Комедии для 10 и более актеров. Ч. 2. СОБРАНИЕ КОМЕДИЙ В 7 КНИГАХ. Кн. 7

ВИКТОР. Сказать честно, не хочу.

АННА. Так зачем вам вообще уходить?

ВИКТОР. Вы серьезно?

АННА. Так серьезно, что меня саму это пугает. (Стараясь перейти на легкий тон) Видите, как я бесстыдно откровенна?

«Как торжество любви для нас ни очевидно,

Нам признаваться в нем всегда немножко стыдно.

Я беззастенчива, как видите, весьма,

И женской скромности я не щажу сама».

Так, кажется, изъяснялась ваша любимая Эльмира?

ВИКТОР. Анна, вы сами понимаете, что вы говорите?

АННА. Конечно. Я первый раз в жизни первая признаюсь в любви, причем даже без надежды на взаимность. Каждый раз, когда мы прощаемся, я хочу сказать: «Куда же ты? Не уходи! Почему мы не встретились раньше? Ведь нам так хорошо вместе!»

ВИКТОР. Мы не сможем быть вместе. В моем возрасте трудно менять стиль жизни, привычки, распорядок…

АННА. Вот так всегда… У молодых вся жизнь впереди, но они почему-то торопятся. Людям пожившим остается не так уж много, но они почему-то не спешат и все думают.

ВИКТОР. Потому что каждый из нас уже не раз обжигался, и каждый наломал в жизни немало дров. Вам разве не страшно?

АННА. Страшно. Но мне ясно одно: я не хочу расставаться с вами ни на минуту.

ВИКТОР. Анна, я старше вас и не совсем здоров. Сегодня, правда, я бодр и деятелен. Но кто знает, каков я буду через год или даже через месяц и буду ли я жив вообще? Что тогда?

АННА. Дорогой мой, кто знает, что будет через год или через месяц? Зачем гадать? И зачем думать о смерти?

ВИКТОР. Думай – не думай, а от этой старухи никуда не деться.

АННА. А я столько раз под аплодисменты умирала на сцене красивой театральной смертью, что сумею без страха уйти и по-настоящему.

ВИКТОР. В реальности это не так красиво, как на сцене.

АННА. И почему вы думаете, что она старуха? (Задумчиво.) Мне кажется, я однажды ее видела.

ВИКТОР. Что значит «видела»?

АННА. Так случилось, что в больнице при мне умирал один молодой человек. Он так страдал и так не хотел расставаться с жизнью… И в эту минуту в комнату вошла дама. На ней было платье черного бархата, скрепленное серебряной брошью, темные волосы обрамляли прекрасное лицо. Ее черные глаза блестели, шея и плечи светились слоновой костью. Она приблизилась к нему, медленно, плавно, легкой походкой, держа в руках букет белых роз. И она протянула их ему и дала вдохнуть их запах. И запах этот нес утешение, забвение всех бед, забот и печалей, обещание отдыха и покоя, долгого-долгого покоя… И он понял, что ее не надо бояться, она не страшна, она, как любовь, которой бесполезно сопротивляться и которой надо отдаться. И она дала ему руку, и он взял ее и радостно пошел за нею… А, может, всё это мне только пригрезилось…

ВИКТОР. И вам не страшно было бы последовать за этой дамой?

АННА. Наверное, нет. Но зачем мы говорим на столь мрачную тему? Забудьте это. Главное, мы нашли друг друга. Неужели вы и дальше хотите быть одиноким?

ВИКТОР. Кто одинок, тот не будет покинут.

АННА. Я никогда вас не покину. Слышите? Никогда!

КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Картина третья

Обстановка первой картины. Прошло три месяца. Роман сидит за своим столом, продолжая отбор участниц для будущего спектакля. Входит ЖЕНЩИНА весьма зрелого возраста.

РОМАН. Разденьтесь.

ЗРЕЛАЯ ЖЕНЩИНА. Что?

РОМАН. Я говорю, разденьтесь.

ЗРЕЛАЯ. Вы с ума сошли!

РОМАН. Да, я этого не избежал. Но меня уже вылечили.

ЗРЕЛАЯ. Вы уверены?

РОМАН. Не совсем. Не совсем уверен и не совсем вылечили. Впрочем, перед умалишенным раздеться должно быть еще легче, он ведь ничего не понимает.

