Конец воздержанию. Книга о барах, коктейлях, самовозвеличении и о прелести декаданса

Конец воздержанию. Книга о барах, коктейлях, самовозвеличении и о прелести декаданса

Составители Ансельм Ленц, Альваро Родриго Пинья Отей

7 Zirkel des Golem

Das Ende der Enthaltsamkeit

Über Bars, Cocktails, Selbstermächtigung und die Schönheit des Niedergangs

Herausgegeben

von Anselm Lenz und Alvaro Rodrigo Piña Otey

Edition Nautilus

Hamburg

Иллюстрации: Томас Бальдишвюлер, Ганс Штютцер

Переводчик благодарит А. А. Лукашева за помощь и консультации в переводе с персидского

© Edition Nautilus, 2013

© Illustrationen: Jessica Broscheit,

Thomas Baldischwyler, Hans Stützer, 2013

© Т. В. Зборовская, перевод, предисловие, 2018

© Н. А. Теплов, дизайн обложки, 2018

© Издательство Ивана Лимбаха, 2018

Татьяна Зборовская

Предисловие

Книга, которую вы держите в руках, – продукт весьма необычный, родившийся не за письменным столом, а за стойкой бара «Голем» на гамбургском Рыбном рынке – излюбленного места обмена идеями местной интеллектуальной богемы, или, как они себя позиционируют, заведения с устоявшейся аудиторией, классической картой, фортепьяно, киноэкраном и небольшой программой выступлений: рая для образованных выпивающих.

Возможно, доселе вам никогда не встречалось, чтобы в барной карте, помимо «Олд фэшн» или «Метрополитен», присутствовали рассказы, памфлеты, трактаты, песни или пьесы. Но в то же время почему бы нет? Мы уже привыкаем к тому, что издательская программа становится неотъемлемой частью имиджа многих уважающих себя досуговых заведений: музеев, театров, кино и даже парков. И нет очевидных причин, почему питейный дом, в котором порой проводят времени много больше, чем в учреждениях культуры, должен стать исключением – тем более притом, что в Германии Гамбург, как в России – Петербург, давно претендует на звание культурной – и в первую очередь литературной! – столицы страны.

Составители сборника – основатели «Голема», немецкий драматург Ансельм Ленц и выходец из Чили Альваро Родриго Пинья Отей, рода занятий весьма неопределенного, что, однако, не мешает ему в последние годы успешно проявлять себя в качестве арт-менеджера. Перечень авторов изначально был шире, чем в настоящем издании, и включал в себя более двадцати опытных прожигателей жизни различных творческих профессий – частых гостей в этом уголке Рыбного рынка. Путем тщательной фильтрации к тому, чтобы быть представленными отечественному читателю – по мировым оценкам, в культуре пития много более искушенному, чем европейцы, – были допущены тексты публициста Роджера Беренса, искусствоведа Роберто Орта, художника Армина Ходзинского, куратора Керстин Штакемейер, писателя и режиссера Ниса-Момме Штокмана, фотографа и диджея Денниса Позера, юриста и по совместительству одного из совладельцев «Голема» Олин Брандес. В Круг четвертый включена работа Ганса Штютцера. Вымышленный исторический экскурс, объединяющий отдельные круги порока в законченную композицию маленького персонального ада (или, может быть, все-таки рая?), принадлежит перу некоего аристократа-рантье Ансельма да Ну Его, под именем которого, по нашему предположению, скрывается не кто иной, как сам заведующий литературной частью означенного бара.

Характер текстов, вошедших в сборник, варьируется от серьезных и основательных до возвышенно-патетических, а их жанровая палитра – от детективных историй до культурологических эссе. Вы найдете в нем экскурсы в топографию движения Леттристского интернационала, историю изобретения алкоголя у древних народов, социологический анализ женского пьянства, отголоски анатомического скандала и утренний туман в голове. Снабженная двенадцатью рецептами коктейлей из числа подаваемых в «Големе» книга призвана служить интеллектуальным спутником современного денди по призрачным мирам, создаваемым тем или иным алкогольным напитком. К тому же это универсальное руководство по воссозданию атмосферы куртуазной культуры пития в домашних условиях.

И все же мудрые немецкие критики советуют не мешать за один заход произведения разной содержательной крепости во избежание непредсказуемых последствий – и растянуть удовольствие от этого небольшого, но выдержанного издания.

Прелюдия

Глубокоуважаемый читатель, неотразимая читательница!

Приглашая вас пройти семь кругов «Голема», мы хотели бы указать вам на то, что вовсе не намерены разрушить вашу жизнь. Следует предполагать, что, будь на то ваша воля и желание, вы осуществите это сами. Мы можем лишь предложить вам глоток того одухотворяющего воздуха, что сподвиг нас вместе с нашими друзьями окунуться в непредсказуемые перипетии владения заведением, являющимся одновременно и лавкой, и местом времяпровождения, основой деятельности которого в первую очередь является разлив искусно смешанных спиртных напитков. (Хотя в наших незаметных стороннему глазу внутренних покоях вполне может быть сокрыта та или иная тайна.)

Как известно, не одна публикация была посвящена алкоголю – среди них встречались и куда лучшие, чем эта, и много худшие. Такое внимание вовсе неудивительно, ведь считается, что на протяжении тысячелетий спирт, получаемый из перебродивших фруктов, злаков и трав, является первым признаком оседлости культур. Следовательно, те, кто требует введения сухого закона, – попросту глупцы! Они что, хотят вернуть нас на уровень дикарей, промышляющих охотой и собирательством, бродящих по полям и лесам, по застоявшимся водам немецких болот, где на извечном пути к могиле нас ждут лишь тоска и грусть? Нет уж, благодарим покорно!

И более того: не опьяненностью ли обусловлены культурные достижения, прогресс и прежде всего любовь? Кем были бы мы без этого волшебного зелья, которое хотя бы в силу малой толики живущего в нас язычества способно на мгновение избавить нас от рациональности, которой скована вся наша дурацкая, не приносящая никакого удовлетворения и в итоге так или иначе бессмысленная деятельность?

Всякий человек, будь он врач, бомж или хорошо устроившийся на каком-нибудь дружественном оборонном предприятии, стоит ему лишь единожды задуматься о конце всего и вся, понимает, что и самая что ни на есть признаваемая профессия, и точнейшая из наук, и королевская корона, и успехи на любовном поприще – все это лишь бессмысленное клянченье ну хоть какой-то бесконечности. Или хотите сказать, вы стремились достигнуть вышеупомянутых благ добровольно, по собственному желанию и без какого-либо иного умысла?

Просвещенный человек понимает, хоть и не решается признать: все его стремление к благополучию и благосостоянию, все его государство и Церковь – это лишь многоликое скопище жалких, нестерпимо болезненных компромиссов. Любой флаг, воздвигнутый на покоренной вершине, будет сорван холодными ветрами подступающей вечности, ни одна пирамида не переживет тектонического сдвига, ни один владыка не удержит власть, если мы все вдруг перестанем притворяться.

Все наши научные изыскания окажутся не более чем беспомощным блужданием в той страшной темноте, у которой нет ни конца ни края, – ее последней черты нам достигнуть не суждено, не говоря уже о том, чтобы преступить. Объединимся же в опьянении – ведь только в нем возможно истинное согласие, а мгновение длится бесконечно!

Покуда зеленый змий возвеличивает нас и возвышает, делает прозрачными, практически стеклянными, бесцветными почти до полного безразличия, кофе – наркотик тех, кто стремится к самореализации, – должен приучать нас к тем лживым протестантско-кальвинистским добродетелям, что основываются на рациональности, трезвости, индивидуализации и принуждении. Не зря одна старая бельгийская поговорка гласит: «Любовь, самоотдача и братство – в угаре, а в трезвости – лишь сильнейшая ненависть, сквернейшее малодушие и жесточайшая эксплуатация».

Приверженность системе – это нехватка честности. Вы об этом догадываетесь. Или, вернее, догадаетесь, когда мы на протяжении семи кругов покажем вам путь к абсолютному самовозвеличению. Многоуважаемые авторы обоего пола благосклонно окажут нам в этом содействие, обернувшись достопочтенными глашатаями иного мира – пусть даже им оказывается лишь другая сторона барной стойки.

Настоящую книгу стоит представлять как один из тех томов, что вы возьмете с собой в уборную, чтобы вызвать спазмы в вашем животе, или – в лучшем случае – как карманную книжицу, посвященную вопросам возвеличения и пленительного падения, обусловленных культурой пития, которую вы можете носить с собой развлечения ради. Каждый текст излучает особый свет, каждый почерк обладает неповторимым ароматом.

Сборник, к участию в котором мы привлекли некоторое число дам и господ, пользующихся нашим особенным вниманием, состоит из различных повествований о собственном опыте, магических заклятий и памфлетов, посвященных концу воздержания. Его не стоит читать в кругу друзей. Каждому следует в одиночестве насладиться спуском по отвесным склонам человеческого духа. На это требуется время.

Нисхождению способствует небольшое приложение, с помощью которого мы стремимся передать Вам опробованное на практике знание о том, как вы и ваши потомки могут превратить мир в нирвану, подчиненную лишь вам одному. После прохождения шестого круга дороги назад нет и не будет.

Что скрывать – на этом пути даже нам понадобится помощь, поскольку седьмой круг, к которому мы все так стремимся, остается практически недосягаем, и, как в случае со всяким величайшим желанием, за исполнение его придется поплатиться жизнью.

Но ведь это в любом случае когда-нибудь произойдет, разве не так?

Круг первый

Дитя и зверь

Пиво

ПИВО [п’и́в∧] (лат. cervisia) – алкогольсодержащий газированный напиток. Настойчиво рекомендуется всем, кто стремится не выделяться. Пиво получают путем брожения из воды, хмеля и солода.

Первое упоминание о производстве пива встречается в IV тысячелетии до н. э. у шумеров, населявших Междуречье – долину Тигра и Евфрата, на территории которой располагается современное государство Ирак. Однако следует исходить из того, что открытие процесса сбраживания произошло еще раньше, в темном прошлом человеческого рода, где бы, когда бы и как бы это ни произошло. Многие ученые считают открытие ферментации основным мотивом для совершения человеком революционного культурного достижения, имевшего колоссальное значение, – а именно, перехода к земледелию и скотоводству. Логика довольно проста: сельское хозяйство было изобретено не для того, чтобы готовить из пшеницы полбу и печь цельнозерновой хлеб, заряжающий человека энергией, аки батарейка «Дюрасел» – розового зайца. Дело было в стремлении к опьянению, близости к богам – именно оно сподвигло наших предков на это свершение, изменившее ход истории и лицо Земли. Поскольку существуют доказательства, что первые сорта пива изготавливались из толстых ячменных или пшеничных лепешек, уложенных в наполненные водой глиняные кувшины и оставленных сбраживаться, возникшее позже сравнение «пиво – жидкий хлеб» было, по крайней мере, не лишено оснований. Сегодня пиво изготавливается с применением гораздо более сложных технологий: из злаков добывается солод, он дробится и закладывается в воду, нагретую до температуры 60°С. При постоянном помешивании смесь доводится до температуры 75°С. При этом пивовар приговаривает: «Пиво варит не богатый – пиво варит тороватый!» – до тех пор, пока напиток не будет готов. То, что получится в результате, обеспечит вам времяпровождение в приятной компании.

Дитя и зверь

Ансельм да Ну Его

Ну вот и всё. Оно подкатывает, не оставляя никаких сомнений в своем приходе, ни разу не предупредив и тем более не прислав телеграммы, а суть его совершенно бесцельна, чрезвычайно болезненна и чрезмерно затянута. Обычно это называется «рождение». То, что получается на исходе страшных мучений, ведет себя совершенно отвратительно, стоит безумных денег и в конце концов ровным счетом ничего не способно нам сообщить.

А потом оно вдруг оказывается у вас за стойкой и заплетающимся языком пытается заказать пиво:

– Ищщёпжллста.

Картина, в общем-то, малоприятная, но поскольку мы вынуждены начинать с начала (в чем бы оно ни заключалось), избавить вас от этого мы, увы, никак не можем.

На дворе 1806 год от Рождества Христова. Повторим: тысяча восемьсот шестой год.

Город, о котором пойдет речь, – назовем его просто «крупный город международного значения», – всеми силами оборонялся от вражеских войск, но все же не устоял под натиском наполеоновской армии под предводительством Луи Антуана Сен-Жюста. Обуянные духом Просвещения французы церкви превращают в стойла, евреев выпускают из гетто, обещают равенство всех людей перед законом, впервые предоставляют свободу прессе, нумеруют дома на улицах по порядку и знакомят замшелый городишко на берегах реки с тем, что такое поэзия, французский язык и французская кухня – ну или вообще что-то, хоть отдаленно ее напоминающее. Обладая, как и все французы, доведенным до совершенства снобизмом, они разгуливают по унылым улицам крупного города международного значения с непередаваемой важностью, позволяют себе наслаждаться жизнью и объявляют наслаждение в равной степени доступным всем, вне зависимости от класса, сословия, касты, пола, состояния, происхождения, родовитости и вероисповедания. Студенческие корпорации, все еще практикующие мензурное фехтование, ликвидированы как пережиток прошлого.

Жители указанного города в мирное время, как правило, обладали нравом весьма спокойным, а лица их выражали некоторое отупение. Однако стоило заговорить о деньгах, как тут шутки с ними были плохи – именно на этой почве они и не сошлись с новоприбывшими. После прихода французской армии вместе с духом Просвещения в городе начали ощущаться и все последствия континентальной блокады. Система твердой земли исключала морскую торговлю, а жители крупного города международного значения, расположенного в весьма удачном месте – у самой воды, всего в паре часов от моря, заметно выделяясь на фоне монотонного однообразия местного пейзажа, – хотели торговать (и по большому счету больше ничего не хотели). Условия расположения как самого поселения, так и находящихся в нем складских помещений позволяли с успехом осуществлять обмен рыбьего жира, холщовых мешков и вереска на табак, спиртное и краску цвета индиго, что обеспечивало некоторым горожанам скромное, но вполне состоятельное существование, а город обрел известность на всей равнине, сохранившуюся за ним и по сей день, о чем в нем самом не устают трубить на каждом углу.

И вот на одном таком углу распахнула свои двери таверна – место в высшей степени бесполезного времяпровождения, приемлемого общественными устоями упадка, путь в которую благодаря принесенному наполеоновскими войсками вольномыслию стал открыт и дамам и господам, невзирая на сословную принадлежность, цвет кожи и вероисповедание.

Первый ее гость – как мы уже увидели с вами в начале, он был урожденным жителем этого славного города, то есть самым настоящим бюргером, здесь зачатым, вытуженным, крещеным и закаленным троекратным протаскиванием голышом сквозь заросли Нойграбенского хвойного леса на потеху столь же настоящим бюргерам и бюргеркам, – был тридцати девяти лет от роду и только что впервые услышал, что пиво кончилось, а ему, понимаете ли…

– …Ищщёпжллста.

Не стоит даже упоминать, что годы, непосредственно следующие за рождением, – самая ужасная пора в жизни любого человека, – отмечены чрезвычайной духовной и пространственной ограниченностью, полной зависимостью от окружающих и множеством разных запретов. Но все же – и я надеюсь, вы с этим спорить не станете – ребенок является человеком. И если мы присмотримся внимательнее к тому человеку, что перед нами, то увидим, что, несмотря на прожитые годы, в своем развитии он не ушел далеко вперед: ему не свойственны ни прямохождение, ни связная речь, ни владение какими-либо навыками и инструментами. Кажется, и прикрывать наготу он еще как следует не научился. Не говоря уже о том, что о сельскохозяйственных достижениях, позволяющих возделывать ячмень, солод и хмель, ему тем паче ничего не известно. По крайней мере, он хотя бы способен крепко держаться за стакан.

Но раз уж мы выяснили, что человеческое дитя – вне зависимости от возраста – не обладает никакими признаками, свидетельствующими, по всеобщему разумению, о том, что обезьяна превратилась в человека, то кем же тогда является это дитя? Животным?

Животные, прямо скажем, разумом особым не обладают, но при этом способны более или менее совладать с возникающей проблемой. Выраженные инстинкты и кое-какие биологически предопределенные функции позволяют им на протяжении определенного времени выживать в той среде, где им более всего нравится, размножаться, образовывать семейства, стаи и даже целые роды и со всей яростью охранять их от врагов (зачем – положим, им виднее).

Таким образом, можно прийти к выводу, что зверь по меньшей мере обладает некоей общностью с выпивающим космополитом или же с сальным человеческим детенышем, если даже не равен им. И вполне возможно, что этот вывод будет верным. Будь то мужчина или младенец, зверь или космополит – по поведению в своей среде, сколь бы различными эти среды ни были, они мало чем отличаются друг от друга: при благоприятных условиях стремительно размножаются, стоит им достигнуть половой зрелости, и периодически всей стаей совершают набеги на соседей. Все оставшееся время они проводят в распитии пива, прогулках вдоль гавани и – при особо благостном расположении духа – распевании всевозможных рулад.

И подумать страшно, разве нет? Посему: следуя пути, ведущему к барам, коктейлям, самовозвеличению и красоте декаданса, не следует забывать о трех вещах.

1. Хороший человек – мертвый человек.

2. Хороший зверь – мертвый зверь.

3. Уважаемый космополит, вы что, всерьез собираетесь жить вечно?

Ну а что же дитя?

