Полная версия
Сибирская вендетта
– Ты издеваешься? Как я докажу их виновность?
– Что значит – как? Рэкет, вымогательства, убийства. Что у тебя, данных мало? Я тебе рассказывать должен, как с преступностью бороться?
– Это не преступность, Андрюша, – проговорил Виктор Викторович дрогнувшим голосом. – Это способ нашего существования.
– Тогда я не понимаю, зачем вы все тут сидите? – произнёс Андрей, пристально глядя полковнику в глаза.
– Кто это – вы? – вскинулся тот.
– Полиция, Росгвардия, ФСБ!
– Мы поддерживаем равновесие. Не было бы нас, не было бы ничего. По улицам вообще нельзя было бы пройти.
– А сейчас можно?
– Сейчас можно. Если, конечно, не нарываться.
– Всё ясно, – молвил Андрей и поднялся.
– Ты куда?
– Пообедаю, а потом в спортзал поеду. У меня три группы вечером.
– Ты бы отменил тренировки. Добром это не кончится.
– Ничего. Они меня так просто не возьмут. Я эту мразь давить буду, как клопов!
Виктор Викторович лишь шмыгнул носом.
Они дошли до порога и остановились. Виктор Викторович взялся за дверную ручку и покосился на Андрея.
– У меня плохое предчувствие. Может, и не увидимся больше.
– Увидимся, – бодро ответил Андрей. Крепко пожал мягкую расслабленную руку полковника и вышел.
Андрей неспешно пообедал в кафе, а затем отправился в охранную фирму, сотрудников которой учил отражать нападения озверевшего противника.
Директор фирмы, которого все звали Максом, – невысокий, пухлый и очень спокойный человечек с внимательным взглядом синих глаз – принял его в своем кабинете. Мягкие кожаные кресла, большой полированный стол, кнопочный телефон, рация на столе, сейф с оружием, пепельница с окурками – всё как положено. Директор был покладистый малый, зато заместители у него подобрались железобетонные, так что требуемое равновесие поддерживалось. За тренировки фирма платила исправно, сотрудничали они давно. Андрей не хотел подводить своего партнера, потому и приехал.
Он сел в кресло, утонув в нём до самых глаз, и начал так:
– Может быть, я больше не смогу тренировать ваших ребят, Максим Станиславович.
– А что такое? – вскинулся тот. – Мы что, мало платим? Так давайте это обсудим. Я со своей стороны…
– Дело не в деньгах, – прервал Андрей. – Проблема в другом. Кажется, на меня открыли охоту.
Директор замер с вытянутой рукой, в пальцах была зажата сигарета, синий дымок красивой змейкой вился к потолку.
– Охота? На вас? С чего вы взяли?
Андрей положил руки на мягкие подлокотники, костяшки пальцев на обеих его руках были разбиты и выглядели безобразно. Смотреть на них было жутковато.
– Да я тут повоспитывал одного деятеля, – как бы с сомнением произнёс Андрей. – А сегодня на меня напали четверо, прямо в подъезде, все со стволами. Так что я ничего не могу гарантировать. Если так дальше пойдёт, то боюсь, что мне станет не до тренировок.
– Но погодите, давайте всё обсудим как следует, – Макс живо поднялся и заходил по кабинету, – мы дадим вам телохранителя, или даже двух, самых лучших. Всё это бесплатно, за наш счёт!
Андрей улыбнулся, покачал головой.
– Максим Станиславович, я прекрасно знаю, чего стоят ваши телохранители. Чего стоят любые, самые хорошие телохранители! Они еще никого ни от чего не уберегли. Это в кино они заслоняют хозяев своими телами. А в реальной жизни… вы лучше меня знаете, как оно бывает в действительности.
Директор отвернулся. Другому бы он, конечно, возразил. Но только не Андрею Глотову, знавшему наперечёт всех его бойцов.
– А кто на вас напал? – вдруг опомнился он. – Вы их знаете?
– Нет, не знаю. Да и какая разница? Обидно, что мои ребята могут из-за меня пострадать. Если со мной что-нибудь случится, кто их тренировать будет? Вот и перед вами у меня есть обязательства. Всем я чего-то должен.
– Может, всё не так уж плохо? – спросил директор, но по голосу было ясно, что он сам не верит себе.