ЗРЕЛАЯ. Нет!! Хоть вы и сумасшедший, но все-таки мужчина.

РОМАН. Спасибо. И что из этого? Вы же раздеваетесь, например, перед врачом.

ЗРЕЛАЯ. Да, но…

РОМАН. Так режиссер – это тот же врач.

ЗРЕЛАЯ. Да? Я почему-то представляла, что это разные профессии.

РОМАН. Оба имеют дело с человеческим материалом.

ЗРЕЛАЯ. Врач – это врач, а вы все-таки художник…

РОМАН. Хорошо, тогда разденьтесь как натурщица перед художником.

ЗРЕЛАЯ. А как раздеваются перед художником?

РОМАН. Очевидно, так же, как перед врачом: просто снимают одежду.

ЗРЕЛАЯ. В вашем объявлении про это не было написано.

РОМАН. Ведь вы же пришли показаться. Вот и показывайтесь.

ЗРЕЛАЯ. Я не понимала это так буквально.

РОМАН. (С легкой досадой.) Моя помощница сказала вам, что мое время ограничено?

ЗРЕЛАЯ. Я уже не в том возрасте, когда женщин обременяют предрассудки, и мне ничего не стоит раздеться, но…

РОМАН. Так в чем же дело?

ЗРЕЛАЯ. Одетой я выгляжу лучше.

РОМАН. Все женщины одетыми выглядят лучше.

ЗРЕЛАЯ. И все же одни от раздевания теряют меньше, а другие – больше.

РОМАН. А почему вы боитесь показаться передо мной такая, какая вы есть на самом деле?

ЗРЕЛАЯ. На самом деле я всегда одетая.

РОМАН. Значит, вы отказываетесь от участия в спектакле?

ЗРЕЛАЯ. А какую роль вы хотите мне дать?

РОМАН. Предположим, что я ищу актрису на роль Джульетты. Вы хотите получить эту роль?

ЗРЕЛАЯ. Да, конечно. Только непонятно, почему для этого надо обязательно раздеваться.

РОМАН. У Шекспира Джульетта проводит с Ромео первую брачную ночь. И, кстати, единственную и последнюю. Я хочу, чтобы это было красиво. Покажите, как вы это проделаете.

ЗРЕЛАЯ. Сказать честно, первая брачная ночь была у меня довольно давно. Я не уверена, что смогу вам ее показать. Ничего не помню. Вторая, правда, была сравнительно недавно.

РОМАН. Я что-то не совсем понимаю. Чем объяснить столь долгий разрыв между двумя брачными ночами?

ЗРЕЛАЯ. Я имею в виду первую брачную ночь со вторым мужем.

РОМАН. И сколько всего первых брачных ночей у вас было?

ЗРЕЛАЯ. Три.

РОМАН. Постарайтесь припомнить последнюю.

ЗРЕЛАЯ. Последнюю? Честно говоря, и вспоминать-то нечего.

РОМАН. Может, сориентируем вас лучше на роль кормилицы?

ЗРЕЛАЯ. Но она же старая.

РОМАН. Кто вам сказал? Кормилице у Шекспира, хоть ее и изображают, по традиции, старухой, на самом деле лет тридцать пять. Я не спрашиваю, сколько лет вам. Разумеется, вы моложе. Итак?

ЗРЕЛАЯ. (После некоторых колебаний.) Нет, эта роль не для меня.

РОМАН. Почему?

ЗРЕЛАЯ. Ведь кормилица – это женщина, которая кормит грудью?

РОМАН. Да. В отличие от кормильца.

ЗРЕЛАЯ. У меня уже не та грудь, чтобы раздеваться.

РОМАН. Какая же у вас грудь?

ЗРЕЛАЯ. Я же сказала – не та.

РОМАН. А какая грудь, по-вашему, «та»?

ЗРЕЛАЯ. Я бы вам показала, но у меня как раз не та.

РОМАН. А зачем вам грудь?

ЗРЕЛАЯ. Мне? Совершенно незачем. Но я думала, что она нужна вам.

РОМАН. Я не хочу показаться невежливым, но меня несколько утомляют разговоры о вашей груди.

ДАМА. Но, согласитесь, не так просто вдруг оказаться перед мужчиной без всего.

