Два друга – недруга: Есенин плюс Мариенгоф

– А чем здесь угощают? – кокетливо поинтересовалась Екатерина.

– У нас всем угощают, – встрял в разговор Шершеневич. Несмотря на тяжелое время здесь всего хватает. Такое вот это заведение.

– Ну, тогда кофе и ликер, – пожелала Эйгес.

– Да конечно. И еще принесите пирожных, – попросил Есенин официанта.

Эйгес сама выбрала столик, а Есенин тут же присел рядом. Мариенгоф, Каменский и Шершеневич стояли, переминаясь с ноги на ногу, и недоуменно поглядывали то на Есенина, то на Эйгес.

– Ну чего вы стоите. Давайте присаживайтесь, – позвал он поэтов, словно являлся хозяином данного заведения.

Однако полный с одутловатым рыхлым лицом Каменский вдруг неуклюже двинулся к выходу.

– Я не могу. Приехал брат, надо ему Москву показать. Так что извините…

– Извиняем, – усмехнувшись, бросил Есенин.

Потом обратился к Шершеневичу и Мариенгофу.

– А вы что как чужие стоите.

Поэты присели к столику, и Шершеневич сказал:

– Вот Екатерина принесла стихи, хочет вступить в Союз поэтов.

– А где стихи?

Шершеневич раскрыл папку. Есенин, быстро выпив рюмку ликера, тут же углубился в чтение. Прочитав четыре, или пять стихотворений утвердительно кивнул:

– Считайте Екатерина, что вы уже приняты в Союз.

Эйгес посмотрела вопросительно на Шершеневича, и ресницы ее сильно заморгали.

– А что вы на него смотрите, – засмеялся Есенин. Если я сказал, значит, так тому и быть. Вадим мне доверяет.

– Да доверяю, – согласился Шершеневич и уставился

в одну точку неподвижным мертвым взором.

– Спасибо, – вспыхнула в радостном волнении Эйгес.

Мариенгоф усмехнувшись, обратился к Шершеневичу.

– Я слышал, Вадим ты новый цикл стихов написал. Почитай немного.

– Еще не написал. Я пока работаю, – деревянным голосом процедил Шершеневич. Будет называться «Лошадь как лошадь». Поэтому читать сейчас не буду, тем более что тороплюсь. У меня назначена встреча с Блоком.

– А что Александр Александрович в Москве? – спросил Есенин.

– Да, вчера приехал, – кивнул Шершеневич. Через три дня будет вечер поэзии. Он прочитает свою новую поэму, которая называется «Двенадцать». Надеюсь, вы придете, – посмотрел он на Есенина и Мариенгофа

– Обязательно, – воскликнул Есенин. Я Блока давно не видел. Вот Анатолия познакомлю с ним.

Наступила короткая пауза.

– А можно я возьму два пирожных домой, – попросила вдруг смущенно Екатерина, прервав всеобщее молчание.

– Конечно, – сказал тут же Есенин.

Он выпил остатки ликера на пару с Мариенгофом и мягко предупредил девушку.

– Если не возражаете, мы с Толей проводим вас.

Мариенгоф качнул головой:

– Сергей я, наверное, домой пойду.

Есенин шикнул на него.

– Прошу тебя идем с нами. Ради компании. А там уже посмотришь сам.

Когда вышли на улицу Есенин похвастался:

– Скоро у нас имажинистов откроется свое кафе, там вы Екатерина будете самой желанной гостьей.

– Рада это слышать, – заулыбалась Эйгес. Только я не особо люблю по кафе ходить.

– Отчего так? – спросил со скучающим видом Мариенгоф.

– Не люблю много шума.

– У нас надеюсь, будет не очень шумно, – заметил Есенин.

– Да, у нас будет тихо почти как в покойницкой, – съязвил Мариенгоф и криво усмехнулся.

– Это не смешно, – попытался обидеться Есенин.

Но тут – же улыбнулся и, вынув из кармана куртки сверток, показал Екатерине.

– Что это? – спросила она.

Есенин развернул плотную бумагу, и девушка увидела белоснежные пирожные.

– Вот пошел на кухню и украл еще пару штук, – искренне признался Есенин и засмеялся очень весело как ребенок.

– А тебя разве никто не видел? – полюбопытствовал Мариенгоф.

– Нет, в этот момент там никого не было, – усмехался довольный собой Есенин.

* * *

Мариенгоф отстал от Есенина и Эйгес.

Он шел почему – то сзади на приличном расстоянии.

Есенин, сложив руки у рта, изображая рупор, крикнул:

– Эй, Толя ты чего!? Нагоняй быстрее.

