Жизненная коллизия

В вагоне народу полно, и все с мешками и сумками. Ну, значит, мимо не проеду. На той станции, где пункт быстрого питания развернут, всегда много этих с сумками выходит. Стало быть, в правильный вагон я сейчас сел, вот только подремать здесь вряд ли получится. Какие у них у всех лица недобрые. Того и гляди какую-нибудь пакость сотворят. Да оно и понятно, попробуй по Москве да в такой мороз и с такими сумками таскаться, любой озвереет. Эх, и что же им дома-то не сидится. Даже прилечь не могу, так на всех четырех лапах и приходится стоять в проходе. Еще и вагон кидает из стороны в сторону, как бы кто лапы не отдавил. Нет. Все-таки раньше в метро лучше было, публика приличная была, интеллигентная. Сидят все чинно, книжечки читают или газеты, студенты, инженеры, бабушки-пенсионерки. Никаких тебе сумок и чемоданов,

Ну а потом вся эта публика как-то растворилась, и наше метро заполнили бабенки с баулами, с жадными глазами и загребущими лапами. Да-да. Именно эти, с клетчатыми сумками, вытеснили из вагонов метро публику читающую, интеллигентную. Или наоборот, тогдашней образованной публике надоело проводить свое время за книгами и газетами, и они враз перестали интересоваться литературой и публицистикой, а кинулись в бурлящее море товарно-денежных отношений.

                                           * * *

Ага. Вот вроде вся эта толпа на выход собралась, значит, и мне выходить надо. Фу. Вышел наконец-то из этой мясорубки. И станция правильная, вон он, синий мусорный бак, где я утром позавтракал, теперь пойду подкреплюсь – самое время. Всегда так, как понервничаешь, надо обязательно чего-нибудь съесть для самоуспокоения. Очень помогает.

Или выпить. Тоже хороший способ, чтобы нервишки успокоить. А я, с тех пор как в ту дамочку влюбился, очень нервный стал. Вот и успокаивал нервы коньяком и романтическими свиданиями с молоденькими. И чем дальше, тем больше. На работе ко мне хуже относиться стали, в ответственные командировки перестали посылать. Так, пошлют на денек с мелким поручением, документы там отвезти или ценный подарок к празднику. Совсем моя карьера под откос пошла. В командировки я теперь на поездах ездил, туда и обратно. Долго, зато от начальства подальше, опять же к народу поближе. А народ в поездах у нас деликатный, отзывчивый. Возьмешь бутылочку-другую водочки, угостишь этот народ, и такие дали и горизонты тебе откроются. Все увидишь, все поймешь, и начало, и предел.

Вот ведь зараза! Опять она со своей метлой. Разбудила, ведьма старая, и на самом интересном месте. А сколько же я спал? В этот раз я глубоко в сон погрузился, выспался. И публика вокруг изменилась. Мешочников не видно больше, теперь народ по домам разъезжается, деловые все с портфельчиками, дамочки с сумками продуктовыми. Стало быть, и мне надо домой возвращаться. Пора, пора опять на свою ветку ехать, на холодную.

Ну вот, этот вагон вроде бы посвободней, здесь наше место будет, извините-подвиньтесь. Сейчас станции отсчитаю в обратном порядке, чтобы свою не проехать.

                                           * * *

И то сказать, денек сегодня неплохой получился, завтрак, обед, как обычно, да еще и пончики были, на десерт. Приеду, похвалюсь перед Петровичем, он человек с опытом, значит, и меня поймет. Подремать как следует не получилось. Но это не беда. Самая приятная дремота одолевает меня по вечерам, когда я, сытый, вытягиваюсь во весь свой рост в халупе у Петровича. Он часто слушает радио. Телевизора в его конурке нет, вот и приходится довольствоваться радиотрансляциями. Я люблю в такие вечера разлечься на коврике у теплой батареи и в полудреме слушать музыку, доносящуюся сквозь тихое потрескивание из динамиков старого приемника, или плавный бубнеж очередного агитатора за все хорошее против всего плохого. Именно из радио я узнал, что Крым – наш, Мартын Фуркад – свинья, а в Петропавловске-Камчатском всегда полночь.

                                           * * *

А люди входят и выходят, каждый на своей станции, пенсионеры и студенты, военные и работяги, приезжие и коренные, дамочки постарше и дамочки помоложе, солидные мужчины и всякая рвань. Все спешат, пихаются, стараются присесть или хотя бы занять местечко получше. Всех я их вижу из своего укрытия, и не таким, не обычным зрением вижу, это-то само собой, всегда при мне. Я их внутренним, собачьим зрением вижу, насквозь, как рентген. Могу сразу сказать, кто куда едет и зачем. Испокон века люди стараются выглядеть лучше, чем они есть на самом деле. Придумали разные этикеты, правила поведения и другие способы, чтобы скрывать свои истинные намерения.

А ведь в основе каждого человеческого действия лежат простые, понятные и нам, собакам, инстинкты: поесть-попить вовремя, выспаться вволю и детишек наделать побольше. Ну, может, там еще у кого-то амбиции проявятся, но это редко бывает. Смотрю я на них, и вся их мотивация у меня как на ладони. Вот эти, например, студенточки с утра ничего не ели, потому как деньги экономят, оно и для фигуры неплохо бывает. А этот барыга только что из-за стола, отрыжка от него на весь вагон. Вон тот профессор к любовнице молодой едет, в нетерпении весь с ноги на ногу переступает. А эта дамочка только что любовью занималась. Какие флюиды сейчас от нее исходят, песня души! Теперь домой едет, к мужу, да он-то простак, ни о чем и не догадается, куда ему до этих флюидов. А эта молодая парочка, напротив меня, сидят, обнявшись, и друг с друга глаз не сводят. У этих места нет, чтобы любовью заняться, вот и маются по вагонам.

А ведь вот что интересно, и у министерских людей мотивация поступков такая же, как и у простых пассажиров метро. Взять, к примеру, те же командировки. Я когда еще в аппарате работал, знал десятки случаев, когда люди летали в командировки на Камчатку или на Сахалин исключительно для того, чтобы отведать тамошних крабов и прочие деликатесы или осмотреть долину гейзеров. А сколько чиновников летает в командировки, чтобы поохотиться на редкую краснокнижную дичь. Им несть числа, как говорил поэт.

Итак, возвращался я как-то из одной командировки. Это я уже на поезде ехал. Пьяненький ехал, размякший и простодушный. Подсела ко мне в купе старушка, благообразная такая, посмотрела на меня и присоветовала мне в церковь сходить, в грехах своих покаяться. Тогда-то я на нее и внимания не обратил, а уже потом, после очередного бурного рабочего дня, решил зайти в церковь-то. И так мне это дело понравилось, что стал я туда частенько заходить. Ох и чудил же я тогда, ох и грешил. Заходил в церковь пьяный, с бутылкой коньяка. Потихоньку предлагал всем присутствующим выпить со мной. Шарахались все от меня как черт от ладана, бывало, и выводили из храма за неподобающее поведение. Я и батюшкам предлагал, батюшки меня крестили, жалели, а некоторые из них даже деньги брали, не брезговали.

Тогда уже я ощущал в себе слом, чувствовал, что не подняться мне больше, не вернуться к обычной размеренной жизни. Чувствовал, что помру скоро от такой жизни. Вот тогда я и начал просить Бога, чтобы мне котом переродиться. А оно вона как получилось.

Так. Так. Так. Что-то весь народ к выходу потянулся. Ага. Приехали. Конечная станция, моя, значит. Здесь и нам выходить.

                                           * * *

Господи! Как же здесь холодно и темно! За весь день ни одного солнечного лучика так и не увижу. На таком холоде вся моя сегодняшняя еда на обогрев организма уйдет, ничего про запас и не оставишь. Поскорее бы до нашего подвала добраться, там Петрович уже, наверное, каши наварил, Машка там, опять же, меня встретит, обнюхает – не пропаду. Вот и дырка знакомая в заборе. Теперь по улице мимо валютного ларька, а вот уже и знакомый пустырь засинел между домами.

Воздух холодный, морозный и звонкий, и цоканье моих когтей об асфальт слышно, наверное, далеко отсюда. Снега как не было, так и нет. Вокруг меня заброшенный, заросший бурьяном пустырь. Промерзшие комья глины и кусты, слегка присыпанные пургой, мешают мне, замедляют бег. Я бегу и ощущаю, как тепло, добытое мною в течение этого дня, постепенно покидает меня и заменяется злой декабрьской стужей. Колючая поземка сыплет мне навстречу, забивая мою морду, глаза и уши холодным снегом. Дорога постепенно сужается, теперь под моими лапами неровно уложенные бетонные плиты. А справа и слева бетонный забор с кое-где сохранившимися остатками колючей проволоки. Я знаю это место, я пробегал здесь десятки раз, и каждый раз меня охватывает чувство опасности и беспричинной жути, как будто вся злая сила земли сконцентрирована в этом заброшенном пустыре.

И еще. Высоко, прямо передо мной, ярко светит огромный прожектор, освещая всю эту ледяную пустыню, окружающую меня. Этот жуткий свет бьет мне прямо в глаза, и я бегу, не смея отвести взгляда от его обжигающих лучей.

Вот так и вся наша жизнь, как мой сегодняшний день, сплошная коллизия. Череда темных и серых полос, сменяющих друг друга, да свет в конце тоннеля, который при приближении оказывается лучом прожектора над колючей проволокой.

Ах! Когда же наконец будет солнышко!

Старый чайник

Новогодняя сказка

Легкий шорох за стенкой заставил всех встрепенуться. Пушистая собака с оторванной лапой попыталась повернуть голову в сторону двери. В глубине приглушенно чихнул старый дождевик, из-за сырого климата у него была хроническая простуда, и иногда он не мог сдерживать кашель, как бы ни старался. И только красивая кукла оставалась абсолютно неподвижной – стоит ли отвлекаться на подобную ерунду.

Кто-то прошагал мимо двери в сторону кухни, и сразу после этого в кладовке воцарилась тишина. Старый чайник тяжело выдохнул, выпуская из своих недр застоявшийся воздух, и вновь погрузился в дремотное состояние. Теперь, пока хозяева не поужинают, ничто не нарушит покой обитателей пыльной кладовой, в которой наш герой обретается все последнее время.

Это небольшое замкнутое помещение, куда редко заходят люди. Изредка хозяйка квартиры заглянет сюда, чтобы забросить в дальний угол очередную ненужную вещь. Здесь почти всегда сумеречный полумрак, тонкие лучики света проникают сквозь щели в фанерной дверце каморки. Предыдущий жилец сколотил ее из подручных материалов, не слишком заботясь о светоизоляции. Поэтому когда в коридоре горит лампочка, здесь бывает так светло, что можно различить очертания стен и предметов, хранящихся по соседству. Вся обстановка здесь располагает к неторопливому созерцанию и ностальгическим воспоминаниям. А старому чайнику есть что вспомнить. Ведь когда-то он был главным участником, это он так думает, всех семейных праздников.

Началась его история давным-давно, в Германии в начале прошлого века. Именно там его отлили на одном из Крупповских заводов. Благородный цвет – приглушенно-медный. Идеально округлая форма. Носик, похожий на клюв птицы. Ни одна капля не прольется мимо чашки.