РОМАН. Если вы уж так стесняетесь, оставьте на себе лифчик. Тогда ваша не та грудь останется скрытой от моего жадного взора.

ЗРЕЛАЯ. Я не могу.

РОМАН. Почему же?

ЗРЕЛАЯ. Я не догадалась надеть нарядное белье. Я не знала, что оно понадобится.

РОМАН. Тогда я предлагаю такое решение. Я вам даю комплект самого нарядного белья. Вы переходите в соседнюю комнату, быстро раздеваетесь, меняете свое белье на нарядное, одеваетесь, возвращаетесь сюда, тут медленно, спокойно и артистично раздеваетесь, потом выходите, одеваетесь, переходите сюда и возвращаете мне белье. Согласны?

ЗРЕЛАЯ. Извините, я запуталась.

РОМАН. Повторяю. Я вам даю комплект самого нарядного белья. Вы переходите в соседнюю комнату, раздеваетесь, меняете белье…

ЗРЕЛАЯ. (Прерывая.) Постойте. Все это очень сложно. Давайте лучше сделаем так: я просто разденусь, а вы в это время отвернитесь.

РОМАН. Мне важен процесс, а не результат.

ЗРЕЛАЯ. А сколько вы собираетесь платить?

РОМАН. За что?!

ЗРЕЛАЯ. Я имею в виду, когда вы примете меня на роль Джульетты.

РОМАН. Об этом говорить еще рано.

ЗРЕЛАЯ. Для меня этот вопрос очень существенный. На мне двое внуков.

РОМАН. Мы обсудим этот вопрос. А пока, к сожалению, наше время истекло. Вы свободны.

ЗРЕЛАЯ. Но я вам еще ничего не успела показать!

РОМАН. Вы показали все, что меня интересовало. (Вежливо подталкивает ее к выходу.)

ЗРЕЛАЯ. Я смогу сыграть Джульетту не хуже других. Ведь нигде не сказано, что Ромео был у нее первым мужем. Он мог быть и вторым, и третьим. Правда же?

РОМАН. Это очень интересная трактовка. Я подумаю над ней. Всего доброго.

ЖЕНЩИНА никак не хочет уходить. РОМАН зовет помощницу.

Ирина!

Входит ИРИНА.

ИРИНА. Да, Роман Анатольевич?

РОМАН. Проводите даму.

Вместе они не без труда провожают Женщину, продолжающую объяснять свое видение Джульетты, к выходу.

ИРИНА. Позвать следующую?

РОМАН. Много их еще там?

ИРИНА. Порядочно.

РОМАН. Делать нечего, зови.

ИРИНА выходит. Входит ЖЕНЩИНА средних лет, малорослая, неуклюжая и нескладная. В руках у нее кошелка.

РОМАН. Раздевайтесь.

НЕУКЛЮЖАЯ ЖЕНЩИНА. Это вы мне?

РОМАН. Нет, это я разговариваю сам с собой. У меня такая привычка. Причем я всегда обращаюсь к себе на «вы». Хороших людей надо уважать.

НЕУКЛЮЖАЯ. Понятно. Так, значит, раздеваться?

РОМАН. Вы стесняетесь?

НЕУКЛЮЖАЯ. Нет, почему же. Раздеваться совсем?

РОМАН. Там будет видно. Вы начинайте, я скажу, когда остановиться.

ЖЕНЩИНА ставит кошелку на пол и начинает неумело и неловко раздеваться. При этом пуговицы у нее не расстегиваются, молнии заклинивают, тесные сапоги не снимаются, на бусах не найти застежки. Она возится довольно долго. РОМАН с интересом и жалостью наблюдает за ней.

НЕУКЛЮЖАЯ. Извините, я вас, наверное, задерживаю?

РОМАН. Нисколько. (С состраданием.) Вам помочь?

НЕУКЛЮЖАЯ. Нет, спасибо… Хотя… Вы не поможете стащить этот сапог?

Роман пытается снять сапог, но после тщетных усилий оставляет эту попытку.

РОМАН. Я полагаю, мы на этом остановимся.

НЕУКЛЮЖАЯ. Но я же еще не совсем разделась.

РОМАН. Вы еще совсем не разделись. Но с меня достаточно.

