Полная версия
Анима мунди
АРМИТЕЙДЖ (выкладывая на стол содержимое карманов). Оскар, вы упускаете нечто восхитительное.
УАЙЛЬД. Твоему голосу недостает убедительности.
ДОУСОН. Итак. Что тут у нас?
УАЙЛЬД. Боюсь, в настоящий момент я не смогу сложить два и два.
ДОУСОН (сдвигая вместе три горстки монет). Полагаю, этого достаточно. Сюзанна, этого достаточно?
СЮЗАННА. Для мсье Уайльда? О нет. Я думаю, этот раз за счет заведения.
УАЙЛЬД. Я слышу вызов?
СЮЗАННА. Это всегда было моей девичьей мечтой: совокупиться с мужчиной по имени Оскар.
УАЙЛЬД (пытаясь встать). Надеюсь, не станет это ужасным разочарованием для тебя, дорогая. Ох, а почему пол уходит из-под ног?
ДОУСОН. Давайте, девочки. Поможет ему подняться на второй этаж.
(ДОУСОН и ДЕВУШКИ помогают УАЙЛЬДУ подняться по лестнице, толкая сзади).
УАЙЛЬД. ВПЕРЕ-Е-Е-ЕД!
РЕКС. Знаешь, Дейви, когда началась эта война, французы практиковали кавалерийские атаки на пулеметы. Все эти парни в красно-синей форме с саблями наголо, верхом на лошадях, накатывали на пулеметные гнезда. Можем мы доверять таким людям?
АРМИТЕЙДЖ. Бедные лошади.
РЕКС. Бедные мы. Потому что мы – следующие. Знаешь, кто такие американцы? Американцы – европейское пушечное мясо.
ЭВЕРЕТТ. Самое худшее – не война. Самое худшее – лягушки и полевые мыши. Они падают в траншеи и не могут выбраться. Как мы. Только мы еще на них наступаем. Мне это не нравится.
РЕКС. Послушайте, давайте хорошо проведем время, парни. Воспользуемся моментом, что скажете?
ЭВЕРЕТТ. Однажды ночью я выполз их окопа, ничего не видел, да и не хотелось, не знал, где нахожусь и что собираюсь делать, тьма, хоть глаз выколи, двигался на ощупь, протянул руку, и она легла на что-то склизкое.
РЕКС. Господи, Эверетт, такими рассказами красивых девушек не привлечь.
ЭВЕРЕТТ. Крысы вылезали из канала, чтобы пожирать их. Я видел, как две крысы подрались из-за оторванной головы.
(Девушки пятятся от их стола).
РАКС. Эверетт, можешь ты замолчать, чтобы мы смогли хорошо провести время?
ЭВЕРЕТТ. Тянули за уши, нос уже сгрызли. Скелеты лыбились в воронках. Счастливые.
РЕКС. Заткнись, сукин ты сын, а не то я тебя убью.
АРМИТЕЙДЖ. Расслабься, Рекс.
ЭВЕРЕТТ. Крысы объедали их для Бога, чтобы подготовить к танцам. Они танцуют, скелеты танцуют.
РЕКС. С меня хватит. Сейчас я его убью. Это нормально, если я его убью?
АРМИТЕЙДЖ (оттаскивая его). Нет. Оставь его в покое.
ЭВЕРЕТТ. Хорошие крысы. Добрые крысы. Крысы – мои друзья. Как Дейви и Рекс. Дейви и Рекс – мои лучшие на свете друзья, как моя сестра Мэри Маргарет и крысы.
РЕКС (смотрит на него, злость уходит, с грустью). Да. Прям счастливый Новый Год. (АРМИТЕЙДЖ отпускает его). Господи, как мне нужна женщина.
ДОУСОН. Все еще сохнешь по этой танцовщице, Дейви?
АРМИТЕЙДЖ. Я в порядке.
ДОУСОН. Почему бы тебе не пойти наверх с Анжеликой? Она такая милая. Хочешь пойти наверх с Дейви?
АНЖЕЛИКА. Да, очень хочу.
ДОУСОН. Видишь? Ты ей нравишься. Духовная любовь – это хорошо, но в меру. Мои отношения с Жюли во многом духовные, так, милая?
ЖЮЛИ. Да, очень даже.
ДОУСОН. Она тоже пишет стихи. Иногда на стенах сортиров. Мы с ней как Браунинг и миссис Браунинг.