После войны он оказался в России, дедушка нынешнего хозяина квартиры привез его из поверженной Германии, да так и не смог с ним расстаться. Еще бы, в свое время ему не было равных в приготовлении кипятка. Долгие годы ни одно чаепитие не обходилось без нашего героя. Сколько веселья и радости было, когда он приступал к исполнению своих каждодневных обязанностей. Когда чайник с холодной водой ставили на плиту, на кухне начиналось волшебство. Каждое кипячение или подогрев воды сопровождались громкими ритмичными звуками, как будто невидимый оркестрик внутри него исполнял что-то типа авангардного джаза. Перво-наперво в дело вступал барабанщик. Он пробегался своими палочками по всей ударной установке, проверяя, все ли на месте и какие звуки – правильные или фальшивые – издает тот или иной инструмент. После этого он задавал нужный ритм и прилежно выбивал его в течение всего процесса нагрева воды. Немного позже включалась другие исполнители. Сначала доносились отдельные ноты, как будто кто-то слегка касался клавиш рояля. Затем труба свистела пронзительно и протяжно, лишь изредка и торопливо прерываемая контрабасом. В конце деликатно и благородно кряхтел саксофон, внося в представление некоторую неразбериху и диссонанс.

Особенно радостные звуки чайник издавал вечерами, когда вся семья собиралась за столом. Мама рассказывала о том, как прошел день, дети вокруг стола громко смеялись. Конечно, что может быть лучше детского смеха! В такие вечера наш герой старался перезвучать всех присутствующих. Еще бы! Он весь день ждал этого момента, чтобы наполнить чашки всех присутствующих за столом горячим ароматным чаем. Чтобы все вокруг стало еще светлей и радостнее. Чтобы хозяйка бережно брала его в руки, с добрым сердцем наполняла чашки всех присутствующих и атмосфера заботы и любви никогда не кончалась.

Однако теперь, в эпоху технического прогресса и всеобщей электрификации, когда повсеместно используются одноразовые дешевые электроприборы, он оказался ненужным на кухне и перекочевал в эту душную кладовую, надеясь на то, что когда-нибудь его вспомнят и он сможет вернуться к своему единственному предназначению – дарить людям тепло и радость. Вместо него хозяева квартиры приобрели новый электрический чайник, который, по их мнению, лучше, а главное – быстрее справлялся со своими обязанностями.

Это был просто красавец, с блестящей хромированной ручкой и прозрачным корпусом из жаростойкого стекла. Он сразу же начинал хаотично барабанить в полную мощь, издавая невообразимый шум. В конце его выступления внутри лопались огромные пузыри, из его носика ударяла струя пара, раздавался громкий щелчок, и через несколько мгновений на кухне воцарялась тишина. Так бывает на концерте классической музыки, когда после удачно сыгранного финала публике требуется какое-то время на осмысление случившегося только что чуда.

Дети с восторгом приняли новый чайник. Это свойство молодости – радоваться всему новому и не слишком огорчаться исчезновению отслуживших свой век вещей. Они так же, как и раньше, собирались за столом и с нетерпением ждали, когда мама наполнит чайник водой и нажмет заветную кнопочку. А потом с замиранием сердца следили за воздушными пузырьками, которые сновали за прозрачным стеклом и с шумом вырывались на свободу.

С тех пор старый чайник живет в кладовой в окружении таких же забытых и старых вещей, как и он.

Здесь есть красивая кукла – до его появления она считала себя первой красавицей. Впрочем, она и сейчас так думает. Разве можно сравнить ее красоту с каким-то чайником. Обычный предмет быта, да еще и старый.

Рядом с ней пушистая собака с оторванной лапой. Она все время молчит. И может лишь чуть-чуть повернуть голову влево или вправо. У нее огромные грустные глаза. Она смотрит ими на красивую куклу с любовью и обожанием. Иногда ее взгляд падает на старый чайник. И тогда наш герой чувствует себя неуютно. Внутри все начинает клокотать, как будто он вновь, наполненный водой, стоит на плите и готов рассыпаться барабанной дробью.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.