НЕУКЛЮЖАЯ. Я, наверное, вам не подошла?

РОМАН. Нет, напротив, вы мне очень подходите. Мне нравится ваша готовность и естественность.

ЖЕНЩИНА начинает одеваться все с теми же героическими усилиями: сапог ей никак не натянуть, молнию не застегнуть и т. д.

НЕУКЛЮЖАЯ. Извините, я вас опять задерживаю.

РОМАН. Не волнуйтесь и спокойно одевайтесь. Я с интересом за вами наблюдаю.

НЕУКЛЮЖАЯ. Вы, наверное, ищете девушек на стриптиз, в ночной клуб?

РОМАН. Вас это шокирует?

НЕУКЛЮЖАЯ. Нет, почему же? Я с удовольствием.

РОМАН. Вообще-то я набираю девушек не на стриптиз, а на театральный спектакль.

НЕУКЛЮЖАЯ. И вы дадите мне в этом спектакле роль?

РОМАН. Разумеется.

НЕУКЛЮЖАЯ. Правда?

РОМАН. Правда.

НЕУКЛЮЖАЯ. И кого я там буду играть?

РОМАН. Проститутку.

НЕУКЛЮЖАЯ. Классно!

РОМАН. Вам это подходит?

НЕУКЛЮЖАЯ. Еще бы! Я справлюсь, вот увидите.

РОМАН. Не сомневаюсь. К вам придет клиент, и вы будете при нем раздеваться. И если вы проделаете это, как сегодня, успех вам обеспечен. Не у клиента, так у публики.

НЕУКЛЮЖАЯ. Спасибо!

РОМАН. А пока я вас попрошу закончить одевание в кабинете моей помощницы. И оставьте ей ваш адрес и телефон.

НЕУКЛЮЖАЯ. Спасибо. До свидания. (Направляется к выходу, неся в одной руке сапог, в другой – кофту, блузку и пр. То одно, то другое валится у нее из рук.)

РОМАН. Вы забыли свою кошелку.

НЕУКЛЮЖАЯ. Ой, извините.

ЖЕНЩИНА с кошелкой выходит. Навстречу ей входит, или, скорее, впархивает Анна, нарядная и веселая.

АННА. (Целуя Романа.) Здравствуй, дорогой!

РОМАН. Давненько мы не встречались. Как поживает наша «живая легенда»?

АННА. Превосходно! Я теперь и вправду живая. Не легенда, просто – живая!

РОМАН. Я вижу.

АННА. А ты по-прежнему в вечном поиске? Все еще возишься со своей женской командой?

РОМАН. Ты же знаешь, я был занят три месяца съемками. Но я слежу за твоими успехами.

АННА. Ну, а звезду нашел?

РОМАН. Пока даже не искал. Все надеялся на тебя.

АННА. И напрасно.

РОМАН. Теперь я это знаю.

АННА. Как вообще дела?

РОМАН. Сказать честно, в последнее время не очень ладятся.

АННА. Не грусти, все образуется. Обычный творческий кризис. В первый раз, что ли?

РОМАН. Уж очень он затянулся. (Помолчав.) А ты изменилась.

АННА. Надеюсь, к лучшему?

РОМАН. Да. Помолодела, похорошела. И стала лучше играть. Недаром в газетах пишут о новых красках, втором дыхании, ярком расцвете и все такое.

АННА. Просто я влюбилась.

РОМАН. Твое увлечение еще не кончилось?

АННА. Оно не кончится никогда.

РОМАН. Чем он тебя так пленил?

АННА. Всем. Понимаешь, мы с ним все время смеемся… И с ним всегда интересно. Он все знает, все помнит, все чувствует… И он никогда не сидит без дела. Я люблю его.

РОМАН. (С усилием.) Я рад за тебя.

АННА. И, ты знаешь, во мне проснулась чувственность. Я пьянею от одного его голоса. Я вспыхиваю еще до того, как его рука прикасается ко мне… Но это в наших отношениях не самое главное. Прости, что я все это рассказываю тебе.

РОМАН. Ну да, я же твой старый и верный друг…

АННА. Разве не так?

РОМАН. Да, конечно… В который раз ты влюбляешься? В четвертый? В восьмой?

