Босиком на закате

Папа пошёл бродить по морю, поэтому номер был в моём распоряжении. Я встала напротив зеркала, висящего на покосившейся дверце шкафа, и чуть не застонала от осознания новой проблемы. Надо было срочно придумать, в чём пойти.

«Эх, нет тут Киры! Вот уж кому всегда собраться легко. Правда она бы засыпала вопросами о нём и одарила бы многозначительным взглядом. В её понимании, если у меня появляется друг, то мы обязательно должны встречаться», – я улыбнулась своим мыслям. Кира – моя подруга детства, и она всегда понимала меня лучше других. Но вот если я ей проболталась о том, что у меня появился друг, она сразу начинает строить в голове планы о свадьбе. В этом плане она неисправима.

Наконец, когда на мне красовался лёгкий светлый сарафан чуть ниже колена, я окинула взглядом струящиеся причудливыми волнами русые волосы за своей спиной. Они местами отдавали золотым, а иногда и вовсе переходили в каштановый оттенок. Я довольно кивнула своему отражению. Пора. Провожаю себя как на торжественную церемонию, честное слово.

***

Мы с Джастином лежали на песке около моря и смотрели на звёзды. Шум волн Индийского океана напевал свою мелодию, успокаивая и усыпляя.

– Мне порой так хочется, чтобы всё было по-другому. Я мечтала о многом, но сейчас всё больше понимаю, что это невозможно. – Глядя на звёзды, я почему-то всегда вспоминала своё прошлое. Слёзы так и наворачивались на глаза от некоторых особенно печальных воспоминаний.

– Почему? Не стоит пытаться изменить то, что было. Иногда нужно просто поменять то, что есть. Мы все переживаем жизненные уроки, которые остаются невидимыми шрамами. Но эти шрамы можно вылечить.

– Если заживут все шрамы, появится место для новых, – задумчиво, но каким-то смирившимся голосом протянула я. Только сейчас, повернув голову, я заметила, что Джастин всё это время неотрывно смотрел на меня.

И я не стала отводить взгляд. Мы лежали, глядя друг другу в глаза, пока недалеко от нас не заиграла песня под названием «You And Me»2. Джастин встал, протянул мне руку. Я послушно поднялась за ним следом, а он, не говоря ни слова, повёл меня в танце.

Я в одну секунду позабыла всё на свете: все мои грустные мысли и воспоминания будто растворились в пространстве. Я даже плохо отдавала отчёт своим движениям, – единственное, о чём я сейчас думала, так это то, как мне хорошо и спокойно рядом с Ним. Я чувствовала, что мне сейчас ничего не грозит. Звёзды, шум прибоя, музыка, остывший песок под ногами и тёплые руки Джастина слились воедино, позволяя забыться в танце. Так хотелось остаться в этом маленьком волшебном мире навечно, закрыться за прозрачным непреодолимым куполом от вселенной со всеми её возможными проблемами и неудачами, попросить весь существующий мир подождать и выделить ещё хоть минутку для нашего личного мира, такого маленького, невинного, временного. Нашего мира.

***

Позже, засыпая, я не могла перестать улыбаться. Как же хотелось, чтобы такие фантастические минуты повторялись как можно чаще! В такие моменты всё кажется понятным. Всё, кроме одного: в этот раз я испытала какую-то новую эмоцию, новое чувство, над тайной которого пока приходилось только гадать.

Глава 5

Утром я проснулась под пение птиц за окном. На часах было не больше восьми, и папа всё ещё похрапывал, вместе с пернатыми создавая горе-оркестр. Решив дать главному «инструменту ансамбля» подольше поспать, я тихонько спустилась в сад у гостиницы.

Я отправилась вглубь заросшей пальмами, цветущими кустами и прочими растениями лужайки. Тут, на улице, главный инструмент уступал чириканью птиц, позволив насладится их акапеллой. В то время как остальные обитатели отеля и не думали выбираться из кроватей, я позволила себе неспешным шагом пройтись в одиночестве и отдаться своим размышлениям.

Большую часть моих мыслей занимал именно вчерашний вечер, когда мы с Джастином танцевали под звёздами. Я прокручивала в сознании эти пару минут, пока каждой клеточкой заново не прочувствовала всё так, как запомнила.

