– Торнтон, не смей водить в дом своих девок! Я этого не допущу! Твой камердинер сказал, что вчера ты побывал у одной из твоих любовниц, мисс Каслтон. А теперь ты притащил сюда этих… Твой отец, упокой Господи его душу, в гробу перевернется, а твоя сестра…

Она замолчала и, сжав в руке большой платок, принялась вытирать нос. Затем она ушла, приведя остальных в замешательство.

– Простите. Моя мать… не в себе.

Он не мог придумать ничего лучше, но ярость в его душе утихла. Ему нужно, чтобы Аннабель Смит осмотрела сестру – вот что самое главное, а с неожиданными обвинениями матери он разберется потом.

Граф Торнтон содержал любовниц; его мать приняла их с Розмари за падших женщин? Дымка, овеявшая особняк Торнтона, рассеялась после таких нелепых нападок, и, не жди ее в доме пациентка, Аннабель тут же потребовала бы, чтобы ее отвезли домой.

Подобное поведение настолько обычно для богачей! Полное и крайнее неуважение к другим… И если граф почему-то прельстил ее и внушил другие мысли, что ж, тем хуже для нее.

Вот почему Аннабель предпочитала не иметь дел с аристократией. Несколько прежних попыток вылечить богачей окончились катастрофой. Аристократы либо не платили, либо относились к ней с презрением. Однако раньше никто еще не смотрел на нее с такой ненавистью, как мать графа.

Что ж, здесь ей хотя бы заплатили; три фунта надежно покоились в сумочке.

Судя по всему, слова матери привели графа в ярость; он стиснул челюсти. После того как они вошли в дом, он попросил их немного подождать.

– Да, конечно, ваша светлость. – Розмари и Аннабель устроились в мягких удобных креслах у стола, на котором стояла ваза с бледно-розовыми искусственными цветами из крашеного шелка.

Аннабель сидела как в тумане, вдыхая запах лака и средства для чистки серебра. Обстановка дома казалась ей странно знакомой, чего она совсем не понимала. Такой же дом она часто видела в одном из своих повторяющихся снов: винтовая лестница, белые и черные кафельные плитки, многочисленные двери, которые вели из холла в роскошно обставленные салоны… и портреты предков, которые торжественно взирали на них со стен вдоль лестницы.

– Бель, что с тобой? Ты как будто привидение увидела.

– Очень похоже на то…

– Неужели мать графа приняла нас за уличных женщин? – Роз с ошеломленным видом поправляла красно-зеленый платок на шее.

– Скорее всего, раньше она ни разу не встречала таких женщин… ну, а мы одеты совсем не так, как обитательницы таких богатых домов. – Аннабель надеялась, что графиня не вернется и не застанет их здесь; иначе придется надеть пальто и шляпку и уйти.

Ей хорошо заплатили за консультацию; кроме того, карета, в которой их сюда привезли, с грохотом уехала. Единственный, кто может выпустить их отсюда, – сам граф. Неожиданно он вышел из коридора сбоку; его сопровождал другой лакей.

– Пойдемте. Там покои моей сестры. Перед спальней имеется гостиная; в ней миссис Грин может подождать.

Роз кивнула, и Аннабель тоже. Визит становился все более и более тягостным. Ей все меньше хотелось утешать молодую больную аристократку, но она понимала, что не сможет рассказать о своих чувствах графу Торнтону. Он сочтет ее нелепой сумасбродкой… Конечно, если его мать вновь начнет осыпать их оскорблениями, она развернется и уйдет.

Они стали подниматься по лестнице. Из корзины запахло камфарой; Аннабель решила, что флакон с камфарой перевернулся. Приподняв материю, она поправила флакон и поставила его вертикально, подперев бинтами.

Свет наверху был приглушенным; сюда почти не проникали звуки с улицы и из других частей дома. Здесь пахло болезнью; ноздри целительницы уловили этот запах, и она старалась угадать его оттенки. Как ни странно, она не сумела сразу определить, что за недуг мучает сестру графа, и поэтому нахмурилась.

– Буду очень вам признателен, миссис Грин, если вы немного подождете здесь. Сестра, в ее теперешнем состоянии, не переносит вида незнакомых людей; одно новое лицо для нее пока будет достаточным.

Дождавшись, пока Роз усядется, Аннабель следом за графом прошла в маленький коридорчик, который вел в просторную, красивую спальню, полную признаков нездоровья. В спальне царил полумрак. На длинном столе стояли флаконы с лекарствами и многочисленные миски с полотенцами. Все горизонтальные поверхности были уставлены вазами с цветами.

У кровати сидела горничная; как только они вошли, она сразу же встала и вышла из комнаты, хотя граф ни словом, ни жестом не попросил ее удалиться.

– Люси! – Голос графа стал мягче; Аннабель уловила в нем даже нежность и удивилась. – К тебе пришла мисс Смит, травница, о которой я тебе рассказывал.

– Торн, хватит с меня медиков! Я уже сказала, что хочу только одного: чтобы меня оставили в покое!

Голос у больной оказался довольно звучным. Еще одна странность. Если леди Люси столько недель пролежала в постели и смертельно больна, она должна была говорить тише и глуше.

Больная лежала, закутавшись в одеяла; виднелась лишь золотистая макушка и руки. Бель заметила, что ногти изгрызены до мяса, однако ногтевые пластины не утратили цвета.

– О мисс Смит очень хорошо отзываются в ее приходе в Уайтчепеле. Нам очень повезло, что она согласилась приехать: она редко выбирается за пределы своего квартала.

– Где мама?

– Я попросил ее побыть в своей комнате.

– Сегодня она просто невыносима. Жаль, что она не может вернуться в Балмэн, а меня оставить с тобой. Сколько лет мисс Смит?

– Смотри сама. Она уже здесь.

Одеяло пошевелилось; из-под него высунулось лицо. Очевидно, леди Люси когда-то была очень хорошенькой, но сейчас побледнела и осунулась. Волосы свалялись и висели космами.

Аннабель надеялась, что не выказала удивления. Самыми важными она считала первые минуты встречи пациента и целителя.

– Вы не такая уж… старая, – заметила Люси.

– Через неделю мне исполнится тридцать два года. Мне кажется, это ужасно много. Но какой у меня еще выход?

– Вот какой! – неожиданно пациентка улыбнулась.

– Может быть, – тихо заметила Аннабель. – Когда вы в последний раз ели?

– Мне совсем не хочется есть. Иногда я пью бульон.

– Можно пощупать ваш пульс?

– Нет. Я не разрешаю прикасаться ко мне.

– Никогда? – Аннабель не скрывала удивления. – Как же вас осматривали?

– Никак. Я никому не разрешаю до меня дотрагиваться. Даже издали видно, что болезнь крадет у меня жизнь. На мне испробовали всевозможные лекарства, и все напрасно. Один доктор, правда, дотронулся до меня против моей воли; он два раза пускал мне кровь. Но теперь я хочу одного – умереть. Так будет лучше для всех.

Аннабель услышала, как граф судорожно вздохнул, и ей стало его очень жаль.

– Мисс Стейнс, могу ли я поговорить с вами наедине?

– То есть без моего брата? Чтобы здесь никого больше не было? Не знаю, можно ли…

Но граф уже ушел; он побрел к двери неслышно, как призрак.

Аннабель выждала какое-то время и закрыла глаза. В тишине можно многое выяснить. Дыхание девушки было частым и неглубоким, но в ее дыхательных путях не было застоя. Она часто шевелила ступнями, что указывало на нервозность. Бель слышала шорох простыней; леди Люси дважды шмыгнула носом. Возможно, она слегла с простудой, хотя выглядит довольно крепкой.

Открыв глаза, Аннабель посмотрела на пациентку в упор; золотисто-карие, как у графа, глаза, только более темного оттенка.

– Почему вы лжете, мисс Стейнс?

– Что, простите? – ахнула Люси.

– В вашем организме нет болезни. Зато я знаю другое: вам нужно о чем-то поговорить.

– Ничего вы не знаете! – негромко и резко возразила леди Люси.

– Сегодня я сделаю вам камфорные припарки на грудь и мятные – на подошвы. Но на вашем месте я бы постепенно начала проявлять интерес к жизни. Завтра я вернусь и принесу другие лекарства. Недели будет достаточно для того, чтобы вы снова начали вставать, а затем мы справимся и с истинной причиной того, почему вы решили не вставать с постели.

– С истинной причиной?

– Подумайте сами. Ваши близкие очень страдают из-за того, что вы устроили представление. И если многочисленные врачи, которых они приводили, чтобы вас осмотреть, не догадались о том, что с вами, то лишь в силу недостатка опыта. Настоятельно советую подумать о том, что с вами случилось, и снова начать жить… по мере возможности.

– Уходите!

Аннабель встала; ее сердце билось быстро и часто.

– Простите, но я не уйду. Только разум позволит вам обдумать последствия… хотите верьте, хотите нет, но такова жизнь. Вы немного отступите, но затем одержите победу… и ваша победа будет сокрушительной.

– Мисс Смит, вы что, ведьма? Оккультистка?

– Может быть, – пылко ответила целительница. Девушка должна поверить ей, иначе она пропала. – Магия – именно то, что вам требуется сейчас. Поэтому расстегните, пожалуйста, сорочку, а я приготовлю камфару.

* * *

Через десять минут она спустилась вниз. Граф Торнтон приказал закладывать карету.

– Простите, мисс Смит, я не смогу проводить вас обратно в Уайтчепел. У меня есть другие дела в городе. Вы сказали моей сестре, что вернетесь завтра; я пришлю за вами экипаж в девять утра.

– Не нужно. Завтра мы доберемся сами. Попросите горничную подать вашей сестре тарелку куриного бульона с маленьким кусочком хлеба. Передайте, что такое питание пойдет ей на пользу, а завтра я спрошу, как она поела.

– Очень хорошо. Благодарю вас.

Граф явно не верил, что его сестра хоть что-нибудь съест. Аннабель сразу поняла: его разочаровала и краткость ее визита. Лишь запах камфары и мяты свидетельствовал о лечебных процедурах. Скорее всего, он считает ее шарлатанкой, к тому же дорогостоящей… А если его сестра не прислушается к ее советам, граф и дальше будет считать ее шарлатанкой.

Склонив голову, она вышла на крыльцо. Она не удивилась, когда у них за спиной закрылась дверь.

Вернувшись домой, она сразу пошла к тетке. Та сидела в маленькой нише рядом с кухней.

– Тетя Алисия, я узнала дом графа Торнтона. Кажется, когда-то я жила в похожем доме!

Тетка подняла голову и посмотрела на нее, но ничего не ответила.

– Он похож на дом из моих снов. Тот, о котором я вам рассказывала…

– Аннабель, я всегда говорила, что ты странная – странница, которая уже побывала здесь в другой жизни.

– Кто они, тетя Алисия? Я помню людей, которые одевались так же, как обитатели дома Торнтона.

– Сколько раз можно повторять: никакие привидения тебя не преследуют, но людей, которых ты видишь во сне, я не знаю.

– В таком случае кто были мои родители?

– Я их никогда не видела. Я взяла тебя к себе, потому что меня попросила об этом монахиня из монастыря рядом с деревней. Слуга привез заболевшую девочку из Англии в храм Рождества Пресвятой Богородицы; ее передали в руки Господа. Монахиня по имени Мария была англичанкой; несколько лет она каждый день беседовала с тобой. Потом ты бегло заговорила по-французски… Больше я ничего не знаю. Вначале мне дали понять, что ты пробудешь у меня лишь несколько недель, но за тобой так никто и не приехал… – Тетка замолчала, стараясь успокоиться. – Со временем я стала считать тебя своим ребенком, которого у меня никогда не было. Каждый день я молилась, чтобы так продолжалось и дальше, чтобы мне не пришлось отдавать тебя, потому что разлука с тобой разбила бы мне сердце.

Они не в первый раз говорили о прошлом. Слова тетки казались вполне разумными. И все же, все же…

Леди Люси сегодня показалась ей вполне разумной молодой особой. Она пряталась в постели в затемненной комнате и запрещала кому бы то ни было дотрагиваться до себя. Она перестала есть. Она расхотела жить. Внезапно в Аннабель вскипел гнев, который она больше не могла скрывать.

Все лгут!

Ее тетка.

Леди Люси.

Даже красивый граф Торнтон со своими многочисленными любовницами и своей ожесточенной матерью.

Уйдя от тетки к себе в комнату, Бель взяла лист бумаги, окунула кисть в масло, а затем в красный порошок.

