Миртаит из Трапезунда

– Я узнал тебя, – прервал всеобщее молчание шустрый паренек с кучерявыми волосами, сидевший за ближайшим ко мне столом. – Это ведь ты приходил сюда вчера вместе с господином Ливадином?

– Он самый, – пробурчал себе под нос второй из молодых писарей: толстый и щекастый парень с мутно-зеленого цвета, чуть навыкате глазами.

– Кто ты? Новый писарь из Константинополя? – не унимался общительный кучерявый парень.

– Если он писарь, как и мы, тогда отчего он сидит в библиотеке, а не здесь вместе с нами? – недоверчиво заметил щекастый писарь, продолжая нагло таращиться на меня исподлобья.

– Значит, Антип, ему так приказали, – нисколько не смутившись, ответил за меня щекастому парню его более доброжелательный сотоварищ.

– Именно так. Место в библиотеке мне было отведено по приказу господина Ливадина, – немногословно ответил я, не имея никакого желания рассказывать писарям о своем положении в архиве, которое для меня самого пока оставалось несколько загадочным.

– Меня зовут Дмитрий, – сообщил мне все тот же разговорчивый писарь. – А вот к господину Ливадину тебе нельзя. У него находится посетитель, поэтому подожди, когда он уйдет.

– Хватит болтать! – не выдержал и подал голос самый возрастной из писарей. – Вам бы все языком молоть, а не работу свою делать.

– Наш старший Кирилл, – шепнул мне Дмитрий, указывая на мужчину с седой прядью в волосах, и нарочито демонстративно взялся за калам.

– Ну а ты, парень, присядь-ка вон на том стуле, да подожди, когда господин Агапит выйдет от нашего нового начальника, – обратился ко мне старший писарь архивной канцелярии.

– А кто такой господин Агапит? – полюбопытствовал я, устраиваясь поудобнее на деревянном стуле, ведь мне нужно было понемногу узнавать людей, что будут окружать меня на новом месте службы.

– Один чрезвычайно важный чиновник, – шутливо надувая щеки, поведал мне писарь Дмитрий. – Он состоит на службе при великом логофете Никите Схоларии.

Дмитрий как будто собирался поведать мне что-то большее, но тут дверь в кабинет Ливадина скрипнула и оттуда вышел невероятно статный и элегантный молодой мужчина. Его блестящие темные волосы были уложены аккуратными кудрями, а лицо выглядело почти идеальным: большие орехового цвета глаза в обрамлении длинных черных ресниц и брови с изящным изгибом, совершенно правильный прямой нос и чувственные, чуть пухлые губы. Пожалуй, этого господина смело можно было назвать настоящим красавцем. Скользнув по мне пренебрежительным взглядом, господин Агапит гордо прошествовал мимо писарей архива, никак не отреагировав на их заискивающие кивки и пожелания ему доброго дня.

– Теперь ты можешь войти к господину Ливадину, – скомандовал мне старший писарь архива Кирилл.

Дверь в кабинет Ливадина не успела закрыться, как я уже стоял на пороге.

– А, Филат, заходи! – заметил меня Ливадин, восседавший за безразмерно большим столом, в полном беспорядке заваленном многочисленными бумагами и свитками. – Где же ты пропадал все это время, мой мальчик?

– В библиотеке, – выдавил я, с ходу не сумев придумать какого-то другого, более вразумительного объяснения.

Ливадин лукаво улыбнулся мне. Думаю, что учитель знал меня достаточно хорошо, чтобы догадываться, когда я намеренно от него что-то скрываю или нарочно недоговариваю. Однако сегодня Ливадин был не расположен к расспросам и сразу перешел к делу.

– Я хотел поручить тебе переписывание нескольких бумаг, – и учитель продемонстрировал мне одну из внушительных стопок на краю своего стола. – Впрочем, они подождут, ведь у меня для тебя есть одно более срочное задание. Посмотри, вот эта простагма52 была подготовлена по приказу императора Василия. Тебе следует переписать ее текст на новом листе, ведь то, как это сделал писарь Антип, никуда не годится.

Ливадин передал мне плотный лист бумаги размером примерно в две мои ладони. Я мельком взглянул на документ. То был указ о назначении на придворные должности, подготовленный на подпись императору Василию. Почерк у щекастого писаря Антипа, что так неприязненно встретил меня в канцелярии, оказался неважным: буквы были крупными и угловатыми, а кое-где они вообще сливались друг с другом, делая текст документа трудночитаемым.

– Постарайся хорошенько, мой мальчик. Так, как ты умеешь. И добавь в приказ вот это назначение, которое мне только что доставил господин Агапит, – проговорил Ливадин и протянул мне маленький клочок бумаги.

– Да, господин, – промямлил я без явного восторга от предстоящей мне работы.

– Вон там, за твоей спиной, стоит стол, – указал мне учитель, – на нем находится все необходимое для выполнения твоего задания: бумага, калам и чернила, поэтому садись прямо здесь и пиши.

Я снова смерил глазами размер документа, который был не самым большим из тех, что мне прежде приходилось переписывать. В надежде управиться за час, я занял отведенное мне место за столом и старательно принялся за работу.

Сначала я взял чистый, такой же плотный лист бумаги и с помощью резца и тонкой пластины аккуратно разлиновал его. Затем, окунув калам в чернила, я принялся выводить на листе ровные минускульные буквы53, которые последовательно складывались в витиеватые преамбулы и официальные формулировки. Тотчас на бумаге я разобрал имя моего учителя Андрея Ливадина. В соответствии с повелением императора Василия он назначался на почетные должности протонотария и главного табулярия, то есть официально становился хранителем императорского архива и библиотеки.

Далее мне предстояло вписать в документ дополнительное назначение. Я внимательно изучил маленькую бумажку, написанную невероятно ровным почерком Ливадина, и рядом с незнакомой мне должностью миртаита с изумлением обнаружил свое имя.

– Учитель, – обратился я к Ливадину, – не иначе как в твоей записке закралась ошибка.

– Разве? Где? Что за ошибка? – рассеянно уставился на меня Ливадин.

– В твоей записке, господин, – повторил я. – Там указано мое имя.

– Ах, это! – с улыбкой воскликнул Ливадин. – Здесь нет никакой ошибки, мой мальчик, ты тоже получил должность при императорском дворе Трапезунда.

– Правда? Но как такое возможно, господин? – изумился я.

– Я и сам, признаться, изрядно удивлен, – задумчиво потирая щеку, заметил мне Ливадин. – Но перед твоим приходом у меня побывал господин Агапит. Он-то и принес мне распоряжение великого логофета Никиты Схолария включить в текст императорской простагмы твое имя.

– Получается, что не только император Трапезунда, но и великий логофет может назначать на придворные должности и даровать титулы?

– Не говори ерунды, мой мальчик. Безусловно, господин Никита Схоларий согласовал твою новую должность с василевсом, – объяснил мне Ливадин, и у меня от его слов резко закружилась голова. – А сам ты, Филат, ничего не хочешь мне рассказать?

– Мне нечего сказать тебе, учитель, ведь я озадачен своим назначением не меньше твоего, – ответил я Ливадину, начиная смутно догадываться о причинах моего неожиданного возвышения, хотя чин миртаита, как я позже узнал, был чуть ли не самой младшей должностью при трапезундском дворе.

– Тогда мы с тобой, Филат, будем полагать, что император Василий решил снизойти до тебя и явить свою безграничную милость, – кажется, поверил моим уверениям Ливадин. – А ведь вчера на аудиенции я даже позабыл упомянуть Его Величеству о тебе.

Последние слова учителя подтвердили мои подозрения о том, что отнюдь не протекция Ливадина принесла мне, молодому парню, который всего несколько дней назад прибыл в Трапезунд, должность миртаита при императорском дворе с годовым жалованием в пару сотен серебряных монет.

– А что полагается делать миртаиту на императорской службе? – спохватился я, что ничего не знаю о своих новых обязанностях.

– Надеюсь, ты останешься служить при мне в архиве, – призадумался над моим вопросом Ливадин. – По крайней мере до тех пор, пока относительно тебя не поступят особые распоряжения.

– Какие такие особые распоряжения? – насторожился я.

– Теперь ты, мой мальчик, состоишь на службе у императора, и ему одному ведомо, как он решит распорядиться твоей судьбой. Ну а пока ты не стал великим логофетом или сразу протовестиарием54, – по-доброму посмеялся надо мной Ливадин, – поскорее заканчивай работу с простагмой, ведь тебе за сегодняшний день предстоит переписать еще дюжину важных бумаг. Поэтому не мешкай и поторопись, мой новопреставленный господин миртаит!

Глава 5. Мусульманин

Я спускался вниз по извилистой дороге, которая вела меня от Цитадели к Среднему городу. Впереди у меня был целый день, наполненный несколькими необременительными делами и возможностью осмотреться в новом городе.

В моем поясном кошеле лежало шесть серебряных монет, по местному – асперов. Их я взял из своих собственных сбережений для того, чтобы к завтрашним торжествам по случаю бракосочетания императора Василия и ромейской принцессы обзавестись приличной одеждой и обувью. После получения мной чина миртаита я должен был непременно присутствовать на всех торжественных мероприятиях в жизни императорского двора, и свадьба василевса была как раз одним из таких событий.

Начать свои дела в городе я решил с наименее приятного для меня занятия, а именно с посещения городских общественных бань. Мыться я не любил и считал частые походы в баню совершенно пустым занятием, ведь стоило мне после мытья пройтись по пыльным городским улицам, как мой внешний вид становился мало отличимым от прежнего. Кроме того, лекари в один голос утверждали, что излишнее стремление к чистоте тела способствует распространению многочисленных болезней, а значит, является вредным для человеческого здоровья. И если я всячески следовал рекомендациям знающих людей, то мой учитель не разделял подобных убеждений. Ливадин был крайне чистоплотен и в обязательном порядке мылся каждую неделю. Откровенно говоря, именно в этом мне и виделась основная причина того, что мой учитель с каждым годом становился все более болезненным. Однако Ливадин отказывался слушать какие-либо доводы и заставлял меня посещать городские бани хотя бы один раз в месяц.

По словам моего нового приятеля, конюха Агвана, наиболее приличные и недорогие бани располагались в восточном пригороде Трапезунда. Он же и объяснил мне, как до них добраться.

Следуя указаниям Агвана, я спустился из Цитадели к Богородице Златоглавой, той самой церкви с золотым куполом и большим греческим крестом, которую я видел во время праздничного шествия по случаю прибытия ромейской принцессы в Трапезунд. Там, на перекрестье дорог, я свернул направо и, покинув Средний город через массивные восточные ворота, вышел на длинную, прямую улицу, которую местные называли Виа Империале55.

Улица, на которую я попал, оказалась самой что ни на есть удивительной. Нет, она не была вымощена золотом или серебром, но явилась настоящим сосредоточием несметных богатств и самых прекрасных вещей, которые я когда-либо видел. По обеим сторонам улицы располагались торговые лавки с товарами на любой вкус и кошелек. Здесь были невероятно дорогие отрезы шелка, привезенные из Китая, тончайшие и искуснейшие ковры из Персии, прекрасные и изящные ювелирные украшения из Бухары, изысканная серебряная и позолоченная посуда из Франконии, флаконы с сакральными благовониями из священного Иерусалима, специи и всевозможные курительные смеси из Индии, а также огромное количество других сокровищ и самых невероятных ценностей.

Пробираясь по многолюдной улице, я увидел возок с выпечкой, на котором громкоголосый мужик бойко торговал пирогами, солеными крендельками и сладкими булочками. За пару медяков я купил себе большой кусок мясного пирога и, опираясь о стену какого-то каменного дома, начал с аппетитом его жевать.

Наблюдая за суетой города, я поймал себя на мысли, что Трапезунд мне нравится. Это был, конечно, нецарственный Константинополь, славный своим размахом, статью и величественностью, но город Трапезунд был живым и энергичным, а еще он отчаянно выделялся своим жгучим разнообразием. Я разглядывал людей, снующих по торговой улице, большая часть из которых не была греками по своему происхождению. По одежде и говору я различил грузин и армян, турок и латинян, арабов и персов, и даже успел поглазеть на двух китайцев, которых до сего момента видел исключительно на книжных миниатюрах.

Стряхнув с себя последние крошки, оставшиеся от пирога, я двинулся дальше по Виа Империале и почти сразу увидел россыпь небольших полусферических крыш, что указывали на городские общественные бани. Решив сократить путь и двинуться напрямик, я свернул в проулок, где, проходя мимо городского трактира под названием «Хитрый лис», ненароком стал свидетелем одной крайне неприятной сцены.

Четверо молодых мужчин в одинаковых темно-коричневых туниках и с короткими мечами на боку окружили в углу безлюдного переулка какого-то парня. Один из нападавших приставил к горлу своей жертвы нож, беспрестанно выкрикивая в его адрес унизительные оскорбления.

Парень не сопротивлялся своим мучителям. Его бровь была рассечена, щеки покраснели от ударов, а под правым глазом начал наливаться свежий синяк.

На мгновение я замешкался и остановился.

– Ты что-то потерял здесь, щенок? – злобно рявкнул на меня главарь шайки, который держал нож у горла своей жертвы.

– Ничего, – растерянно пролепетал я.

– Тогда топай отсюда, пока можешь, – хмыкнул кто-то из приятелей главаря.

Собственно, именно это я и собирался сделать. Но, взглянув еще раз на израненное лицо несчастного парня, я не сдержался и выпалил:

– У вас есть мечи, и вы носите униформу, а это означает, что вы необычные грабители или бандиты. Для вас должно быть стыдно и бесчестно нападать вчетвером на одного безоружного человека!

– Что ты сказал, кусок дерьма? Повтори! – развернулся ко мне главарь четверки, изрядно выпучив свои мутные, будто жабьи, глаза.

Вожак отнял нож от горла своей жертвы и направил его лезвие на меня. Теперь я испугался по-настоящему. Мои ноги предательски онемели, и вместо того, чтобы бежать из проклятого переулка как можно дальше, я остался стоять на грязной брусчатке улицы как вкопанный.

– Смотрите-ка, до чего нагло этот щенок с нами разговаривает! – бросил мне главарь и скомандовал своему приятелю. – Тащи его сюда, Кира!

Крупный Кира двинулся на меня и, крепко сжав своей мощной рукой мою шею сзади, грубо потащил меня к своему главарю. Я предпринял робкую попытку освободиться, чем заслужил только глумливые смешки всей четверки. Тот, кто держал меня за шею, был гораздо сильнее меня, и высвободиться из его мертвой хватки у меня не было ни малейшей возможности. В отчаянии мне оставалось ругать себя за то, что я свернул именно в этот проулок, да еще и вздумал призывать четырех вооруженных недоумков к совести.

– Ну, и что ты мне теперь скажешь, мелкий ублюдок? – выплюнул в меня главарь.

Я увидел его совсем молодое, едва тронутое щетиной лицо. Угрожая, главарь приблизился ко мне так близко, что я ощутил характерный запах перегара, который исходил от его несвежего дыхания. Нет, он не был пьян, вероятно, этот господин пребывал в состоянии сильного похмелья после бурно проведенной им ночи.

– Наверное, он дружок мусульманина, – предположил Кира, что продолжал крепко держать меня за шею.

– В таком случае он, может быть, вернет нам должок своего дружка? – ехидно поинтересовался у меня главарь.

Побитый парень вдруг зашевелился. Он сплюнул кровь на землю и впервые заговорил:

– Я не знаю этого молодого господина. Отпустите его, он здесь ни при чем. Я сам верну тебе свой долг, Гера.

– Конечно, вернешь, – прошипел главарь, которого звали Гера. – И это случится немедленно. Мне надоело тебя уговаривать, мусульманин.

– Я уже сказал тебе, – упорствовал парень, в голосе которого я не почувствовал страха. – Я верну тебе долг сразу после того, как у меня появятся деньги.

– Ты проигрался в кости этой ночью, и я хочу получить причитающиеся мне монеты сейчас же!

– Иначе мы прирежем тебя, а заодно и твоего дружка, – вторил главарю кто-то из его приятелей за моей спиной, а после чего дико заржал.

Однако побитый парень не желал воспринимать предостережения всерьез и продолжал упорствовать:

– Это просто любопытный прохожий. Отпустите его, ведь он мне вовсе не друг и в нашем деле ни при чем.

– Кажется, этот хилый щенок взаправду дружок мусульманина. Посмотрите, как он разговорился и бросился его защищать, – заявил Кира, и по его издевательской интонации я понял, ему известно, что мы с побитым парнем никакие ни друзья.

– А что, если мы тряхнем мелкого щенка? – и Гера внезапно вскинул свою руку, сжав мое горло у подбородка. – Может, у него найдется для нас серебро, и он выплатит долг своего приятеля?

– У него и кошель имеется, – охотно подтвердил Кира и одним резким движением сдернул его с моего пояса.

– Посмотрим, посмотрим, – хищно оскалился Гера, забирая мой кошель из рук своего приятеля. Затем, высыпав мои монеты на свою шершавую ладонь, вожак проговорил с наигранным разочарованием. – Шесть асперов, не густо…

– Но вполне достаточно, чтобы покрыть долг мусульманина, – радостно подытожил Кира.

– Берите мои деньги и оставьте нас обоих в покое! – движимый отчаянием выкрикнул я и внезапным, резким движением высвободил свою шею из рук Киры. – Вам следует знать, что я состою на службе у императора Василия, поэтому если вы не хотите неприятностей, то забирайте деньги и уходите прочь! Сейчас же!

– Мы тоже служим императору! – раздался растерянный голос за моей спиной.

И тут я догадался, откуда у этих четверых одинаковая одежда и мечи с одноглавым орлом на рукояти. Похоже, что эта четверка молодых людей находилась на военной службе у императора Трапезунда.

– Да заткнись ты! – прикрикнул на своего приятеля-сослуживца Гера. – Мелкий ублюдок нагло врет нам, только и всего.

– А если парень говорит правду и является императорским чиновником? – вопросил все тот же сомневающийся голос за моей спиной.

– Скажите, друзья мои, где вы видели таких мелких императорских чиновников? – с вызовом бросил Гера, указывая на меня. – Бесстыжий щенок пытается обмануть нас и прикрывается именем императора! За такую наглость его следует проучить как следует и прямо сейчас!

– И все же, Гера, нам лучше пойти, – немного поразмыслив, предложил Кира. – Ты получил, что хотел – свой долг, поэтому мы вполне можем оставить двух этих неудачников в покое.

– Ты что же, Кира, испугался угроз сопляка? – с издевкой спросил у своего друга Гера.

– Вовсе нет. Просто у меня давно пересохло в горле от всех этих глупых разговоров. Да и компания пары шлюх мне намного милее, чем подтирать сопли двум молокососам.

– Мы тоже уходим, – раздался голос другого приятеля Геры, что стоял у меня за спиной. – Никому из нас не нужны неприятности, ведь если друнгарий56 Леонид что-то прознает, то на этот раз уж точно выгонит нас из своего отряда.

– Ладно, – неохотно сдался Гера и, уставившись на меня своими жабьими глазами, заявил. – Я ухожу, но мы с тобой обязательно встретимся, мелкий мошенник, и тогда я тебя проучу как следует! Жди этого дня и трясись от страха!

Я звучно выдохнул, когда вся четверка скрылась в ближайшем переулке. Ни при каких обстоятельствах встречаться с Герой вновь мне не хотелось.

– Спасибо тебе, – проговорил побитый парень, глядя мне в глаза. – Однако ты зря вмешался в наш разговор.

– Так это был всего-навсего невинный разговор? А мне показалось, что ты вляпался в неприятную историю, – желчно подметил я.

– Я обязательно верну тебе деньги, – пообещал побитый парень, вытирая краем туники кровь со своего лица.

– Ты, в самом деле, проигрался этому, как его, Гере?

– Да, в кости, – отчего-то очень спокойно подтвердил тот.

– И зачем было садиться играть, если у тебя в кошеле пусто?

– У меня были деньги. Вот только я их проиграл, а отыграться не получилось. Разве ты сам не знаешь азарта игры?

– С меня достаточно и того, что мой отец спустил все наше состояние в кости, – с горечью вспомнил я о крупных проигрышах своего отца.

– И большое у твоей семьи было состояние?

– Приличное, даже по меркам Константинополя.

– Так ты неместный, – догадался парень.

– Местный не вступился бы за тебя, да?

– Вряд ли, – пожал тот плечами.

– А тебя, я смотрю, те четверо крепко побили.

– Они били не сильно, – почти равнодушно заметил парень. – Больше крови, чем настоящего вреда.

– Да ты их знаешь! – неожиданно понял я.

– Конечно, – подтвердил парень. – Они все из шестого отряда друнгария Леонида.

– И ты один из них?

– Пока что нет, но через два месяца мне исполнится шестнадцать лет, и тогда меня примут в военный отряд: в шестой к этим четверым или в какой-то другой, а сейчас я прохожу обучение в казармах.