АРМИТЕЙДЖ (наблюдая, как ЭЛИЗАБЕТ разминается в Лондоне). Она играет со мной. Она – потерянная, я ей небезразличен, но она не подпускает меня к себе. Она не жестокая, очень нежная и веселая. Словно в ней есть тайна, которую я должен разгадать, и она надеется, что я разгадаю, но при этом думает, что у меня не получится, и не помогает мне.
ДОУСОН. Ох, не будь чертовым идиотом. Пойди наверх с одной из этих девушек, и все станет для тебя гораздо проще. Не лучше, возможно, но… более неизбежным. А неизбежность плоти и крови, после того, как ты переживаешь начальный шок и ощущение нереальности, успокаивает. Более-менее. Время от времени. Так что, за плоть и кровь.
УАЙЛЬД (появляется на верхней лестничной площадке, объявляет, как викторианский актер). Дело… СДЕЛАНО!
(Рядом появляется СЮЗАННА, поднимает руки, оттопыривает большие пальцы. ДОУСОН и девушки радостно кричат и аплодируют, тогда как УАЙЛЬД, пошатываясь, спускается по лестнице, приветственно покачивая рукой).
УАЙЛЬД. Спасибо, спасибо.
ДОУСОН. Как оно было, Оскар? Ты же этого не забыл, так?
УАЙЛЬД. О, нет. Все равно, что скачешь на лошади… Только без обид, милая. Если честно, что-то мне понравилось, хотя не думаю, что порекомендую это друзьям. Но, пожалуйста, по возвращению в Англию, Дейви, расскажи об этом всем. Я уверен, тем самым моя репутация будет восстановлена полностью. (Он пьет).
ЙЕЙТС. Мы хватаемся за то, что поддерживает нас в поражении, и именно это, рассчитывая на лучшее, мы начинаем воспринимать истиной.
СЮЗАННА (поет и убирает со стола, тогда как АНЖЕЛИКА целует ДЭВИДА). Солдатик постой и выпей со мной, приляг на лесную постель.
ЙЕЙТС. Что касается Бога, что ж, это более сложный вопрос.
СЮЗАННА (когда АНЖЕЛИКА уводит ДЭВИДА на второй этаж). К утру не останется ничего, кроме костей, сказала она.
(Звенит маленький колокольчик).
Картина 3: Отшельник
БЛАВАТСКАЯ (переворачивает карту). Отшельник. Одинокий старик. Дряхлый пилигрим. (Поэт Паунд, очень старый, сидит на скамье на лужайке больницы святой Элизабет в Америке, 1950 гг. АРМИТЕЙДЖ спускается по лестнице, оставив АНЖЕЛИКУ на верхней площадке, глубоким стариком, и идет к ПАУНДУ, тогда как БЛАВАТСКАЯ продолжает говорить). На картине Босха «Искушение святого Антония» бесы и свиное рыло, яйцо священника, священник с его кошкой, священник умирает. Скрюченный и наполовину безумный старый грешник, безумие короля Голла[6] среди листвы берез. Он дрейфует в неизбежную полутень.
ПАУНД (говорит сам с собой). Я кормлю дворовых котов. Пробегающие собаки отливают на меня.
(Другие персонажи проходят мимо).
ЙЕЙТС. Реальность – тайное знание и разновидность смерти. Поэт ваяет свою маску из разочарования, как герой войны – из поражения.
ПАУНД. Если бы я перестал верить, огонь бы потух. Но я не могу ни прекратить верить, ни продолжать верить, поэтому я пожран собственными злыми духами, выблевывая пережеванную траву, как Навуходоносор. Мне следовало назвать кота Навуходоносор.
АРМИТЕЙДЖ. Мистер Паунд?
ПАУНД. Его здесь нет. Он умер.
АРМИТЕЙДЖ. Вы помните меня, Эзра?
ПАУНД. Я получу печенье, если вспомню?
АРМИТЕЙДЖ. Я – Дэвид Армитейдж. Был другом мистера Йейтса в Лондоне много лет тому назад. Мы ходили на сеанс к мадам Блаватской. Помните? Я был второстепенным поэтом…
ПАУНД. Как и мы все.
АРМИТЕЙДЖ. Я вот подумал, могу я для вас что-нибудь сделать?
ПАУНД. Я постоянно придирался к Вилли, утверждал, что стихи у него плохие. Он приносил их мне в своих маленьких руках, как подарки, с сияющим, полным надежды лицом, а я говорил ему, что они протухшие. Нравилось мне тогда это слово, протухшие. Он воспринимал мои слова всерьез, уходил, переписывал. Мы все любили дядю Вилли. Благодаря стихотворению, вопрошал он своим особым англо-ирландским носовым говором, благодаря стихотворению может что-то случиться? (Смеется неприятным старческим, напоминающим карканье смехом). Ты все еще пишешь абстрактное дерьмо?
