Олёнка. Часть первая

Бьянка ушла в небольшой отпуск, так что я решил начать с Веры. С технической точки зрения, ситуация осложнялась тем, что внутреннее помещение клиники представляло собой несколько кабинок для процедур, разделённых занавесками. Радио (там всегда играло «Монте-Карло») немного заглушало голоса, но всё, что говорилось в одной кабинке, было слышно в соседних. Я думал целых три дня, а потом нашёл решение.

На ближайшей консультации я рассказал о своей проблеме Алёне, надеясь поразить её  догадливостью, но она лишь пожала плечами и практически без промедления выдала:

– Записка.

Я был растерян. Почему мне, чтобы додуматься, потребовалось три дня, а ей – несколько секунд?!

– Я женщина, – произнесла Алёна с улыбкой. – У меня изворотливый ум.

Я знал, что у меня неразборчивый почерк, поэтому напечатал на компьютере:

«Вера!

Мне надо вам сказать кое-что важное, но не здесь. Не могли бы вы выйти со мной на улицу на несколько минут? Пожалуйста!»

Я сомневался, стоит ли ставить восклицательный знак в конце. С ним концовка смотрелась так, как будто я умолял девушку. Но, с другой стороны, этот знак выглядел тем, чем и являлся – побудителем к действию. Патроном в оружейном стволе. Молотком в миллиметре от шляпки гвоздя. Я оставил его.

Я засунул записку в дальний отсек бумажника, и стал ждать выходных. Вера неожиданно объявилась в четверг. Заменяла кого-то. Я прошёл в кабинку, разделся до трусов и лёг на кровать специальной конструкции для вытягивания позвоночника. Я понял, что разговор произойдёт сегодня. И меня начала бить крупная дрожь.

– Что с вами? – спросила Вера довольно резко, как мне показалось.

– Всё в порядке, – пробормотал я.

Она ушла, а я остался один и меня колбасило, как сосиску в кипящей воде. Я понимал, что это нервное, но не мог успокоиться. Вера подходила дважды, чтобы подрегулировать длину кровати и с каждым разом я понимал, что ответственный момент всё ближе. Я вдруг вспомнил, как в третьем, кажется, классе, влюбился в одну девочку. Она была невысокая, бойкая и улыбчивая. Когда она смеялась (довольно часто) на щеках появлялись ямочки. Как-то я написал на бумажке – I love you – и после уроков, в раздевалке подкинул записку ей в портфель. Она выбросила её на пол, и ушла, как будто ничего и не было. Наверное, подумала, что я положил ей какой-то мусор.

К тому времени я уже ходил в клинику два с лишним месяца, совершенно точно уяснил порядок проведения процедур и знал, сколько раз Вера зайдёт в мою кабинку. Шёл девятый час тёплого майского вечера, кроме меня, в клинике оставалась всего пара пациентов. Я принял решение и успокоился. Когда Вера закончила массаж, я сел на массажном столе, стараясь втянуть поглубже пару лишних кило на животе.

– Вера, – произнёс я негромко, – подождите, пожалуйста.

Она замерла. Я слез со стола, вытащил из кармана брюк бумажник, достал оттуда записку и передал ей.

Она прочитала, удивлённо посмотрела на меня и кивнула.

«Ну вот, – подумал я. – Первая часть марлезонского балета позади. Главное, не забыть, что я собирался ей сказать. Не сбиться».

Я опять – уже в сотый, наверное, раз – стал повторять свою нобелевскую речь.

Когда мы с Леной оказались на улице, я говорил гладко, без запинки. Волнение ушло. Остались только мы: я и красивая девушка, которой – мне это показалось удивительным! – было приятно слушать о моём отношении к ней, несмотря на неожиданность ситуации, несмотря на то, что я был вдвое старше её.

Её реакция показалась мне странной. Я думал, она обольёт меня презрением, или посмеётся надо мной или станет говорить о разнице в возрасте…

– Но как же так, – промолвила доктор моего тела. – Ведь я же помолвлена! Мы это особо не афишировали, правда, но после моей ординатуры, когда он вернётся из армии, мы собирались пожениться.

Она говорила так, как будто всем вокруг, включая меня, были хорошо известны мельчайшие подробности её помолвки: когда, с кем, и как. Я ничего не понимал, кроме самого главного: у меня есть более удачливый соперник. Эта ситуация была мне хорошо знакома.