– Может, и не плохо. Возможно, что у меня всё отлично! – сказал Андрей и решительно поднялся. – Но я вот что хочу сказать. Если со мной произойдёт что-нибудь непредвиденное, тренировать ваших охранников будет мой ученик – Коля Гинкулов. Вот его телефон. Я его предупрежу. На некоторое время он меня заменит. А потом что-нибудь придумаете. В Иркутске много хороших мастеров.
Макс взял бумажку и не глядя сунул в нагрудный карман.
– Таких, как вы, больше нет.
Андрей молча повернулся и пошел из кабинета.
– Погодите, ведь мы же ничего не решили! – услышал он вслед. – Мы выставим пост у вашего дома, ваш дом будут охранять круглосуточно!
– Не надо, всё это лишнее, – пробормотал Андрей на ходу. – Домой они больше не сунутся. Да и я там жить теперь не буду. – Последнее послышалось уже из коридора.
Охранник на выходе поспешно распахнул бронированную дверь, и все находившиеся в дежурной комнате, словно по команде, поднялись со своих мест. Кто такой Андрей Глотов, они хорошо знали. Здесь привыкли уважать сильных людей, несмотря даже на то, что эти люди читают Достоевского и цитируют Шекспира в подлиннике.
* * *Два дня прошло спокойно. Андрей проводил тренировки по расписанию, спокойно ездил на своей машине по городу и уже начинал думать, что всё обойдется, никто больше к нему не сунется, и ему больше не придётся калечить людей. Но внутренний голос подсказывал: ещё ничего не закончилось, будут и нападения из-за угла, будут и покалеченные недоумки. Он понимал, что нужно что-то делать, как-то готовиться к нападению. Но как? Противник выжидал, выслеживал добычу из засады, и нельзя было угадать, где и когда он нанесёт удар. Оставалось только ждать да надеяться на интуицию, которая до сих пор Андрея не подводила.
Смерти Андрей Глотов не боялся. Боли – тоже. Терять в жизни ему было нечего, если, конечно, не считать те немногие материальные блага, что он успел приобрести в последние годы – трехкомнатную квартиру в центре города и довольно тряскую машину с двухсоттысячным пробегом, – за роскошью он не гнался, хотя и мог её себе позволить. Семьи у него не было. Вернее, была когда-то, но это относилось к столь отдалённым временам, что казалось теперь чем-то нереальным, почти сказочным (а лучше сказать – кошмарным). Семейная жизнь не сложилась, как говорят в таких случаях. То есть поначалу всё складывалось удачно: жена – умница и красавица, дочурка – ей под стать. Спокойный налаженный быт, где всё заранее известно и разложено по полочкам. Всё было чудесно до поры, пока однажды вдруг не выяснилось, что жена ему изменяет, причём делает это с необыкновенной лёгкостью, особо даже и не скрываясь и чуть ли не гордясь такой раскрепощённостью и продвинутостью во взглядах на общественные институты и семейные ценности. Андрей, как водится, узнал об измене последним. Уже соседи опускали взгляд и торопились незаметно прошмыгнуть вдоль стенки (очевидно, стыдясь за него), подруги жены стали неожиданно замолкать на полуслове и как-то странно на него поглядывать, словно желая что-то сказать. И даже дочка как будто о чём-то догадывалась. Но дочь была еще слишком мала и не могла ни на что повлиять. Зато принял меры Андрей, и довольно крутые. Нет, он не стал наматывать каштановые волосы жены на кулак, не таскал её по полу и не охаживал по бокам, приговаривая: вот тебе, вот тебе! – подобная дикость была ему чужда. Разве можно вернуть любовь силой, заставить жену быть верной при помощи кулаков? Вместо этого Андрей предложил супруге выметаться из квартиры на все четыре стороны, но в конце концов ушёл сам – в лучших традициях интеллигенции, хотя интеллигентом он не был и даже не мечтал быть.
Теперь, десять лет спустя, у его дочери был очередной – шестой или седьмой по счёту папа. Сама дочь стала ему чужой. Она стала похожа на пигалицу и требовала время от времени от отца деньги – то на сапоги, то на модную куртку, то на учёбу… Андрей после этого так и не женился. Наверное, он был из разряда однолюбов – полюбил единственный раз в жизни, и вот такая незадача! Жена, конечно же, не знала о том, что он однолюб. Да и вряд ли она способна была понять – что это такое, ведь она не была однолюбкой. Да и странно это (в самом деле!) – всю жизнь любить одного человека, пускай достойного, пускай даже исключительного. Ведь есть множество других мужчин, и каждый из них по своему исключителен, интересен и загадочен! Имея огромный выбор, посвятить всю свою жизнь одному-единственному, принадлежать ему, исполнять его пошлые прихоти? Молодость так быстротечна, а соблазнов так много! Пройдёт жизнь – и нечего будет вспомнить под старость лет! И почему бы, в самом деле, однажды не сойти с ума и не броситься в омут запредельного счастья? Кому от этого плохо? Главное, чтобы муж не узнал…
Но мужья почему-то всегда узнают. Впрочем, как и жёны.