АННА. В первый. Любовь может быть только в первый раз, как ты не понимаешь? Она не может быть второй или четвертой. Да, я была замужем, родила детей, но разве можно сравнить то, что было, с тем, что сейчас? Все прошлое потеряло значение, его просто не было. Все сейчас происходит впервые.

РОМАН. Тебе не кажется, что ты немножко тронулась?

АННА. Не кажется, а так оно и есть. Но это так сладко – быть сумасшедшей… Никогда я не чувствовала себя такой молодой.

РОМАН. Дорогая, ведь тебе уже – не для печати, только между нами, – за пятьдесят. Не поздновато ли влюбляться на шестом десятке? Не смеши народ.

АННА. Подожди, не ты ли уж который год объясняешься мне в любви? А ведь тебе – тоже между нами – шестьдесят пять или что-то вроде того.

РОМАН. (Чуть смутившись.) Но ведь я все-таки мужчина…

АННА. Значит, мужчинам можно влюбляться в любом возрасте, а женщинам запрещено? Нет, дорогой. Помнишь, у Ахматовой?

И мудрости нет, и старости нет,

А может, и смерти нет.

РОМАН. Звучит красиво, но годы есть годы. И захочешь о них забыть, да не получится.

АННА. Раньше я тоже думала, что в этом возрасте все давно кончается, а сейчас чувствую, что только теперь начала жить. Пусть это моя осень, но это золотая осень. Короткая, но дивная пора.

РОМАН. Не знаю, дивная ли, но что короткая, это точно.

АННА. Ну и пусть. Принято почему-то считать, что в зрелые годы не положено любить, особенно женщине, что все внутри уже растрачено, пережито, выжжено. На самом деле мои чувства теперь глубже, чем в юности. Ведь только после того как проживешь жизнь, начинаешь по-настоящему разбираться в людях, презирать подлость, ценить ум и благородство, понимать, зачем и для кого у тебя бьется сердце.

РОМАН. Ты его так любишь?

АННА. Он для меня все – и прошлое, и настоящее, и будущее. Жалко только, что мы так поздно встретились. Вот потому и дорожишь каждой минутой, проведенной вместе, потому-то и хочется все время дарить ему тепло, наслаждаться каждым его словом… (Обратив наконец внимание на то, что Роману не очень весело это слушать.) Извини, я тебе уже надоела своей болтовней. До свидания, дорогой, мне пора на сцену. Антракт кончается, а я еще не переоделась к последнему акту.

РОМАН. Беги. Лети.

АННА. Ты не очень сердишься, что я говорила только о нем одном?

РОМАН. Нет. Ты ведь никогда не подавала мне надежды, так что я ничего не лишился.

АННА. Прости. Береги себя, ты неважно выглядишь. До встречи.

РОМАН. Желаю успеха. Только не вкладывай в игру столько сил, оставь немножко для себя.

АННА. Я так не умею, ты же знаешь. И не хочу, особенно теперь. Играть – так играть, жить – так жить, любить – так любить… До свидания.

АННА целует его и уходит. Роман, оставшись один, долго сидит в мрачной задумчивости. Потом достает бутылку коньяка, поколебавшись, прячет ее назад и зовет помощницу.

Ирина!

ИРИНА. (Входя.) Вы звали?

РОМАН. Зови сюда следующую.

ИРИНА. (Внимательно посмотрев на шефа.) Роман Анатольевич, по-моему, вы сейчас не совсем в форме. Отложим прием на завтра.

РОМАН. Я в прекрасной форме.

ИРИНА. Я же вас очень хорошо знаю. Я не разрешаю вам больше работать.

РОМАН. Вот как? Кто тут главный – вы или я?

ИРИНА. Я.

РОМАН. Я вас уволю.

ИРИНА. Вы отлично знаете, что не уволите. Я сейчас же отошлю женщин по домам.

РОМАН. (Миролюбиво, очень искренне.) Если вы меня действительно знаете, то должны понимать, что мне любым способом надо отвлечься. Работой, вином, женщинами – все равно.

ИРИНА. Нельзя все время доводить себя до изнеможения. Стоит ли набор каких-то случайных персонажей, да еще на второстепенные роли, такого времени и усилий?

РОМАН. В театре не бывает второстепенных ролей. Зовите следующую.

