Шут герцога де Лонгвиля

– Откуда тебе знать, – спросила Карменсита. – Ты ведь сидишь тут, а не ходишь по лесу.

– Достаточно одного взгляда на эту порыжевшую траву, на потрескавшуюся землю. Сейчас бы дождь…

– Чтобы у нас колеса в грязи завязли? – недовольно молвила девушка. – Лично у меня нет ни малейшего желания толкать эту телегу. Я слишком хорошо помню, как мы ее тащили в прошлый раз, а вся жижа, вся мерзость, именуемая грязью, налипала на меня, и конца этому аду не было видно!..

– Девочка моя, – спокойно ответил Альфонсо. – Все на свете питается влагой, которую посылают нам небеса. Не будет дождя, не будет и жизни! Человек всегда был зависим от Бога.

– Ты так интересно говоришь, – сказала Карменсита. – Можно подумать, будто ты собственными глазами этого бога видел.

– Его не надо видеть, в него надо верить, ощущать его незримое присутствие.

– Верь – не верь, а все равно похоронят нас, как безбожников, за пределами кладбища, – грустно заметил Дени.

– А тебе не все равно, где тебя похоронят? – спросила девушка.

– Когда умру, наверное, будет все равно, а пока жив, хочется быть человеком, как все.

– Друзья мои! – вдруг изрек Альфонсо после некоторых раздумий. – Представляете, сколько можно было бы собрать с земли, если бы вдруг зарядили дожди! Изобилие! Все люди были бы сыти и счастливы!

– Сомневаюсь, – скептически проговорил Дени. – Когда дождей слишком много, никакого урожая не бывает вообще. Странно, что ты, Альфонсо, об этом не знаешь.

– А помните, как в прошлом году деревья цвели два раза, – вступила в разговор Карменсита. – Это было так красиво!

– Да, но некоторые люди говорили, что это не к добру… – тихо сказал Дени.

Повозка вновь подпрыгнула, Анри еще раз вонзил иглу в руку, перекусил нить и сложил швейные принадлежности в шкатулку Карменситы, где та хранила пуговицы и фальшивые драгоценности.

Анри подошел к Дени:

– Ты, наверное, устал, давай я тебя сменю.

Дени молча уступил ему свое место, молодой человек взял вожжи и кнут и, мгновенно вообразив себя королевским кучером, принялся нещадно хлестать лошадей по их впалым бокам. Но вопреки ожиданиям доморощенного возницы, те постоянно сбивались с шага и вскоре даже покрылись пеной.

Случайно выглянувший из повозки Альфонсо увидел это безобразие и приказал немедленно остановиться.

– Ты что делаешь? – набросился он на Анри. – Хочешь их загнать и потом тащить кибитку на себе?

– Я только думал проверить их прыть…

– И как?

– Проверил… Эти свое отслужили, пора подумать о новых.

– И не мечтай. И так едва концы с концами сводим… Дени! – позвал Альфонсо. – Распрягай!

– Вечно этот Анри с его глупыми фокусами! – из глубины повозки Карменсита погрозила молодому человеку кулаком.

Анри пожал плечами.

Дени распряг уставших лошадок и отвел их под деревья.

Неподвижная жалкая и беспомощная повозка замерла посреди лесной дороги, словно дом улитки, лишенный своей хозяйки.

Над повозкой метались ласточки.

Глава 2

Около полудня кибитка бродячих актеров въехала в небольшую деревню, несмотря на свои размеры, удивительно опрятную.

