Файролл. Право выбора

– ВРИО начальника службы безопасности, – ответил Зимин, отправляя в корзину бумаги, некоторые предварительно разорвав, некоторые прямо так. – Ну что такое, когда мне сюда шредер поставят, сколько можно говорить! О чем бишь я? А, да. Так вот, пока нет Азова, именно Эдвард осуществляет контроль за «Радеоном». Ну, соответствующий контроль, ты же понимаешь, о чем я?

– Сразу вопрос – а сегодня он будет мне сопровождение придавать? – перешел я к главной теме. Мне очень хотелось спросить – почему нет Азова, и будет ли он еще когда-нибудь, но я решил от подобных вопросов воздержаться. Да и слово «пока» говорило о том, что, может, он еще и появится.

– Сегодня – что? – оторвался от бумаг Зимин. – Не понял?

– Так мероприятие же? – даже встал с кресла я. – В редакции. Там ведь персонал, ему надо руку руководителя ощущать. Распустятся ведь. А так – будет надлежащий порядок.

– Да. Это верно, – Зимин покачал головой, соглашаясь со мной. – Оставь их одних… Хотя – там же Виктория? У нее не забалуешь!

– Тем не менее, – сурово нахмурился я. – Хочу лично поприсутствовать, во избежание. Опять-таки – люди должны знать, что руководство – оно есть.

– Есть – ладно, – вздохнул Зимин. – Главное – не пить. Здесь, в стенах компании – пожалуйста. За пределами – воздержись. Идет?

– Да я и сам не собирался калдырить, так, шипучки глотну чисто символически, – приободрился я, дело явно пошло на лад. – Пьянству – бой.

Зимин снял трубку, пробежался пальцами по цифрам и коротко приказал:

– Эдвард, зайди ко мне. Прямо сейчас.

– Ты не волнуйся, Киф, – успокаивающе сказал мне Зимин, повесив трубку. – Эдвард знает свое дело, поверь. Я давно с ним знаком.

– Вы с ним работали? – уточнил я.

– Не то чтобы, – Зимин откинулся на спинку кресла. – «Радеон» во многом семейное дело, здесь ценят родственные связи. Эдвард мой троюродный брат, по отцовской линии, по этой причине мы знакомы тысячу лет. Его отец даже некоторое время служил под началом моего, поэтому мы часто виделись, можно сказать – росли вместе. Ну это между нами, конечно. Не сказать чтобы это было секретом, но…

– Я все понял, Максим Андрасович, – заверил я Зимина. – Буду нем как рыба.

В дверь постучали, после она распахнулась, и в кабинет вошел высокий мужчина в безукоризненно сидящем на нем костюме. При виде него, процентов девяносто моих знакомых дам сделали бы «О-ох» и у них заблестели бы глаза. Юный скандинавский бог – по-другому и не скажешь. Широкие плечи, голубые глаза, светлые волосы, ямочка на подбородке… Я почувствовал себя жалким дрищом, глядя на этот блестящий образчик мужской породы. Может, не водить Вику на Новый год?

– Эдвард, это Киф, я тебе про него рассказывал, – показал на меня Зимин.

– Эдвард Атоннович, – протянул мне руку красавец. – Можно просто Эдвард.

Я вяло ее пожал, назвав себя, и отметил, что гребное весло, пожалуй, помягче будет, чем его ладонь. Вот же гад какой!

– Эдди, наш юный друг собрался сегодня посетить некое мероприятие вне стен «Радеона», – деловито сказал Зимин. – Необходимо обеспечить ему охрану.

– Это не очень хорошая мысль, – твердо сказал Эдвард. – Если за ним идет охота, подобный выезд может быть небезопасен.

– И я так думаю, – кивнул Зимин. – Но Киф упрям. Впрочем, в данном случае это извинительно – на кону его репутация, что является серьезным аргументом.

– Тогда, кузен, если ты не против, я пошлю с ним своих людей. – Эдвард повел мощной шеей. – Без привлечения кадров старшего лорда.

Зимин бросил на меня быстрый взгляд, я хлопнул глазами, показывая, что, мол, «как будет, так и будет».

– Делай как знаешь, – слова Зимина прозвучали суховато. – Киф, хорошо тебе погулять. И чтобы был в здании не позже восьми часов вечера.

Я понял, что нам тактично указывают на дверь, и раскланялся. Вопрос по Касимову я решил сегодня не затрагивать – себе дороже может выйти. Всему свое время.

– Во сколько вы планируете выехать? – деловито спросил Эдвард.

– Начало в четыре, стало быть, в два надо уже быть в пути, – вздохнул я.

– Насколько я помню, ехать совсем недалеко, – удивился новый безопасник. – Зачем же выезжать настолько загодя?

– Это Москва, Эдвард. Хуже того – это предновогодняя Москва, – снисходительно объяснил ему я. – Если бы не ваши меры предосторожности, я бы вообще на метро поехал. А так еще не факт, что по всем пробкам и за два часа доедем. Про обратную дорогу я думать не хочу даже…

– Странный город, – красавчик поправил безукоризненный прямой пробор. – В Лондоне такого не бывает.

– Так это не Англия, это Россия, – к слову вплел я цитату из старинной песни. – Привыкайте, иначе вам будет очень сложно здесь выжить. Да, вот еще. С Викой, моей женой, наверняка поехали телохранители, и это люди Азова. Это так, вам для справки.

– Я услышал вас. – Эдвард протянул мне свою камнеподобную ладонь. – Рад, что вы идете на контакт.

Вот же нехристь. «Идете на контакт», слово-то какое подобрал.

– Вот моя карточка, здесь телефонный номер, – протянул он мне кусочек картона с буквами и цифрами. – Он включен всегда.

– А у меня еще часы есть, – я показал ему золотой браслет маяка. – Они непростые…

– Осведомлен, – от кивка головы, на ней ни одна волосинка не шелохнулась. На клей он прическу посадил, что ли, гад такой? Илья Палыч! Вернись, а?

– Ну и ладно. Я к себе, и без двадцати два жду ваших людей, – все, нет моих сил больше с ним общаться и тем самым развивать в себе комплекс неполноценности.

– Рад знакомству, – еще одно пожатие каменной десницы, и он, раскланявшись с входящей в приемную Елизой Валбетовной, покинул помещение.

– Мужчина, – посмотрела ему вслед Елиза и тем самым вбила последний гвоздь в основание моей нелюбви к новому безопаснику. Ну да, может быть, и мелко, может, даже комплексы. Но вот такой я человек. По крайней мере, я хотя бы человек.

И вот еще интересно – а почему мне про этого парня с обложки Валяев ничего не сказал? Не захотел или просто сам ничего еще не знает?

Ребята-техники закончили установку новой нейрованны и ждали меня. Я в нее залез и повертелся, приспосабливаясь к новому ложу.

– Ну как? – горделиво спросил Дмитрий. – Удобно?

– Поди знай, – с сомнением ответил ему я. – Пока не полежишь в ней часов восемь – не поймешь.

– Ну, тело всяко меньше будет затекать, – заверил меня добрый человек. – Ручаюсь, проверено на личном опыте. С наступающим вас!

Что до вечеринки – конечно же мы опоздали, надо было выезжать в час. Да пока я еще купил ребятам кое-какие мелкие сувениры в сувенирной лавке «Радеона» – нельзя без подарков. Пусть даже они пустяшные, но это очень важно, люди должны знать, что о них помнят. Но и на этом время было потеряно тоже.

В машине мне пришла в голову совсем уж скверная мысль – Вика! Ей-то что я дарить буду, а? Кабы не пробки и не новая охрана, можно было бы попробовать уломать водилу у ювелирного какого-нибудь остановиться, но увы, люди Эдварда взялись за дело рьяно. Мою тушку прикрывали со всех сторон и очень качественно. Ни злоумышленнику ко мне не подобраться, ни мне самому в сторону не вильнуть.

У входа в наши помещения отиралось несколько человек, чьи лица были мне знакомы – это были люди Азова.

– Вы можете оставить пост, – подошел к ним старший из моего сопровождения, это я понял из того, что именно он отдавал команды остальным, распределяя их местонахождение – кому у входа в машинах сидеть, кому с нами идти.

– Основания? – один из тех, кто привез сюда Вику, изучил документ, который старший ему предъявил.

– Позвоните в главный офис, вам все объяснят, – спокойно посоветовал старший. – Но с сегодняшнего дня охрана объектов переходит в наше ведение.

Мммм, вон оно что. Так мы «объекты». Отрадно, что для меня наконец нашлось подходящее название. Ладно, вы сами разбирайтесь со своими полномочиями, а я хочу выпить. Оставив представителей двух разных команд сверлить друг друга ледяными взглядами, я подошел к дверям кабинета.

– Все, звоню ему в последний раз, и садимся, – услышал я голос Вики, отметив в очередной раз, что слышимость-то здесь ого-го какая.

– Верно-верно, – к моему величайшему удивлению, ее поддержала Шелестова. – Вон водка уже отпотевает!

Надо же, на алкогольной ниве они находят общий язык? Воистину, вот где подлинный «коннектинг пипл».

Телефон завибрировал у меня в руке, и я ответил на звонок, открывая дверь.

– Разливай. Сказали же тебе – отпотевает водочка-то!

Глава пятая

о застолье, шутках и хоровом пении

Надо же, впервые вижу сразу всех своих подчиненных в сборе. Всегда ведь кто-то да отсутствовал, а здесь прямо праздник души какой-то.

– Общий привет, – помахал я рукой своим коллегам. – Соскучились по папке?

Гомон, раздавшийся в ответ, меня, по правде, немного растрогал. Радуются, ждали – вон бутылки даже не распечатаны и салаты не покоцаны.

– А почему без бороды? – выделился из общей гаммы голос Шелестовой. – И без дрына в руках? И без красного халатика с перламутровыми пуговицами? Ну, я так не играю! Налейте мне водки, что ли, пропал вечер…

– Ко мне этот вопрос тоже относится, про «соскучились»? – по обыкновению флегматично поинтересовался у меня Петрович, сидящий в уголке. – Я просто тебя созерцаю большую часть своей жизни, и по этой причине затрудняюсь ответить тебе честно. Особенно если вспомнить, в какие неприятности ты меня время от времени втравливал.

– В какие, в какие? – оживилась Шелестова, выглядящая если не прекрасно, то близко к этому. Впрочем, она была из той породы женщин, которые и в драном мешке будут смотреться как королевы. – Поподробнее?

– В разные, – Петрович, похоже, был тут единственным представителем мужского пола, кто таращился на Елену без излишнего вожделения и не прикидывал свои шансы. Впрочем, был еще Жилин, который сидел в уголке и пил из огромной кружки кофе. – Вот, помню, когда нам было лет по семнадцать, затащил он меня на день рождения какой-то своей знакомой, а у меня в тот день был жуткий насморк…

– Петрович, ты выбрал не лучшую историю, – перебил я его. – Нашел, о чем поведать народу перед пьянкой? Совесть имей!

Ничего криминального тогда не случилось, и скрывать мне было особо нечего. Просто у Петровича была аллергия на чеснок, сильная, неизлечимая, выражающаяся в том, что желудок его вовсе не принимал. Он мне про это много раз рассказывал, обходя, впрочем, тот момент, как именно его желудок реагирует на раздражители. Я ж не знал, что он избавляется от попавшего в него аллергена, так скажем, орально… Вот и полил кусок курицы чесночным соусом, когда Вадька отвернулся, а с учетом того, что у него был сильнейший насморк, он ничего и не почуял. Реакция его организма оказалась моментальной, да ещё, как назло, и именинница сидела напротив него…

Что примечательно – Петрович на меня тогда даже не злился, и кулаками махать не полез. Вот такой у него был характер. Только назвал меня «долбоящером» и рукой махнул. Но так я ведь не нарочно? Я ж не знал…

Но для грядущего праздника эта история явно не подходила.

– Потом расскажешь, – требовательно заявила Шелестова, достала невесть откуда кружевной платочек и завязала на нем узелок. – Люблю пакостные истории.

Нет, правда, откуда она его вынула? В том платье, которое туго облегало ее безукоризненную фигуру, не то что карманов быть не могло, на него и материи-то пошло всего-ничего!

– Борода – дело такое, – со знанием дела сообщил всем Стройников. – Ее и отпустить недолго. Главное – что пришел наш главный редактор.

– И теперь мы можем выпить и закусить! – радостно поддержал его Самошников. – А то кишка кишке стучит по башке!

– О редакторах, – встрепенулась Вика. – Надо же пойти Мамонта поздравить! Как ни крути – он все-таки старший тут, в издательстве. Мы хоть и государство в государстве, но есть какие-то рамки, которые надо соблюдать.

Ну, по сути, она права. Причем я как-то о нем и не вспомнил даже в этом контексте. В былые времена мы ему на подарки скидывались, а относили их наши старушки-веселушки, их хлебом не корми, дай начальство ублажить. Впрочем, кроме них это никого особо и не интересовало, что же до меня, то в последние дни перед Новым годом я, как правило, либо по службе мотался, либо в спортивной редакции сидел. А то и в рекламном отделе, если на личном фронте не складывалось – там всегда можно было найти одинокую девушку на новогоднюю ночь.

– Так, а чем поздравлять-то? – спросил у Вики я. – Надо же было что-то купить? Нет, у меня есть где-то в столе забавный брелок фаллической формы, мне его одна… знакомая, в общем, с Гаити привезла, но он мне может за такой подарок и череп проломить.

– А то я об этом не подумала, – уничижительно заявила она и достала из-под своего стола блестящий подарочный пакет. – Все готово. Пошли, не тяни.

– Эй-эй, – возмущенно встала на моем пути Шелестова. – А наши подарки? Я, конечно, понимаю – там руководство, его надо чествовать в первую очередь, и Мамонт этот дядька лютый, что уж там, видела я его. Но кто вам дороже, шеф – седовласый пьющий главред, которого вы видите раз в сто лет, или молодые и красивые мы, так сказать, ваша надежда и опора? Я требую внимания к себе!

Ноздри у Елены раздувались, волосы растрепались, грудь ходила ходуном. Валькирия…

– Слушай, тебе еще в руки флаг дать, на стол поставить и вон платье приспустить – как есть картина времен Французской революции, – заметил я, пытаясь обойти её стороной.

– Вив ля Франс, – с готовностью уцепилась за бретельки платья Шелестова. – Если желаете – могу оформить как подарок от всех нас. Мне не трудно, вам приятно… На стол только не полезу – высоты боюсь.

– Угомонись ты, – посоветовала Таша, жующая яблоко. – Пусть уже шеф сходит, вернется, и мы все за стол сядем, а то я скоро слюной захлебнусь. А вот потом, если уж тебе так неймется, ты ему все покажешь, что хочешь. Хотя – чего он там нового увидит?

– Что ты имеешь в виду? – метнула на малышку разъяренный взгляд Вика.

– А я – за! – Стройников поднял руку вверх, проигнорировав опасность в виде моей женщины, которая была совсем рядом и уже издавала злобное сопение. – Даешь взятие Бастилии!

За дверью послышался какой-то шум и возня. Жилин напрягся и очень ловко переместился из своего угла к нам, закрыв от меня своей спиной дверной проем.

Вика бросила на него быстрый взгляд и уцепилась за мой рукав.

– Ну, нет так нет, – внезапно сообщила всем Шелестова, лучезарно улыбнувшись. – Раз народ сначала хочет хлеба – быть посему. А со зрелищами мы потом разберемся.

– Я с вами схожу, – тоном, не оставляющим места для спора, сказал Сергей. – Втроем мы более монументально будем смотреться. Более представительно, я бы сказал.

Он открыл дверь и первым шагнул в коридор, мне стало немного не по себе, но я двинулся за ним. Ну, выбора все равно теперь нет, что бы там не произошло.

Там все было спокойно, как обычно. Напротив дверей стояли невозмутимые охранники из новеньких и смотрели на нас, выходящих из кабинета.

– Что-то не так? – осведомился старший.

– Всё так, – я отметил, что Сергей смотрит на пол, и проследил его взгляд. Там было отчетливо видно несколько бурых пятен, более всего напоминавших кровь. Ну вот и ответ на вопрос, чего они шумели. Переворот произошел, одни сменили других. Видно, миром не вышло, пришлось старых охранников убирать силой, и надо отметить, что люди Азова и тут потерпели поражение. – Надо пойти, местного патрона поздравить.

В подтверждение своих слов я поднял руку с блестящим пакетом и потряс ей, как бы говоря: «Святое дело, жаль Христос не дожил».

– Понятно, – кивнул охранник, пробубнил что-то неразборчивое, видно, в микрофон, который был где-то надежно спрятан от чужих глаз, и поинтересовался: – Это где?

– На этаж выше, – ответила Вика и также удостоилась кивка.

Нас довели до кабинета, причем в какой-то момент мне стало казаться, что я иду под конвоем. Правда, случилось и приятное – по дороге нам встретилась Калерия Георгиевна, которая в бытность мою простым журналистом жутко меня не любила. Вид моей персоны, окруженной охранниками, да еще и с массивным пакетом в руках, судя по всему, заставил ее пересмотреть отношение и к жизни, и ко мне лично, поскольку, если уж возвышаются такие, как я, то мир явно вывернут наизнанку. Она изменилась цветом лица, пробурчала то ли «Здравствуй», то ли «Вот же тварь» и шмыгнула в первую же попавшуюся открытую дверь.

Только вот вряд ли ей могло прийти в голову, что все это очень ненадолго, я же в этом ни на секунду не сомневался, такие вещи навсегда не бывают. Коли и поднимет тебя волна на кручу, то лишь на час, как того халифа, чтобы потом и утопить. Чтобы жить над всеми постоянно, надо родиться уже там, наверху, придерживая губами золотую ложечку. Ну или быть героем дамского сериала. Я бы ей мог сказать, что мне потихоньку страшновато становится думать о том, как оно будет, когда меня столкнут с горы вниз, и что, наверное, очень больно я о землю ударюсь, когда кубарем к подножью полечу. И о том, что я могу в этом полете захватить и людей из своего окружения, просто по инерции, и это совсем уж неприятно. Про то, что будет после этого с Викой, я вообще думать не хочу… Впрочем, не факт, что после моего падения у меня будет Вика.

Мамонт нас не ожидал, это было видно по его крайне изумленному лицу. Нет, определенно сюда стоило приехать только для того, чтобы увидеть опешившую Калерию и удивленного Мамонта. Оно того точно стоило.

– Ы? – спросил он у меня, стоящего в дверях.

– С наступающим, Семен Ильич, – вытянул я руку с пакетом и двинулся к его столу. – Счастья вам в следующем году, удачи и, главное, здоровья. Если оно будет, то и все остальное приложится.

– Здоровье здесь надо железное, – согласился со мной Мамонт. – А ты чего это мне подарок припер? Врать не стану – наводит на нехорошие мысли.

Бедный, бедный Мамонт. Он во всем стал видеть подвохи и скверные знамения. Даже в таких незамысловатых вещах, как подарок на Новый год.

– Да не волнуйтесь вы, – мягко сказал я главному редактору. Да, сдал он за эти месяцы, сдал. Грива волос висит лохмами, щеки перестали быть упругими и одрябли, в глазах поселилось что-то вроде безнадежного ожидания скверных вестей. Был Мамонт и весь вышел. Видно, он с того дня, когда мне выдали билет в будущее, так и сидит, ждет отставки. А такое ожидание кого хочешь под стол загонит. – Пришел просто поздравить. И все, клянусь.

Мамонт поймал мой взгляд и усмехнулся.

– Да верю я тебе, верю, – он вздохнул. – А ты заматерел, какой-то лощеный стал, вальяжный. Не тот, что раньше.

– Это хорошо или плохо? – уточнил я у него.

– Я не знаю, – развел руками Мамонт. – Просто тот был хороший парень, хоть и раздолбай, и телепень. А этот… Холодный ты теперь, ненастоящий, вот что я тебе скажу. И не проси меня объяснить тебе эти слова, я этого и сам не смогу сделать. Просто ты спросил, а я ответил.

– Устали вы, – сказала вдруг Вика. – Отдохнуть бы вам.

– Да отдохну скоро, – невесело засмеялся Мамонт. – Поверь мне, девочка. Я и сам это знаю.

– Да я ничего такого, – Вика поняла, о чем говорит редактор и смутилась. – Я в том смысле, что отоспаться, может, на лыжах походить, воздухом подышать…

Мамонт махнул рукой, явно давая девушке понять, что он только и мечтает о том моменте, когда встанет на лыжи.

– Ладно, идите уж, – сообщил он нам. – Спасибо, что не забыли обо мне. Правда тронут.

И я Мамонту поверил, хотя бы потому, что он никогда таким тоном со мной не говорил.

– Нормально все будет, – приободрил я его.

– Забыл добавить свое вечное «наверное», – в тон мне ответил Мамонт. – А здесь оно было бы к месту.

– Ну, не знаю, – почесал я затылок. – Таких, как вы, профи поискать и не найти, не только я это понимаю.

– Все, вали отсюда, – нахмурил седые брови Мамонт. – И чтобы тихо было в помещениях во время пьянки. Никаких песен, воплей, и голыми по коридорам не бегать!

– А что, раньше бегали? – удивился Жилин.

– А вон у своего начальника спроси! – ткнул в меня пальцем Мамонт. – Он тебе расскажет!

– Харитон? – вытаращила глаза Вика, Жилин же расплылся в улыбке.

– Чего? – встрепенулся я. – Вы опухли оба? Это не я бегал тогда, это Эдик Рамазанов из креативной группы. К тому же он перед этим недели две квасил без продыха. И, между прочим, его потом на принудительное лечение отправили, правда, перед этим санитары полчаса по всем этажам ловили, пока у закрытого входа на чердак не зажали.

– Все вы хороши, – справедливо заметил Мамонт. – И ты один из первых. Кто два года назад перед восьмым марта рекламщицам конского возбудителя в коньяк подмешал?

– И что, были недовольные? – осклабился я. – Да и разницы в их поведении особой не было. Что с ним, что без него…

– Оч-чень интересно, – Вика сузила глаза. – А что еще было?

– А еще… – Мамонт перехватил мой взгляд и замолчал. – Все, валите отсюда, я сказал. У вас Новый год, у меня отчеты. Брысь!

– Сдает старик, – негромко подтвердила мои мысли Вика на обратной дороге.

– Есть такое, – согласился с ней я. – Жалко.

– Жалко. Вот интересно – кто займет его место, после того как он уйдет?

Не знаю почему, но эти слова меня покоробили. Нет, по сути все верно, отчетливо видно, что он сам уже себя приговорил к отставке. А когда человек в такой ситуации опускает руки, его уже ничто не спасет от неизбежного. Как ни странно, но прописные истины – они зачастую практически являются аксиомами. Если ты борешься до конца – у тебя есть шанс вылезти из кувшина, как у той лягушки, что из молока масло взбила. А если плюнул на все и решил: «Будь что будет», то вероятнее всего, что ничего хорошего ждать тебе не следует. Применительно к данной ситуации, даже уходить можно по-разному. Можно тупо сидеть и ждать, когда придут революционно настроенные хозяйственники и гаркнут: «Кто тут бывший? А ну, с казенной мебели слазь». А можно все подготовить и уйти так красиво, что никто и не скажет: «Про Мамонта-то слышали? Сняли его!». Напротив, все будут судачить о том, что: «А Мамонт-то из «Столичного» как ушел? Красава!».

Но Семен Ильич не станет всем этим заниматься, он уже сдался. Жаль. Впрочем, легко судить других. Посмотрим, как ты будешь крутиться, когда под тобой почва пойдет разломами и снизу начнет припекать…

В кабинете слышалась перебранка.

– Господи, ну что за люди? – картинно заломила руки Вика. – На пять минут оставить нельзя – сразу начинают собачиться.

– Страха нет, – степенно заметил Жилин.

– Да что, мне их бить? – возмутилась Вика.

– Штрафовать, – посоветовал Сергей. – Это эффективней.

– Кстати – да, – задумалась Вика. – Это конструктивно.

– Только не говорите, что это мой совет – попросил Сергей – Отравят, чего доброго.

Шумели все те же – Соловьева и Шелестова. Они стояли друг напротив друга и напоминали двух базарных торговок, впечатление портили только дорогие платья. Неподалеку от них сидела на стуле маленькая Таша, которая с любопытством созерцала скандал, болтая ногами и поедая «оливье» прямо из салатницы, парни сгруппировались в другом углу, явно болея за Шелестову. Даже Петрович оживился, по его лицу гуляло нечто похожее на улыбку. Единственным сотрудником, кто смотрел на это все без интереса и одобрения, была тихоня Ксюша, которую Вика недавно пристроила к нам в редакцию. Впрочем, полагаю, что ее мнение по этому поводу мало кого интересовало, да и сама она явно ждала того момента, когда кончится так называемое «дежурное время» и можно будет сказать что-то вроде: «С вами здорово, но, я, наверное, уже пойду. У меня дела еще».

– Слушай, я знаю, кого ты мне напоминаешь, – ехидно улыбаясь, сказала Елена багровой от злобы Соловьевой.

– Ну и кого? – раздула ноздри и сжала кулаки та.

– Высуни язык, – внезапно попросил Шелестова.

– Чего? – глаза Соловьевой чуть не выскочили из орбит. Уж не знаю, кого Лена имела в виду, мне наша «мисс Прыщ» напомнила вареного крабика. И цветом похожа, и лицом…

– Язык высуни, – уже спокойным тоном попросила Шелестова. – Слушай, тебе чего, трудно?

– Ты офигела? – сбавила обороты и Соловьева. – Может, еще и глаза закрыть?

– Глаза – не надо, – помотала головой Елена.

– Да ладно тебе, высуни, – облизала ложку Таша. – Мне уже интересно стало, на кого ты похожа.

– И нам, – подали голос питекантропы (по моей личной шкале парни продолжали расти. К лету, даст Бог, до кроманьонцев дойдем).

– И мне, – добавил от себя я. – Хоть это и непедагогично.

– Ну ладно, – Соловьева неуверенно моргнула и высунула язык.

– Точно, один в один! – Шелестова хлопнула ладонью о ладонь. – Я тут недавно кино одно старое смотрела, про войну и немцев, там у одного фашиста в концлагере овчарка была, так она – вылитая ты!

– Уффф, – скрюченные пальцы Соловьевой чуть не прошлись по щекам Шелестовой, та чудом увернулась. Я перехватил тощее тело визжащей от гнева девицы и с трудом стал ее удерживать. Она брыкалась, вопила и обещала порвать Елену на кучу тряпочек.