И вся любовь…

С домом, в который меня привезли в трёхмесячном возрасте, и где я живу всю жизнь, мы – ровесники. Хотя, это не дом, в прямом смысле слова, это коттедж. Я знаю, что для многих людей – это имеет значение. Но только не для Неё и не для меня. Она искренне любит свой дом, и я увидела в ней это сразу. И мне это очень понравилось, потому что чрезвычайно важно. Если человек любит и уважает свой дом, если ему хорошо в нём и покойно, он вряд ли будет предосудительно себя вести и сознательно причинять вред, находясь в чужом. Я, например, с ходу определю по любому, случайно или намеренно зашедшему к нам человеку или животному, есть ли у него вообще свой дом, а если есть, то любит он его или нет. А вот дом это или коттедж, для меня так вообще никакой разницы: главное, что у меня есть Она. А ещё моя собственная крыша над головой, с двумя тёплыми и сухими комнатками, и даже мои личные железные ворота, которые закрываются вслед за мной, по мере надобности. В основном, тогда, когда в дом приходят чужие. Ну не люблю я их, ничего не поделаешь. К тому же, это, помимо всего прочего, входит в мои обязанности, реагировать на посторонних.

Всех людей я делю на три, совершенно неравномерные и, разумеется, неравноценные группы, а именно: 1. Она (здесь нет, и не может быть никого больше); 2. Те, кто не слишком важен (как правило, члены Её семьи);

3. Чужие (самая большая группа, потому что в неё входят все остальные).

Отдельной, отнюдь не дружелюбной группой, идут коты всех мастей и, особенно, собаки. Да, вот такая ирония судьбы.

Хотя с котом, однажды, я дружила. Да, был в моей долгой жизни и такой период. Она принесла откуда-то котёнка отвратительно рыжего цвета. Но Ей это обстоятельство, видимо, даже нравилось. Потому что Она так и назвала его – Рыжий. Но справедливости ради, надо сказать, что кот этот по характеру выгодно отличался от остальных представителей своего бесцеремонного и наглого рода. И несмотря на свой довольно вызывающий окрас, имеющий, кстати говоря, как и всё семейство кошачьих, тоже весьма дурную репутацию, вёл себя довольно прилично. Он не орал, не лез в дом без спроса, не попрошайничал, слишком явно не воровал, и вообще был тихим и весьма интеллигентным. Так что у нас завязались весьма скоро приятельские отношения.

Кот мне даже нравился, тем более, мне было приятно, что Ей доставляет удовольствие наблюдать за нашим общением. Хотя поначалу Она это не очень-то одобряла, так как переживала за Рыжего. И с какой, спрашивается, стати? Виноваты во всём, я считаю, глупые предрассудки. Ну не съела бы я его, в самом-то деле! Хотя пару раз слегка потрепала, было дело. Но он не был в обиде, понимал, значит, что я обязана следить за порядком. И даже несколько раз, в плохую погоду, он шёл ночевать ко мне. А я пускала, мне не жалко, если ты себя порядочно ведёшь, то и к тебе соответствующее отношение. А потом с Рыжим произошло что-то плохое, он не сказал, да это было и неважно. Мы вообще очень редко пользуемся словами. У нас гораздо лучше развита другая коммуникация. Мы говорим на языке сердца. А в ту ночь, Рыжий приковылял ко мне на трёх лапах, окровавленный и дрожащий, забился в угол и вскоре умер. Да, вот такая история про то, как я дружила с котом. Я, Берта, представительница старинного итальянского рода: рослая, статная, с широкой грудной клеткой и отлично развитой мускулатурой, с тяжёлой поступью и грозными висящими брылями, которые уж казалось бы, сами по себе, каждому взглянувшему на меня или услыхавшему мой «ангельский» голосок, должны были бы дать понять, что им здесь не рады, не брезговала общением с беспородным, к тому же, рыжим котом. Признаюсь, я и сейчас иногда вспоминаю, как мы сидели с ним в моём деревянном домике и слушали дождь, который настойчиво стучал по железной крыше, словно просился в гости. И было нам так хорошо молчать каждый о своём, особенно если я знала, что Она тоже дома и Ей ничего не угрожает.