Зато теперь Андрей благословлял судьбу. Если бы жена ему не изменила десять лет назад, он не стал бы каратистом, то есть не стал бы настоящим каратистом – подлинным мастером этого древнего искусства. Фальшивую любовь он променял на подлинное мастерство, хотя это и стоило ему десяти лет изматывающих тренировок, ушибов и переломов, ежедневного самоограничения и жесточайшей дисциплины. Он вполне сознавал свою силу, ибо она была оплачена дорогой ценой – переломами ребер, выбитыми зубами, деформированными суставами, искривленными пальцами рук и ног. Он едва не ослеп, когда принялся с азартом набивать пальцы рук о мелкие камни, насыпанные в деревянный ящик. Пальцы экзекуцию выдержали, но окулист прямо ему заявил, что он потеряет зрение, если не умерит свой пыл. А пыл был очень силен! Да и куда было девать нерастраченную энергию любви и на какой предмет направить огонь обиды, способный испепелить человека изнутри? Одно время он хотел убить любовника жены. Потом хотел убить жену. А уж после – самого себя. Последнее желание было особенно сильным, и нельзя сказать, чтобы оно вовсе исчезло за десять лет. Рассуждая здраво, Андрей решил, что жизнью дорожить не стоит. Жизнь следует принимать как неизбежность, как работу, которую необходимо выполнять. Долг! Долг – прежде всего. Ничего, кроме долга. Хотя существует ещё карате. Великое боевое искусство, которому он посвятил всего себя, на которое ушли все душевные силы, вся нерастраченная энергия, вся любовь, вся ненависть, вся страсть души. Сначала это было простое увлечение, но вскоре это стало образом жизни. А теперь карате обратилось в его натуру. И это единственное, ради чего стоило жить.
А жену он давно простил. И даже не простил – слово это здесь не очень уместно. Она стала для него чужим человеком, в отношении которого подходят обычные слова вроде – простил, забыл, разлюбил. Полнейшее равнодушие, примерно такое, какое испытывает человек, глядя на статую в парке. Стоит – ну и чёрт с ней. Если завтра её унесут, никто и не заметит. Несколько раз он встречал жену на улице – и даже здоровался при этом. Но ничего не пошевелилось в душе. Хотя и ловил заискивающие взгляды, наблюдал уловки стареющей кокотки. Но взгляды проходили сквозь него, ничего не трогая и не возмущая, подобно невесомому нейтрино, которое пронизывает толщу Земли и уносится прочь в межзвёздные пучины. Одно лишь удивляло и ставило Андрея в тупик: как он мог связать судьбу с такой особой? Ведь получалось, что он был ей под стать – в той, прошлой жизни? Неужели он был таким кретином?
После этого у Андрея были подруги – всё же он был молодой и сильный мужчина. Природа брала своё. Чем выше поднимался он по лестнице спортивных успехов, тем настойчивее и откровеннее его добивался так называемый слабый пол. Время от времени он позволял той или иной особе приблизиться к себе. Но сам никогда не проявлял инициативы. Ни одной он не сказал: «люблю». Ни одной не дал надежды на продолжение отношений. И не потому, что не хотел любви и не верил в семейное счастье. Просто он уже не способен был полюбить, всё в нём выгорело дотла в те дни и недели, когда он переживал крушение своего первого и единственного подлинного чувства. Обманывать Андрей не умел, да и не хотел этому учиться. Вот и получилось, что дорожить в этой жизни ему было нечем. Портреты на стене да самурайский меч – вот самые дорогие вещи в его квартире. Всё остальное – мелочь и тщета. Оставалась, правда, еще дочь. Но ее он тоже потерял. У той хватило ума отказаться от отца, и произошло это в возрасте, в котором человек уже осознаёт свои поступки.
События эти разделили его жизнь надвое. Всё, что было до, словно бы отодвинулось в тень, подернулось дымкой призрачного сновидения. В это сновидение угодили все его одноклассники и товарищи по университету, коллеги по первой работе, соседи и просто знакомые. Сам он настолько изменился, что даже бывшие друзья перестали его узнавать и уже не приглашали на редкие встречи. Он и сам перестал откликаться на различные приглашения – будь то юбилей школы или какая-нибудь знаменательная дата. Прошлое умерло в его душе.