Нет ничего подлинного. Все ложь и обман! Она с удовольствием наносила на лист красные мазки, которые словно перечеркивали правду, замазывали ее. Жизнь, построенная на лжи. Картины, написанные в гневе…

Леди Люси молода и получила хорошее воспитание… Бель хотелось убить мужчину, который довел ее до такого состояния, превратив в настоящую калеку. Но нужно двигаться очень медленно и осторожно, чтобы исцелить ее.

Вторую половину дня Литтон провел в объятиях красивой вдовы миссис Сьюзен Каслтон. Они нежились в меблированных комнатах в Кенсингтоне, которые он снял специально для нее.

Надо отдать ей должное, вкус у нее был безупречным, но то, что еще неделю назад казалось ему замечательным, теперь перестало быть таким.

Слова матери больно ранили его. Он никак не мог забыть выражения лица мисс Аннабель Смит.

Что за странная целительница! После ее ухода сестра выпила бульон, съела хлеб и попросила чашку чаю. Она уже много недель почти ничего не ела, а теперь, после десятиминутного визита необычной мисс Смит, ей сразу полегчало! Люси решила, что мисс Смит ведьма, и так ему и сказала. Она считает, что целительница исполнена зла и неизъяснимой силы. Люси не хочет, чтобы мисс Смит приходила снова.

Что ж, пусть будет ведьмой, пусть будет кем угодно, лишь бы ей удалось вернуть сестру к жизни! После многочисленных попыток ученых мужей вылечить сестру он рад любой алхимии… Он решил, что непременно попросит мисс Смит вернуться.

– Торнтон, ты так хорошо сложен.

Шепот заставил его обернуться. Каштановые кудри Сьюзен разметались по его груди; прильнув к нему, она щекотала его, приглашая к дальнейшим действиям. Как же она ненасытна! Когда они только познакомились, он не верил своему счастью, но теперь… теперь ему вдруг показалось, что вдовушка выжмет его как лимон и бросит, а он останется таким же калекой, как сестра.

– Я хочу тебя съесть. Целиком!

Ее слова настолько соответствовали его мыслям, что он невольно оттолкнул ее и сел.

Интрижка с этой распутной вдовушкой вдруг показалась ему отвратительной, неправильной. Еще несколько недель назад он бы охотно откликнулся на зов ее плоти. Сейчас же ему хотелось одного – бежать.

– Сьюзен, мне надо идти. Не знаю, вернусь ли.

Жаль, если его слова покажутся ей слишком жестокими, но он терпеть не мог лгать. Никому.

– Торнтон, ты, конечно, шутишь? Мы сегодня целый день наслаждаемся друг другом и не можем насытиться!

Очередное сравнение их связи с едой вызвало у него отвращение. Он встал и начал одеваться. С трудом стащил с пальца один из многочисленных перстней.

– Вот, этого хватит, чтобы платить за квартиру по меньшей мере год. Благодарю тебя за то, что так долго выносила меня, но между нами все кончено. Я больше не могу.

По лицу женщины потекли слезы.

– Торнтон, не может быть, чтобы ты говорил серьезно! Я люблю тебя. Я люблю тебя всем сердцем, и…

Он заставил ее замолчать, приложив палец к ее пухлым алым губам.

– Год назад ты любила Дервента, а до того ты любила Маркуса Мерриуэзера. После меня будут и другие.

Подобрав с пола одежду, он направился к двери. Сьюзен схватила вазу и со всей силы швырнула в него. Ваза разбилась; осколок поранил ему висок.

– Клянусь, ты еще об этом пожалеешь! Никто не будет любить тебя так, как я, особенно та, которую ты захочешь взять в жены! Все они холодные, деревянные и безмозглые!

Проклятие! Неужели Орельян или Эдвард публично упоминали о его решении жениться до конца нынешнего лондонского сезона? Он надеялся, что нет. В противном случае все мамаши с незамужними дочками объявят на него настоящую охоту!

День начался странно, и чем дальше – тем больше. Он кое-как вытер кровь с виска. Возвращаться домой не хотелось. Не хотелось встречаться с матерью. Кроме того, он помнил, что Люси почти все утро проплакала.

У младшего брата снова трудности в школе, а Пруденс, старшая сестра, сейчас в Риме, осматривает достопримечательности с молодым мужем. Ему хотелось поговорить с ней, но она вернется лишь через несколько месяцев. Она почти в неприличной спешке покинула Англию.