И сейчас, бывают дни, когда сердце моё наполняется печалью до такой степени, что мне хочется выть, потому что я много чего знаю, а ещё больше чувствую. Хотя вообще голос я подаю довольно редко. Не таких мы кровей, чтобы брехать понапрасну, как некоторые, да что там далеко ходить, мои соседи, к примеру. Но вот недавно был, так сказать, прецедент. Она уехала. На целую неделю. И поручила меня тем, из второй группы, кто не так важен. Меня, разумеется, ежедневно навещали, приносили еду и оставляли чистую воду. Но это было совсем не то. Нет, Она и раньше уезжала, но сейчас кое-что изменилось…В первую очередь, я сама… Мне вдруг стало страшно… Первый раз в жизни. Я подумала, что уйду туда, куда ушёл Рыжий, и откуда летят к нам холодные белые мухи, и не увижу Её. Не почувствую Её руку на своей голове и не услышу Её голос. Единственный из всех звуков на этой планете, который мне по-настоящему дорог. И тогда я стала заводить свою песнь. Так мне было легче переносить разлуку, когда становилось совсем невмоготу. Когда моё сердце наполнялось печалью и тоской до такого предела, что казалось, сейчас оно разорвётся на десять тысяч лоскутков, я начинала петь. А когда грустная песнь просится сильнее всего наружу? Правильно, конечно же, ночью. Наверное, ей сообщил кто-то из соседей о моём ночном соло. Потому что Она вернулась раньше, чем намеревалась. И я была счастлива, хотя видела, что Она недовольна. Но мне было всё равно! Пусть ругает, пусть, зато мы снова вместе. И я не буду совсем-совсем одна, когда придёт мой час. А он приближается, я знаю. У меня неважное здоровье: я почти ничего не вижу, плохо слышу и уже еле хожу. Она даёт мне таблетки, капает глаза, а затем кладёт ладони на мою голову и говорит:

– Ничего, Берта, ничего старушка, прорвёмся. А я смотрю на Неё и, конечно же, соглашаюсь, хотя знаю, что от старости и немощи лекарства нет. Она смотрит мне в глаза, а я смотрю в Её. И не могу насмотреться. Так было всегда, я вообще не вижу никого кроме Неё. Я хорошо отношусь к тем, кто не важен, только потому, что Она любит их. Но если я не увижу больше этих людей, ни разу в жизни, я это вряд ли даже замечу. Если я пойму, что не увижу Её, я умру сразу, причём совершенно сознательно…И в этом нет никакой трагедии или упаси бог, позёрства. Нам это не свойственно, вы же знаете, наверное. Это всего лишь факт. Мне просто незачем будет жить. А что может быть ущербнее и несчастней жизни, лишённой смысла?!

Я знаю, что скоро опять придёт стылая, угрюмая скорбь, люди называют это время зимой. И я вряд ли переживу её… Пожалуй, не в этот раз…

Зачем я решила поделиться своими мыслями? Кому это интересно, могли бы вы у меня спросить. Тем более что я не выдающаяся личность. Я не спасала утопающих, я не отыскивала чересчур самонадеянных альпинистов в заснеженных горах, я не вынесла испуганного малыша из горящего дома, я даже, страшно сказать, ни разу не была матерью. Она говорит, что не нашлось для такой родовитой невесты подходящего и не менее породистого принца. Я всего лишь стою на страже этого дома. Потому что не могу допустить, чтобы с ним или с Ней случилось что-то плохое. А ещё, когда-то в молодости я катала на санках маленького сына той, кто не так важен. А Она смотрела, хвалила меня и смеялась. И мягкий снег, который в тот день кружился в воздухе, был Ей очень к лицу.

А ещё я точно знаю, что такое Любовь. Истинная, чистая, бескорыстная и вечная. Потому что это именно то, что я чувствую, когда она гладит меня по голове или заглядывает в мои глаза. И это останется с нами навсегда, это останется в Ней… Даже, когда я уйду… Потому что Любовь не умирает. И вот об этом я хотела бы сказать, если бы могла. Вот что я желала бы испытать каждому. Независимо от того, кто ты. Даже если ты всего лишь собака…

И вся любовь…

1

Лика всегда была хорошенькая. Даже в кошмарный пубертатный период, примерно, с 12 до 16, когда кажется, что твоё собственное тело решило объявить тебе нешуточную войну и ежедневно грозит гормональным взрывом, она оставалась ладненькой и симпатичной. В отличие от большинства ровесниц, у которых, то лицо покрывалось малиновыми прыщами, то предплечья противной гусиной кожей. Кто-то за лето вымахивал в росте и походил на бравого гвардейца, а у кого-то грудь вдруг вырастала до четвёртого размера, а в комплекте с очками, угревой сыпью и острыми лопатками, это, знаете ли, смотрится, как минимум, странно.