Поэтому, когда вечером пятого дня (после стычки в павильоне) Андрея остановил на улице рослый мужчина, в котором он не сразу узнал друга детства, Юрку Змановского, с которым они не виделись лет тридцать, то он растерялся. Юрка несколько лет был его лучшим другом в школе, пока его родители не переехали в другой район. Долго Андрей после жалел о потере такого товарища! Это был бесстрашный мальчик, рослый не по годам, и физически очень сильный. Андрей хорошо помнил, как Юра, учившийся тогда в первом классе, бросился с кулаками на третьеклассника, который был выше его на голову, и, что удивительно, поборол его, завалил на пол и едва не задавил противника, так что пришлось его стаскивать с поверженного врага. Андрей ожидал от Юры многого, но то, что он увидел, превзошло все ожидания. Перед ним стоял здоровяк ростом под метр девяносто, широкий в плечах, с крупной головой и таким лицом, которое сразу внушает уважение, если не трепет. Это было лицо человека, умеющего повелевать и не терпящего отказов. Костюм хорошего покроя, белоснежная рубашка с расстегнутым воротом, на шее – массивная золотая цепь. На среднем пальце правой руки – золотая печатка. Типичный набор крутого парня.
– Ну, здравствуй, что ли! – Юрий протянул руку.
Андрей ощутил крепкое рукопожатие, отметив про себя, что из такого захвата, если прихватит, не так то просто будет вырваться.
– Здравствуй, Юра. Ты как меня нашел?
– Как нашел? Да очень просто, – приятель рассмеялся. – Я уже давно за тобой слежу. Кто же не знает об успехах Андрея Глотова? Ведь я всем знакомым говорю: вот мой друг детства! Эх, Андрюха, как же я рад тебя видеть. Живём в одном городе, а столько лет не могли встретиться!
– Действительно, – пробормотал Андрей. Он не знал, как себя вести. Перед ним был чужой человек. Да, угадывался в нем тот далекий Юрка-первоклассник, с которым они таскали варенье из подполья и тузили неприятелей с соседней улицы. Но слишком уж много утекло воды с той поры. Андрей огляделся. – Ты как, пешком?
– Обижаешь, – покачал Юрий головой и показал на обочину, где стояла дорогая иномарка черного цвета.
– Твоя?
– Ну ясно море, что не тёщина.
Они развернулись и пошли к машине.
– Так ты женат? – спросил Андрей первое, что пришло на ум.
– Да ну её к… – молвил друг детства, присовокупив крепкое словцо, – лучше давай о тебе поговорим. Как ты живёшь?
– Нормально, – Андрей пожал плечами. – У меня всё в порядке.
– Может, проблемы какие есть? Ты не молчи. Я ведь не последний в городе человек.
Они приблизились к машине, Юрий открыл заднюю дверцу, жестом приглашая Андрея садиться.
– Вперёд! – распорядился Юрий, когда они устроились на заднем сиденье.
Двигатель бесшумно заработал, машина качнулась и плавно покатилась. Заголосил Вилли Токарев из мощных динамиков. Андрей усмехнулся – вкусы у братвы почти не изменились. Как и 20 лет назад, Вилли Токарев упивался своими фальшивыми чувствами:
Моя любовь, запомни, в этом миреНикто меня с тобою не помирит.С тобой мы можем только сами, только сами –Найти Луну под голубыми небесами…Трудно было представить себе большую безвкусицу и бессмыслицу. Андрей глянул сбоку на друга детства. Тот чувствовал себя совершенно в духе, музыка ему очень нравилась. Он подкурил сигарету от копеечной зажигалки, затянулся с наслаждением.
– Тебе не предлагаю, – молвил задумчиво, – знаю, что не куришь. Ты же спортсмен! Правильно делаешь, уважаю!
– Ты многое знаешь обо мне, – сказал Андрей. – А я о тебе ничего не знаю. Слышал, что ты борьбой занимался. Был чемпионом области.
– Да, было дело, – поморщился Юрий. – Занимался классикой, выступал по юниорам. Вырупаев меня тренировал, олимпийский чемпион. Слыхал о таком?
– Ну как же! Кто же не знает олимпийского чемпиона. Замечательный человек. Я тоже у него прозанимался пару лет.