АРМИТЕЙДЖ. Нет. Перестал, давно уже. Не написал ни слова.
ПАУНД. Такая красотка, эта танцовщица, ведь так? Танцовщица? Что с ней сталось? Ты женился на ней? Как ее звали? Так же, как называется дурдом, в который меня посадили, больница святой…
АРМИТЕЙДЖ. Элизабет.
ПАУНД. Женился на ней, и она съела все твои стихи, готов спорить. Весит теперь четыреста фунтов, с лицом, как слоновий зад, вот что случается с красотками. Они едят написанное тобой и раздуваются, как киты. Рад узнать, что я – не единственный, кому так крепко не повезло. Меня посадили в клетку. Бросили и забыли.
АРМИТЕЙДЖ. Если вам что-нибудь нужно… Книги? Вам нужны книги?
ПАУНД. На бунте, случившемся на моем концерте, я свисал с балкона головой вниз. Прям вампир. Призраки пугают, Вилли подпрыгивает. Толпа идиотов.
АРМИТЕЙДЖ. Вам нужны ручки? Бумага? Вы сейчас пишите?
ПАУНД. Пишу? Я сейчас пишу? Пишу ли я?
АРМИТЕЙДЖ. Вы должны. Вы – великий поэт, Эзра, несмотря ни на что. Вы должны писать. Пишите?
ПАУНД (смеется неприятным, старческим смехом). Испытывать презрение к любой национальности, человеку, животному, любой из живых тварей, все равно, что создавать в душе бездонный колодец неописуемого и, уж извини за средневековую терминологию, неискупаемого зла. Человек становится недостойным поэзии, но, возможно, не Бога. (Пауза). Разумеется, я пишу, кретин. Йейтс, конечно, был лучше, и как человек, и как поэт, но, к счастью для него, он мертв.
ЭЛИЗАБЕТ (молодая, в Лондоне, с ЙЕЙТСОМ). Мистер Йейтс, я хочу представить вам Дэвида Армитейджа. Он только что приехал в Лондон из Огайо, чтобы писать стихи и найти Бога.
ЙЕЙТС (протягивает руку АРМИТЕЙДЖУ. ЙЕЙТС видит молодого ДЭВИДА, а мы видим его старого). Добрый день. Я люблю американцев, они – как Элизабет, очень крепкие, но при этом и невероятно хрупкие, словно Бог только что создал их, как младенцев-богов. Я надеюсь, в Лондоне у вас все хорошо. Если я могу что-нибудь сделать для вас, только попросите. Или попросите Паунда. Вы познакомились с Паундом? Он помогает всем, однажды отправил Джойсу старые сапоги огромного размера. Вы познакомились с Джойсом? Поэты должны помогать друг другу. Бог свидетель, остальным наплевать. Я здесь незваный гость, мы все изгнанники. Вам повезло, что вы и Элизабет нашли друг дружку. А как мадам Блаватская? Прошел слух, что она умерла. Невидимая собачка по-прежнему при ней? И что вы думаете о лепреконах?
(АРМИТЕЙДЖ наблюдает, как ЙЕЙТС и ЭЛИЗБЕТ уходят, продолжая разговор с его невидимой молодой ипостасью).
ПАУНД. Говоришь, перестал писать?
АРМИТЕЙДЖ. Да. Перестал.
ПАУНД. Ты писал не так и плохо, я помню. Как называлась поэма, над которой ты работал? «Анима мунди»? Ты подавал надежды, какие-то. Старина Вилли писал до самого конца, до последнего дня, а что самое ужасное, этот сукин сын писал все лучше и лучше, этот чертов старый восхитительный ублюдок. А ты больше писать не мог? Наелся досыта, так?
АРМИТЕЙДЖ. Нет. Решил, что больше писать не буду. По личным причинам. Мой выбор.