Я сказал, что не знал о её помолвке. Она выразила надежду, что мы останемся друзьями. Я подумал, что мы никогда не были друзьями, но понял, что она имела в виду – ведь я был клиентом заведения, где она работала. Она просто хотела, чтобы этот случай остался между нами и не повлиял на моё отношение к клинике.

После нашего разговора я испытал облегчение. Я справился со страхом, исчезла причина моих переживаний последних дней. И я понял кое-что про себя – мне понравилось. Мне нравилось разговаривать о своих чувствах с красивой девушкой. Пусть даже это длилось всего несколько минут и ни к чему не привело. Я всё равно запомнил свой эмоциональный подъём и захотел испытать его ещё раз. Мелькнула догадка, что если бы Вера мне не отказала, я бы испытал положительные эмоции невероятной силы. И мне очень захотелось этого. До Алёны оставалось полтора года.

***

В следующий раз с Верой мы увиделись через день, когда она пришла в субботу по своему обычному графику. Вероятность, что я попаду именно к ней, была 50 на 50. Медсёстры разбирали пациентов по порядку, то есть первого пришедшего клиента брала, предположим, Вера, второго, Ира, третьего опять Вера, четвёртого Ира и так далее.

Я сидел на диванчике в приёмной и ждал. Если Вера не хотела общаться со мной, то она могла поменяться очередью с другой медсестрой. Правда, тогда ей пришлось бы объясняться, и я не мог представить, какие доводы она бы привела.

– Антон Николаевич!

Я поднял голову и увидел её – стройную девушку, которая смотрела на меня почти как обычно… но немного иначе.

– Пойдём? – пригласила Вера и провела меня в ближайшую свободную кабинку. Она сразу отошла в самый дальний угол и склонилась над моей анкетой. У каждого пациента была «медкарта», где отмечалось, какие процедуры были сделаны и т. д.

– Как вы себя чувствуете? – этот традиционный вопрос я начал воспринимать совершенно иначе после того, как стал ходить в «Шанс». Обычно люди задают его из вежливости, предполагая услышать что-то вроде «Нормально» или «Хорошо». Здесь следовало отвечать цифрой. Она означала самочувствие пациента по десятибалльной шкале, где 0 соответствовал полному отсутствию боли, а «десять»… я даже боюсь представить.

Обычно я отвечал примерно так: «шея один, бёдра два». Но не в этот раз.

– Я очень рад вас видеть, – осторожно начал я, наблюдая за реакцией Веры. Она улыбнулась и кивнула:

– Я тоже.

– Ваше присутствие действует на меня благотворно, – я немного осмелел, –  сегодня у меня ничего не болит.

Это было неправдой. Моё самочувствие ничем не отличалось от вчерашнего. Но мне хотелось удивить её, добиться её внимания.

Вера подняла брови, но записала в анкете так, как я сказал. Я разделся (сегодня на мне были забавные боксеры с рыбьими костями на тёмно-синем фоне). Дальше сеанс пошёл по привычному сценарию… до определённого момента. Произошёл один случай, который не повлиял ни на мои отношения с Верой, но заставил задуматься (самую малость) что, возможно, Алёна, мой психоаналитик, была не так уж и неправа, когда считала, что совпадений не бывает, за каждым из них стоит воля Вселенной, каким бы удивительным или неправдоподобным оно не казалось. И ещё о том, что каждое действие имеет последствия.

В конце сеанса Вера поставила мне сзади на шею пиявки. Это было уже не в первый раз, так что сами пиявки меня не волновали, в отличие от того, что рядом со мной, полуголым, находилась привлекательная девушка, которой я всего пару дней назад говорил о своих чувствах. Процедура выглядела следующим образом: Вера капала мне водой на кожу и ставила на это место пиявку, а потом ждала, когда она присосётся. Первый укус был довольно болезненным, но скоро я просто переставал обращать внимание. Ещё минут через пять значительно разбухших от крови пиявок снимали с тела и клали в одноразовый пластмассовый стаканчик. Я как-то поинтересовался, что происходит с ними потом. «Мы их спускаем в унитаз», – ответила мне одна из медсестёр. Мне стало немного жаль этих маленьких кровопийц. Я понадеялся, что может, не все из них погибают в мрачных тоннелях, но некоторым удаётся добраться до реки, куда их, наверное, в конце концов выносит поток. Но стоило мне подумать о фильтрах, очистных сооружениях, дезинфицирующих средствах, как я понимал, что шансов у пиявок практически нет.

Обычно пиявки, присосавшись к телу, не двигались с места. За ними не нужно было присматривать. Вы просто знали, что с ними (и с вами) ничего не случится. Вашей задачей было спокойно лежать и ждать. Вроде бы вместе с укусом в организм попадали вещества, которые разжижали кровь и улучшали её состав, – по крайней мере, так мне объясняли. Мы с Верой как-то разговорились на эту тему. Она сказала, что многие снимают пиявок сразу же после укуса, – мол, вспрыснули в кровь то, что нужно, и хватит, нечего миндальничать. Сама она придерживалась другого мнения. Мне было интересно слушать её. Не только потому, что она мне нравилась, но и потому, что я вдруг увидел её с другой стороны. То, как увлечено она говорила, как ругала родителей, которые лучше врачей знают, чем нужно лечить их детей, как разбивала в пух и прах аргументы антипрививочников, – напомнило мне о времени, когда я сам вёл такие эмоционально-интеллектуальные дискуссии с однокурсницами. И пусть темы у нас были совершенно другие (например, разбор «Декамерона» Боккаччо или «Чумы» Камю), это не имело значения. Вера стала ближе мне, интересней, а сам я как будто вернулся в прошлое. Где трава, как известно, всегда зеленей.

Одна из пиявок вдруг взбунтовалась. Она переползла через ключицу и двинулась прямиком к левой части моей груди. Перемещалась она неторопливо (видимо, иначе просто не умела) поэтому я не сразу обратил внимание. А когда заметил, то некоторое время не мог сообразить, что делать. Я был один в кабинке, но знал, что  скоро придёт Вера. Надо ли звать её сейчас? Настолько ли это важная ситуация или можно подождать? Могу ли я сам справится?

Я решил позвать Веру. Мне пришлось несколько раз произнести её имя прежде, чем она услышала. Она вошла, увидела в чём дело, засуетилась, и принялась упрекать меня:

– Что же вы мне сразу не сказали!

Я оторопел. Мне показалось, что она несправедлива ко мне. Вера была как будто немного напугана и несколько раз спросила, хорошо ли я себя чувствую. Когда пришло время заклеивать пластырем укусы пиявок, девушка обработала те, что сзади, а когда дошла до ранки на груди, сказала: «Я даже не знаю, что тут делать». И ушла, оставив мне ватный диск и кусок пластыря.

На следующий день я снова попал к ней и мы посмеялись над вчерашним инцидентом. А когда ко мне зашёл массажист – весёлый парень, она ворвалась вслед за ним, дала ему коленом под зад и заявила, что он заслужил этот поджопник. Вот прямо так и сказала.

Когда я сообщил об этом Алёне, то заметил, что не понимаю, почему я раньше никогда не слышал от неё таких слов. Да и вообще, так вести себя и так выражаться при клиенте, на мой взгляд, было недопустимо.

Психоаналитик хитро посмотрела на меня.

– Вы грубо нарушили её личные границы, – произнесла она. – Можно сказать, вторглись без разрешения. А теперь она нарушает ваши. Скорее всего, неосознанно.

Некоторое время я молчал, пытаясь осмыслить сказанное, потом улыбка стала растягивать мой рот:

– Но это значит… что я ей не совсем безразличен?

Алёна кинула на меня странный взгляд, но ничего не ответила.

Потом Вера простудилась и я её больше не видел. Она ушла из моей жизни. Прощай, Вера, надеюсь, у тебя всё хорошо.

Я переключился на Бьянку, которая вернулась из отпуска. Я немного посомневался, стоит ли мне переживать из-за того, что я практически без передышки начинаю подбивать клинья к другой девушке, и решил, что не стоит. В конце концов, у меня с Верой не получилось, я ей ничего не должен.

Несколько дней я дожидался удобного момента, а затем попросил девушку выйти со мной на улицу, как и Веру. Рядом сидела ещё одна медсестра, Ира. Она видела, как я выходил на улицу с Верой, а сейчас я уводил туда же Бьянку.