А у Лики в этом отношении всё было в порядке. Она в этом уверена. Ну и потом, есть же фотографии и даже видео. А самым главным показателем того, что она выглядела отлично, были, конечно, представители противоположного пола. Нет, не мальчишки-сверстники, б-р-р-р, боже упаси! У них дела, в смысле внешности, обстояли ещё хуже, чем у её одноклассниц. Долговязые, лопоухие, не имеющие представления, что им делать со своими руками и ногами, с мерзкими редкими волосками на хлипких подбородках, а запах.... Кстати, с внутренним содержанием у них тоже были большие проблемы.

Нет, Лике всегда нравились ребята постарше. Как и она им, собственно. Например, Вадик из 11 класса, спортсмен и красавчик, с которым она встречалась почти что весь год в восьмом классе. Когда Лика наблюдала за его игрой на школьном стадионе, где они с Риткой имели обыкновение прогуливать алгебру, он нисколько не смущаясь своих приятелей, махал ей рукой и кричал: "Привет, куколка!" Вот так-то.

Так что Лику всё устраивало в её юной и красивой жизни. Всё, кроме имени. Вообще-то её полное имя Анжелика. Ликой она решила называться в 14 лет, после того, как этот гад, Вовка Васильев, самый отстающий одноклассник, к тому же толстяк и вонючка, во всеуслышание заявил после физкультуры, что именем Анжела, представляется каждая вторая проститутка. И громко заржал при этом, оглядываясь на пацанов, как бы приглашая их присоединиться к его веселью. Конечно, Лика слегка всплакнула, но только в школьном туалете, утешаемая верной, но некрасивой Риткой. Даже мелькнула мысль пожаловаться Максу, с которым она тогда встречалась, но Ритка её отговорила. Лика прислушалась, (то есть тогда, она ещё, конечно, была Анжелика), ведь Ритка умная. – Смотри, сказала подруга, – чтобы не получилось наоборот, прилипнет ещё прозвище. Это, добавила Ритка, очень часто именно так и работает.

А мимо одноклассников и, особенно, этой скотины Васильева, Лика прошла с высоко поднятой головой. Да! Даже вида не подала! Ещё чего не хватало! Ни-ни… Ну ещё, правда, дома высказала матери со слезами, зачем, мол, таким дурацким именем назвала.

–Красиво, – пожала плечами мать. Но не стала рассказывать про Анжелику, которой зачитывалась в 90-х, и всю эту книжно-любовную эпопею про великолепную куртизанку и просто красавицу. И про то, что "Анжелику-маркизу ангелов" читала уже, будучи глубоко беременной, тоже дочери решила не сообщать.

– Красиво…– передразнила её Лика, – Тоже мне знаток прекрасного в фартуке и с поварёшкой! Мать у Лики работала в столовой № 17, поваром, и Лика этого ужасно стеснялась, – Ты что хотела всю жизнь мне испортить? С сегодняшнего дня, я – Лика, ясно тебе? Никаких Анжел… Вот так Анжелика и стала Ликой.

А в остальном, всё складывалось отлично. Новое имя ей очень шло, оно быстро и как-то незаметно прижилось, а к моменту окончания школы, про "Анжелу" не вспоминал даже двоечник Васильев. Когда она первой из класса вышла замуж (про такое замужество говорят, "выскочила") – никто даже не удивился. Это, как бы предполагалось само собой. Учительница математики, чьи уроки Лика безбожно прогуливала, встретив её как-то в городе, так и сказала: "Ну, кто бы сомневался!". И посмотрела на неё с какой-то даже жалостью, что ли. И ещё что -то такое было в её взгляде, что очень не понравилось Лике. Так смотрят на человека, которому помочь уже ничем нельзя. По крайней мере, Лика именно так восприняла взгляд этой "серой мыши и старой девы", как про себя она назвала учительницу.