Загадочное явление – звёзды. Они светят много тысяч лет. Наши предки, те, что жили десятки веков назад, также выходили на улицу ночью и разглядывали причудливые белые огоньки. Их увидят и наши последователи. Возможно, потом звёзды будут известными человеку не хуже родной планеты. Но сейчас, несмотря на уже доказанные факты, звёзды остаются великой загадкой если не для обычного человека, то для таких, как я – мечтателей – точно. Их можно сравнивать с чем-либо, олицетворять и ассоциировать сколько душе угодно, однако надо признать, что они смотрят на нас всех свысока, они могут оценивать и, возможно, даже критиковать нас – поколения. Для звезды человеческая жизнь ничтожно мала и коротка, и поэтому она способна увидеть и запомнить миллиарды жизней из разных тысячелетий, тем самым связывая всех нас крепкими, невидимыми узлами, о существовании которых многие даже не догадываются. Отдельное внимание нужно уделить людям, у которых появляются похожие мысли, глядя на эти далёкие от нас космические тела под названием звёзды. Так люди неосознанно делятся на группы, которые их так же тайно связывают.

То же самое можно сказать и про океан – где-то там, глубоко в подводном мире, может находиться капля, которая упала вместе с дождём на глазах у наших прабабушки или прадедушки, имена которых уже давно затерялись в истории. Но, быть может, именно эту каплю вынесло волной, и она только что стекла вниз по щеке, оставив от себя крохотную молекулу прошлого. Или вот тот причудливый камешек, что морская вода так любезно принесла потоком прямо мне в ладонь, – кто знает, а его могла бросить в воду моя прапрабабушка, будучи ещё маленькой девочкой. Забавно, не так ли? Но, действительно, это, увы, никому не известно. Об этом можно только гадать.

И всё же, сколько бы раз я ни прошлась вдоль трёх растущих в ряд пальм, бассейна, шести шезлонгов и двух столиков, а также мимо сонного работника отеля, что лениво болтает ложкой в чашке с традиционным индийским чаем со специями, сколько бы ни проделывала обратный маршрут, а всё же основной вопрос выяснить у самой себя так и не удалось: почему меня из раза в раз всё больше тянет к Джастину? Почему мне кажется, что именно он – причина, из-за которой так не хочется уезжать?

Стоило мне в который раз задать себе подобный вопрос, на этот раз уже вслух, чуть не выкрикнув его, как я увидела эту самую причину, стремительно сокращающую между нами расстояние.

– Привет! – Причина по имени Мучающий-Мой-Разум-День-И-Ночь-Джастин осторожно обняла меня. – Я тут проходил мимо и увидел тебя. Я думал, ты ещё спишь.

«Из-за тебя-то и не сплю!», – подумала я, ласково улыбнувшись.

Совсем скоро Джастин ушёл так же быстро, как и появился, сославшись на неотложные дела. Он прошмыгнул за калитку, выплеснув на траву немного тростникового сока из своего стакана, который всё это время покоился в его руке, а я, пожав плечами, развернулась и задумчиво побрела назад в номер отеля.

«Может, я столько раз перекручиваю в голове наши разговоры, потому что он говорит по-английски? А что, это всё объясняет». Не найдя лучшей отговорки, я со спокойной душой решила, что пора заканчивать утреннюю прогулку и, наконец, сходить на завтрак, который я в первый раз умудрилась не проспать. К слову, папу пришлось будить и лишать оркестр основного музыкального сопровождения.

***

Ближе к вечеру Джастин нашёл меня читающей очередную книгу на лежаке. Он быстро оторвал меня от этого, по его мнению, скучного по сравнению с реальной жизнью романа и позвал петь с ним. После долгих уговоров я согласилась лишь на одну песню, и в итоге мы оба остались более-менее довольными. По окончанию концерта Джастин взял меня за руку и повёл на другой конец пляжа, где почти никого и ничего не было, за исключением многочисленных булыжников и крабов на них.

– Когда вы улетаете? – Джастин как всегда неотрывно смотрел на меня.

– Послезавтра ночью. Так не хочется возвращаться! – пожаловалась я, сидя на камне, опустив ноги в воду и допивая кокосовое молоко.

– Знаешь, я слышал, что в последнее время учёные и врачи по всему миру много спорят о каком-то вирусе. Насколько я понял, это вроде гриппа, только в разы сильнее. Говорят, он убивает тех, кто достиг девятнадцати лет. Вот только он очень быстро распространяется, и пока что никто не нашёл от него вакцину.

– И много людей умирает?

– Почти все заразившиеся. Я не знаю, правда это или нет, но береги своих близких.

Я ничего не ответила. В это было трудно поверить, но Джастин говорил очень серьёзно и взволнованно. В любом случае я решила, что не стоит паниковать, пока всё не подтвердится.

Глава 6

Настал день нашего отъезда. С первой встречи с Джастином прошло полторы недели, но за это время я поняла, как сильно к нему привыкла. Весь отдых пролетел, как один день. Если подумать, то воспоминаний осталось много, но в общем всё это закончилось слишком быстро. Уезжать совсем не хотелось. В этот вечер мы, как обычно, сидели на пляже, глядя на закат. Солнце как будто опускалось всё глубже в воду, и я понимала, что прощаюсь с ним как минимум на год: и с солнцем, и с Джастином. Меня снова ждали холодная зима, множество повседневных проблем и мой маленький забытый всеми городок.

Мы сидели за столиком на побережье, ловя последние солнечные лучи. Я с головой погрузилась в свои мысли, из раза в раз прокручивая все события последних двух недель, что я здесь, улыбаясь каким-то моментам. Например, весьма забавным было то, как нас встретил хозяин отеля: он молча взял мою руку, повернул, как-то надавил на костяшку пальца, и та звонко хрустнула. На мой ошеломлённый и полный непонимания взгляд он никак не отреагировал, а просто проделал ту же операцию с другими гостями. Или то, как я кормила с руки маленьких обезьянок, которые бегали за нами по деревьям и камням, как у меня состоялся очень глупый разговор с одним из местных индийцев: я попросту не поняла, что он у меня спрашивал, и решила на всё утвердительно кивать головой. Наверное, он посчитал меня какой-нибудь умственно-отсталой, но теперь мне было всё равно. Сейчас я просто не выносила мысли о том, что совсем скоро придётся уехать.

– Протяни руку. – Голос Джастина вывел меня из раздумий.

Он осторожно завязал вокруг моего запястья красивый браслет. На нитку были натянуты различные бусины, ракушки и фигурки слонов.

– Обещай мне, что вернёшься. – Он протянул мне аккуратно свёрнутый листок бумаги со своим номером телефона. – Позвони, как прилетишь домой. Я буду ждать.

Мы просидели на берегу моря до тех пор, пока на небе не стали робко появляться первые звёздочки. Потом Джастин проводил меня до отеля, в то время как до самолёта оставалось всего несколько часов.

Мы шли по засыпанной песком дорожке, неловко поглядывая друг на друга. Наши руки иногда случайно, а может и специально, соприкасались, а время предательски быстро, будто издеваясь, вело к неизбежному. Я в последний раз захожу в калитку, ведущую на территорию гостиницы, в последний раз поднимаюсь на третий этаж немного странного здания по уже успевшей стать родной лестнице, открываю заедавший то и дело замок на двери, на удивление, с первого раза, когда так хочется растянуть время, захожу в неожиданно ставшую любимой ненавистную ванную комнату со сломанным душем, закрываю балконную дверь и задёргиваю бордовыми шторами окно у изголовья кровати, и всё это в последний раз. В последний раз в этом году, который может показаться целой жизнью.

Мы с папой берём чемодан, сумку, набитую вещами в самый край, вешаем каждый себе на плечи по рюкзаку, закрываем дверь, спускаемся вниз по лестнице, где меня терпеливо ждёт Джастин. В последний раз.

Как бы мы не оттягивали этот момент, через какое-то время за нами приехал автобус. Дальше всё было как в тумане: вот Джастин меня обнимает, что-то шепча на ухо, и я, уже из автобуса, со слезами на глазах машу ему рукой и мысленно клянусь, что обязательно скоро приеду к нему.

***

Автобус быстро мчался по опустевшим дорогам одного из самых маленьких штатов этой большой, необычной страны. Гоа каждый раз поражал меня чем-то новым, неизведанным. Его улицы удивляли той особой атмосферой, которой обладали. Темнокожие индианки в красивых сари и с множеством украшений на лице, руках и ногах, индусы с причудливыми красными точками на лбу, большое количество торговцев, пальм, бродячих, но очень ласковых собак и даже коров, что ходят по улицам сами по себе, палящее солнце, прогревающее земную поверхность настолько, что та едва успевает остывать к утру, из-за чего температура воздуха днём не сильно отличается от ночной, великолепные закаты, что почти невозможно отличить от умелой работы кисти опытного художника, – всё это составляющие одной чуткой и еле заметной картины, но ясно видимой для тех, кто однажды рассмотрел её среди мелких недостатков, и теперь она даже на один день не может покинуть сердце неосознанно влюбившегося в это видение человека.

За три года я отметила для себя одну необычную деталь: все местные жители выходят работать на улицу с восходом солнца, за считанные минуты создавая абсолютно везде столпотворения людей, а как только последние лучи солнца осторожно касаются земли, все убегают домой, и дороги стремительно опустошаются. Максимум, кого можно встретить на улице с наступлением темноты, так это туристов, выбравшихся по делам после рабочего дня индийцев, тех, кто работает допоздна или тех, кто просто не успел добраться до дома. И то, как только у всех заканчивается ночная жизнь, город тонет во тьме, будто бы все представители местного населения разом вымерли: нет машин и скутеров, не работают магазины и ларьки, дороги не освещают яркие разноцветные вывески и рекламы, а фонарей и вовсе нет в помине. Для жителя другой страны это может показаться странным и пугающим, но на самом деле такая особенность, если посмотреть на неё по-другому, достаточно интересна. Мои, например, размышления этот факт занимал достаточно долгое время.

Собраться с мыслями мне помешал папа, который почти насильно одел на меня наушники с играющей в них песней «Тише, послушай»3. Стоило мне вслушаться в слова, которые так явно напоминали о нашем с Джастином разговоре под звёздами и танце, как запоздалые слёзы хлынули из моих глаз нескончаемым потоком.

«Нас на танец приглашает ночь.

Дай мне руку, время прочь.

Всё плохое позабудь сейчас,

Ритм атакует нас», – слова песни эхом отдались у меня в голове.

Я резко сбросила наушники, прекращая эту пытку. В салоне автобуса было темно, и папа не мог разглядеть моих слёз. Я легко отмахнулась отговоркой про то, что хочу спать. Конечно, он и не догадывался, как тяжело мне слушать эти безобидные строчки, ведь он не знал о произошедшем. И всё же, как, чёрт возьми, как можно было так «удачно» подобрать для меня песню?! Неужели среди всех не нашлось другой? Я не имею права на него обижаться, он, по сути, не виноват, но эта нелепая случайность глубоко засела мне в душу.

Прижавшись головой к стеклу подскакивающего на каждой кочке, которых было немало, словно от взрыва бомбы, и без того разваливающегося на части автобуса, я дала волю слезам. Вряд ли до дома ещё выпадет шанс выпустить накопившиеся эмоции и при этом остаться незамеченной. Я просто ненавидела показывать людям свои слабости, особенно посторонним, и особенно, если меня будут пытаться успокоить, или того хуже развеселить, как это любит делать папа. А он, плюс ко всему, начнёт расспрашивать, что случилось, а я буду просто не в состоянии ему ответить. Поэтому лучше тихонько выплакаться, пока никто не видит, а дальше идти с высоко поднятой головой, наплевав на бурю сносящих с ног эмоций, чтобы ни одна живая душа не догадалась о моём внутреннем состоянии. Когда-то давно я решила, что позволю себе быть слабой только с несколькими самыми близкими людьми, когда мы останемся наедине. Пора выполнять своё обещание.

Глава 7

Приехав в аэропорт, мы сразу встали в длинную очередь. Повсюду были жители Индии, с интересом разглядывающие нас: белых, сонных и грустных туристов, отчаянно цеплявшихся за последние минуты, проведённые на тёплом морском воздухе, в этом по-своему райском уголке мира. Вокруг ходили не менее сонные индианки в своих сари. Вдруг в мою голову пришла абсолютно странная для моего состояния мысль, которую я никак не ждала у себя в сознании, особенно сейчас: «Чёрт, я опять забыла купить себе сари!». Пока мы ждали, я решила, что будет надёжнее, если я положу заветную бумажку с номером Джастина в сумку, которую мы сдадим в багаж. Мало ли, что может случиться в самолёте. Вдруг выпадет куда-то.

Тем временем очередь двигалась с очень медленной скоростью. После того, как мы прошли регистрацию, сдали багаж, избавившись от чемодана и дорожной сумки, мы, радостные, что нудные ожидания закончились, направились дальше, где очередь, как оказалось, и не думала кончаться.