Я немного модифицировал свою речь по сравнению с прошлым выступлением. Проапгрейдил её. Я сказал, что мне показалось, что она ко мне относится иначе, чем к остальным пациентам. Поинтересовался, не вызвано ли это тем, что она испытает ко мне какие-то чувства? На самом деле, именно своими вопросами я надеялся вызвать интерес к себе. Я добавил, что считаю Бьянку «очень секси» – Вере я такого не говорил. Наш диалог вышел ещё короче, чем в прошлый раз. Бьянка ответила, что она замужем, у неё ребёнок, и она не испытывает ко мне ничего такого, что бы выходило за рамки обычного отношения к клиенту клиники. Тем не менее она добавила, что ей приятно слышать комплименты.

В оставшиеся дни Бьянка избегала меня. Через несколько дней я закончил свой курс. В медицинском смысле мало что изменилось. Разве что за три месяца в всё-таки успокоился – ведь время шло, а хуже мне не становилось, даже вроде бы наметилось некоторое улучшение, хоть и незначительное. Я понял, что прямо завтра не умру и стал строить планы.

***

Лето 2018 года оставило в моей памяти три следа: разговоры с Алёной, плавание в бассейне и импотенция. Тут надо кое-что прояснить. У меня давно не было физической близости с женой, но это не значит, что у меня не было секса вообще. Я ходил к проституткам. Где-то раз месяц, иногда чаще, иногда реже. Первые года два-три после того, как мы перестали заниматься любовью с женой, я держался. Потом кто-то при мне обронил слово «проститутка». Этого было достаточно, чтобы мой мозг заработал. Тогда я не имел ни малейшего понятия о том, как получить услуги платной любви, куда за этим надо обращаться, какие справки собирать и так далее. Оказалось, что это проще простого. Заходишь на один из многочисленных сайтов, где публикуются анкеты девушек лёгкого поведения и выбираешь проститутку, как скажем, мобильный телефон по характеристикам: цена, вес, рост, функции, то есть услуги, и всё такое. Поначалу мне было не по себе, страшно и стыдно, и для первого раза я выбрал массажистку. Насколько я понял из объявления, она не занималась классическим сексом, но делала эротический массаж, то есть раздевалась догола и в таком виде массировала мужчину и доводила его до оргазма. Мне понравилось. В какой-то момент я перестал воспринимать ее как специалистку, которая оказывала платные услуги, и увидел красивую молодую девушку, которая ласкает меня и позволяет мне ласкать ее. Мне казалось, что это должно быть взаимно – просто не может быть не взаимно. Я довольно часто путал хорошее отношение к себе, как к клиенту, с личной симпатией.

Потом я стал ходить к настоящим проституткам, потому что массаж это, конечно, хорошо, но мне нужно было больше. Нужен был нормальный качественный секс. Иногда я его получал, иногда нет, – зависело от девушки, от настроения, окружающей обстановки. В первое время я часто плакал, выходя от проституток. Мне было стыдно. Я чувствовал, что предаю жену. Сына. Самого себя. Я давал клятву никогда больше не делать этого, как будучи подростком, испуганным своей сексуальностью, зарекался мастурбировать, потому что считал, что это очень плохо. И каждый раз нарушал свое слово – тогда и сейчас. Потом я стал воспринимать очередной поход к проститутке просто как гигиеническую процедуру. Я платил за час, но редко задерживался больше, чем на полчаса, включая душ. Я никогда не был половым гигантом, и говорить с проститутками мне было не о чем.

Потом с обычными проститутками мне стало скучно и я попробовал bdsm. Я был в роли «нижнего», как говорят те, кто в теме. Впрочем, настоящим «тематиком» я так и не стал – удовольствия от боли я не получал, да и подчиняться не любил. Мне нравился легкий стыд, элемент эксгибиционизма, когда госпожа – она непременно должна была быть молодой и красивой – смотрит на меня, раздетого, насмешливо и слегка презрительно.

Двенадцатое июня я отпраздновал так: сначала пошёл к проститутке и влюбился в неё, а затем отправился в бассейн – впервые лет за пятнадцать.

***

Вита была не первой проституткой, к которой я испытывал симпатию. На десять – двадцать резиновых кукол попадалась одна настоящая: с раскрытыми глазами и милой улыбкой. Такие девушки целовались в губы и крали сердце, не забывая взять и положенное по прейскуранту вознаграждение. До Виты была Настя, которая тихонько отстранила меня, когда я небритым подбородком ткнулся в чувствительное местечко. К Анжеле, массажистке, я ходил несколько недель, пока она не уехала домой в Крым, заняв у меня напоследок пару тысяч рублей. Потом была ещё одна массажистка, не помню, как её звали, ей нравилось просовывать пальчик мне в анус. Но чаще всего попадались женщины, которые относились ко мне как к обычному покупателю: пришёл, заплатил, ушёл. Я собственно и был обычным покупателем и всегда следовал по привычному маршруту: душ, минет, быстрый секс в миссионерской позиции, снова душ, иногда – чай, поцелуй в щёчку у двери, равнодушное пожелание приходить ещё, неискренний кивок головой уже в тамбуре. Я редко возвращался.

Вита начала ломать шаблон, едва я переступил порог. Увидев меня, она оживилась, словно встретила старого знакомого. Схватила за руку и несколько раз пожала её. Никогда проститутка не здоровалась со мной за руку. Я немного оторопел, но девушка мне понравилась: рыжеволосая, непосредственная и как будто слегка сбитая с толку – кто я такой? что со мной делать? о чем разговаривать? Впрочем, профессиональное мастерство подсказало ей нужные ходы: она подтолкнула меня в сторону ванной, а потом, когда я вышел оттуда, с полотенцем вокруг бёдер, посадила на диван.

Она взяла ТВ-пульт и увеличила громкость. Мне это не понравилось. Телевизор вообще отвлекал меня, а тут ещё передавали русскую попсу, а я её терпеть не мог.

Девушка села рядом. У неё на предплечье было тату: цветочный орнамент, сочетание красного и зелёного.

– Ты целуешься? – спросила она, и, не дожидаясь ответа, поцеловала меня.

Это было неожиданно. Проститутки обычно не лезли ко мне целоваться. Я с удовольствием ответил на её поцелуй и следующие несколько минут мы провели на диване. Полотенце сползло с меня, а Вита освободилась от того немногого, что было на ней надето. Вскоре мы оба перешли на кровать.

Мне захотелось поиграть с ней. Продлить удовольствие. Дать ей больше, чем я привык, и самому получить больше обычного. Я знал, что на второй заход меня, скорее всего, не хватит.

– Хочешь, я сделаю тебе эротический массаж? – предложил я.

– Как это?

Мне показалось странным, что проститутка не знает, что такое эротический массаж. Всё-таки не страпон какой-нибудь. И не золотой дождь.

Я объяснил, как мог. А потом показал. Через некоторое время я перевернул её с живота на спину и приготовился войти, но не смог – член сделался вялым.

– Что случилось? – спросила Вита.

Я помотал головой. Мне неловко было признаваться, что у меня член не стоит. Звук телевизора, который всё время фонил на заднем плане, вдруг приблизился, стал очень осязаемым, вязким, раздражающим. Я чувствовал злость. Обиду. Стыд. И бессилие. Это было самое плохое. Маленькая, но очень важная часть моего тела отказывалась мне повиноваться, и я ничего не мог с этим поделать! Я не понимал, почему несколько минут назад он был бодр и весел, а сейчас, в самый ответственный момент, отказался выполнять свои прямые обязанности!

Я пожал плечами на вопрос Виты и пробормотал: «Что-то не получается».

«Ничего страшного», – попыталась успокоить меня девушка и стала отрабатывать свои три тысячи в час. Она уложила меня на спину и взяла член в рот. Постепенно я почувствовал возбуждение и понял, что мой пенис снова стал твёрдым. Я вылез из-под неё.

– Как ты хочешь? – спросила Вита, и опять, не дожидаясь ответа, облокотилась на руки и повернулась ко мне попой. Мне не очень нравилась эта поза, так что я попросил:

– Нет, давай, по обычному. Ложись на спину.

Она легла, и я трахнул её.

Потом мы лежали.

И разговаривали.

И целовались.

Мы оба поняли, что нам нравится заниматься этим друг с другом. А я почувствовал, что меня влечёт к ней. Мой внутренний локатор говорил мне, что и девушка испытывает ко мне интерес.

– Как думаешь, могли бы мы встречаться, как… – тут я замялся, пытался подобрать правильное определение.

– Как пара? – уточнила Вита, накрыв свой ладонью мою руку, лежавшую у неё на груди.

– Да, – сказал я и посмотрел на неё.

– Мне нравятся мужчины в возрасте,– ответила Вита.

Когда я оделся и пошёл к двери, то повернулся и спросил:

– Что это было? Между нами?

– Не знаю, – ответила Вита. – Может… просто встретились две родственные души?

Мы договорились, что увидимся через неделю, и я в приподнятом настроении отправился  плавать.

То посещение бассейна запомнилось мне. Не только потому, что оно было первым за много лет, хотя новизна впечатлений, конечно, обострила чувства. Но ещё больше обострила их встреча с Витой.

***

Полупустая парковка перед массивным зданием из желтоватого кирпича. Большие синие буквы над входом: «Бассейн». Это немного тревожное ощущение выходного дня в Москве – ты вроде бы в городе, но чувствуешь себя странно из-за отсутствия людей и машин. Куда все подевались? Пусто, и только издалека доносятся возгласы, в которых угадывается футбольный азарт. Недавно шёл дождь, асфальт ещё мокрый, капли свисают с голубых елей, несущих вахту вокруг здания бассейна. Воздух серый и сырой, кажется, его можно выжать, как губку. Пустой и тихий холл. Такая же безлюдная раздевалка на втором этаже. Зелёные шкафчики напомнили мне о спортивном прошлом. Каждый раз, когда я видел их, я знал, что мне предстоит…что? Работа над собой? Радость от движения? Приятное прикосновение формы к телу? Предвкушение победы? Возбуждение, которое испытываешь на стартовой позиции, когда уже произнесено «На старт!», «Внимание!», но ещё не было команды «Марш»? Приятное ощущение от того, что я делаю что-то полезное, что-то правильное, а не просто бесцельно копчу небо?

Синий волнующий принял меня в себя, как это сделала Вита несколько раньше. Вода ласкала моё тело, и я скользил сквозь неё, ощущая нежные прикосновения плечами, животом, бёдрами. У меня не было очков для плавания, так что я закрывал глаза, когда погружался, и мои органы чувств отключались – все, кроме осязания.

Мне сказочно повезло, хотя тогда я ещё не понимал этого. По случаю какого-то праздника, 12 июня посетителей было мало. Иногда я даже оставался один на дорожке. Никто не тормозил и не подгонял, не нужно было подстраиваться под других людей. Я плавал в своё удовольствие. Через полчаса я стал уставать и останавливаться у бортиков, чтобы немного отдохнуть.

В душе я оперся руками об стену и стоял так под горячей струёй, чувствуя, как вода ударяет в мои закаменевшие плечевые мышцы, наслаждаясь этим массажем, ощущая, как все мои страхи стекают вместе с водой в сливное отверстие в полу. Я выжил, я занимался любовью, я мог двигаться дальше.

В раздевалке выяснилось, что за то время, пока я плавал, выглянуло солнце и нарисовало на полу несколько ярких прямоугольников. За окном виднелись кроны деревьев, в самой раздевалке никого не было, кроме меня. На секунду меня охватило ощущение, что и зелёные шкафчики, и деревянные скамьи, и занавески на окнах, и зеркало на стене, – всё принадлежит мне. Не как предметы, обладающие материальной ценностью, а как нити в ткани окружающего мира, который был готов и укутать меня, если потребуется, и свернуться платочком, чтобы залезть мне в карман, если таково будет моё желание.

Запах хлорки долго оставался на моих пальцах и я вдыхал его когда, уже приехав домой, садился за компьютер и подпирал рукой щеку.

Летом 2018-го я ездил в бассейн как минимум два раза в неделю. Иногда один, иногда с сыном. Чаще с сыном. Мы купили очки для плавания мне и шапочку ему. В холле стояли автоматы по продаже кофе, воды и кислородных коктейлей. Постепенно мы попробовали их все. Как-то после занятий мы погуляли по Филёвскому парку, съели мороженое и постреляли в тире. У нас было двадцать выстрелов на двоих и ни один из нас не попал по мишени.

Я уже перестал читать на ночь своему сыну, но иногда сидел рядом с ним перед сном. Уже полусонный, он часто брал мою руку, клал себе под щеку и засыпал так.

***

Через неделю я снова поехал к Вите, полный радостного предвкушения. Все эти дни я вспоминал её. Вера и Бьянка постепенно отступали всё дальше, их место заняла девушка из плоти, которая целовалась со мной, и делала это с удовольствием. Я пытался представить, есть ли у нас будущее. Я и проститутка? Возможно ли это в принципе? Смирюсь ли я с её «работой»? Или стану требовать, чтобы она занялась чем-то другим? Смогу ли я в таком случае обеспечить её деньгами, чтобы ей было на что жить? Захочу ли я это делать? На эти вопросы у меня не было ответа. Я надеялся, что они придут со временем.