ИРИНА. (Нехотя.) Ну, хорошо. (Выходит.)

РОМАН снова достает бутылку. Входит ВИКТОР, бодрый, подтянутый, энергичный.

ВИКТОР. Добрый вечер. Простите, Анны здесь нет?

РОМАН. Она готовится к последнему выходу.

ВИКТОР. Тогда я, пожалуй, пройду в зал.

РОМАН. (С бутылкой в руках.) Останьтесь. Она все равно еще не вышла на сцену. Хотите выпить?

ВИКТОР. Пожалуй, нет.

РОМАН. Ну, а я, пожалуй, да. (Наливает себе в стакан.) Так вы, значит, не врач, а математик? Дайте мне вас разглядеть.

ВИКТОР. Мне раздеться?

РОМАН. Не надо язвить. Это не смешно.

ВИКТОР. А как же иначе вы определите мою пригодность в артисты?

РОМАН. У вас есть талант притворщика. Когда мне понадобится исполнитель на роль врача, я вас приглашу.

ВИКТОР. Я вам не подойду. Ведь вы, говорят, ищете теперь только женщин, причем оригинальным способом.

РОМАН. Это верно, но не совсем. Этим приемом я на самом-то деле ищу… сам не знаю что. Другого себя… Другой стиль режиссуры, других актеров, другую драматургию… Актеры заштамповались, режиссеры уходят в самолюбование и трюки. Звезды создаются не талантом, а рекламой. Пьесы пишутся трактирным языком. Нужно все менять. Интуитивно я чувствую, каким должен быть новый театр, но никак не могу нащупать к нему пути.

ВИКТОР. Но все же есть уже какие-нибудь результаты?

РОМАН. Только один – бессонные ночи. Так всегда бывает, когда ищешь то, чего еще нет. «Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что…» Иногда кажется, что вот-вот в мозгу у меня что-то щелкнет, но это «вот-вот» никак не наступает…

Виктор встает, чтобы уйти.

Не уходите, я хочу с вами поговорить. Только сначала мне надо принять очередную женщину.

ВИКТОР. Я могу пока посмотреть, как вы их отбираете?

РОМАН. (Пожав плечами.) Смотрите… Только сядьте где-нибудь в сторонке, чтобы их не смущать.

Входит ЖЕНЩИНА, уже не первой молодости, но, впрочем, не такая уж и старая.

РОМАН. Раздевайтесь.

ЖЕНЩИНА. С какой целью?

РОМАН. Без всякой цели.

ЖЕНЩИНА. Тогда не буду.

РОМАН. А если с целью?

ЖЕНЩИНА. Смотря с какой.

РОМАН. С самой невинной и возвышенной.

ЖЕНЩИНА. Тем более не буду.

РОМАН. Почему?

ЖЕНЩИНА. Стесняюсь.

РОМАН. Что постыдного в наготе? Возьмите, например, Венеру Милосскую. Ее внимательно рассматривают мужчины, женщины, дети, никто не находит в этом ничего непристойного. Ее фотографии печатаются в альбомах, а искусствоведы пишут восторженные статьи о красоте и вечной тайне женского тела.

ЖЕНЩИНА. Да, но я не Венера. В этом вся штука.

РОМАН. А чем вы хуже? Вы должны быть уверены в себе. Повторяйте себе: «я не хуже Венеры, я не хуже, я не хуже, я не хуже», – и раздевайтесь.

ЖЕНЩИНА. (Долго шевелит губами.) Нет, не получается.

РОМАН. Ну, хотите, я покажу вам пример и разденусь сам?

ЖЕНЩИНА. Вы – человек искусства, вы ко всему привыкли.

РОМАН. А вы не привыкли?

ЖЕНЩИНА. Я привыкла, но еще не ко всему. Без одежды женщина чувствует себя беззащитной и униженной.

РОМАН. Вы неправы. Современному человеку трудно понять нравственные и духовные аспекты лицезрения обнаженного тела. Между тем, наготу высоко ценили и в античные времена, и в эпоху Возрождения. Ее называли «правдой обнаженной» и ставили выше «правды украшенной» то есть ложной, искусственной, заемной красоты одетого человека. Нагота Венер Джорджоне или Ботичелли целомудренна, она выглядит скорее непроницаемой броней, чем воплощением сладострастия, и является объектом поклонения, а не предметом грубой чувственности. Ее созерцание отнюдь не пробуждает в нашем воображении нескромные картины любовных утех.

ЖЕНЩИНА. (Неуверенно.) Я не знаю, как на картине, а у живого человека нагота постыдна.

РОМАН. Смотря какая. Ученые схоласты той эпохи различали пять видов наготы: нагота естественная, как, скажем, у тех, кто спит или купается в реке; нагота неведения и невинности, как, например, нагота ребенка или нашей праматери Евы; нагота бедности, когда человеку просто нечего надеть; нагота как идеальное выражение человеческой красоты, духовного идеала, истины, нравственной чистоты; и, наконец, нагота бесстыдства, вызывающая вожделение и зовущая к наслаждениям. Отсюда следует, что порочной следует считать только наготу бесстыдства. И то с оговорками, – только в том случае, если мы признаем земную любовь за грех. Короче говоря, постыдна только бесстыдная нагота. Ведь так?

ЖЕНЩИНА. (Окончательно сбитая с толку многословной софистикой Романа.) Так.

РОМАН. Но ведь ваша нагота не бесстыдна. Вы стыдливая, верно?

ЖЕНЩИНА. Да, конечно.

РОМАН. А раз так, можете смело раздеваться.

Растерянная женщина делает несколько нерешительных движений.

Смелее! Главное – начать. Дальше дело пойдет.

ЖЕНЩИНА. (Помявшись.) А с чего начать? С туфель? Или с браслета?

РОМАН. Начните с того, что определите для себя, по методу Станиславского, в каких предлагаемых обстоятельствах вы раздеваетесь.

ЖЕНЩИНА. Извините, я не понимаю.

РОМАН. Люди раздеваются очень по-разному, в зависимости от обстоятельств. Например, на работе: как натурщицы перед художником, модели перед фотографом, проститутки перед клиентом или артистки перед публикой. Одежду снимают также перед душем, перед купанием в реке, перед сном, перед врачом, перед любимым человеком… Причем, заметьте, в первый раз перед любимым раздеваются не так, как во второй или в сто четырнадцатый. Теперь скажите, перед кем или чем раздеваетесь вы? Перед сном, перед душем, перед врачом или любовником?

ЖЕНЩИНА. Я… я не знаю.

РОМАН. (С досадой.) Хорошо, я вам помогу. Будем раздеваться перед грабителем. А чтобы вам было легче, я подыграю. Итак, ночью на пустынной улице вам преграждает дорогу зверского облика бандит. (С устрашающим видом наступает на Женщину.) Руки вверх!

ЖЕНЩИНА испуганно вскидывает руки.

Раздевайся! Живее! Сымай с себя все!

ЖЕНЩИНА. Как я могу раздеваться, если руки вверх?

РОМАН. Молчать! Шубу, шубу скидывай!

ЖЕНЩИНА. Какую шубу? На мне нет никакой шубы!

РОМАН. Молчать! Шубу, говорю, скидывай! И золотишко с рук и ушей! Быстро! Не то оторву и руки, и уши!

ЖЕНЩИНА. (В страхе отступая от Романа.) Извините, но вы меня пугаете.

РОМАН. (Вздыхая, прекращает игру.) Что мне с вами делать? Ну, хорошо, если не перед грабителем, тогда перед кем же?

ЖЕНЩИНА. Как «перед кем?» Перед вами.

РОМАН. (Безнадежно.) Передо мной, так передо мной

Пауза. ЖЕНЩИНА не раздевается.

РОМАН. Ну? Что же вы сидите?

ЖЕНЩИНА. Я ведь вам уже говорила: я не привыкла снимать одежду перед посторонним мужчиной. Только перед врачом.

РОМАН. Так. Возвращаемся к тому, с чего начали. (Тяжело вздыхает, но после короткого перерыва снова с прежним темпераментом пускает в ход свое красноречие.) А вы представьте, что я не посторонний. Что мы давно знакомы. Что мы вместе росли. Что я ваш старый друг. Муж. Более того – возлюбленный! Тогда ваши руки сами потянутся к пуговицам. Ну!

ЖЕНЩИНА. Да, лучше возлюбленный. (Решительно начинает расстегивать платье.)