ПАУНД. Твой выбор. Я помню и это, смутно. Выбор. Ха! Изгнание, молчание, хитрость. Джимми безумец Финнеган Джойс это сказал. Каким же он был восхитительным психом. Мы вместе ехали по пустошам в «Модели Т», радостно крали друг у друга. Я крал у Элиота, Элиот крал у меня, мы все крали у Йейтса. Это искусство. (Ужасный смех, в конце становится грустным). Все мертвы. Все, кроме нас с тобой, только мы и остались, что рассказать, как все было. И ты сделал выбор. Остановиться. А теперь ты приходишь сюда, чтобы покаяться, навестить старого Эза в дурдоме, и спрашиваешь, нужны ли мне ручки. РУЧКИ? МНЕ НУЖНЫ РУЧКИ? Я БУДУ СОВАТЬ ПАЛЬЦЫ В ВЕНЫ И ПИСАТЬ КРОВЬЮ НА ЧЕРТОВЫХ СТЕНАХ, ПОКА НЕ УМРУ! МНЕ НУЖНЫ РУЧКИ? И ТЫ СДЕЛАЛ ВЫБОР? (Пауза). Как я их любил. Всех этих безумных поэтов. Все эту красоту, потерянную навсегда. (ПАУНД смотрит вдаль. АРМИТЕЙДЖ смотрит на ЭЛИЗАБЕТ через сцену. Звякает маленький колокольчик).
Картина 4: Умеренность
БЛАВАТСКАЯ (переворачивает карту). Умеренность, непонятая бабенка, лишь изредка разбавляющая воду вином, последнее прибежище неудачливого сластолюбца, святость. Она убивает. Пожалеем их.
(ЭЛИЗАБЕТ танцует, все равно что. в трико, под вальс Шопена № 3 в тональности ля-минор. АРМИТЕЙДЖ, молодой, не может оторвать от нее глаз).
ЙЕЙТС (сидит за столом). Дорогая Мод! Недавно твоя подруга Элизабет познакомила меня с молодым американским поэтом, зовут его, если не ошибаюсь, Дэвид Армитейдж, который интересуется местонахождением Бога. Я пожелал ему удачи в его поисках, хотя, должен признаться, шансы его оцениваю весьма скептически. Элизабет остается очаровательной и категоричной, как и всегда, и я думаю, что-то у них может сложиться. Бедные дети.
ЭЛИЗАБЕТ (танцует, очень эротично, но как бы не для того, чтобы завести АРМИТЕЙДЖА, даже не смотрит на него). Бедный мистер Йейтс. Он такой душка. Ты слышал историю его трагической любви к Мод Гонн.
АРМИТЕЙДЖ (захваченный танцем ЭЛИЗАБЕТ). Извини, я не слушал.
ЭЛИЗАБЕТ. Она очень грустная. Хотя на самом деле нет. Она не подпустила его к себе. Я решила, что сама идея трагедии – это не мое, я ее переросла. И, разумеется, она была совершенно права. Он – добрый человек и прекрасный поэт, но Мод хочет свободы, чтобы взрывать англичан, и, думаю, она никому не позволит ее остановить, если ей так сильно этого хочется. Я не понимаю, почему женщина не может быть, кем угодно. Я хочу увидеть женщину Папой Римским.
АРМИТЕЙДЖ. Мне англичане нравятся.
ЭЛИЗАБЕТ. Да, мне тоже, но речь не об этом. Дэвид, ты думаешь, я говорю чушь, так? Ты думаешь, из женщины выйдет ужасный Папа Римский, признай это.
АРМИТЕЙДЖ. Элизабет, мне совершенно без разницы все, связанное с Папой Римским. Я принадлежу к епископальной церкви. Так что волнуюсь о менее важном. Если возникнет такая необходимость, полагаю, не будут меня мучить угрызения совести, выдвигая мисс Гонн или любую женщину по твоему выбору в Папы Римские, хотя в данном случае речь должна идти о Маме Римской, но при условии, что она не будет взрывать англичан. Любую женщину, за исключением тебя, потому что, если честно, я не хочу, чтобы ты давала обеты безбрачия.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Анима мунди (лат. anima mundi) – мировая душа, единая внутренняя природа мира, мыслимая как живое существо, обладающее стремлениями, представлениями и чувствами.
2
Театр может заменить песню любой того же периода и оборвать в удобном месте…
3
Одна из самых старых баллад на английском языке. Возможно, лорд Рэндол – лорд Рэндольф, 6-й граф Честера, который умер в 1232 г. Его отравила жена. При необходимости театр может сделать свой перевод:
Oh where ha you been Lord Randall, my son
And where have you been, my something young man?
I ha been to the wildwood mother mak my bed soon
For I’m weary wi hunting and got to lay down
Oh I met with my true love mother mak my bed soon
For I’m weary wi hunting and got to lay down.
4
Значительное место в творчестве Дона Нигро занимает сага «Пендрагон-Армитейдж», о городке Армитейдж в штате Огайо.
5
Эрнест Кристофер Доусон/ Ernest Christopher Dowson (1867–1900) – английский поэт и писатель.
6
Отсылка к стихотворению Йейтса.