Его родным сейчас плохо. И виной всему смерть его отца, которая случилась под Рождество в прошлом году. На него неожиданно свалилась огромная ответственность: графский титул и владения. Кроме того, любовница только что пыталась его убить.

Когда-то он был свободен и ничем не связан. Теперь всем и каждому что-то от него нужно. Раньше он читал лишь долговые расписки за карточным столом – тогда удача ему ни разу не изменяла. Сейчас приходится без конца читать отчеты, подписывать счета и делать тысячу других вещей, необходимых для содержания обширных владений. Вот уже несколько недель он редко бывает на улице и дышит воздухом; он или сидит дома, или находится в постели Сьюзен Каслтон… впрочем, с последним покончено! Одеваясь, он с удивлением понял, что нисколько не жалеет о разрыве.

Вечер он провел в клубе «Уайтс», а когда клуб закрылся, поехал в лондонский особняк Эдварда Талли. Дервент наверняка поймет его чувства, ведь и он когда-то был близок с этой женщиной!

– Торн, тебе нужно поехать за границу, подальше от семьи, – решительно произнес Эдвард после того, как они выпили коньяку.

– Тебе легко рассуждать, ведь твой отец еще в добром здравии и есть старший брат, которому предстоит нести тяжкое бремя титула.

Эдвард рассмеялся, допивая очередную порцию коньяка; он жестом велел слуге принести еще бутылку.

– Что с планами женитьбы?

Литтон выругался.

Он поделился с друзьями своими намерениями после того, как заболела Люси. Неожиданно он осознал, что смертен. Теперь он жалел о своей откровенности.

– Помнится, ты говорил, что тебе нужны лишь широкие бедра и симпатичное личико? – Эдвард явно веселился, хотя Литтону было не до смеха. – Ты собирался жениться на первой девице, которая обладает этими качествами?

– Я был пьян.

– Пьянее, чем сегодня?

– Пьянее и, наверное, счастливее… – Литтон усмехнулся.

– Что ж, Льян счастлив, и Шей тоже. Может быть, жениться в самом деле стоит? Найти себе практичную, здравомыслящую супругу… Никаких бездумных интрижек или опытных куртизанок.

– Где же найти такую? – спросил Литтон. – Шей нашел Селесту в парижских трущобах, а Льян получил свою Вайолет благодаря жадности изменника и утраченным деньгам…

– Стюарт Таунсенд сказал, что утром видел тебя в карете с незнакомой женщиной. Он нашел ее довольно интересной…

Литтон покачал головой. По какой-то причине ему не хотелось рассказывать другу об Аннабель Смит. Сегодня его близкие отнеслись к ней совсем не по-доброму, и он не хотел следовать их примеру. Поэтому промолчал.

– То, что ты не хочешь говорить о ней, делает ее еще интереснее!

Литтон встал.

– Эдвард, наверное, я поеду домой и посплю. Мне кажется, что я бы мог проспать сто лет.

– Не забудь, завтра у Сеймуров бал-маскарад. Поедем туда вместе и попробуем разорвать паутину!

– Может, я и поеду. Утром я тебе напишу.

Небо прояснилось, высыпали звезды. Дыша полной грудью, Литтон думал о том, что небо будет вечно живым… Раньше он собирался остаться у Эдварда, но неожиданно ему захотелось поехать домой.

Завтра к Люси снова придет Аннабель Смит. Она явится в несусветную рань, в девять утра, и ему не хотелось с ней разминуться. Последняя мысль очень его встревожила.

Глава 3

В то утро Аннабель оставила дома корзину с лекарствами. Вместо нее она взяла книгу, перевязанную синей лентой. Роз осталась дома.

Граф Торнтон встретил ее в холле. Аннабель заметила, что слуг он не позвал. Он сам взял у нее накидку и шляпку и повесил их на медный крючок сбоку от парадной двери.

Она сразу же заметила рану у него на виске.

– Вы поранились?

– Слегка, – ответил он, смахивая волосы со лба.

– Ваша светлость, по-моему, то, что я вижу у вас на виске, – не «слегка».

– Мисс Смит, ваша пациентка наверху.

Услышав упрек в его голосе, она улыбнулась:

– А ваша матушка?

– Она ведет себя неплохо; она осталась в своей комнате.

– Вчера ваша сестра что-нибудь съела?