Я внимательно посмотрел на своего нового знакомого. Внешне он выглядел на несколько лет старше меня, и я бы никогда не подумал, что мы с ним ровесники. Парень оказался на целую голову выше меня, к тому же намного шире и мощнее в плечах. Его лицо, изрядно опухшее от недавнего избиения, наталкивало меня на мысль о том, что, несмотря на чистый выговор, он по своему рождению не был греком и, скорее всего, даже не был христианином.

– Ты даже не защищался, – укорил я его, – а ведь кажешься крепким и достаточно сильным.

– Я проигрался и не смог заплатить, – объяснил мне парень. – Поэтому Гера и его приятели имели полное право меня побить.

– Убить или покалечить?

– Ну вот это вряд ли, ведь тогда они не смогли бы вернуть свои деньги.

– Вот я глупец, что влез не в свое дело! – в сердцах воскликнул я.

На это парень лишь звучно хмыкнул и проговорил:

– Меня зовут Демир.

– У тебя нехристианское имя, – отметил я после того, как сам назвался ему.

– Имя турецкое, – пояснил мне Демир и, как будто между прочим, добавил, – а крестили меня именем Виссарион.

Я не смог сдержаться, чтобы не расхохотаться. Внешний вид моего побитого знакомого никак не сочетался с пафосным христианским именем.

– Тому священнику, что окрестил меня, нравились замысловатые имена, – ухмыляясь, поведал мне Демир, который, по всей видимости, сам находил подобный каламбур со своим христианским именем очень забавным.

– Понятно, отчего ты предпочитаешь турецкое имя.

– Это имя было дано моим отцом и принадлежит мне по праву рождения, – нахмурился Демир, а я насторожился, что ненароком оскорбил парня. – Демир – означает железо.

– Ты, в самом деле, как будто железный. Тебя только что избили, а ты умудряешься веселиться.

– Я к такому привык, ведь быть солдатом означает спокойно относиться к подобным пустякам и быть привычным к боли, – поведал мне Демир, а затем доверительно добавил. – Я хочу стать хорошим воином, самым лучшим в войске императора, понимаешь?

– Понимаю, – кивнул я и продолжил расспрашивать. – Так ты христианин или нет?

– В Трапезунде и на службе у христианского императора лучше всего быть христианином, – рассудительно заметил Демир и показал мне свой маленький серебряный крестик на шее. – Но я хочу быть честным с тобой, мой новый друг, несмотря на купание в бочке, я так остался мусульманином.

– И твой Бог не возражает, что ты носишь христианский крест?

– Не думаю, что Аллах против, ведь этот серебряный крестик всего лишь красивая безделушка, главное же то, что у меня вот здесь, – и Демир приложил ладонь к левой части своей груди.

– Теперь ясно, почему те четверо называли тебя мусульманином.

– Они зовут так всех, кто не является греком по происхождению, – отмахнулся от моего предположения Демир.

– Однако если ты будешь с каждым встречным открыто говорить о своих сложных взаимоотношениях с христианской религией, то тебя могут не только побить, но даже убить. Мы, христиане, бываем порой очень жестоки в вопросах веры, – со всей серьезностью предупредил я своего нового приятеля.

– Особенно мы, мусульмане, смущаем ваших священников, – криво усмехнулся турок.

– Ну, священников не только мусульмане смущают. Честно говоря, они недолюбливают и многих христиан вроде еретиков и латинян.

– Но ты же не священник?

– Определенно нет, – отрицательно помотал я головой.

– Тогда мы с тобой поладим, – заключил Демир. – Если тебя не беспокоит, что я мусульманин.

– А тебя то, что я христианин, – вторил я своему новому другу.

– Так значит, ублюдки во главе с Герой забрали все твои деньги?

– К сожалению, это так, – с горечью подтвердил я и поведал Демиру о своих несбывшихся планах на шесть серебряных асперов.

– Идем со мной, мой христианский друг. У меня пока нет денег, чтобы отдать тебе долг, но есть одна неплохая идея.

Я последовал за своим новым другом, который повел меня по узким, все время петляющим улочкам и переулкам Трапезунда. Миновав кажущийся бесконечным лабиринт, сплошь состоящий из похожих друг на друга как близнецы-братья серых и невзрачных домов, мы с Демиром подошли к небольшому двухэтажному дому, свежевыкрашенному в светло-зеленый, почти фисташковый, цвет.