Но не такой Лика была человек, чтобы так просто можно было выбить её из колеи. Она тряхнула волосами (цвет: платиновый блондин!) и пошла себе дальше по великолепной дороге жизни. Она красавица и умница, у неё молодой симпатяга-муж, весёлый и добрый. И скоро у них будет ребёнок! Они так любят друг друга! А что ещё нужно в её семнадцать-то лет… Лика была уверена, что для огромного и безоблачного счастья, у неё уже всё есть…

2

Когда через год Лика развелась с мужем и вернулась с полугодовалым сыном к маме, она всё равно не очень переживала. Так как знала, что это положение временное. Ну в том плане, что слишком уж долго задерживаться у мамы она не собиралась. Как говорится, не тот случай. Тем более, что ей не то что переживать, радоваться нужно было, что наконец отделалась от этого бездельника, уверенно шагающего по тропе, ведущей к хроническому алкоголизму, мужа № 1 Лёши. А что ещё оставалось делать, если этот человек, к слову говоря, не имеющий ни кола, ни двора, да и не стремящийся к этому, целыми днями проводит время с приятелями и пивом. Или с телевизором и пивом. Или с пивом и сигаретами. Одна составляющая всегда была неизменна. Это спиртное. И, вдобавок, что-то ещё. А если это "что -то ещё" вдруг отсутствовало, то, значит, это был просто алкоголь. Такое положение дел его устраивало гораздо больше, чем, например, приятели, телевизор, жена с ребёнком, сами по себе, без сопровождения напитков, содержащих этанол. А Лике, понятно, такой расклад как раз не нравился. Муж не только не помогал с ребёнком, а даже не хотел устраиваться на работу. – Мне, – говорил он, хватает! Лике не хватало, поэтому она ушла, и вскоре, развелась.

"Свято место пусто не бывает", муж № 2, Дима, был тоже тоже хорош собой: русоголовый, голубоглазый, косая сажень в плечах, да ещё родом откуда-то с Западной Сибири. Он в Ликин город приехал с двумя приятелями на заработки. Да так и остался, поскольку неожиданно женился. Понятное дело, на нашей красавице. Свадьба, конечно, была гораздо скромнее предыдущей, но тоже ничего себе: красивые машины, белое платье, кольца и свидетели. Только вместо ресторана, стол уже накрыли дома. Дмитрий, не в пример, первому Алексею, был спокойный, трезвый и работящий. Работал он с земляками своими на каком-то огромном загородном комбинате, по переработке минеральных удобрений, или что-то в этом роде. Лика не слишком, собственно, вникала, она тогда, наконец, поддавшись на уговоры матери, поступила в какой-то невнятный коммерческий вуз, а по вечерам, оставляя сына Ванечку маме, подрабатывала официанткой. Через полгода на комбинате начались сокращения и наших троих сибиряков, взяли и сократили. – Спасибо, – сказали им, – Больше в ваших услугах не нуждаемся. – А как же мы? – наверное, спросил у них Дима и сотоварищи, – А как хотите, нам своих работяг девать некуда, а вы иногородние, вообще-то.

После этого, Дима как-то очень явно заскучал по своей малой родине, по отъехавшим в ту сторону приятелям… И даже всё чаще стал вспоминать маму, бабушку и большую сибирскую реку, рядом с которой раскинулся его любимый город. Дима прямо сильно измельчал, как заметила Лика. И казался ей уже не таким интересным, а откровенно говоря, даже слегка недалёким. Просто раньше это почему-то так не бросалось в глаза. А ещё Дима оказался эмоционально холодным, а если точнее, то "эмоционально тупым". Есть такой термин, между прочим. Вполне себе официальный. В быту это проявляется так: вы вместе, например, смотрите классную комедию, смеётесь и хотите, разумеется, увидеть реакцию или даже обсудить особенно удачные моменты с близким человеком. А он как бы даже не понимает, в чём, собственно дело. И даже переживает, всё ли с вами в порядке. Ну и всё в таком духе. "Хм"– иногда вырывалось у Лики. А ещё она думала "Ну почему опять?" или "Вот же, блин, засада, а Димасик-то, по ходу, тормоз"… Ну или что-то в этом духе. Тем более, что на работу устраиваться Дима не спешил, всё ждал, может быть позовут обратно на комбинат. Им, типа, обещали. -Если, что, ребята, мы вас тут же возьмём обратно. Просто нужно выждать, когда закончится кризис. А Лика ждать не хотела. Что-то ей подсказывало, что кризис может затянуться. Тем более, она же не вчера родилась. Да в придачу жила в стране, которая из этого состояния, похоже, вообще, не выходила. Поэтому, когда Дима решил съездить домой (на пару недель, буквально), но при этом, почему-то с собой Лику не звал, она вздохнула и сказала, что он может не торопиться с возвращением…

3

После второго развода, Лика решила немного выдохнуть, оглядеться по сторонам, и прикинуть, так сказать, что к чему. Присутствия духа при этом она не теряла, хотя такой непоколебимой уверенности в собственной непогрешимости, как после первого развода у неё, почему-то, уже не наблюдалось. На это, помимо всего прочего, повлияло известие о женитьбе её первого мужа, его прекрасном самочувствии и даже некотором процветании. Чего как раз, насколько Лика могла судить, никак нельзя было ожидать от этого парня. Но долго огорчаться она не могла, да и не хотела, не такой она была человек. Тем более, что ей позвонила Ритка, закадычная подруга детства, которая жила и работала сейчас в другом городе и в который раз закричала в трубку: "Ты долго сидеть собираешься в этом нашем Мухосранске? Ты упускаешь столько возможностей! Приезжай сюда, это город, в котором сбываются мечты, понимаешь? А в нашем Урюпинске мечты приходится лишь хоронить, причём заживо…"

–А что?– подумала Лика, положив трубку, – предложение не такое уж и сумасшедшее. Сыночек Ванечка в то время уже ходил в садик, мама души в нём не чает, и сама говорит, чтобы дочка устраивала свою жизнь. Училась она заочно, так что, в самом деле, что её здесь держит? Надо расширять горизонты, нужно строить карьеру, пора, в конце концов, становится на ноги, а не продолжать жить в своей бывшей детской комнате, то с одним мужем-неудачником (тут Лика ненадолго осеклась, вспомнив про личные и профессиональные успехи бывшего мужа, которые случились, аккурат сразу после развода с ней), то с мужем-гастролёром. Так, вероятно, думала Лика, садясь в поезд, уносящий её в новую, прекрасную даль. Работа мечты, надо сказать, в мегаполисе не слишком-то отличалась от того, чем она занималась дома. С той только разницей, что через год она работала уже не официанткой, а администратором в небольшом ресторанчике.

Егор был высоким (под 2 метра), стройным шатеном с независимой жилплощадью и иномаркой. Но подкупало не это, вернее, не только это. Егор был взрослый в прямом и переносном смысле слова. Самодостаточная личность, с собственным, устоявшимся взглядом на окружающий мир, людей и себя самого. Они стали встречаться. Было ему на тот момент под тридцать, женат он не был и честно сообщил Лике, что, по крайней мере, в ближайшей перспективе на этот скользкий шаг, сподвигнуть его сможет разве что смертельная угроза. – И ещё, – предупредил Егор, – дети мне не нужны. Никакие вообще. Ни свои, ни тем более, чужие. Лику его честность только подкупила. Тем более, что такую позицию она где-то даже разделяла и поддерживала. Она заиграла карими глазами, откинула назад свои великолепные волосы (цвет: скандинавский блондин), счастливо вздохнула и мурлыкнула, что согласна. На следующий день Лика переехала к Егору. И поначалу всё было неплохо. Егор работал водителем-экспедитором в загородном развлекательном центре. И устроил туда же свою гражданскую жену Лику. Работа была, по преимуществу, ночная. Поскольку, администрация этого заведения не только закрывала глаза на некоторую нелегальную деятельность, но даже всячески её поощряла, денег стало в разы больше.

А вот радости и удовлетворения гораздо меньше. Отношения их Егор всё так же не собирался переводить в официальную плоскость. Кроме того, даже негодовал по поводу некоторых робких Ликиных намёков и воспринимал это просто, как предательство:

– Мы же договаривались! Я ведь честно предупреждал! Но, как выяснилось, честный Егор предупредил не обо всём. Кое о чём, слегка, так сказать, умолчал. Например, о случающихся у него, что называется, редко, но метко, запоях. О своей прогрессирующей, по этой, вероятно, причине, пардон, мужской несостоятельности. И о том, что в теневом бизнесе, который процветал в этом центре, он занимал, оказывается, далеко не последнее место. И даже активно занимался его развитием и популяризацией. Например, в части, касающейся торговле живым товаром. И не видел ничего дурного в том, чтобы его женщина принимала во всём этом самое горячее участие. Кроме того, время, шло Лика взрослела, и хотя мама с Ванечкой жили теперь в одном с ней городе, этого нашей героине, было явно недостаточно. Хотелось, чтобы была настоящая семья, чтоб её ребёнок жил с ней. Хотелось покоя, стабильности и, конечно, любви… Лика устала от вечно прокуренных залов, ночного образа жизни, нелегальных игровых автоматов, пьяных, развязных посетителей, и от Егора, достающего в лёгком подпитии из кладовки огромный портрет Ленина, верный признак начинающегося тягучего и страшного запоя…