– Больше, чем за много недель. Она считает вас оккультисткой. Кажется, назвала вас проклятой ведьмой.

– Пусть и дальше так считает – лишь бы это помогло ей выздороветь!

Рассмеявшись, он достал из кармана десятифунтовую купюру:

– Вот, возьмите, пожалуйста. За пятнадцать минут вы сделали для моей сестры больше, чем все другие врачи, вместе взятые.

– Что вы, ваша светлость, я не могу столько взять. Десять фунтов – целое состояние; многие обитатели Уайтчепела не зарабатывают столько и за целый год!

– В таком случае считайте, что это не только вам. Кажется, вчера вы говорили, что употребите ваш заоблачный гонорар на добрые дела в своем приходе.

– Да, так и будет, но…

Он наклонился вперед, достал бархатный кошелек из кармана ее пальто, висевшего на крючке, и положил в него купюру. Аннабель тяжело вздохнула.

– Благодарю вас. Я пришлю вам отчет о всех тратах до последнего пенни… – Немного помолчав, она добавила: – Ваша светлость.

Они вошли в гостиную перед спальней его сестры – вчера здесь ее ждала Розмари. Граф остановился:

– Думаю, сегодня вам лучше навестить сестру в одиночестве.

Глубоко вздохнув, Аннабель кивнула и вошла.

Леди Люси уже не пряталась под одеялом. Она сидела на постели и смотрела в окно. Она показалась целительнице маленькой, худой и бледной.

– Говорят, вы пообедали и поужинали?

Девушка развернулась к ней; в ее глазах полыхнул гнев.

– Мисс Смит, я не привыкла к угрозам и потому решила, что разумно что-нибудь съесть. На всякий случай!

– Надеюсь, вы не будете возражать и против того, что я вам почитаю? – Аннабель развязала ленты, села сбоку от кровати и открыла книгу. – «Мэри, героиня этого романа, была дочерью Эдварда, который женился на Элизе, благородной и светской девице. Она обладала некоторой вялостью характера, чертой, которую можно назвать добродушием со знаком минус…»

Полчаса спустя она замолчала.

– Кто это написал?

Вопрос порадовал Аннабель.

– Мэри Уолстонкрафт. Она искренне верила, что фантазия способна унести женщину от тяжелых обстоятельств.

В комнате воцарилось молчание; слышалось лишь тиканье часов в углу.

– Мисс Стейнс, я хочу подарить эту книгу вам. Надеюсь, мы с вами обсудим ее достоинства при нашей следующей встрече.

– И когда же она состоится?

– В среду. У вас будет достаточно времени, чтобы сформировать определенное мнение. То мнение, которое я оценю, – добавила она, заметив нерешительность в золотистых глазах своей пациентки.

– Не знаю…

– Ешьте и читайте, больше я ни о чем вас не прошу. Вам нужна пища для тела и для духа.

– Откуда вы знаете моего брата, графа Торнтона?

– На самом деле я его не знаю.

– Где вы с ним познакомились?

– Он приехал ко мне домой в Уайтчепел и попросил осмотреть вас.

– Он вам заплатил?

– И очень хорошо. Наверное, гораздо больше того, сколько я стою.

– Вы всегда такая откровенная?

– По-моему, смотреть жизни в лицо – наилучший способ избежать трудностей.

– Моя мать так не считает.

– Иногда нужно искать уверенность внутри себя, не подпадая под влияние других.

– Знаете, вы говорите совсем как Торн. Ему всегда удается заставить других сделать так, как он хочет, и он такой умный, что всегда может подобрать нужные слова. Мама говорит, что он похож на нашего отца, но я так не считаю. Он в тысячу раз лучше.

– Вы его любите?

– Его все любят. Но Литтон так же несчастен, как и я.

Боже, разговор зашел в совершенно незнакомую область! Аннабель от всего сердца надеялась, что граф Торнтон не стоит снаружи и не подслушивает.

– Почему же вы так несчастны?

Меньшее, что она могла сделать, – снова переключить внимание на свою пациентку.

– Я стала просто ничтожеством.

Слова героини из книги. Значит, леди Люси все же слушала ее.

Аннабель понизила голос:

– Насколько мне известно, материнство никак нельзя назвать ничтожеством!

Ее пациентка заметно побледнела и посмотрела на нее в упор.

– Вы… сказали ему? Моему брату?

– Нет.