Альфонсо выкарабкался из повозки и пошел собирать зрителей, да заодно прикинуть, какой спектакль здесь примут лучше. Анри помогал Дени приспосабливать актерскую повозку под сцену. Конечно, это было все не по-настоящему, – так считали сами артисты, но на аренду другой площадки не было средств. Этих самых средств не хватало даже на пропитание, поэтому актеры театра Альфонсо отличались изяществом и хорошей пластичностью. Сам же Альфонсо в недавнем прошлом тоже был тонок и звонок, но с возрастом что-то с ним произошло и он, по необъяснимым причинам, стал раздаваться вширь. «Старость», – понял Альфонсо. Вместе с этим он также почувствовал, что его актерский век заканчивается, еще три-четыре года, и он уже не сможет играть на сцене. Ему все труднее было переносить тяготы бродячей жизни, а по ночам он начинал задыхаться. Еще он понимал, что если в ближайшее время ничего не изменится и его труппа не пополнится новыми людьми, про выступления можно будет забыть, ибо и сейчас каждому приходилось играть по нескольку ролей в спектакле или выбирать пьесы, где действовали только три-четыре персонажа. И, главным образом, Альфонсо страдал от мысли, что по этой причине не может поставить полноценную пьесу, полную драматизма. Поэтому в репертуаре труппы были исключительно комедии: веселые, остроумные, пошлые и глупые – в зависимости от того, кто приходил на представление. К сожалению, чаще всего приходилось играть пошлости и глупости, потому что зритель раз от разу попадался всё непритязательнее и любил «простое». Альфонсо чувствовал, как с каждым спектаклем опошляется его труппа, как неуклюже острит Дени, а ведь когда-то он был замечательно умен. Как, сыграв дюжину распутниц, Карменсита невольно становится похожей на своих героинь. Даже он сам изменился не в лучшую сторону. Только, пожалуй, Анри еще удерживал себя на достойном уровне, но это, вероятно, из-за того, что в пьесах ему приходилось играть наивных глуповатых героев, сносящих побои и насмешки от других персонажей – к величайшему восторгу публики. А может быть, потому что он был несносно упрям и на всё имел свое мнение.

«Что делается с народом! – каждый раз после спектакля горестно причитал Альфонсо. – Он вырождается! Что за интересы и вкусы! Друзья, мы присутствуем при падении нравов!»

«Я бы не сказал, – обычно возражал Анри. – Думаю, мы пожинаем плоды прошлых поколений. Пошлую комедию любят потому, что впитали эту любовь с молоком матери, а от нового будут шарахаться, как от чумы до тех пор, пока не вырастет новое поколение, вскормленное чистыми и высокими помыслами».

«Прости, мой мальчик, – на подобные рассуждения Альфонсо обычно улыбался. – Ты вдаешься в философию, но она слишком далека от реальности и вряд ли поможет нам!»

Потом они долго спорили: старый актер убеждал молодого в том, что тот еще плохо знает жизнь и поэтому идеализирует ее, а Анри доказывал, что жизнь не может быть идеализирована просто потому, что она справедлива, гармонична и прекрасна – в ней поровну и плохого, и хорошего. А посему, считал он, необходимо очищать свои пьесы от скверны и грязи. Альфонсо вздыхал и разводил руками. Он знал больше, он имел актерский опыт, гораздо превосходящий жизненный опыт Анри. Карменсита, словно маленькая птичка, пряталась куда-нибудь подальше от глаз и из своего укрытия следила за спором своих товарищей. Ей нравилось, как они говорят, и, хотя она ощущала, что Альфонсо тысячу раз прав, ей так хотелось поверить Анри, поверить в то, что на земле есть Высшая Справедливость, Великий Разум и еще что-то такое, чего она даже и понять-то толком не могла. У Дени же подобные споры вызывали одну-единственную реакцию: едва заслышав слова «что делается с публикой…», он оставлял спорящих и отправлялся на поиски корма для лошадей. Его, пережившего множество потерь, утомляли рассуждения о Высшей Справедливости, в которую он давным-давно перестал верить.

Итак, к тому времени, когда Альфонсо вернулся, почти все уже было подготовлено к представлению.

– Какие новости? – спросила его Карменсита. – Что будем давать?

– Не спрашивайте! – устало отмахнулся Альфонсо. – Тут нужно нечто среднее между глупостью и озорством.

– Понятно, – быстро сообразил Анри. – Играем «Свинью-невесту». Роли все помнят?

Дени поморщился, Карменсита хихикнула, а Альфонсо с удивлением посмотрел на Анри:

– Ты что, и вправду хочешь показывать этот бездарный бред?

– Смешное, в отличие от пошлого, не бывает бездарным! – парировал молодой человек.

– Но я уже вышел из того возраста, когда можно убедительно сыграть глупого воздыхателя! – не унимался Альфонсо. – Я не готов роли. Не готов!!!

– Ах, мой друг! Тебе всегда хочется славы! – Анри был предельно ироничен. – Но, увы, сегодня ты отдыхаешь. Играть буду я.

– Ты ведь никогда… – начал Альфонсо и осекся.

Анри широко улыбался ему.

– Без репетиции…

– Чем меньше репетиций, тем больше простора для импровизации! – заявил молодой человек.

Карменсита засмеялась. Даже Дени выдавил улыбку.

Альфонсо рассердился:

– Ты, Анри, вероятно, считаешь, что достаточно знать содержание пьесы, чтобы ее сыграть?

– Конечно! А разве нужно что-то еще?

– Ты – не комик! Ты ничего в этом не смыслишь и не сможешь добиться истинного успеха у публики!

– Ладно, мастер, комик – ты, – неожиданно вставил свое слово Дени. – Не тряси руками в воздухе, скоро спектакль, лучше дай парню совет. Может, это ему пригодится.

– А то как завалю всё ко всем чертям! – закончил Анри и заключил Альфонсо в объятья.

Против таких аргументов старому актеру было нечем возразить. Он махнул рукой и ушел за сцену.

– Ничего, – сказал Дени молодому человеку. – Ты парень сообразительный и хочу, чтобы ты меня послушал. Запомни мои слова: ты сыграешь эту роль. Пошли расставлять декорации.

Пьеса, любимая публикой в незапамятные времена, была рассчитана всего на трех исполнителей и рассказывала о том, как несчастный юноша, влюбившись в знатную даму, ухаживает за нею, ничуть не подозревая о том, что у дамы есть богатый и знатный любовник, в дуэте с которым она любит подшутить над бедным воздыхателем. Спектакль был наполнен целым каскадом шуток, от которых публика обычно покатывалась со смеху. Кульминацией всех злоключений главного героя была свадьба со знатной дамой в церкви, где выяснилось, что молодой человек женится… на свинье. Он со всех ног бежит из церкви к реке, решает утопиться, ибо не в силах снести такого позора. Но, упав с моста вниз, он поднимается весь в грязи и болотной траве: река обмелела, и утопиться не удалось. Тогда несчастный решается на более мужественный шаг: он хочет жениться на служанке своей дамы сердца. В брачную ночь дама подсовывает ему в постель поросенка, а ничего не подозревающий жених шепчет возлюбленной слова нежности и любви и клянется в вечной преданности…

Альфонсо уже зазывал зрителей, когда мимо повозки проехала чья-то дорогая карета с гербом над дверью и опущенными шторами на окнах, которая, отъехав несколько дальше площадки для публики, остановилась.

Анри очень любопытно было увидеть, кто появится из этой кареты, но Карменсита бесцеремонно отвлекла его от наблюдения.

– Посмотри, как я выгляжу! – сказала она, поворачиваясь во все стороны.

– Неотразимо! – ответил Анри, не глядя в ее сторону, но его это не спасло.

– А моя прическа? Похожа я на графиню?

– И на графиню, и на графин…

– Что ты все время отворачиваешься? – возмутилась девушка. – Лучше взгляни на меня, я тебе нравлюсь?

– Взглянул, нравишься!

– Тогда поцелуй меня вот сюда, – красавица подставила щечку.

– Господи, как же ты мне надоела! – скрипя зубами, воскликнул молодой человек и впился ей в губы.

– Фу, какой ты слюнявый и противный! Весь грим мне испортил! – воскликнула девушка, вырываясь.

– Это все страсть, – нашел объяснение Анри.

– Это все ты, болван! – сказала Карменсита и побежала к зеркалу поправлять свой туалет.

Тут же за кулисы заглянул Альфонсо.

– Все готовы? Можно начинать?

– Карменсита доводит себя до совершенства. А все остальные только ждут сигнала к началу представления, – Анри на мгновение сбросил браваду. – Не подскажешь, как мне выглядеть посмешнее?

– Нарисуй себе усы, – сказал Альфонсо. – Это будет очень смешно.

Анри побежал к зеркалу, за которым царила Карменсита, и, зачерпнув сажи, провел в стороны от носа две длинные черные полосы.

– Думаешь, так ты будешь выглядеть взрослее? – не удержалась от колкости девушка.

Молодой человек проигнорировал ее замечание, потому что в этот момент Альфонсо возвестил о начале представления.

Вначале зрителей было немного, но потом люди начали прибывать, прибывать… Приносили скамейки, садились на землю… Все были захвачены незатейливой историей, разворачивающейся перед ними на подмостках нищего театра.

Альфонсо был «на подхвате»: изображал свинью, обливал Анри грязной водой. И все же кое-что увидеть ему удалось, и увиденное исторгло из его глаз слезы счастья.

От Анри невозможно было оторвать взора. Он овладевал вниманием зрителя сразу и навсегда, заставляя забывать обо всем. Он не просто играл, не просто дурачился, он проделывал головокружительные трюки, то свешиваясь сверху, как летучая мышь, то выделывая ногами такие чудеса, что даже Дени и Карменсита едва удерживались, чтобы не зааплодировать ему.