Вяло передвигая ногами, построившиеся в колонну туристы со скоростью старой черепахи двигались к месту для личного досмотра. То и дело зевая от скуки, мне ничего не оставалось, кроме как стоять, задумавшись. Пустой аэропорт вёл нас замысловатыми коридорами, по которым нехотя ползла очередь.

Со временем ноги стали затекать, а сонные мысли путаться. Глаза так и намеривались захлопнуться, повалив меня с ног. Я поняла, что если и дальше буду вести настолько активную мозговую деятельность, то моя голова, уже и так поникшая, по ощущениям будет не легче булыжника. Мне срочно нужно было хоть с кем-то поговорить, ведь мозг отказывался укладывать всю полученную и вдобавок созданную мной несвязанную информацию.

– Пап, мама что-нибудь писала тебе?

– Нет. Спит, наверное. Там же на два с половиной часа меньше.

Разговор как-то не вязался, а громко обсуждающие что-то впереди люди мешали. Со временем единственное занятие, а именно разглядывание и оценивание спереди стоящей группы молодёжи, начало неимоверно раздражать.

Когда очередь, наконец, прижалась ближе к стене, я облокотилась о долгожданную опору и смогла хоть чуть-чуть размять ноги.

– Теперь я понял, почему нас привезли сюда за четыре часа до вылета, – подал признаки жизни папа.

Я проследила за его взглядом и увидела, что он выглядывает конец этой проклятой очереди. Из его утверждения легко было сделать вывод, что стоять нам ещё предстоит долго.

Переслушанные по десять раз подряд каждая песни даже мне уже начали изрядно надоедать. Ни стула, ни скамейки до сих пор на горизонте видно не было, а ноги сгибались пополам под весом уставшего тела, как, собственно, и спина.

И вот, как свет в конце туннеля, приближался заветный конец очереди. В итоге все четыре часа мы простояли в ожидании, и все эти четыре часа я думала о Джастине. Я ещё не улетела, а уже думала о том, чтобы вернуться. Странное ощущение.

Последняя стоящая впереди нас молодая пара с ребёнком лет пяти забрала все свои документы, подхватила малыша и сумки на руки и уступила место нам.

«Свобода, – пело сердце, – наконец можно спокойно посидеть в зале ожидания, побродить по магазинам и сфотографироваться на фоне окна, купить сок, в конце концов!»

Ужасно измотанные, мы пошли за таким желанным питьём. Единственное, что не могло не настораживать – это отсутствие назойливого голоса, объявляющего о начале посадки.

– Так, сколько у нас ещё времени? – спросил папа сам у себя. – Что-то народу не видно. Куда делись все люди из очереди?

Мы, как две потерянные собаки, быстро замотали головами во все стороны. И правда, людей практически не было.

– Посадка должна была начаться минут сорок назад. – Папа поудобнее перехватил свалившийся с плеч рюкзак.

– Странно… И где все?

Оставшийся без ответа вопрос повис в воздухе.

– Пошли. – Папа взял меня за руку и повёл в один из широких коридоров за стеклянной дверью. Пол был застелен синим ковром с коротким ворсом и причудливым разноцветным узором на нём. Коридор плавно спускался вниз, ко входу в рукав, ведущий к самолёту, где нас и ждала ещё одна очередь.

Не зная, плакать им или смеяться, входившие люди начинали громко возмущаться, хоть и не всерьёз. У большинства при виде этого пейзажа вырывался нервный смешок, стали завязываться короткие шуточные диалоги на эту тему. Уставшие маленькие дети побросали дорожные подушки на тот самый ковёр и повалились сверху. В такие моменты начинаю завидовать малышам, так как им за такую шалость никто и слова не скажет, а мне приходится молча смотреть на это, потирая от усталости ноги.

Когда мы сидели на своих местах в самолёте, счастью не было предела, хоть и сил на его проявление не осталось. Короткое сообщение всем возможным контактам телефона «Взлетаем», и гигантская летающая машина оторвалась от земли.

Полёт прошёл гладко, а как только под нами появились заснеженные поля и верхушки деревьев, мы с отцом по нашей традиции стали перекидываться фразами, вроде: «Разворачивайтесь, я хочу назад!» или «А можно меня на обратный рейс посадить?». Под конец этого обычая папа важным голосом, глядя в иллюминатор, добавил:

– Дамы и господа, объявлена нелётная погода, и мы вынуждены вернуться в Гоа и совершить посадку там.