– Вот-вот, – крякнул Юрий. – Этот замечательный человек выгнал меня из секции.
– Это почему же?
– Я во время соревнований две руки сломал, в один день.
– Чьи?
– Ну не свои же. Два открытых перелома учинил на зональных соревнованиях. Меня бояться стали. В финале я за одиннадцать секунд «кэ-мэ-эса» на лопатки положил. Шутка ли! А ведь мне всего семнадцать было. Первый разряд у меня был тогда. А тут этот парень, ему уже двадцать лет, он по мужикам выступал, тянул на мастера.
– Так радоваться надо, если ты в семнадцать лет одолел мастера спорта. Тайсон ещё похлеще начинал!
– Да знаю я про Тайсона. Только тренер мне сказал, что ему не нужны костоломы.
– Так ты, может, не по правилам боролся?
Юрий с удивлением посмотрел на него.
– Как же не по правилам? Там всё очень просто – схватил – и ломай соперника к едреней фене. Только подножки нельзя делать, и удары запрещены – это само собой. Чего тут непонятного? Всё очень просто… Не в правилах дело! Понимаешь, я когда на ковер выходил, в меня такая злость вселялась, что я готов был разорвать любого. Даже не слышал, что мне рефери кричал в самое ухо. Приходилось меня стаскивать с соперника. А тот тоже орёт благим матом. Один тренер в суд на меня хотел подать, да передумал потом. Да и какой суд? Ведь это же соревнования! Я ж не виноват, что у меня силы на десятерых? Вот и отставили меня от борьбы. До сих пор жалко.
Андрей оценивающе глянул на бычью шею друга, на покатые плечи, за которыми угадывалась железная мощь, вспомнил давний эпизод с третьеклассником – и совершенно поверил рассказу. И тому, что выгнали из секции – тоже поверил. Всё же классическая борьба – это не панкратион, и даже не бокс, где всякое может быть и где чемпионы даже откусывают уши у своих соперников.
Андрей усмехнулся своим мыслям, спросил раздумчиво:
– А боксом ты не пробовал заниматься?
– Зачем ещё? Если понадобится, я и без бокса любому так в рыло заеду, что потом никакая больница не примет.
– А я вот карате увлекся.
– Слыхал. Молодец! Только я думаю, что со мной тебе всё равно не справиться. Я и в детстве поздоровее тебя был. Помнишь, поди?
– Помню, – легко согласился Андрей. – Таких как ты друзей у меня больше не было. Жалел я сильно, что ты тогда уехал. Долго про тебя вспоминал.
Андрей вздохнул, а Юрий сделал глубокую затяжку и рассеянно глянул в окно.
– Так ты не сказал, чем теперь занимаешься, – спросил Андрей.
– А занимаюсь я тем, что навожу в городе порядок. Нету у нас порядка ни в чём. Противно глядеть. Пидоры кругом. Пидоры и жлобы. – Он повернул голову и улыбнулся одними губами: – К тебе это, понятное дело, не относится.
Андрей пропустил последнее замечание мимо ушей. Брови его сдвинулись.
– Я что-то не понял, о каком порядке ты говоришь?
– О человеческом!.. Во! – мы уже приехали. Вылазь! Посидим, как люди, поговорим за жизнь.
Андрей выбрался из уютного салона, ступил пару шагов и невольно остановился. Они оказались на крутом берегу реки. За рекой убегала вдаль бескрайняя снежная равнина. Справа и слева её замыкали невысокие горы. А где-то там, за горизонтом, лежал в своём каменном ложе Байкал. А за спиной у них, вдоль берега, выстроились как по снурку одинаковые коттеджи из красного кирпича. Все двухэтажные, с башенками и балкончиками; видно, что дорогие и ухоженные. По периметру их опоясывала глухая кирпичная ограда.
– Вот мое логово! – не без гордости обвел рукой Юрий строения. – Нравится?
– Нравится.
– Пойдем, что ли?
– Пошли. Только ненадолго.
– Ты что, домой торопишься? Можно подумать, тебя там кто-то ждёт. Не торопись, Андрюха! На тот свет мы всегда успеем!
– Ты это о чем? – Андрей остановился.
– Да пошли уже, нечего тут на ветру стоять. Продует еще. Вы, спортсмены, больше всего боитесь простудиться. Уж я-то знаю, как дунет ветерок – всё, сливай воду. Сам такой был. Пошли-пошли!
И, не давая вставить слова, препроводил Андрея в дом.