Альфонсо слышал живую реакцию публики и шептал себе под нос:

– Он прав! Он совершенно прав! Они чувствуют разницу между пошлым и смешным! Театр может помочь им измениться…

Он не знал, что где-то в Англии один его юный коллега уже не на словах, а на деле, закрутил земную ось в сторону Наивысшей Культуры…

Спектакль закончился под восторженный рев публики и монеты полетели в исполнителей.

– О! – воскликнула Карменсита, увертываясь от града денег. – Такого урожая я никогда не собирала!

– Еще было бы хорошо, если бы все эти «плодов» не оказались фальшивками, – скептически заметил Дени.

– Ну что, Альфонсо, – спросил Анри, переводя дыхание за кулисами. – Я не очень провалил спектакль?

Альфонсо схватил хвастунишку за ухо и слегка потрепал его.

– Если ты меня сейчас не отпустишь, я смогу зарабатывать себе на жизнь, показывая людям уши разной величины, – хладнокровно заметил молодой человек.

– Мальчик мой! – воскликнул Альфонсо. – Я никак не ожидал открыть в тебе такой талант!

– Спасибо, дорогой друг!

– Но я не понимаю, как тебе удалось?..

– В каком смысле, Альфонсо?

– Ты же не комик! Ты смешил не по правилам!

– А это уже не важно! – засмеялся молодой человек. – И вообще, я жалею, что не заключил с тобой пари!

– Неважно! Я признаю себя побежденным! – Альфонсо принялся обнимать юношу.

– Ну, вы тут тискайтесь, а я займусь деньгами, – невинно сказала Карменсита.

– Теперь я могу спокойно умереть, – прошептал старый актер.

– Что за глупости! – возразил юноша. – Рано сходить в могилу, мне еще нужно многому у тебя научиться!

Мужчины сворачивали балаган и складывали реквизит, Карменсита искала брошенные монеты и складывала их в мешочек. Занятый работой Анри не сразу заметил ЕГО: сутуловатого человека лет сорока пяти с густыми, тронутыми сединой волосами и двумя резкими морщинами на впалых на щеках. Одет он был в черный костюм лакея. Он ждал момента, пока Анри случайно не уронил на него свой взгляд. Тогда он сделал призывный жест рукой.

Анри подошел.

– Господин актер, мой хозяин, герцог де Лонгвиль, хочет с вами поговорить. Подойдите к карете с гербом.

Анри вопросительно взглянул на Дени, тот ответил:

– Иди, может, еще денег дадут.

И молодой человек последовал за лакеем.

Через опущенные шторы не было видно того, кто находился внутри кареты, но судя по голосу, это, вероятно, был пожилой мужчина.

– Сколько вам лет? – спросил он Анри.

– Восемнадцать.

– Да?..

Видимо, герцог был разочарован, он на мгновение умолк, но затем возобновил расспросы:

– Вы давно играете в этом… – он замялся, подыскивая слово.

– В театре я всю жизнь, сколько себя помню.

– А вы бы не хотели сменить способ существования?

– Простите, – на этот раз трудности возникли у Анри. – Я не понял вашего вопроса, господин герцог.

– Ну… одним словом… я предлагаю вам поступить ко мне на службу.

– На службу? К вам? – молодой человек в отчаянии посмотрел в сторону своих друзей, надеясь на то, что кто-нибудь из них увидит, как юноша разговаривает с дворянином и хотя бы из любопытства присоединятся к беседе, но они занимались своими делами и не смотрели в его сторону.

– У вас есть театр? – выдавил юноша.

– Я понимаю ваше беспокойство, – ровный тон герцога завораживал. – Мое предложение может показаться вам несколько необычным или даже в чем-то, возможно, оскорбительным, однако попробуйте воспринять его с позиции разума… – герцог явно желал расположить к себе молодого человека.

– Что же это за предложение? – все внимание Анри было с его друзьями, он тянулся к ним, а они этого не замечали. Ему нужна была их помощь, черт возьми!

– Дело в том, что… – голос герцога звучал иронично. – Вы мне очень понравились, и я открою вам один секрет. Дело в том, что недавно меня постигла утрата…

– Я соболезную вам, – со всей искренностью посочувствовал Анри. – Но почему вы мне об этом рассказываете?

– У меня умер один слуга. Более того, мой любимый слуга! Сами понимаете, нелегко расставаться с верными людьми…

Анри кивнул, хотя не был уверен, видит ли его герцог через темные шторы кареты.

– И вы понимаете, – продолжал тот, – насколько вы смогли мне сегодня понравиться, если я предлагаю вам служить у меня и заменить скончавшегося…

– Я польщен вашей благосклонностью, господин герцог.

– Вы принимаете мое предложение?

– Но… я не знаю, что вы мне предлагаете… не знаю, что вы от меня хотите… кем вы видите меня в своих владениях. Я неплохо шью, сапожничаю, могу быть плотником, хотя…

– Да, я понимаю, что в вас множество талантов, дорогой мой юноша, но беспокойтесь об этом, – герцог внутри кареты засмеялся. – Я не хочу, чтобы вы шили или стучали молотком. Я предлагаю вам весьма непыльную должность, которая непременно должна вам понравиться. Вы любите быть на виду и то, что я смею вам предложить, польстит любому бродячему актеру.

– И что же это за должность? – терпение Анри подходило к концу, он то и дело поглядывал в сторону повозки, где его друзья уже заканчивали складывать вещи.

Герцог тихо засмеялся, затем выждал паузу и негромко уронил:

– Идите ко мне… шутом…

Последнее слово прозвучало тише остальных, но Анри оно хлестнуло, как пощечина. На мгновение забывшись, молодой человек хотел наговорить знатному господину кучу дерзостей, но, сдержав свое самолюбие, он медленно, с кривой от обиды улыбкой, сказал:

– Я польщен, господин герцог. Но я, пожалуй, недостоин подобного снисхождения вашей милости. Я – всего лишь бродячий актер и быть шутом знатной особы мне раньше как-то не приходилось. Благодарю вас, но я не могу дать вам согласия…

Откланявшись, он побежал к друзьям. Щеки его горели от волнения и стыда. Сердце хотело вырваться на свободу, потому что ему вдруг стало тесно в груди.

В это время лакей залез на подножку кареты и дал знак кучеру трогать, но тут из-за занавески показалась рука в перчатке с дорогим перстнем и сделала знак остановиться.

– Посмотрим, что будет дальше, – сказал за шторами бархатный голос господина де Лонгвиля.

Анри подошел к повозке и, пряча глаза, попытался перенести что-то вместе с Дени.

– Ну что? – настиг его вопрос Карменситы. – Много денег дал тебе этот господин в черной карете?

– Он не за этим меня звал, – пробормотал молодой человек.

– А зачем? Скажи-ка скорей! – любопытство девушки было несносно.

– Господин герцог хотел мне лично выразить свое восхищение. Я ему очень понравился, – процедил Анри.

– Это неправда! – воскликнула та, и ее щечки вспыхнули ревнивым румянцем возбуждения. – Лучше всех играла я!

– Да, конечно, но у тебя не хватает этого… как его… – Анри даже сейчас не упускал момента, чтобы не кольнуть свою подругу. – Обаяния! Вот чего тебе не хватает! А у меня его предостаточно!

– Хвастун!

– Да, и ваш покорный слуга!

– Что, он совсем ничего тебе не заплатил? – спросил подошедший Альфонсо.

– Нет, – ответил Анри и отвернулся.

– Вот она, загадка мироздания: чем богаче человек, тем неохотнее он расстается со своими деньгами! – Альфонсо вздохнул. – Хотя за сегодняшнее представление не заплатить – это смертный грех!

– Альфонсо! – воскликнула Карменсита. – Мне не терпится узнать, сколько мы заработали!

– Вот деньги, сама и посчитай.

– Спасибо, ты ведь знаешь, что я это люблю! Нет ничего занятнее, чем перебирать эти маленькие кружочки. Анри, пойдем со мной.

– Ты же не умеешь считать и все время сбиваешься! – подал голос Дени.

– А вот это не твое дело! – отозвалась вежливая Карменсита и, схватив кошелек с деньгами в одну руку, а рукав Анри – в другую, полезла в повозку.

– Зажги фонарь! – приказала девушка, когда они оказались внутри. – Тут темно, как в аду.

– К твоему сведению, в аду светлее, чем днем – от огня, на котором мучаются грешники, – молодой человек зажег лампу.

– Перестань болтать, – девушка высыпала на колени содержимое кошелька и принялась считать.

Анри следил за ее мучениями, за тем, как она старательно шепчет, выбирая из кучки очередную монету… В конце концов это ему надоело, он разжал ладонь Карменситы, в которую та отсчитывала деньги, и бросил монеты в подол, где лежали остальные.

Девушка чуть не расплакалась от обиды: сколько сил потрачено впустую!

Но Анри сказал:

– Отсчитываешь десятками и откладываешь в сторону кучкой. Сколько кучек наберется, посчитаешь. Я не думаю, чтобы тебе для этого счета не хватит пальцев.

– Ты что, хочешь сказать, что я считаю по пальцам? Нахал! – сказала девушка и принялась отсчитывать монетки новым способом, предложенным Анри.

Молодой человек покорно опустился на пол подле нее.

– Девяносто семь! Потрясающе! – провозгласила она.

– Теперь я могу идти? – спросил Анри, поднимаясь.

– Погоди, я тебя сперва спрошу! – Девушка прильнула к уху молодого человека и прошептала: – Я всегда удивлялась, откуда ты так хорошо считаешь?

– Альфонсо тебе все расскажет.

– А о чем ты болтал с этим, из черной кареты?

– Так… пустяки.

– Не хочешь говорить?

– Не хочу.

– Почему?

– Потому что в мои планы не входит разлука с вами.

– Что? Что?! Герцог предлагал тебе работать у него?!

Анри промолчал.

– Счастливый! – сказала Карменсита. – Мне еще никто такого не предлагал.

– Поверь мне, и не предложат! Один я удостоился такой великой чести!

– Ты смеешься надо мной?

– Мне не до веселья.

– Глупый! На твоем месте любой бы радовался!

– Я бы не был так уверен.

– Тебя послушать, покажется, будто герцог предложил тебе нечто ужасное.

– Для меня это действительно ужасно, даже еще хуже!

– Ты кокетничаешь и только! Что могло тебя так встревожить? Что он тебе предложил?

– Ну… Какая тебе разница?.. Я же отказался, – Анри проглотил комок, застрявший в горле, и сдавленным голосом добавил. – Я не хочу изменять себе. Не хочу быть… даже у самого короля…

– Да кем же?

Анри не хотел говорить, но вдруг услышал свой собственный голос:

– Я актер, я не могу быть… шутом! Даже у господа бога!

– Кем? Шутом? – глаза Карменситы расширились от удивления.

Анри кивнул. Ему показалось, что девушка сочувствует ему.

Но вдруг она засмеялась звонко и заразительно:

– Шутом? И ты отказался, безумный?

– Чему ты смеешься, никак не пойму!

– Поистине, ты сам не знаешь себе цену! – Она отсмеялась и продолжала вполне серьезно. – Жаль видеть, как выдающийся шут тратит свой бесценный талант на сцене нищего бродячего театра.

– Карменсита! – Анри от негодования сжал кулаки. – Ты что, издеваешься надо мной?

– Вовсе нет! Подумай сам! Ты получаешь возможность остаться на одном месте, иметь свой дом, хозяйство…

– Какое хозяйство, черт возьми!

– Неужели тебе не надоело разъезжать по городишкам и деревням, выступать перед всяким сбродом за жалкий кусок хлеба, а потом жевать этот хлеб пополам с дорожной пылью? Не мыться неделями?

– Нет!!! Не надоело! Я всю жизнь в театре!

– Ты болван!

– Возможно! – ответил Анри и с его ресниц сорвались и упали на пол кибитки две крупные соленые капли.

– Конечно, ты болван! – упрямо повторила Карменсита и вдруг воскликнула, обрадованная внезапной догадкой. – Я поняла, почему ты не хочешь нас покинуть! – она сделала театральную паузу и выпалила. – Потому что ты безумно влюблен! В меня!!!

– Что?! – воскликнул молодой человек.

– Да, да! Ты же не мог при своей природной скромности и деликатности сказать об этом герцогу. Вот ты и стал изображать из себя оскорбленного гения! Не отрицай очевидного – ты любишь меня!

– Ложь!!! – Анри готов был кинуться на нее с кулаками.

– Нет, это правда!

– Правда? Ну так я тебе докажу!

– Что ты мне докажешь?

– Вот возьму и…

– Нет! – снова засмеялась Карменсита, да так обидно, что сжалось сердце. – Это снова твои шуточки! Ты не сделаешь этого хотя бы потому, что герцог твой давно уехал. Не станешь же он ждать того момента, когда ваша милость соблаговолит дать ему утвердительный ответ.

– Ну посмотрим! – и Анри стремглав выскочил из повозки.

– Вот что, Альфонсо, – задыхаясь, осведомился он. – Сколько нужно денег, чтобы купить новых лошадей?

– Не самых плохих – пистолей пятьдесят-семьдесят…