Нет-нет, постойте. Еще ни один детеныш не выбирал быть детенышем. Быть детенышем, несомненно, ужасно, но есть-таки одна вещь, одно-единственное достоинство, которое можно, нет, которое должно приписать дитяти: оно обладает будущим. Обладает шансом узреть этот мир, развиться, прийти к сколько-нибудь достойному образу. В конце концов, из него просто когда-нибудь может получиться человек. Самой этой вероятности иногда бывает достаточно для того, чтобы игра стоила свеч. Да, это всего лишь некоторая вероятность, и если повнимательнее приглядеться к этой кучке собравшихся в одном месте клеток, означенные шансы довольно невелики. Но все же они есть.

Пускай об этом нам на своем опыте расскажут те, кто некогда сам был человеческим детенышем, появившимся на свет в крупном городе международного значения. Итак, вступаем в первый круг.

Роджер Беренс

Алкоголь

В память о тетушке Марге

Аперитив

807. От [Божественного] Возлюбленного упала искра в сердце Мусы,

Его вином стало пламя, а его свечой – кустарник.

810. Испей однажды вина беспамятства,

Быть может, ты спасешься от [своей] самости!

811. Испей вина, чтобы оно освободило тебя от самого себя,

Чтобы доставило бытие капли в море!

812. Испей вина, чаша которого – это лик Друга,

Пиала – это пьяные очи-Винопийцы.

815. [Настолько] чисто то вино, что от грязи бытия

Дает чистоту тебе во время опьянения.

816. Испей вина и освободи себя от хладности [сердца],

Ибо пьяное буйство лучше благочестия.

823. Весь мир, как один Его винный погреб,

Сердце каждой песчинки – его чаша.

824. Разум пьян, ангелы пьяны, душа пьяна,

Воздух пьян, земля пьяна, небо пьяно.

Махмуд Шабистари. «Цветник тайны»[1]

Когда земля была безвидна и пуста, когда в начале творения царила пустота, как духовная, так и душевная, а затем на ней был заведен мировой порядок, когда из хаоса был создан космос, все это могло случиться, как говорится, «лишь в чаду зачатия»[2]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Пер. А. А. Лукашева под ред. Н. Ю. Чалисовой (в процессе публикации).

Цитируемый фрагмент начинается с отсылки к эпизоду предания о Мусе [807], с которым Бог говорил из горящего кустарника: «Моисей, когда кончил срок, со своим семейством отправился в путь. На стороне горы он усмотрел какой-то огонь, и сказал своему семейству: побудьте здесь; я усматриваю огонь, может быть, принесу вам известие о нем, или головню с огнем, чтобы вам согреться. Когда он подошел к нему, тогда с правой стороны долины, на благословенной равнине, из кустарника раздался голос: «Моисей! Я Бог, Господь миров»» (Коран, 28, 29–30. Пер. Г. С. Саблукова).

Вино беспамятства, о котором говорится в строфе [810] – дословно: вино потери себя – есть вино познания Истины, после вкушения которого человек теряет себя и растворяется в Истине.

Соотношение капли и моря в строфе [811] символизирует отношение человека и Бога. Речь идет о состоянии фана – растворении мистика в Боге. Данный образ весьма удачен для суфийской антропологии: предельно малая капля не просто растворяется без следа в беспредельном море (что адекватно передает идею растворения человеческого «я» в божестве), это происходит потому, что капля не есть нечто иное по отношению к морю: это та же реальность (вода), но взятая как мельчайшая модель моря, подобно тому как в суфийской мысли человек (как и любая другая вещь) признается неиным Богу, а стремление человеческой души к Богу есть стремление формы божественного бытия к своему источнику. Трансцендентная божественная самость обозначена в строфе [812] под ликом Друга.

В строфах [815–816] Шабистари противопоставляет «пьяное буйство» (бадмасти) и благочестие (никмарди) как внутреннюю жаркую веру и внешнее, показное благочестие. Это противопоставление является одним из многих примеров его игры с переворачиванием категориальных оппозиций. В частности, в других местах он говорит о превосходстве части над целым, а также неверия над верой, когда под верой понимается только следование внешним предписаниям.

Упоминая в строфе [823] о чаше, Шабистари подразумевает, что вино божественной любви наполняет собой каждый атом мира. Поскольку вино символизирует Истину, опьянение разума, ангелов, души, воздуха, земли и неба [824] говорит о наполненности мироздания божественным присутствием (комментарий А. А. Лукашева).

2

Из сборника эссе «Улица с односторонним движением» Вальтера Беньямина. Здесь и далее примеч. пер.