Дом был шикарный, но какой-то холодный и словно нежилой. Не чувствовалось в нём уюта, душевности, хотя жарко грели батареи, всё сверкало чистотой, ниши заполняла роскошная мебель чёрного дерева, а на втором этаже ярко пылал камин. Но от всего этого веяло холодом. Однако Андрей не стал ничего говорить хозяину. Не его дом, нечего и хаить.
На втором этаже был накрыт большой круглый стол из плотного тёмного стекла. По обеим сторонам стояли глубокие удобные кресла, в каждый из которых можно было поместить небольших размеров бегемота. Андрей глянул сверху на закуски и зажмурился. Салаты мясные и рыбные, курица варёная, индейка печёная, свежие помидоры, огурцы, зелень какая-то в лохани, шпроты, сыры, колбасы… всего не перечесть. Водка стояла в квадратных бутылках, коньяк армянский пятизвездочный, шампанское, ликеры, «кока-кола». Прислуживали две девицы – молодые, пышнотелые, обе в коротких юбочках. Хозяин с ними не церемонился. Точнее, вовсе их не замечал. Отдавал приказания словно в пустоту, но всё исполнялось незамедлительно. Чувствовался железный порядок – тот, что основан на страхе.
Андрей не стал отнекиваться и выпил рюмку коньяка, к которому питал слабость. Водка, вино, шампанское – ничто его не привлекало. Но коньяк, если он настоящий – тут уж трудно было устоять. Да и зачем отказываться? Иногда и полезно бывает – в умеренных дозах. А после коньяка так хорошо идёт на закуску буженина с молодой петрушкой, с чёрными оливками, с луком, с огурцом, с сочными мясистыми помидорами и ещё бог знает с чем. В какой-то момент вкусовые ощущения притупились, и Андрей ел всё подряд, не чувствуя никакой разницы.
Всё было отлично, но Андрей хотел разобраться – какой такой порядок поддерживает его друг в городе.
– Так ты чё, не понял, что ли? – искренне удивился Юрий, когда Андрей задал наводящий вопрос. – В законе я, понимаешь? Свердловский район – моя территория. Я тут смотрящий.
– Так ты что, сидел?
– С чего ты взял? Я что, похож на человека, которого можно вот так вот взять и засадить за решётку?
Андрей усмехнулся.
– Насколько я знаю, вор в законе обязан побывать на зоне. А иначе он как бы не настоящий.
Юрий поставил фужер на стол, отодвинул его пальцем.
– Это теперь не обязательно. Времена меняются. Главное, чтобы человек был с понятием.
– А ты с понятием?
– А ты что, сомневаешься? – Юрий сверкнул глазами, и сразу стало ясно, что он не любит двусмысленностей. Лицо стало жёстким, на скулах обозначились желваки. Это был уже не тот Юрка Змановский, которого когда-то знал Андрей. Перед ним был настоящий мужик – сильный, бесстрашный и беспощадный.
– Да я просто так спросил, – ответил Андрей и потянулся за бутылкой с кока-колой. – Так значит, ты неплохо живешь?
– Не жалуюсь.
– И всё хорошо у тебя?
– Хорошо. Чего не скажешь о тебе.
– А что ты про меня знаешь?
– Да знаю кое-что! Даже такое, о чем ты не подозреваешь.
– О чем это я не подозреваю?
– Охота на тебя ведётся. Хороших людей ты обидел. Вот что.
– Эти люди ведут себя как свиньи.
– Не тебе их судить. У них свои законы.
– Закон для всех один. Не трогай ближнего, тогда и тебя не тронут.
– Некоторых надо тронуть.
– Это ты про меня? – Андрей с улыбкой посмотрел на друга.
– Нет. Ты случайно в это дело встрял. Я слишком поздно узнал. Уже ничего нельзя было сделать. Да это и не моя территория. Ты ведь у танка засветился. Всё, что я могу для тебя сделать – это сегодняшний вечер. И ещё дам тебе совет. Немедленно уезжай из города. Я тебе уже ксиву сделал. Считай, что это подарок от меня. Последний. Больше уж не увидимся.
– Почему не увидимся? Только встретились после стольких лет. Юрка, ты меня пугаешь.
Друг детства шумно вздохнул.
– Я сейчас против шерсти иду. Если братва об этом узнает, а она обязательно узнает, мне придется объясняться. Я тогда скажу, что ты друг детства и я не мог поступить иначе. Один раз меня простят. