Отравители

Вслух же он негромко произнёс:

– Женщины – всегда женщины! Дегре, это женщины! Они ведут неестественную, затворническую жизнь, как заключенные. В них бушуют страсти, не находящие выхода. И очень часто их мужья или отцы жестоки. И они прибегают к единственному доступному им оружию. И, кажется, мы скоро убедимся, что это оружие применяется очень свободно.

Внезапно шеф полиции крикнул одному из переписчиков у окна:

– Массон, немедленно принесите мне досье на некую вдову Босс, которая живет под вывеской «Горшок лилий» на улице Сен-Пьер около соборной площади Нотр-Дама.

Клерк, худой серьезный человек, тотчас же поднялся и вышел из кабинета. Ла Рейни повернулся к Дегре:

– Вам возместят деньги, отданные этой женщине. Скажите, что еще я могу для вас сделать? Кажется, я вам очень обязан.

Открытое лицо молодого человека зарумянилось.

– Я прошу лишь об одном, – сказал он, едва сдерживаясь, чтобы голос звучал без излишнего рвения, – пусть мне будет дозволено принять участие в расследовании этого дела.

– Кто же подойдет для этого больше? – спросил шеф полиции.

– Многие, полагаю, – скромно ответил молодой человек. – У меня нет большого опыта. Но я честолюбив, недавно женился…

– Ваша жена, должно быть, храбрая, умная женщина, – любезно заметил шеф полиции.

– Да, так и есть, хотя я не думаю, что для того, что она сделала, потребовалось много мужества. Она всегда будет к нашим услугам, если понадобится выполнить поручение, которое может выполнить только женщина.

– Она, конечно, справилась с этой задачей очень хорошо, и если я могу что-то сделать…

– Месье, все, о чем я прошу, это разрешить мне участвовать в любом расследовании, которое вы предпримете.

– Разумеется, я даю вам это разрешение, – согласился ла Рейни, – но сейчас я еще не знаю, как следует действовать. Арестовать эту Босс значило бы возбудить подозрения остальных преступников, которых, возможно, немало. Лучше взять ее под наблюдение, выследить ее клиентов и узнать как можно больше о ней самой.

– С позволения месье я хотел бы заметить, что тем временем еще несколько жертв отравителей успеют отправиться на небеса, – сухо произнес Дегре.

Прежде чем месье де ла Рейни ответил, переписчик Массон вернулся с досье на вдову Босс. В полицейском реестре значилось, что она уроженка Прованса, приехавшая из Марселя шесть лет назад. Вначале она занималась изготовлением основ для шляп и капоров, затем открыла маленькую лавку парфюмерии и мыла. Деньги на это она взяла у любовника, женатого мужчины по фамилии Бакс, мелкого торговца шерстью. Он по-прежнему иногда посещает ее и, как считается, имеет долю в деле. Она вполне добропорядочная горожанка, и у нее никогда не было проблем с законом.

– Видите, – сказал месье де ла Рейни, просмотрев досье, – о ней известно немного, просто потому, что она ни на чем не попадалась. Что же, теперь самое время узнать о ней побольше.

3. Ночь у лавки «Горшок лилий»

Тем же вечером Дегре, следуя инструкциям шефа полиции, взял одного из агентов, нормандца по имени Клеман, которому полностью доверял, и отправился наблюдать за домом вдовы Босс. Погода неистовствовала: лил холодный дождь и задувал порывистый ветер. Грязные канавы вышли из берегов и залили мостовые, сделав их почти непроходимыми. Потоки дождевой воды стремились по водосточным желобам вдоль карнизов отелей и водопадами низвергались со сливов на углах крыш. На улице почти никого не было.

Соланж с мучительной тревогой смотрела, как ее муж уходит на задание. С тех пор, как выяснилось, что во второй бутылочке, проданной ей мадам Босс, находится отрава, она очень беспокоилась и жалела, что он ввязался в это дело, несмотря на его горячие уверения, что оно принесет славу и богатство им обо им. Соланж была честолюбива и желала успеха и награды за успех, хотя скорее ради мужа, нежели ради самой себя, однако теперь, когда ее Шарль так внезапно и неожиданно обнаружил эту ужасную тайну, ей хотелось, чтобы он отказался от расследования. И ее совсем не утешил маленький мешочек золотых монет, который он ей торжествующе вручил, – часть денег за сапфировый браслет, потраченная в лавке «Горшок лилий» и незамедлительно возмещенная месье де ла Рейни.

– Теперь, дорогая, ты можешь купить себе два или даже три прекрасных платья, – сказал он, целуя ее на прощанье.

Но Соланж совсем не интересовали ни новые платья, ни даже кругленькая сумма, запертая в металлический ящик под кроватью. Раздвинув саржевые занавески на высоком окне и так и не решившись его открыть из-за сильного ветра, она смотрела сверху сквозь блестящие оконные стекла, как ее муж и его помощник, плотно закутанные и похожие на обычных горожан, уходят по узкой улице, тускло освещенной огоньком масляного фонаря, бьющимся под порывами ветра.

Месье де ла Рейни оказался прав, предположив, что самых важных и постоянных клиентов мадам Босс принимает по вечерам или даже ночью, и, добравшись до улицы Сен-Пьер, полицейские с удовлетворением увидели, что в эркерном окне парфюмерной лавки мерцает слабый свет. Дома со ставнями на окнах, расположенные по обе стороны от нее, тонули во мраке.

Держась в глубокой тени на противоположной стороне дороги, Дегре впервые окинул взором все эти строения. Из опасения возбудить подозрения вдовы он даже не приближался к лавке, пока сюда приходила его жена, и теперь осматривался со всем возможным вниманием.

Один из четырех фонарей, освещающих извилистую кособокую улочку, висел довольно близко к парфюмерной лавке, так что Дегре было видно, что соседние дома, все без вывесок, пустуют или, во всяком случае, на это очень похоже: на окнах ставни, двери с потускневшей металлической фурнитурой заперты и сильно заляпаны уличной грязью, как будто их давно не открывали.

В полицейском досье на вдову Босс стояла запись, что она сдает комнаты над лавкой, но Дегре не заметил ничего, что указывало бы на это. По крайней мере, окна, выходящие на улицу, все были забраны ставнями, и комнаты за ними казались нежилыми. Однако в самой лавочке сквозь квадратные стекла тускло мерцал свет.

– Что же, – прошептал Дегре Клеману, – не думаю, что мы много увидим сегодня – погода слишком отвратительная, чтобы выйти из дома даже ради дурного дела.

Однако его заинтересованность в расследовании, за которое он взялся, была настолько велика, что он не мог заставить себя сразу уйти и, невзирая на ветер и дождь, продолжал ходить взад-вперед, наблюдая за тускло освещенным фасадом лавки.

Вскоре он был неожиданно вознагражден. Тихо звякнул колокольчик, дверь «Горшка лилий» открылась, и в проеме мелькнула вдова Босс в сером атласном платье и с фонарем в руке, свет от которого падал на ее пухлое раскрасневшееся и улыбающееся лицо. Из лавки вышел плотно закутанный мужчина. Дверь закрылась, послышался скрежет запираемых засовов, и свет в окне погас.

– Думаю, что это просто любовник, наш друг торговец шерстью Бакс. Давайте-ка всё равно проследим за ним, – сказал Дегре своему спутнику.

Мужчина уверенно направился в сторону собора и реки, и двое агентов полиции на безопасном расстоянии последовали за ним. Такого рода преследование на безлюдных улицах, где даже шум шагов ясно отдается в гулком безмолвии, было делом нелегким.

Но Дегре и его подчиненный исхитрились не выпустить незнакомца из поля зрения, мягко крадясь в тенях вдоль улицы, избегая света уличных фонарей и прячась в темноте под балконами и в черных провалах дверных проемов.

У Дегре был адрес Бакса, торговца шерстью: тот жил в скромном доме рядом с университетом. Однако то ли адрес был неверен, то ли направлялся он не домой, только он свернул к мосту через реку. Дождь начал утихать, а ветер усилился и уныло завывал вокруг углов домов и вдоль мокрых, темных и пустынных улиц. Через полчаса утомительного преследования двое полицейских увидели, как человек, за которым они идут, свернул в глухой переулок, прошел его и остановился перед дверью в стене сада.

Дегре не очень хорошо знал эту часть Парижа и не вполне понимал, где находится. Он лишь видел, что это глухой переулок с домами, по виду приличными, упирающийся в кирпичную стену. Вывески с названием нигде не было. Над стеной ветер раскачивал прямые, устремленные вверх голые ветви тополей, едва различимых в мерцающем свете рупорного фонаря, висящего над осевшей дверью в сад.

Его неровный свет падал также и на незнакомца, который казался увлеченным поисками ключа. Дегре и Клеман притаились в дверном проеме под козырьком погруженного в тишину дома в конце тупика. Дегре хотел дождаться, когда этот человек войдет в сад, и, вскарабкавшись на стену, последовать за ним, а пока старательно запоминал внешность незнакомца. Впрочем, в плотно закутанной фигуре в шляпе с широкими полями, надвинутой на отвороты плаща, мало что можно было отметить, разве только то, что он высок, хорошо сложен и как будто молод, по крайней мере, не старше среднего возраста.

– Что-то он долго возится с ключом, месье, – прошептал Клеман.

– Думаю, он нас заметил, – ответил Дегре, положив руку на пистолет. – Будьте осторожней. Он один, едва ли ему придет в голову попытаться захватить нас, и, скорее всего, он не станет драться с нами, чтобы не привлекать внимание. Он ищет возможность ускользнуть.

Пока они шептались в дверном проеме, незнакомец с возгласом раздражения, как если бы он не мог найти ключ, неожиданно трижды постучал в дверь в стене сада костяшками пальцев и после паузы еще три раза. По этому сигналу дверь почти тотчас же открылась изнутри, но вместо того, чтобы войти, незнакомец громко произнес:

– За мной следят. Они вон под тем козырьком.

Дегре сразу же дунул в свисток, который был у него при себе, призывая на помощь стражу и городскую полицию, и, опережая Клемана, ринулся из дверного проема. Но прежде чем он успел занять оборонительную позицию, на него обрушилось что-то, что в этом сером неровном свете под дождем показалось ему скоплением летящих фигур. Он почувствовал резкую боль в виске, и его сознание померкло.

4. Дом доктора Рабеля

Шарля Дегре привел в чувство незнакомый голос. Он открыл глаза и огляделся, поспешно вспоминая предшествующие события. Он находился в скромной комнате, просто обставленной и освещенной двумя свечами в дешевых подсвечниках, стоящими на столе, рядом с несколькими стаканами, бутылкой вина и бутылью водки. На него участливо смотрели два незнакомца, оба кроткие на вид пожилые мужчины в довольно потертых ночных рубашках и ночных колпаках. Один из них держал в руке рулон тканевого пластыря.

Дегре улыбнулся, ощупал голову и обнаружил, что она перевязана.

– Кажется, я должен поблагодарить вас за своевременно оказанную помощь, господа, – сказал он. Потом вновь оглянулся и с большим облегчением увидел Клемана, сидящего у двери.

– Да, да, в самом деле, – кивнул тот, что держал пластырь. – Я доктор Рабель. А это отец Даву.

Он улыбнулся своему компаньону, тучному, обрюзглому мужчине лет пятидесяти со смешно торчащей из – под хлопкового ночного колпака прядью седых волос.

– Мы два старых холостяка и вдвоем проживаем в этом доме.

Дегре поднялся. У него слегка болела и кружилась голова, но он почти сразу взял себя в руки.

– Да, – принялся объяснять суетливый священник с какой-то нервной готовностью, – мы услышали ваш свисток – он нас разбудил – подбежали к входной двери, оба одновременно, – видите ли, у нас нет слуги, который спал бы в доме, – и обнаружили в дверном проеме вас и вашего друга. Похоже, вы стали жертвой какой-то потасовки, ссоры, может быть. Ох, уж эти улицы! Я всегда говорю, что Париж небезопасен для достойных людей!

– Я офицер полиции, – быстро сказал Дегре, – а это мой помощник. – Он кивнул на продолжающего хранить молчание Клемана. – Мы патрулировали улицу и увидели человека, который показался мне подозрительным. Мы пришли за ним сюда, во всяком случае, я думаю, мы прятались как раз в дверях вашего дома.

– Да, наверное, – с неопределенной улыбкой согласился доктор Рабель. – Мы нашли вас именно у нас под козырьком. Подозрительный тип в нашем мирном тупике? Странно, в этом маленьком проулке, месье, живут почти одни только доктора и студенты.

Тогда Дегре кратко рассказал свое приключение. Священник и доктор, все еще стоя бок о бок, довольно забавные в своей ночной одежде, принялись бурно возражать:

– Но ни у кого не может быть ключа от этой садовой калитки, месье, и никто не может за ней прятаться! За забором дом, который уже много лет как заброшен, и, должно быть, сейчас там обитают только пауки, нетопыри и крысы с мышами. Всем известно, какое тихое, приличное место Цветочный тупик!

И старый священник засмеялся, словно произнес хорошую шутку.

– Нет, нет, на вас напали грабители, вне всякого сомнения, – поддержал его доктор Рабель, – а не кто-то, кто стучал бы в садовую калитку или вышел из нее!

– Может, и так, – сухо ответил Дегре. – Мы осмотрим тут всё при дневном свете. Я должен поблагодарить вас, господа, за содействие. Боюсь, я нарушил ваш ночной покой и надеюсь, что я недолго пробыл без сознания.

– Наверное, часа полтора, – сказал доктор с добродушной улыбкой. – Вы не хотите чего-нибудь выпить перед уходом? Такого рода происшествия – для меня обычное дело. Я привык к ночным вызовам. Я работаю в Отель-Дьё.

– Нет-нет, благодарю вас, доктор, я уже отлично себя чувствую, разве что расскажите мне немного об этом заброшенном доме…

– Да, конечно, конечно, но я знаю о нем очень мало. Хотя я и живу здесь уже несколько лет, никто никогда не интересовался этим домом в конце тупика. Думаю, что когда-то, может быть, сотню лет назад, он был вполне представительным поместьем, но потом земли вокруг него распродали и построили на них эти дома. Само здание обветшало и было признано непригодным для проживания. Желающих купить его или поселиться в нем не находилось, и так оно разрушилось. Я думаю, что это совершенно ничем не примечательный старый дом.

Дегре, сделав знак молчаливому Клеману, направился к выходу. Кроткого вида старый священник, все еще продолжая выражать обеспокоенность происшествием с агентом полиции, раскланялся с ними на пороге комнаты, пожелав всего наилучшего, тогда как доктор, держа повыше одну из свечей, проводил их до входной двери. Он был исключительно откровенен, даже говорлив.

– Меня зовут Рабель, Антуан Рабель. Каждый день я принимаю пациентов в Отель-Дьё. Также я читаю лекции в Сорбонне. Это мой собственный дом, четвертый по Цветочному тупику, хотя я не думаю, что вы найдете здесь много цветов! – он издал короткий гортанный смешок. – Может, в том клочке заброшенного сада за забором еще и цветет что-нибудь, но все, что когда-либо видели мы, – он прикрыл свечу от ветра, когда дверь отворилась, – это те тополя, и уверяю вас, они скорее раздражают, особенно в ветреную ночь. Они так уныло шелестят.

Дверь за доктором в ночном колпаке и его свечой закрылась. Дождь прекратился, на темный Цветочный тупик падал бледный свет полной луны.

Дегре, чувствуя слабость, оперся о руку помощника.

– Что вы думаете об этом, Клеман? Что произошло?

Помощник мог рассказать ему очень мало. Из садовой калитки выскочили какие – то люди, определенно трое-четверо, и напали на них. Он был уверен, что в последовавшей драке он сам ранил двоих или троих. Дегре почти сразу ударили, предположительно рукояткой пистолета. Затем все они исчезли, и, пока он волок своего бесчувственного начальника в укрытие ближайшего проёма под козырьком, дверь открылась и вышел доктор Рабе ль в ночной рубашке и шлепанцах и с видом человека, потревоженного потасовкой на улице.

– Они сделали, месье, конечно, все, чего можно было бы ожидать от добропорядочных горожан, и все же…

– Что? – резко спросил Дегре.

– Не знаю, – с сомнением ответил его помощник. – Мои подозрения слишком смутные, чтобы я мог облечь их в слова. Эта странная история о заброшенном доме… мне показалось, что они слишком старались убедить нас, что никто не мог туда направляться, и это было очень глупо с их стороны после того, что мы видели собственными глазами. А теперь, месье, давайте уйдем отсюда. Вы не в состоянии выдержать еще одно нападение.

И он добавил с сожалением, ведя офицера по булыжной мостовой:

– Напрасно, месье, вы сказали им, что мы агенты полиции, в нашей одежде ничто на это не указывало, и я постарался не дать им догадаться, кто мы такие.

– Должно быть, это было глупо с моей стороны. Да, я не должен был им этого говорить. Я еще плохо соображал, голова немного кружилась от удара. Да, должно быть, это было глупо. Вы можете пойти вместе со мной ко мне, Клеман, а затем прямо в Бастилию. Расскажите месье де ла Рейни о том, что случилось. Передайте ему как мой совет, – хотя, возможно, неуместно с моей стороны давать советы, – что Босс надо арестовать немедленно. Я сам зайду к нему сегодня, после того, как уверю жену, что со мной все в порядке. Что это? Вы слышите? Карета, ночью, в такую погоду, в этом квартале?

5. Чернокожий кучер

Двое полицейских дошли до выхода из тупика, и теперь перед ними лежала улица обветшалых домов, главным образом с квартирами для сдачи внаем. На повороте, незамеченная ими прежде, но теперь освещенная луной, стояла древняя статуя святой – высокая фигура из камня, сильно пострадавшая от времени и непогоды, пронзенная каменным кинжалом, рукоять которого торчала у нее из груди. Ее запрокинутое лицо было искажено гримасой невыносимого страдания, казавшейся ужасной в бесцветном лунном свете.

Заслышав грохот колес по мостовой, Дегре и его помощник отступили в тень этой мрачной, зловещего вида статуи и замерли, прикрыв лица плащами. На нищей улице появилась небольшая легкая модная карета, насколько они могли видеть, без каких-либо гербов и украшений, в которую была впряжена лошадь темной масти. Ясный свет луны упал прямо на кучера. Это был молодой негр или мавр, вместо ливреи с кокардой одетый в простой серый костюм.

Карета двигалась очень медленно. У поворота в тупик она остановилась, и из нее вышла женщина. Стремительно, не ожидая ни помощи, ни чтобы для нее опустили подножку, она ступила на грязную дорогу. Порыв ледяного ветра взметнул ее черный плащ, под ним мелькнули серое атласное платье, обрисовывающее контуры стройных ног, и серая туфля с квадратным носком и бантом голубых лент. Голову женщины окутывала легкая черная вуаль, настолько плотно прилегающая к лицу, что невозможно было различить черты. Впрочем, было легко заметить, что дама очень взволнована. Совершенно не заботясь о том, что она находится в таком месте в столь поздний час и в такое ненастье, молодая женщина, заламывая руки и неуверенно ступая по грязи, заторопилась в направлении Цветочного тупика.

За ней сразу же последовал хорошо одетый пожилой мужчина в маске. Он догнал ее, обнял рукой и принялся пылко приободрять. До агентов полиции отчетливо донеслось:

– Жакетта, это все скоро закончится, и ты будешь свободна и счастлива!

– Не пойти ли нам за ними, месье? – прошептал Клеман.

– Нет, – ответил Дегре, хотя и неохотно. – С нашей стороны было бы глупо проявить сейчас неблагоразумие. Кроме того, может оказаться, что это лишь какая-то, хотя и отвратительная, но вполне обычная интрига. Мы же с вами знаем, что происходит в Париже, Клеман. Было бы неплохо проследить за каретой, но смотрите, она уже скрылась из виду.

И действительно, пока они наблюдали за парой, проследовавшей в сумрак тупика, небольшая карета с негром на козлах уехала прочь по кривой полутемной улице.

Как ни был молодой агент полиции проницателен, здравомыслящ и не склонен предаваться игре воображения и фантазиям, даже в его ясном сознании это последнее происшествие оставило смутное, необъяснимое чувство ужаса. В искреннем отчаянии и страхе девушки в вуали, в мрачном беспокойстве ее спутника, в их неожиданном появлении в этом тоскливом месте, в темной карете с кучером-негром было что-то сродни кошмару.

Хотя и посмеиваясь над собой за это чувство, Шарль Дегре почти смог вообразить, что вся эта сцена лишь привиделась ему от удара по голове. И все же, как он и сказал Клеману, он достаточно хорошо знал, что происходит в Париже после наступления темноты, – тысяча и одна интрига и трагедия, – которые никак его не касались, поскольку не попадали в поле зрения закона.

Однако, шагая вместе с Клеманом к своему дому, он невольно связал в одну цепочку и испуганную девушку, сопровождаемую мужчиной в маске, и заброшенный дом за стеной сада, и нападение на себя самого, и человека, которого он преследовал от «Горшка лилий», и вдову Босс с ее торговлей ядами. В темноте и безмолвии спящего города он почувствовал себя растерянным и удрученным.

6. Происшествие в Лувре

Явившись к месье де ла Рейни в его ведомство в Бастилии, лейтенант Шарль Дегре застал шефа полиции недовольным и обеспокоенным.

– Эта женщина бежала, Дегре. Скрылась, хотя я и отправил наряд в «Горшок лилий» почти сразу же после того, как Клеман закончил свой отчет. Должно быть, ее предупредили ночью. Пропала бесследно! Дома по соседству с обеих сторон пустые, остальные жители улицы ничего не знают или не расскажут. Бакс, торговец шерстью, тоже исчез. Его жена уверяет, что он уже две недели как уехал по делам во Фландрию. Возможно, она лжет, я пока не могу это проверить. Она тоже, разумеется, ничего не знает. – Ла Рейни пожал плечами. – Дело, кажется, серьезное. Клеман рассказал мне о прошлой ночи. Доктор Рабель и отец Даву оба вне подозрений. Они много лет известны как добропорядочные горожане.

Ла Рейни развел руками, затем уронил их на письменный стол.

– То, что они рассказали вам о заброшенном особняке и что показалось вам подозрительным, – правда. Мы, конечно, возьмем его под наблюдение, но преступникам было бы очень трудно, даже невозможно регулярно собираться настолько близко от дома добропорядочных горожан, в чьей честности мы не можем сомневаться, а именно доктора Рабеля и отца Даву.

– Месье, вы же не собираетесь отказаться от расследования? – взволнованно спросил Дегре. – Мы ведь только начали. Я чувствую, что в наших руках нить, которая может привести нас к важным открытиям.

– Нет, ни в коем случае не собираюсь, – сразу ответил шеф полиции, – ведь всё-таки эта женщина бежала и Бакса нигде нет. И потом, еще это нападение на вас прошлой ночью, которое, впрочем, может и не иметь ничего общего с основным делом. Признаюсь, – добавил он с улыбкой, – что я даже немного растерялся, как-то сбит с толку.

– В лавке вдовы Босс ничего не нашли?

– Кучу пустых баночек, выдвижных ящиков, футлярчиков и без счета женских безделушек. Там не было ни снадобий, ни лекарств: все вычищено, сожжено, судя по виду каминов.

– Это все моя неловкость, – раздраженным тоном сказал Дегре. – Я, должно быть, возбудил подозрения этого негодяя. И ведь я только доктору и священнику, чья репутация, по вашим словам, безупречна, открыл прошлой ночью, что связан с полицией.

– Вас мог узнать человек, который напал на вас, если он сообщник Босс.

– Не понимаю, каким образом. Он все время шел впереди. Он мог понять, что его преследуют, только оглянувшись или ещё как-то так исхитрившись. К тому же, ничто не выдавало в нас полицейских.

Ла Рейни пожал плечами.

– Ну, тогда, может, женщина что-то заподозрила и предупредила любовника. У нее, должно быть, было несколько часов на сборы, – она не оставила ничего подозрительного, даже клочка бумаги, и никаких намеков на то, где ее искать. Конечно, мы приложим все усилия для ее поисков. Организуем досмотр на границах и на судах, направляющихся в Англию. Я буду иметь в виду и Нидерланды тоже. Как вы помните, мадам де Бренвилье бежала именно во Фландрию.

И, внезапно сменив тон, месье де ла Рейни быстро произнес:

– Дегре, у меня для вас есть другое дело.

Он приподнял руки, которые оказались довольно изящными, – под ними на столе лежало письмо.

– Вот что мне сегодня утром принес курьер из Лувра. Как вы знаете, король в последнее время проживает там, хотя он и не любит этот дворец.

– Да, – сказал Дегре, удивленный и несколько разочарованный таким поворотом разговора.

– Его величество не покидает Лувр по той причине, – пояснил шеф полиции невыразительным голосом и с безразличным лицом, – что мадемуазель де Фонтанж, в которой его величество принимает большое участие, больна. Она слишком слаба, чтобы перебраться в Версаль, Фонтенбло или Марли, так что король остается в Париже, пока молодую даму лечат лучшие доктора из Сорбонны.

Шарля Дегре это не особенно интересовало, и он промолчал, все еще думая о раздосадовавших его событиях минувшей ночи.

– Болезнь этой бедной молодой девушки усугубило несчастье, произошедшее с одной из ее любимых горничных, – продолжал ла Рейни, – молодой итальянкой, ее постоянной спутницей. Сегодня утром эта девушка вышла одна к оранжерее собрать для своей госпожи немного цветов и фруктов, и там на нее напали какие-то таинственные негодяи. Несколько часов спустя ее, едва живую, обнаружил отец. Ее сразу же отнесли в ее комнаты, но она долго не приходила в сознание. Сейчас, насколько я понял, она в состоянии говорить, но может лишь очень немного рассказать об этом ужасном деле. Говорят, ей осталось жить всего несколько часов.