Мариенгоф издалека помахал рукой: «Мол, не беспокойтесь все хорошо».

– Странный у вас товарищ, – сказала Екатерина.

– Да, есть немного, – кивнул Есенин. Кстати нас обоих считают странными еще, оттого, что мы, иногда, щеголяем в цилиндрах. Бывает, что и ругаемся, полдня не общаемся, а потом снова перемирие. Когда меня обокрали, то он сразу помог мне. Пошли в магазин и купили новую одежду. А когда у него украли, то, я, конечно, поспешил на помощь. Представляете, поехал Анатолий к дальнему родственнику на дачу, того не оказалось на месте. Было уже поздно, и он решил переночевать в соседнем пустовавшем доме. Когда проснулся, то не нашел часов, брюк и рубашки.

Я приезжаю на следующий день, а он стоит растерянный и орет изо всей мочи из окна. Захожу внутрь, а там пусто и только несколько матрасов в углу, и он сам в пиджаке, накинутом на голое тело. Это было довольно уморительно.

Есенин обернулся назад чтобы снова позвать Анатолия, но того как будто и след простыл. Сергей рассмеялся.

– Вот вам и странности нашего брата поэта.

Екатерина тоже засмеялась и сказала:

– Мне кажется, что вы поэты все со странностями. Мне рассказывали, что Велимир Хлебников, когда однажды читал стихи, то забыл обо всех, и заснул буквально там же на сцене сидя за столом.

– Это так, – кивнул Есенин. А еще Велимир абсолютно равнодушный человек к деньгам и роскоши. Может и в домашнем халате щеголять по улице. Но в тоже время очень простой и добрый. – Одна беда, – развел руками Есенин. – Стихи пишет малопонятные оттого, и печатают его мало.

* * *

– Но вот мы и пришли, – сказала Екатерина и остановилась около трехэтажного желтого здания.

Есенин оглянулся и удивился:

– Мать честная да это же гостиница «Люкс».

И сам не заметив как перешел на ты, спросил:

– Сколько же тебе обходится такое проживание?

– Почти нисколько. Это ведь теперь общежитие. Выделили специально для работников культуры. У меня своя большая комната, – похвасталась девушка.

– А мне можно увидеть эту комнату? – лукаво улыбнулся Сергей.

– Если очень хочется. Тем более надо ведь скушать все наши пирожные. Кстати у меня и вино есть.

Есенин уверенно взял Екатерину под руку.

– Это прекрасно. Закатим пир горой. Не у всех в наше время есть вино и пирожные.

Они легко поднялись на третий этаж, вошли в комнату и, усаживая девушку сразу на кровать, Есенин спросил:

– А знаешь, что мне больше всего в тебе понравилось?

– Что? – вздернула носик Екатерина.

– Твои бедра, – честно признался Есенин.

– Ну, ты и наглец, – шутливо отмахнулась она. Как не стыдно я ведь старше тебя.

– Но это правда, – сузив глаза, усмехнулся Есенин. И разреши мне, пожалуйста, сегодня остаться у тебя ночевать.

Эйгес еще более удивилась.

– А ты оказывается действительно наглый.

– Ага, – согласился Есенин. Значит, договорились.

И пока растерянная Екатерина раздумывала, что ответить, Есенин мягко потребовал:

– И подай, пожалуйста, сюда твое вино. Очень не терпится попробовать.

Екатерина принесла графин, поставила на стол, положила в тарелку пирожные.

Есенин с удовольствием выпил сразу три рюмки и снова пустился в признания:

– Ты мне очень понравилась. Это действительно так. Поэтому может, прямо сейчас разденемся и ляжем в кровать?

Он помолчал, на секунду и упрямо попросил:

– Ну, прошу тебя.

У девушки глаза буквально полезли на лоб.

– Ты… ты с ума сошел Есенин?

– Да, сошел. Считай что это очередная моя странность.

– Не буду раздеваться, – сердито отрезала девушка. Уходи лучше, – не очень уверенно проговорила она.

– Ну, хорошо дождемся ночи, – пропустив слова Екатерины, мимо ушей твердо констатировал он.

Есенин был уже изрядно пьян, так как выпил кряду несколько рюмок крепкого вина.

Сергей почувствовал, как пол слегка закачался под ним.

Хмель так сильно ударила в голову, в результате чего язык невольно становился все более и более, развязным.

Тем не менее, девушка не стала прогонять Есенина. Ей тоже все-таки очень понравился этот веселый, немного наглый, но удивительно симпатичный парень.

Екатерина абсолютно не могла противостоять чудовищному обаянию поэта.

Есенин стал читать девушке стихи.

Зеленая прическа,Девическая грудь,О тонкая березка,Что загляделась в пруд?Что шепчет тебе ветер?О чем звенит песок?Иль хочешь в косы – ветвиТы лунный гребешок?

И когда время наступило за полночь они действительно вместе легли в постель.

И она совсем не воспротивилась этому.

В это время за стенкой тоскливо и громко начала надрываться заунывная музыка, и Есенин не выдержав несколько раз, бабахнул кулаком в стену:

– В конце концов, позволено отдыхать или нет. Еще раз услышу вашу паршивую музыку, то пристрелю из нагана.

Музыка прекратилась. Екатерина тихо засмеялась:

– А что у тебя есть наган?

Есенин объяснил:

– Наган есть, но только дома.

Екатерина прислонила его голову к своей белой мягкой груди и сказала.

– Успокойся. Там живет старик еврей. Он когда выпьет, всегда слушает свою любимую музыку. Он очень спокойный и вежливый человек.

– Ах, ну если так, то конечно, – рассмеялся Есенин и стал нежно осыпать поцелуями глаза и губы девушки…

Глава 13

Когда Есенин появился дома, то Мариенгоф, тут же громко не преминул упрекнуть его.

– Почему надолго исчез? Я думал на следующий день придешь, а тебя не было целую неделю. Забыл про литературный вечер с участием Блока?

– Эх, забыл, – раздосадовано бросил Сергей. Каюсь не смог сразу уйти от такой красавицы. Кстати поздравь: все у нас было прекрасно, – гордо добавил он. – А ты был на выступлении?

– Нет, – замотал головой Мариенгоф.

– Почему?

– Если честно не было никакого вечера. Организаторы извинились и сказали, что Блок болен и его направляют на лечение в какой-то санаторий. Пока не понятно когда он будет вообще выступать.

– Ух, ты, – вздохнул Есенин. Легче даже стало на душе, что концерта не было. Ну, пусть лечится, нам его здоровье очень важно. А почему ты собственно Толя так сильно нервничаешь. Это Клюев помню, ревновал меня абсолютно ко всем, но ты ведь не из таких…

Не дав Есенину договорить, Мариенгоф расхохотался.

– Чего ржешь?

Анатолий ухмыльнулся:

– Да вот подумал, что нелегко тебе пришлось, видимо в свое время с Клюевым. Он ведь еще тот чудак.

– Нелегко, – искренне и невесело признался Есенин. Но как только я пригрозил, что пырну его ножом, то он сразу успокоился.

Есенин как – то даже не ожидал, что его лучший друг может поднять его на смех.

И смеялся Анатолий от всей души. Это понял Есенин, глядя на его бегающие почти как у лисы глаза.

И поэтому вдруг мимолетная злоба вспыхнула у него в душе.

Еще немного и он готов был, наверное, ударить Мариенгофа.

Но все-таки взял себя в руки.

Есенин вздохнул и вымолвил:

– Давай будем пить чай. А еще лучше, если есть коньяк.

– Есть, – легким шагом подойдя к буфетной стойке, сказал Мариенгоф, и достал оттуда бутылку и тонко нарезанный сладкий батон.

Есенин немедля выпил и чертыхнулся:

– Какой паршивый напиток. Где ты его Толя купил?

– Это друг юности привез из Пензы Гриша Колобов. Когда – то вместе учились в гимназии. А сейчас он заделался начальником на железной дороге здесь в Москве.

– Ого, – удивился Есенин. У него, что связи большие?

– Да так, – кивнул Мариенгоф. Кстати знаешь, что помещение под магазин уже предоставили. Более того Шершеневич сказал, что еще один магазин есть возможность арендовать.

– И как он это сделает?

– А черт его знает, – развел руками Анатолий. Он, же очень шустрый. Лучше его никто языком не владеет. Говорит, что ходил к Луначарскому. Мол, тот хорошо знал его отца. Не знаю, врет или нет.

– Не думаю. Все-таки Вадим серьезный парень, – заметил Есенин. А как насчет кафе?

– Надо подождать три – четыре месяца. Там будут работать Георгий Якулов а также Коненков. Обещали хорошо украсить помещение. Задуман небольшой зал и сцена для выступления.

– Отлично, – щелкнул пальцами Есенин.

Глава 14

И вот осталась неделя до открытия кафе.

Есенин с радостью оповестил об этом по телефону тех имажинистов, у кого имелся дома телефон. Напомнил, что открытие состоится в 10 часов утра.

У кого телефонов не было попросил Мариенгофа навестить их и сообщить им лично.

Кроме того по Москве были развешаны также афиши изготовленные из плотной качественной бумаги возвещавшие об этом громком для имажинистов факте.

Когда Есенин случайно столкнулся с поэтом Матвеем Ройзманом в здании Пролеткульта, тот осторожно осведомился надо ли ему тоже присутствовать:

– Обязательно Мотя. Ты и Коля Эрдман самые молодые имажинисты. Надо ведь ознакомить широкую аудиторию с вашим творчеством. Ну а как у тебя с учебой? Скоро ли полноценным юристом станешь?

Ройзман немного смутился и тихо промолвил:

– Я что – то все больше в сторону литературы стал тяготеть. Не могу себя перебороть.

– Ну, смотри товарищ имажинист, – засмеялся Есенин. Может оно и к лучшему. Станешь настоящим писателем.

– Я тоже так думаю, – простодушно согласился Ройзман, и тоже засмеялся.

Также официально был приглашен певец Александр Вертинский. Есенин попросил это сделать Шершеневича, который был лично знаком с Александром Николаевичем.

– Пусть приедет немного раньше. Чтобы не пришлось ему толкаться в толпе. И скажи, что хорошо оплатим.

* * *

На открытие кафе, которое находилось по адресу Тверская 37 народу пришло действительно много.

Очень любопытно было узнать поклонникам поэзии, что это за кафе открывают имажинисты.

В первую очередь выкрикивались фамилии Есенина, Мариенгофа, Шершеневича и почему – то Луначарского.

Хотя Луначарский имел отношение к этому кафе косвенное. Он всего лишь поддержал его открытие.

В не очень большом зале было все аккуратно: белые столики, желтые лампы, бархатные зеленого цвета шторы.

Направо от сцены большой диван, где можно было просто отдохнуть и даже поспать.

Был приглашен и конферансье в лице вездесущего Михаила Гаркави.

На этот раз он должен был читать стихи тех поэтов, кто сам не захочет, но непосредственно оплатит ему энную сумму за выступление.

Мариенгоф подошел к Гаркави и сказал:

– Миша веди весь вечер ты, того же хочет и Сергей.

Гаркави растянул рот в широкой благостной улыбке и весело проговорил:

– За небольшую дополнительную плату готов хоть сутки рассказывать анекдоты и стихи зрителям.

Мариенгоф тоже усмехнулся:

– Да, дружок ты своего никогда не упустишь.

В это время Вадим Шершеневич стал перед дверьми и произнес небольшую пафосную речь:

– Уважаемые товарищи сегодня третьего августа мы открываем наше литературное кафе. Я вижу здесь не только имажинистов, но и поэтов других течений. Ну, что же тем лучше. Может, устроим своего рода соревнование по чтению стихов…

– А где Маяковский? – крикнул кто – то из толпы, прервав его обращение.

Ему тут же иронично заметили.

– Краску покупает для «Окон Сатиры»…

– Ого, го, го, – заколыхалась толпа в очень громком, неудержимом хохоте.

Шершеневич поднял руку.

– Внимание. Не беда, что нет Маяковского, зато есть его товарищ поэт Каменский. Он будет читать стихи. И хочу предупредить, что для кого сегодня не хватит мест, пусть придут завтра или послезавтра. Мы будем выступать каждый день, кроме понедельника.

– Го, го, го, – вновь забурлил народ, а потом стремительно и дружно хлынул внутрь помещения.

Однако, как и предполагал, Шершеневич не все вместились, и поэтому у входа началась изрядная давка.

Вадим пытался насести порядок. Он зычным голосом кричал.

– Уважаемый народ, ничего страшного не случилось. Можно завтра придти. А кто этого не понимает, предупреждаю, что я боксер, и мало никому не покажется.

После предупреждения Вадима, кто – то ушел восвояси, а кто – то все – таки попытался проскользнуть в кафе.

Шершеневичу активно стал помогать уже упомянутый Григорий Колобов, который являлся другом всех имажинистов.

* * *

Зал оказался переполнен.

Свободных столиков конечно не было.

На диване вместо четверых – пятерых, разместились гораздо больше людей.

Главные теоретики имажинизма: Есенин, Мариенгоф, Шершеневич и Кусиков еще раз коротко поздравили себя и других, и стали выходить поочередно на маленькую сцену и читать свои стихи.

Поэт Николай Эрдман, не захотел читать сам и попросил это сделать Гаркави.

Также поступил и Матвей Ройзман.

К нему вдруг подошел Шершеневич и спросил: