключить принтер, и только после того, как незаменимый офисный помощник подает голос, с напускной брезгливостью поднимаю с пола вожделенный документ в строгой обложке. На ней ничего лишнего, кроме маленькой эмблемы кожевенной мастерской.
Мама смотрит с удивлением, и мне приходится объяснять:
– На всякий случай сделаем ксерокопию.
– Зачем это?
– Ну мало ли…
Мама хмыкает:
– Если ты закончила с витриной и не знаешь, чем заняться дальше, предлагаю вернуться к вопросу недостающего ассортимента.
Но я ее будто не слышу. Открываю чужой паспорт и глупо пялюсь на цветную фотографию, раздражаясь, что этот фрукт даже на стандартной карточке три на четыре умудрился получиться естественным – таким, каков он есть на самом деле. Все с той же коронной улыбочкой, со смеющимися глазами. И волосы уложены небрежно, как и сегодня. Он прошлым летом поменял паспорт – везет! А мне еще два года до смены неудачной фотографии, на которой я не тяну даже на четырнадцать – третий класс, вторая четверть. Я вообще всегда так получаюсь.
– Нет, нет, – бормочу я.
А сама изучаю его портрет досконально. Хотя что там можно изучать? Глаза как глаза – серые вроде. Нос как нос. Брови как брови – тоже, кстати, смеются. Стрижка в стиле Крида – признак нарциссизма. И легкая небритость все из той же оперы. Ненавижу! Потому что, дьявол его подери, ему все это идет!
Мама посматривает на меня из-за стойки; я перехватываю ее взгляд и спешу отправить паспорт в сканер. Нажимаю кнопку «пуск». Легкий гул заглушает очередной вопрос в мою сторону.
– Я тебя не слышу! Сейчас, минутку!
Но минутка оказывается слишком короткой.
– За сенполиями лучше ехать сюда, – мама достает из файла прайсы одной крупной оранжереи, – на месте определишься с количеством и позициями. А на пахифитумы и эхеверии можно оформить заявку прямо сейчас, на сайте. Советую не терять времени.
Она видит, что я веду себя глупо, но не собирается мне подыгрывать. Мама серьезна как никогда.
Я сдаюсь и измученно вздыхаю.
– Может, все-таки завтра?
Как представлю, что снова буду скована напряжением. Все эти взгляды свысока, усмешки…
– Ты устала?
– Есть немного, – я почти не вру.
Мама откладывает в сторону бумаги.
– Хочешь, я отвезу тебя домой?
В ее лице читается легкое чувство вины. Вероятно, она считает, что чрезмерно нагружает меня делами магазина. Но это не так!
– Нет, нет, что ты! Я только пять минуточек побездельничаю и сразу же возьмусь за онлайн-заказы, – подхожу к ней ближе и накрываю ее ладонь своей. – Нам еще нужно разобраться со вторым стеллажом. Так что… – я намеренно делаю паузу и активно жестикулирую, как бы вспоминая имя своего «помощника», хотя на самом деле прекрасно его помню, – э-э-эм… Алексею? Да, Алексею… Ему позвоним завтра.
– Хорошо, – соглашается мама. – Кстати, наверное, надо бы сделать объявление с обозначением новых координат магазина. Оповестишь своих подписчиков?
– Наших подписчиков, – веду бровью я.
– Ну да. Наших, – мягко улыбается она.
Мама не верит в интернет-продвижение магазина. А если точнее – она не верит именно в «Инстаграм». Думает, что аудитория этой соцсети не заинтересована в покупках, а заточена лишь на просмотр мелькающих изображений. Некие эстеты, привыкшие восторгаться, вдохновляться красивой картинкой и только. Но я-то знаю, что многие люди с помощью «Инстаграма» сделали настоящий бизнес и теперь тот приносит им реальный доход. А мы с мамой даже на оффлайн-продажах едва сводим концы с концами.
Я открываю профиль нашей цветочной лавочки и, выбрав подходящее фото из галереи уже готовых снимков, сделанных на прошлой неделе, собираюсь написать небольшую заметку о переезде. Но вдруг спохватываюсь и решаю выложить в сторис свеженькие фотографии с экспозицией в новой витрине.
Выбираю подходящий ракурс и делаю несколько кадров общего вида.
Хм, чего-то не хватает…
Подхожу ближе, беру крупным планом счастливчика-парня из рода опунций.
Похоже, он мне позирует – снимок выходит великолепным!
Я прикрепляю стикер и подписываю важную информацию, а потом отправляю это же фото в ленту, сопроводив его более подробным рассказом о нашем переезде.
Под сердечком в профиле уже горит красная точка – оповещение о свежих лайках и комментариях, и я воодушевленно спешу все это просмотреть. Подписчиков у нас немного, около тысячи, и я не надеюсь на сиюминутную реакцию живой аудитории, но радуюсь каждому отклику посетителей нашей странички.
Лайков совсем мало: некоторые из них, оказывается, были оставлены с утра, к старым фотографиям. Зато есть несколько комментариев. Я еще не вижу их содержание – немного волнуюсь от одного только осознания, что их больше трех… пяти… восьми… Десяти? Меня начинает потряхивать.
Стараюсь вникнуть в текст, но буквы плывут, строчки прыгают, а сердце гулко стучит прямо в виски. В который раз пробегаю глазами по оставленным комментариям и пытаюсь понять, в чем дело: в каждом предложении читается раздражение, недовольство, презрение.
Кажется, мы получили с десяток гневных отзывов разом.
Глава 4
Какое-то время я продолжаю сидеть в машине. Стоит ли теперь ехать на дачу к Шуше или можно сослаться на непредвиденные обстоятельства? С одной стороны, я давно остыл, и релакс загородного шоссе мне уже не требуется. С другой стороны… почему бы и нет?
Я снимаю пиджак и отправляю его на заднее сиденье, чтобы не мешался. Надеваю очки, включаю радио и под звуки ненавязчивой музыки аккуратно выезжаю с парковки, посматривая в боковое зеркало на красную «Киа», неловко примостившуюся у бордюра в ближайшем дворе. А потом перевожу взгляд на витрину магазина без вывески и снова невольно улыбаюсь.
Миновав Кольцо, я сворачиваю в сторону Окружной дороги, и тогда откидываюсь на подголовник, опускаю стекло. В салон врывается поток майского воздуха, еще сырого и не до конца прогретого, но бесконечно свежего, почти летнего.
Никогда не задумывался: это погода делает настроение или настроение погоду?
На подъездной площадке теснятся три машины. Наверняка еще одна-две укрылись от зноя вместе с хозяйкиным «жуком» в гараже. Я съезжаю с обочины на газон, останавливаюсь у забора и настойчиво сигналю.
До меня доносятся чужие голоса и чей-то приторный смех. Затем у калитки появляется Фил, а следом и сама Шуша в сопровождении незнакомых девушек.
– Лешик, мы тебя заждались! – улыбается она, и ее подружки синхронно поддакивают.
– Олька врет, – Фил виснет на моей машине и нагло заглядывает в салон, – нам и без тебя было чем заняться.
– Я не сомневался, – вполне дружелюбно усмехаюсь.
Выхожу, не забыв захватить с собой пакет – презент для Шуши. Хоть и знаю, что ее ничем не удивить, но как-то неудобно заваливаться с пустыми руками. А сам стараюсь не обращать внимания на Фила: тот наверняка скалится у меня за спиной, разглядев свежую царапину на бампере, и теперь спешит поделиться своим открытием. Точнее, ткнуть меня носом, как щенка.
– Ай, ай! Кажется, кто-то забыл об осторожности, – делано сокрушается Фил, и его черные кудри нервно подпрыгивают.
Так и ждет, когда я проколюсь. А еще лучше, если сразу упаду в грязь лицом.
– Ты за меня переживаешь? – хохотнув, я обхожу его стороной. Мне абсолютно неинтересно, что он пытается из себя строить. Никак не перебесится из-за Шуши – думает, я на нее все еще претендую.
– Ох, пардон! Забыл, что для тебя это хлеб, – продолжает зудеть Фил, вышагивая рядом. – Слушай, Леха! Может, ты и моей девочке поможешь: поменяешь в «бехе» фильтр, а?
– Боюсь, твоему отцу это будет не по карману, – говорю без злобы и, смеясь, вручаю пакет Шуше.
Фил затыкается. Или просто я переключаюсь на другое. Замечаю в беседке знакомые лица, которым, в отличие от некоторых, искренне рад.
– Какими судьбами, Стас?! – выкрикиваю на ходу. Сто лет не видел этого чертяку! Мы с ним в одном лицее учились, а теперь видимся только на вечеринках.
А потом обращаю внимание на движуху возле бассейна. Там вроде уже кто-то купается.
– Леша, привет!
– Привет, Леш!
– О-о-о! Лекс причалил!
Приветствую всех и хочу заговорить с Катей, но Шуша перетягивает внимание на себя.
– Лешик, – она подходит слишком близко и заглядывает мне в глаза, – а черешня где?
Тонкая бретелька ее бирюзового сарафана скользит по плечу, и я спешу вернуть ее на место.
– Е-е! Черешня приехала! – орет кто-то, вынырнув из воды.
– Ты не привез? – Шуша обиженно дует губы, отчего еще больше напоминает фарфоровую куклу.
– Нет, – улыбаюсь своим фантазиям.
– Я же тебе написала. Про черешню. Попросила привезти. Ты не прочитал? – Она оборачивается к публике, ища поддержки у подружек, и ее идеально гладкие каштановые волосы бликуют на солнце, слепя мне глаза.
Отступаю чуть в сторону.
– Не видел.
– Вот вечно ты так!
– Да как «так»-то? – смеюсь. – Мне не трудно, могу сейчас привезти, если вам так приспичило.
– Приспичило! – довольно щурится Шуша. Должно быть, рада, что я подчиняюсь ее капризам. А мне прокатиться туда-обратно только на руку – делать здесь особенно-то и нечего.
Она касается моего запястья, и я в который раз ловлю себя на мысли, что ее прикосновения меня вообще не трогают.
Возвращаюсь к машине, сажусь за руль и ухмыляюсь по-доброму. Черешни, видите ли, захотелось.
– Леш, и шампусика тогда захвати! – в окошко заглядывает Катя. – Все как обычно, ты знаешь. А то это, – она небрежно помахивает бокалом, – слишком сладкое.
– О’кей. Будет сделано, шеф!
С Катей мы учимся на одном курсе финфакультета и видимся почти каждый день. Треплемся без цензуры о всякой ерунде и часто прикрываем друг друга, если возникает какая-либо щекотливая ситуация. За три года я ни разу в ней не разочаровался, а только убедился, что она классная девчонка. Нет, в смысле… каких-то определенных чувств я к ней не испытываю, но и не могу сказать, что она совсем не в моем вкусе. Катя вполне обыкновенная: круглолицая, улыбчивая, с крохотной родинкой под нижней губой. Ну, пухленькая, может. Совсем немного. Но не рыхлая – подтянутая, и ноги от ушей. Только разве это на что-то влияет? К тому же я воспринимаю ее как друга. Катя – прекрасный человек! Она не строит из себя черт знает что, не умничает, ничем не кичится, а еще своими руками делает такие крутые штуки из керамики, которые заслуживают отдельной похвалы. И из игристых вин предпочитает «Асти», а не то, чем остальные будут давиться ради «статуса».
Я реально планирую ехать в город за черешней: набираю приличную скорость, наваливаю громкость, расслабляюсь… Но вдруг у обочины замечаю мужичка с редиской и со свистом торможу возле него.
Ну что ж, будет ей черешня! Сама напросилась!
Давлюсь от смеха и покупаю целое ведро.
А теперь можно в город, за «Асти».
К моему возвращению на даче становится жарче: новые лица, клубная музыка, переполненный бассейн, на бортиках которого весьма раскованно танцуют отдельные личности, барбекю недалеко от беседки. Ищу глазами Катю и иду к ней, потому что бутылочка розового не должна попасть в руки к кому-нибудь другому. Тем более Шуши на горизонте не видно, да и ведро с редисом я пока оставил в багажнике.
Но Шуша рядом, она в бассейне. Заметив меня, выходит. Точнее… грациозно выплывает, а потом дефилирует на цыпочках по каменной дорожке, демонстрируя свое загорелое тело. Она умеет выгодно подчеркнуть достоинства и скрыть недостатки, знает, на что ведутся парни, и умело этим пользуется. При таких обстоятельствах даже у меня мозг отключается, и я нагло пялюсь в вырез ее купальника.
– Ну? – Шуша нарочно растягивает время. Берет со столика бокал, делает глоток. – Привез?
Она улыбается. Снова довольна собой – видит, что и меня сумела поймать на крючок. Но это было лишь сиюминутное помутнение.
– Конечно, – смотрю ей прямо в глаза и веду бровью. – М-момент!
И пока несу «черешню» к ногам богини карнавала, пытаюсь вообразить, какой получится развязочка. Шуша такая примитивная в своих эмоциях. Ну что она мне сделает, во второй раз за черешней пошлет? Так я уеду и уже точно не вернусь. Посмеется и оценит юмор? Нет, это из области фантастики. Зато народ повеселится, а то тухло у них как-то.
Ведро в пакете, так что содержимого не видно. Произвожу стопроцентный эффект, когда ставлю его на бортик бассейна.
– Вау! – тянет кто-то. Но я делаю вид, что не слышу.
Шуша тоже успевает одарить меня своим сногсшибательным взглядом, над которым она неустанно работает день за днем. Но я стоически держусь, не падаю даже после воздушного поцелуя. Все более чем феерично. Прямо так, как они любят. А потом ба-бах! Очаровательный нежданчик.
– Леша! Ты дурак? – визжит Шуша, как будто в ведре не редиска, а тысяча сколопендр.
И я делаю невинное лицо. Что? Что тебе опять не нравится?
Она кривится и морщится, в то время как всех, кто уже успел разглядеть содержимое пакета, накрывает волна веселья. Стас ржет, девчонки тоже похихикивают, Макс, вынырнув из воды и усевшись на бортик рядом с ведром, уже хрустит редисом, без загонов оценивая его качества.
Но Шуша продолжает верещать в своей манере:
– Ты совсем?! Совсем, что ли, во фруктах не разбираешься? Леша, блин, я же просила тебя привезти редиску!
– Что? – хохотнув, продолжаю следить за ее реакцией.
– Ой, тьфу ты! Черешню!
Но ее заглушает всеобщий приступ смеха.
– Я забочусь о тебе, милая! Сезонные овощи гораздо полезнее любой черешни!
И тогда пара розовых шариков летит в меня – как настоящая подруга, Катя переходит на сторону потерпевшей. Но я успеваю увернуться.
К ней тут же присоединяются Стас и Фил, и их тройная артиллерия становится опасной. Мне ничего не остается, кроме как, смеясь, отстреливаться в ответ. А спустя пару минут весь редис оказывается если не в бассейне, то разбросанным по прилежащей территории.
А потом барбекю, горячие запеченные овощи, хрустящие мясные колбаски, прохлада весеннего вечера, майские жуки над головой и запах цветущих садов, плывущий откуда-то издалека, из-за изгороди.
С Шушиной дачи я уезжаю ближе к полуночи, в компании Макса и Кати. Фил не скрывает, что рад такому раскладу – сразу два претендента на вылет, и он почти король. Интересно, Шуша видит в нем короля? Может, тет-а-тет она более благосклонна к его подкатам? Но мне, честно говоря, все равно: пусть хоть спят вместе. А вот Филу не все равно, он именно на это и рассчитывает.
Высаживаю Макса и Катю в центре, а сам еду дальше. Свернув на Московскую, как бы между делом вглядываюсь в витрины магазинов, мелькающие сбоку. В потемках они все сливаются в одно большое неясное пятно. И вот уже окраина Юго-Западного встречает меня почти пустой магистралью. Я люблю скорость, поэтому, пока свободно, выжимаю максимум и наслаждаюсь спокойствием ночного города. А буквально через пять минут я уже на месте, у бокса.
Раньше бокс принадлежал отцу. Лет пятнадцать назад, когда он только разворачивал свой бизнес, любая приобретенная недвижимость укрепляла его веру в себя. А потом он, не жалея, начал избавляться от такого типа ноши – ему стали не нужны бесперспективные офисы и помещения, расположенные у черта на куличках.
Смешно, но на его же деньги, которые он давал мне на карманные расходы, почти за копейки (Шуша столько за раз в ночном клубе оставляет), я и выкупил этот бокс. Игоречек давно мечтал о собственной автомастерской. Только я немного модернизировал его идею и предложил заняться реставрацией старинных автомобилей. К тому же у меня уже имелась на примете пара клиентов. Так наше маленькое самостоятельное дело и завертелось, а вскоре начало приносить неплохие плоды.
Однажды я даже открылся отцу: мол, так и так, работаем потихонечку. Но он то ли всерьез не воспринял, то ли вообще не услышал, и меня это взбесило не по-детски! С тех пор я принципиально не пользуюсь той карточкой, которую он еженедельно пополняет фиксированными суммами, предназначенными на мои личные нужды. Думает, я без его подачек не справлюсь? Ну-ну! А подачки пусть копятся.
– Здорово, парни! – с воодушевлением захожу в бокс. – Как дела продвигаются? – И сразу к виновнице торжества устремляюсь. К «Волге».
Ух, прямо мурашки по коже! Шоколадка!
Этот ГАЗ-21, между прочим, принадлежит давнему другу моего отца, Линнеру – крутому мужичку в годах, который сейчас живет в Италии, но, приезжая в Россию, желает передвигаться только на этом раритетном автомобильчике. Естественно, с комфортом: чтобы чисто внешне он полностью повторял модель тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, а вот его начинка соответствовала современным реалиям на дорогах.
Егор уже завершил покраску капсулы, и я не могу наглядеться на его идеальную работу.
– Огонь!
Даже дыхание перехватывает.
– По навесным элементам еще много всего предстоит, – с серьезностью заявляет Игоречек и снимает рабочие перчатки.
Я пожимаю ему руку. Ему можно доверять, он человек ответственный.
– Что следующим этапом? – спрашиваю, а сам все верчусь возле автомобиля. Со всех сторон его осмотреть хочется.
– А дальше сборка.
– Ты лучше скажи, движок приехал? – Даник тоже серьезен. Но он волнуется, потому что боится не оправдать доверия. Его как толкового автослесаря порекомендовал Егор, и вот с недавних пор Даник в нашей команде.
– Да, уже пришел. Завтра же завезу.
– Отлично! А что с колесами будем делать? Он хочет классику или что-то посовременнее? – интересуется Егор и кивает на чайник. – Кофе будешь?
– Не откажусь.
– Только кружки немытые. Ниче?
Смеюсь.
– Лей! И да, именно классику и надо.
– А у тебя какие новости? – Игоречек тоже подходит к закутку, оборудованному под кухню.
– Не хочу раньше времени вас бередить, но, кажется, танк наклевывается.
– Че? – подскакивает Даник, который до этого что-то сосредоточенно шлифовал в углу.
– Да ладно, не пугайся так. ГАЗ-24.
– «Волга», которая станет кабриолетом? – переспрашивает он и довольно улыбается.
– Именно.
Игоречек протягивает мне кофе.
– Заманчивые перспективы. А вообще? – Он шумно отхлебывает из своей кружки. – Вообще какие новости?
Жму плечами – вроде и рассказывать-то нечего, а новости про кактусы парней вряд ли заинтересуют. Я и сам никогда не любил эти мелкие зеленые прыщики, а теперь мне кажется, что они самые причудливые растения. Такие же неординарные, как и некоторые злючки, – пушистые и колючие одновременно.
Глава 5
До подъема осталось три с половиной часа, а я все еще не сплю. Что же делать с этими ужасными отзывами? Перебираю в голове возможные варианты, но ничего. Я действительно не понимаю, кто из клиентов мог так озлобиться? Последние рабочие дни на старом месте прошли в бешеной суматохе, пролетели мимо меня.
Еще и профиль в «Инстаграме» у этого человека закрыт, и личная информация отсутствует. Я бы ему лучше в Директ написала, предложила бы какой-то компромисс, а так… делаю вид, что ничего не произошло. Но наши-то подписчики видят его негатив и делают свои выводы. Как же быть?
Маме об этом решила не говорить – советчик из нее никакой, с таким-то отношением к соцсетям! – но и одной переварить все это слишком сложно. Может, просто удалить его комментарии? А вдруг кто-то уже успел прочитать? Решат, что мы намеренно подтираем отрицательные отзывы? Или этот недовольный покупатель обозлится еще больше…
Я мысленно скулю и отворачиваюсь к стенке.
По будильнику встаю без проблем, но это не значит, что я не выгляжу как зомби. Чищу зубы, умываюсь, надеваю линзы, расчесываюсь и опасаюсь посмотреть на себя в зеркало. Вчера легла с влажными волосами, и сегодня они ну очень кстати топорщатся в разные стороны, завершая мой умопомрачительный образ. Собираю их в пучок на макушке, закрепляю шпильками и широкой вельветовой резинкой. Надеюсь, теперь хоть отдаленно смахиваю на человека.
– Как насчет омлета? – спрашиваю маму, сталкиваясь с ней в коридоре.
– С брокколи, – уточняет она, на ходу застегивая блузку.
– То, что нужно!
Иду на кухню, чтобы приготовить завтрак нам обеим. Гремлю посудой, хлопаю дверцей холодильника, роняю вилки, проливаю молоко, но омлет удается на славу. Никто не знает его главный секрет, а я унесу его с собой в могилу.
– Сегодняшний план действий? – интересуюсь, доев последний кусочек.
– Открываемся и работаем в стандартном режиме, а мелкие недочеты будем устранять между делом. Кстати, у тебя на сегодня индивидуальная программа, ты не забыла?