Ритуал

Тут я запротестовал:

– Это уж слишком! На Земле даже за убийство не всегда дают смертный приговор, а тут можно окочуриться из-за того, что природа не наделила тебя умом или силой. Зачем же сразу в ничто! Надо дать парням потренироваться, и пусть пробуют снова. Тут предки явно перегибают палку.

Хранитель задумался.

– Не знаю, может, ты и прав, – изрек он наконец. – Но я не властен над этим. У меня своя задача, а остальное – забота праотцов, и на их совести.

Я пожал плечами. Передо мной в который раз встала дилемма: как ко всему этому относиться? А может, здесь есть какой-либо третий вариант выхода? Лазейка в здравый смысл, способ все объяснить и примирить противоречия?

– Мир предков, – проронил я в замешательстве, – так это не Земля? Я, грешным делом, сначала подумал, что. – Тут я вспомнил, что как раз и помыслил, будто отправился к праотцам, поэтому сознательно закончил иначе: – Умер.

– Нет, что ты, пока нет, – успокоил он меня.

– Что значит «пока»? – всполошился я, холодея.

– Твое тело там, где ты оставил его, приняв сому. В мое время тела охраняли жрецы в ритуальных хижинах, чтобы покой испытуемых не тревожили. Но твоя сущность, атман, попав сюда, временно облеклась в новую плотскую оболочку. Оттого ты наг.

– И как же это возможно?

– Магия.

– Значит, все вокруг – ненастоящее, не существует?

– Отчего же? Тело твое спит, но атман бодрствует. Он тоже реален. И если здесь ты умрешь, то окончательно, вместе с телом, которое оставил там. Уйдешь к демонам возмездия.

– Господи! Неужто все это правда?

– Истина, – подтвердил Варья. – Кстати, каким богам ты поклоняешься?

– Да никаким особо, – признался я.

– У вас что, все такие?

– Большинство. Не чтят ни богов, ни предков.

– Плохо, – расстроился старик. – У нас тоже такие были. Уходили к другим племенам, которые тогда еще ели друг друга, забывая законы рода. Атманы таких яритов после смерти тела слабеют и тоже умирают, отчаявшись найти дорогу в свой мир. Как чужие. А сущность прошедших испытание после смерти перерождается в бессмертное тело. Мы называем его вирадж – сияющее. И я таков, только ты пока не можешь это увидеть.

В сложившихся обстоятельствах мне было не до религии. Здравый смысл подсказывал, что я вот-вот очнусь, но галлюцинации такой длительности и связности – это, согласитесь, уже перебор. Что же мне, поверить деду? Я, конечно, не столь просвещен в науке и философии, но представить себе какую-то новую форму бытия, равно как и разместить ее у себя в голове, не получалось.

Тем не менее, независимо от того, как все обстоит на самом деле, я решил ничего не менять в своем обычном поведении, а, учитывая слова Варьи о вероятной гибели, по возможности уклоняться от всех возникающих опасностей. Невероятная история старика в каком-то смысле была продолжением цепочки, начавшей выстраиваться еще на Земле: намеки профессора Вритрина на напряжение в воздухе, древних индоевропейцев и возможность чудес, ссора с Таней, дерьмовое самочувствие, наконец, возлияние, закончившееся так плачевно. Складывалось впечатление, будто воздействие внешних факторов подозрительно «удачно» наложилось на внутренние проблемы, короче – что все это подстроено. Но кем?

Если не отбрасывать эту возможность, то мы с Саней случайно, или повинуясь чьим-то козням, действительно стали участниками забытого ритуала. Кстати, где же он тогда? Я решил выяснить, где Саня и кто над нами мог так пошутить. А также поподробнее узнать о сущности ритуала, раз уж я невольно оказался в роли его участника. Хотя подвизаться на свершение подвигов у меня не было никакой охоты.

– Слушай, можно я тебя буду дедом называть?

– Как хочешь, – буркнул Варья.

– Тогда, дед, если ты не врешь, где-то здесь должен быть мой друг. А его нет, хотя пили мы вместе.

– Не обязательно, – сказал Варья. – Он может и не быть яритом.

– А чем ты занимался тут все это время?

– Скучал. Но без дела не сижу. Охочусь, благо дичи полно. Грибы есть, рыба. Вечером фигурки вырезаю из кости. Гляди, – показал он пару заготовок, на мой взгляд, довольно симпатичных. – Оружие мастерю, уже целая груда. Спешить некуда, вот и стараюсь, чтобы было надежнее да красивее. А вообще – тоскливо до смерти. Ночью лежу, смотрю на небо, с богами говорю. Тяжко. Живого человека рядом нет. Старейшины бывают редко.