Я лишь грустно улыбнулась. Если бы эта шутка стала реальностью, если бы мне можно было вернуться к Джастину…

***

Долгий полёт и мои переживания дали о себе знать: я прилетела кислая, уставшая и разбитая. А впереди ещё ожидание багажа. Лента номер девять, и снова нужно ждать. Наш чемодан приехал одним из первых, а вот сумки нигде не было. Людей вокруг становилось всё меньше. Я не отрывала взгляда от багажной ленты в течение полутора часов, и вот я увидела, как чей-то последний чемодан лениво ползёт в нашу сторону. Я кинула встревоженный взгляд на отца. Он, не показывая признаков беспокойства, сказал, чтобы я ждала его тут, пока он пойдёт узнавать, в чём дело.

Я решила не терять времени и привести себя в порядок. Прислонив рюкзак к большой колонне, я стала копаться в своих вещах в поиске расчески и наткнулась на косметичку, в которой раньше лежал листок, отданный мне Джастином. Я открыла её и первые мгновения была в ужасе от того, что не увидела там записки, но потом быстро успокоилась, вспомнив, что она в багаже. И вдруг сонная я осознала, что сумку, в которой лежала та бумажка, мы так и не нашли. У меня началась настоящая паника. Как я свяжусь с Джастином, если не найду её? Что он подумает? Как мы потом встретимся?

За то время, что я там стояла, я успела тысячу раз отругать себя за свою врождённую рассеянность, что проявлялась в самые ответственные моменты. Вскоре я увидела приближающегося отца.

– Ну что? – Я только сейчас заметила, что он вернулся без сумки.

– Пока ничего. Я оставил им свой телефон. Как только они найдут сумку – сразу позвонят. Но я бы не очень надеялся, что она найдётся.

«Как жизнерадостно», – скривилась я.

Я готова была разорваться. Зачем я положила её туда?! Неужели не могла всё оставить, как есть?

Но делать было нечего. Пришлось ехать домой без сумки, без записки, без моей надежды.

Глава 8

Папа отвез меня домой, а сам уехал к себе. На пороге меня встретили радостные мама, бабушка, две сестры и брат. Они заключили меня в крепкие объятья, набросившись со всех сторон. Накормив меня вкусным домашним обедом, они принялись расспрашивать меня обо всём: и о моих общих впечатлениях, и о самых детальных подробностях поездки, и даже о таких мелочах, как места в самолёте. Я старалась выглядеть как можно более жизнерадостной, но ввиду усталости это плохо получалось.

Конечно, разговор не прошёл без упоминания Джастина. Я рассказала о нём всё от и до: кто он, откуда, как мы познакомились, про наши прогулки и танец под ночным небом. Меня пытались всячески утешить, но на меня ничего не действовало.

Ночью, засыпая, я не сразу поняла, что по моим щекам текут слёзы, а подушка уже вся насквозь мокрая, будто от осеннего ливня. В голове крутилось лишь одно слово, вот уже столько времени не дававшее мне покоя: «Джастин». Так я не заметила, как уснула, прокручивая в мыслях счастливые воспоминания, связанные с ним.

***

Прошла неделя. Из меня никто не мог вытянуть ни единого весёлого слова, что прямо мне противоречило. Теперь я просто сидела у себя в комнате, разглядывая фотографии с Джастином и подаренный им браслет. Я очень по нему скучала.

Забравшись с ногами на подоконник, завернувшись в плед и попивая остывшее какао, я смотрела в окно. На улице валил снег, покрывая всё вокруг белой пеленой мороза. Чтобы хоть как-то разложить атакующие меня мысли по полочкам, я взяла старый дневник и начала писать.

Разобраться в своих эмоциях мне всегда помогали стихи. Это то, во что можно вложить все переживания, все чувства, понять их и осмыслить. Я переживала одни из самых тяжёлых периодов своей жизни с карандашом и листком в руках, рисуя схемы размера стихотворений. Так я выпускала свой гнев, раздражение, печаль или радость, и с успокоившимися эмоциями дальше занималась своими делами. Таким образом я не срывалась на других, а просто запиралась в комнате, творила, а потом, как ни в чём не бывало, возвращалась к жизни.