4

Алик посмотрел на неё очень внимательно и без улыбки, совершенно серьёзно сказал: "Сейчас заедем к этому уроду, ты соберёшь свои вещи и я везу тебя к себе". С Аликом они познакомились на Риткиной свадьбе. И после этого, он, буквально, не давал Лике проходу. Она засыпала и просыпалась со звуком его голоса в телефоне. Лика впервые чувствовала растерянность. От его напора, признаний, ухаживаний и комплиментов кружилась голова. Лика даже уставала. С другой стороны, такой внимательный и надёжный, такой умный и заботливый… Ей так давно не хватало этого! Егор, с которым прожила три года, в последнее время всё больше деградировал и начал превращаться в хмурого, с участившимися запоями социопата. Как раз во время одного из таких её размышлений, вдруг позвонил Дима и сказал, что открыл собственный бизнес в сфере автосервиса, небольшой, но дающий стабильный доход, что думает расширяться, так как дела идут хорошо… И ещё, что очень скучает, и всё чаще думает, что они поторопились… Лика бесстрастным голосом закончила разговор, и закусив нижнюю губу, чтобы не расплакаться, положила трубку.

– Ну что со мной не так? – спрашивала она Ритку, – Почему мужики, как только женятся на мне, тут же складывают лапки и начинают паразитировать? Счастливая и похорошевшая после недавнего замужества, Ритка, выдержала паузу, со вкусом потянулась и, наконец, мягко выдохнула:

– Выходи за Алика! Он так тебя любит, и мужик, что надо,– она вскинула голову и подмигнула Лике, – не то, что твой Егорушка ущербный, даром, что под два метра… Она задумалась и улыбнулась, – Алик и Лика, звучит! А может это судьба!?

Всё решила фраза Алика, который сказал, что как только они поженятся, Ваню от мамы нужно забрать, негоже ребёнку жить без матери. Лика почувствовала, что снова готова заплакать.

Свадьбы никакой не было. Были только они и приятель Алика, свидетель. У невесты свидетельницы не было, Алик, тщательно рассмотрел все кандидатуры и вынес вердикт, что все они проститутки.

– Надо безжалостно и окончательно порвать с прошлой жизнью, – сказал он. Ничего мы не будем тащить в наш новый, прекрасный мир.

Мать на свадьбу не пошла. Сказала, сколько можно, в конце концов? В смысле, смешить людей. И вообще, противный он, – сказала мать, – скользкий какой-то, куда, говорит, дочка, ты снова голову суёшь?

Алик был дотошен и суров. Он решал, как Лике одеваться, как себя вести, куда ходить, и ходить ли вообще. Жили на квартире. Работал Алик риэлтором, а когда сделок долго не было, (а их всего-то было парочка за два года, а это вся их совместная жизнь), становился таксистом фирмы "Максим". Причем на арендованном автомобиле. Очень скоро Лика поняла, что беременна. Алик как будто обрадовался… и утроил бдительность. Он вообще оказался диктатором и тираном. После того, как Лика родила второго ребёнка отношения с мужем только ухудшались. Он контролировал всё. А когда у него не получалось это делать, страшно кричал на Лику и не раз поднимал руку. Старший сынок Ванечка ненавидел его и боялся. Положение усугубилось, когда у Алика начались проблемы с наркотиками. Из-за которых его, в конце концов, и посадили. Лика вздохнула с облегчением и привычно подала на развод.

Она вернулась к маме уже с двумя детьми и решила не выходить замуж. По крайней мере, в ближайшее время. Нет, ну там был один промежуточный молодой человек, с которым у Лики были серьёзные отношения. Очень милый, правда. Но, к сожалению, игроман. Вот так как-то тоже не сложилось.

Ритка смеётся, что у неё не мужья, а разноцветный букет зависимостей. Лика не обижается. Она вообще не обидчивая и не злопамятная. Она лёгкая и солнечная. И такая же красивая, как раньше. Ну может волна из волос, не такая огромная и густая, как прежде.

Она давно закончила университет и теперь работает в одной, довольно известной туристической фирме. И сама была за границей несколько раз. Но больше всего ей хочется поехать куда-нибудь, да всё равно куда, с ним. Одним и единственным. Самым любимым.

Я недавно встретила Лику. Она снова замужем. И снова счастлива. Его зовут Сергей. Он любит её, и прекрасно ладит с детьми. Сергей большой и добрый… – Может быть слегка простоват, – смеётся Лика. Но на сегодняшний день её всё устраивает. И жизнь снова прекрасна и замечательна. Как, впрочем, и всегда…