– Охотишься в долине?

– Нет, на плато. Внизу опасно. Местность до самого горизонта – для испытания. Это будто.

– Полигон, – подсказал я, удивляясь, как рождаются и странно звучат современные понятия на этом древнем языке.

– Точно. Я опытный воин, но лишний раз соваться туда не хочу. Ведь прошли тысячи лет. И голодный Харутугшав все ревет по ночам.

– Тот самый демон? А где его логово?

– Видишь две самые близкие горы? Между той, что повыше, и той, что справа, узкая пропасть. На склоне высокой – его пещера.

– Понятно. Далековато отсюда. Наверное, всю ночь идти.

– Где-то так.

Мы поговорили еще немного, и он поведал мне немало интересного. Я тоже поделился с ним своей жизнью, рассказал о городах, технике, войнах и современных нравах. Он оказался неожиданно понятливым и то и дело впадал в печаль или, наоборот, веселость.

– Да ну! – только и восклицал он. – Эка куда вас занесло!

Видно было, что впервые за эти тысячи лет он, избавившись от постоянного одиночества и обретя хоть одного собеседника, искренне возлюбил его всем сердцем. Он угостил меня мясом, грибами и даже раскошелился на кусок соли, которую берег как зеницу ока.

Мы по очереди пользовались ею вприкуску, вприлизку… Не знаю, как обозвать способ, которым мы ее потребляли.

Наконец, мы выговорились, и наступила тишина. Варья, словно опомнившись, сник и стал мрачен как туча. Я неожиданно почуял тревогу.

– С некоторых пор я ожидал твоего появления, – сказал старик. – Но оно оказалось не таким, как я себе представлял.

– Не понял, – насторожился я. – Ты что имеешь в виду?

Он взглянул на меня исподлобья.

– Недавно случилось нечто, что я расценил как предзнаменование. Была очень душная ночь. В горах была гроза. Я не спал, мучимый тоской. Внезапно снаружи моего жилища раздался звук, похожий на гром, но это был не гром, а скорее какой-то гул. Я выскочил наружу. В этот момент хлынул ливень. Струи дождя и ветви мешали что-либо рассмотреть, но вспышки молний осветили что-то. Будто в небо поднялось тускло светящееся облако. Я решил, что это спросонья, и забыл об увиденном. Потом уснул, но вскоре очнулся от неясного страха. Когда я открыл глаза, увидел, что у входа сидит связник с миром духов, огромная сова. Готов поклясться духом рода, что она очень четко произнесла: «Жди. Твое служение подходит к концу. Он придет». Но, похоже, боги посмеялись надо мной. Ты всего лишь случайный гость. А из твоего рассказа следует, что другие за тобой не придут.

Тоска, звучащая в словах Хранителя очага, передалась и мне. Щемящее чувство, возникшее где-то в солнечном сплетении, сжало сердце, и я засобирался домой.

– Ну, мне пора, – сказал я. – Приятно было познакомиться и поболтать. Ты классный мужик, и я при случае навещу тебя с выпивкой. Где тут выход домой?

– Выход? – прищурился дед. – На другом конце пещеры Харутугшава.

Мое окаменевшее сердце выпало из груди и разбилось о внутренности.

– Как? – замер я. – А другого что, нет?

– Нет. Не предусмотрено. В конце обряда юноша должен принести жертву Харутугшаву, чтобы он пропустил его назад, – криво улыбнулся старик.

Я присвистнул:

– А если я, скажем, не захочу рыскать по полигону и тем более видеться с этим пресловутым демоном? Если я просто-напросто никуда не уйду отсюда? Что тогда?

– Боги рассказали мне одну притчу, – взялся за бороду дед. – У них было что-то, что обладало силой: вещь, испускающая жгучий свет. И еще было что-то, прозрачное как воздух, но твердое. Бог при мне направил свой свет на это, и луч прошел насквозь, не причинив никакого вреда. Потом он испачкал его. На нем появилось маленькое пятнышко грязи. Когда луч попал на пятнышко, – старик развел руками в стороны, – все разлетелось вдребезги. Это я веду к тому, что если за ночь ты не очистишься и твой дух не доведет тебя до цели вовремя, то твое временное тело сожжет первый луч солнца, который на тебя попадет. Рассвет погубит тебя, если к этому времени ты не покинешь пещеру.

– Замечательно, – сплюнул я. – Лучше некуда.

Я поглядел на солнце. Где-то четверть дня еще была в запасе. Плюс ночь. Получается, меньше суток, бах – и конец! Это в том случае, если испытание я не пройду. А помирать мне не очень-то хотелось, пусть и в галлюцинациях. В памяти хорошо отпечаталась боль, нанесенная ритуальным кинжалом Варьи. Представляю, каково будет издыхать!

– Предупреждать надо! – рыкнул я на старика. – Не мог, что ли, сразу сказать? Старый пень!

– А зачем? – вздохнул он. – Ты все равно не продержишься и до полуночи. Я не хотел тебя пугать.

– Не хотел пу… Ой, кошмар! Варья, ты должен как-то это остановить. Я не хочу оставить здесь свои вторые кости. В конце концов, я же случайно здесь, я абсолютно не готов!

Я бегал вокруг костра и яростно жестикулировал, время от времени хватаясь за голову. Хранитель очага смиренно сидел, потупив взгляд.

– Я бы рад, да помочь ничем не могу.

– Ну, придумай что-нибудь, дед! Отведи меня к Харутугшаву и скажи, пусть пропустит без жертвы. Я ему потом в десять раз больше дам. Пожалуйста, дед!

Варья упрямо покачал головой:

– Не имею права. Да и не выпустит он тебя просто так. Кто я ему, родственник, чтобы он меня послушал?

– Проклятие! Ну, Саня, ну, спасибо за угощеньице! Тьфу, черт!..

Очевидно, железа, вырабатывающая адреналин, пошла вразнос, так как вместо страха мной начала овладевать холодная решимость, обильно сдобренная яростью. Холодно не было, но волосы на спине встопорщились. Ноздри мои раздулись и с шумом втянули воздух, а крепко сжатые губы и ходящие желваки придавали мне, наверное, весьма свирепый вид.

– Похоже, что выбора у меня нет, – проворчал я. – Валяй инструктируй. Не будем зря терять время, его и так в обрез.

Варья подскочил как ужаленный:

– Мои уши не обманывают меня? Ты всерьез решил пройти испытание?

– А что делать? Уж больно жить охота. А сидя тут я лишаюсь даже надежды.

– Пойдем скорей, – сказал Варья. – Я снабжу тебя всем необходимым.

Мы спустились по склону холма и прошагали немного вдоль ручья, пока не остановились возле строения, сооруженного рядом с источником.

Варья скрылся внутри. Я нервно прохаживался рядом, ожидая, что будет дальше. Вскоре он появился, облаченный в украшенный всякой всячиной меховой балахон и головной убор, изготовленный из черепа какого-то животного. В руках он держал охапку предметов, характерных для эпохи начала человеческой истории.

– Оденься, – скомандовал он и сунул мне добротную теплую и прочную накидку из шкур. Она была немного велика, а потому бесформенно обвисла на мне, но ночью можно было ожидать прохлады, поэтому я согласен был скорее на такой наряд, чем на отсутствие всякого. – Хоть какое-нибудь оружие знакомо тебе? – спросил Варья, раскладывая копья и дубины, пока я одевался.

– Видел в кино, да толку мало. Впрочем, с топором как-нибудь управлюсь, как и с ножиком. Ну а дубиной, по-моему, любой дурак может пользоваться.

– Хм. Так уж и дурак. Лук?

– При случае стрельну, но меткости не гарантирую.

Лук и пучок стрел оказались пристроены к моему одеянию. После дед выбрал из кучи две дубинки – одну увесистую, другую поменьше. Когда я взял большую в руки, она под действием силы тяжести тут же уткнулась в почву, так как удерживать ее я мог, только напрягая все силы.

Варья крякнул с досады и всучил мне вторую.

– Детская, – сказал он.

Потом я подвязался кожаным ремнем, закрепил за ним два ножа, топор и короткий дротик, которым сразу едва не выколол себе глаз. Пришлось переместить его за спину. Варья, снаряжая меня, суетился вокруг, словно боксерский тренер над своим подопечным в перерывах между раундами.

– А обуви нет? – спросил я, переминаясь босыми ступнями.

– Я сам босой, – отпарировал старик. – Не бойся, не отвалятся твои ноги.

Он оглядел меня, и, казалось, остался удовлетворен.

– Хватит, – сказал он. – Лишнее будет только мешать.

Я хотел было выяснить, что он подразумевает под лишним, но Варья не дал мне заговорить.

– Страх придаст тебе силы, – похлопал он меня по спине. – Главное – береги рассудок и не впадай в панику. Это верная гибель. Терять тебе нечего, так что в любой ситуации не отступай и стремись только к победе. Используй для ее достижения все, что сможешь употребить. Тут не ваши нравы, второго раза не будет.

Я кивнул, мотая советы на ус, а он тем временем потащил меня обратно к очагу, продолжая инструктаж:

– Все, кого ты встретишь, – магические существа. Они вечны, но тебе достаточно провести или прикончить их однажды, чтобы они тебе больше не досаждали. Слабости есть у всех, и ты должен уяснить, что их вполне можно одолеть. С чем бы ни столкнулся – никому и ничему не доверяй и всего опасайся. Помни: любая мелочь, которую ты недооценишь, может стать для тебя последней. Главное – не позволяй собой управлять. Верь в себя. Испытание для того и задумано, чтобы, используя все, что в тебе есть, достичь полного совершенства и свободы, в общем, переродиться.

– Понятно. Кстати, а когда все это кончится?

Во мне, как ни странно, оказалось столько самоуверенности, что я даже надеялся на благополучный исход предстоящей затеи. Это мне понравилось.

– Когда ты выберешься из пещеры демона, – сказал старик. – Но помни: не успеешь до рассвета – считай себя покойником.

И Варья сделал жест, означающий стопроцентное прекращение жизнедеятельности.

– Недурно, – процедил я.

Солнце, наверное, чем-то зацепилось за небо, так как его перемещения по небосклону не было заметно. Мы подошли так вплотную к огню, что пламя почти лизало мне ступни.

– Меня учили, – произнес Хранитель Священного очага, – что человек есть то, чем он может и хочет стать, а потому он – самое великое создание Творца. Но не всякий достает из себя все, что в нем спрятано. Сначала нужно открыть, разбудить в себе это. Вот зачем нужно испытание на самом деле. Мы как будто спим наполовину, из-за того, что в нас осталось от мирового змея Вритры. Всяческая гадость, от которой нужно избавиться. Уж не знаю, как это происходит, но за эту ночь ты точно узнаешь и свои слабости, и свои возможности. Ты поймешь, на что способно твое тело, где пределы силы и выносливости. Испытаешь свое мужество: сможешь ли ты побороть страх. Ты также выяснишь, можешь ли доверять своему чутью, способен ли ты любить и ради чего ты можешь собой пожертвовать. Измеришь свою честность, но вместе с тем изведаешь, как велика в тебе ревность, коварство, мстительность и злоба. Тебе откроется мера прощения, заложенная внутри, и то, сможешь ли ты найти смысл там, где и надежда умерла. Ты проснешься по-настоящему. Или нет. В ночь испытания каждый выбирает, стоит ли ему жить дальше. Сам.

Уж чего-чего, а таких философско-поэтических выкладок я от Варьи не ждал. Ну, дает мужик!

– Боишься огня?

Я кивнул.

– А ты попробуй, полюби его. Увидишь, что будет.

Я вспомнил, как однажды один из моих друзей таким же образом учил меня справляться с холодом, приобщая к закаливанию, и вспомнил соответствующее умонастроение, которым и постарался проникнуться. Знакомое ощущение прозрачности перед стихией наполнило меня. Неожиданно я обнаружил, что Варья исчез. Вместо него ко мне обратился огненный вихрь:

– Потомок рода яритов Сергей! Войди в пламя!

Я с опаской исполнил его приказание и сильно удивился, что не было ни боли, ни жара при соприкосновении с огнем. Я так и не понял, то ли Варья стал Святилищем, то ли оно поглотило его, так как вокруг меня танцевал вихрь холодного огня, снаружи которого ничего не было видно.

– Готов ли ты приступить к испытанию?

– Ага, как пионер, – съязвил я.

В этот момент меня всего скрючило от боли, но лишь на миг. Видимо, шутки в данной ситуации неуместны.

– Вспомни, кто ты и зачем здесь. Так ты обретешь нужное состояние духа.

Меня не нужно было просить дважды. Я и так занемог от нетерпения.

– Ну? – спросил огонь.

– Я готов, – прошептал я, почувствовав, что теперь действительно готов на все, что угодно.

– Ты решился умереть или стать сильнее?

– Да.

– Погибнуть или обрести мудрость?

– Да.

– Если ты не постигнешь высшую справедливость и смысл, полигон уничтожит тебя. Если утратишь любовь ко всему, что тебя окружает, то будто бы и не существовал никогда. Ты готов проверить себя, ярит?

– Да, я готов.

– Да будут боги, предки и те, кто был до людей, милостивы к тебе и откроют тебе твою память и силу. Да будут звери, камни и деревья союзниками на твоем пути. Приступай, – пророкотал огонь и обратился в Варью.

Я поспешно выскочил из очага, который наконец-то обрел полагающуюся температуру.

– Что теперь? – спросил я.

– Пора идти. Будь осторожен. Не знаю, что Доля приготовила для тебя. Помни, что данный обет для тебя важнее всего. И что бы ни случилось с миром, ты должен дойти. Дойти и вернуться. Иначе все это напрасно. Все, больше я ничего не могу для тебя сделать.

Я кивнул:

– Ничего. Сам во всем виноват.

– Это судьба. Боги дали мне знамение, и явился ты. Кто знает, может, ты – тот самый и тебе удастся все вернуть? Поэтому ты должен выжить. Обязан, ради потерянных поколений и ради будущих. Но не возгордись чрезмерно и не жалей себя. Ты ничем не заслужил право жить. Пока. Видишь тропу? Она сама выведет тебя куда нужно. А потом поймешь, как тебе поступать. Ну, ступай и будь настороже. Давай, вперед.

Я двинулся по тропе, но Варья догнал меня и заставил остановиться.

– У меня плохие предчувствия, – изрек он. – Ты умный, здоровый, должен все преодолеть, но. Что-то в этом мире неладно. Какое-то зло – причина разлада в стане предков, прекращения испытания, моего одиночества. Сейчас оно владеет долиной. Я боюсь за тебя, как ни за кого не боялся.

– Спасибочки. Теперь я буду совершенно спокоен.

– Прости. Так для тебя же лучше. Зло в маске опаснее обычного. Не знаю, правильно ли я делаю. Держи.

Хранитель очага снял ожерелье с диковинным амулетом и напялил на меня.

– Той ночью, – сказал он едва слышно, – это осталось на месте, где сидела сова. Может, оно предназначено для тебя? Месламптаэ Ирий Яррита, Гандхарва.

В глазах старика сверкнули слезы и безумный огонь надежды. Только сейчас только я понял, как он переживал. Дед легонько подтолкнул меня, и я начал свой путь. Смысл загадочной последней фразы все не доходил до меня, и я оглянулся, чтобы спросить Варью, но он будто растворился. Вздохнув, я, бряцая первобытной амуницией, перешел ручей вброд, выбрался вверх по склону низенького овражка и зашагал вперед по тропе, готовясь, неизвестно к чему. Деревья, сомкнувшись у меня за спиной, скрыли от меня и Святилище Огня, и жилище его Хранителя.

Возвышенность, на которой располагался Священный очаг, осталась позади. Мой энтузиазм быстро улетучился, уступив место мелким мучениям души и тела. Несмотря на все разъяснения Варьи, мне так и осталось непонятно, куда я, собственно, направляюсь и что я должен там делать. Одиночество тяготило безмерно, да и позывы страха время от времени давали о себе знать. Но больше всего страдали мои ступни. Каждый шаг являлся для меня героическим подвигом до тех пор, пока пятки не онемели и не потеряли чувствительность.

Устав проклинать Саню, я постарался отбросить мысли о будущем и сосредоточился на текущем моменте и подстерегающих меня на пути неминуемых опасностях. Тропа вилась по ровному полю, поросшему какими-то дикими злаками и цветками. Вдали паслось стадо животных, вероятно копытных. Присмотревшись, я обнаружил, что это простые лошади. Они держались от меня в отдалении, но я на всякий случай ускорил шаг. Ничто по близости не предвещало опасности, в этом я был совершенно уверен, так как понижение местности все еще продолжалось, и я мог хорошо просматривать все предметы.

Спустя какое-то время откуда-то сверху донесся сиплый клекот. Подняв глаза, я долго не мог понять, что могло быть его источником, но вскоре обнаружил в небе черную точку, несомненно движущуюся по моим следам. Точка стала медленно описывать надо мной круги. Орнитология была для меня абсолютно далекой наукой, но было очевидно, что это какой-то хищник. Не думаю, что он собирался на меня напасть, но его присутствие действовало на меня угнетающе. Идти вперед в полном боевом снаряжении, поминутно задирая голову, весьма утомительно, поэтому когда я добрался до маленькой рощицы, встретившейся на пути, и юркнул в ее спасительную тень, то испытал большое облегчение. Собрав лицом несколько паучьих сетей вместе с их обитателями, я замедлил ход, с удовольствием ступая по мягкому мху и траве. Где-то потрескивали ветки, но меня это не насторожило, так как я был занят лавированием между колеблющимися липкими паутинами.

Ни с того ни с сего мне стало вдруг душно, да так, что я начал задыхаться. Испуганный этими симптомами, я быстро прислонился грудью к стволу могучего дерева, чтобы перевести дыхание. В тот же миг послышался свист, резкий щелчок, и дуновение ветерка над головой взъерошило мои волосы. Так же внезапно, как и появилось, удушье бесследно исчезло. Удивленный, я стал выпрямляться и уткнулся головой во что-то тонкое и упругое, торчащее из ствола. Миг назад его там не было, а теперь вдруг.

Заросли слева снова затрещали, и, оглянувшись, я с удивлением обнаружил, что кто-то улепетывает от меня, не разбирая дороги. Он быстро скрылся, и я обратил, наконец, внимание на предмет, появившийся в нескольких дюймах от меня. Это была стрела. Почти такая же, как мои, но с другим оперением. Ее, несомненно, выпустил незнакомец, так поспешно ретировавшийся после промаха. Я полностью выпрямился и встал чуть в стороне, рассматривая стрелу. Оказывается, не пригнись я вовремя, она проткнула бы меня аккурат ниже шеи. Оставалось только благодарить небеса за приступ недомогания и за то, что незнакомый снайпер не прицелился еще раз. Вероятно, он испугался, что я выстрелю в ответ, и решил спрятаться.

– Началось. – нервно процедил я и внимательно огляделся кругом, стараясь рассмотреть все недоброе, прячущееся между стволов и просветов листвы. Нет уж, увольте, испытание испытанием, но стрелять в спину – это подлость. Мое внимание привлекла пара свежих ветвей, торчащих из почвы под неестественным углом. Они были тщательно прикрыты листвой, но ветер обнажил следы срезов на их поверхности. У ствола дерева, склонившегося над тропой метрах в пятнадцати впереди, трава была подозрительно вялой и примятой. Как будто там что-то спрятано.

Мне на помощь пришли старые вестерны, изобилующие примерами зловещих индейских способов убийства. Взвесив дубинку в руке, я резко запустил ею, стараясь попасть в место, где веревка пересекала тропу. Рука меня не подвела. Я угодил в нужное место, и система, хитроумно задуманная и исполненная, молниеносно пришла в действие. Откуда-то снизу, разбрасывая комья земли и кустики папоротника, выросла смертоносная рогатина и со свистом исполнила свою задачу. Но, к счастью, несостоявшаяся жертва находилась в безопасности, прижавшись к дереву поодаль. Я подумал, что если бы и не выстрел лучника, то эта штуковина стопроцентно прикончила бы меня.

Я с тоской представил себе дальнейший путь, усеянный хитроумными приспособлениями для умерщвления, заботливо подготовленными живодерами-предками. Кто знает, сколько еще метров я пройду, оставаясь живым? Тысячу? Сто? А может, пять? Не остаться ли тут на всю ночь, наслаждаясь прохладой и безопасностью? Если, конечно, не явится еще пара снайперов. А утром? Мысль о том, что утром я окочурюсь, была невыносима. Я присел на корточки и, не сдерживаясь, горько, но беззвучно заревел. И за что же мне такое наказание-то, а? Что же мне делать?

К счастью, оглашать окрестности воплями о помощи я не стал. Они не только не помогли бы, но, наоборот, усугубили бы мое положение, собрав со всей округи шайки карателей, которые с радостью, я думаю, покончили бы с маленькой проблемой в лице меня.

Успокоившись, я тщательно высморкался, утер слезы и обиженно двинулся дальше, разглядывая мельчайшие детали, казавшиеся мне подозрительными.

Мне удалось без происшествий пройти почти всю рощу, если не считать происшествием то, что меня едва не придавило рухнувшим деревом, до этого преспокойно стоявшим в окружении других. Как и в случае с лучником, меня спасла нехватка воздуха. Я после этого уверовал в свою способность предчувствовать и истово надеялся, что она не покинет меня и впредь.

Когда я шел по роще, мне довелось лицезреть скелет несчастного в давно истлевших шкурах. Он висел на разлапистой сосне с удавкой на шее. Несомненно, вешаться он не собирался. Его повесили предки с помощью ловушек. Интересно, сколько времени он служит тут украшением?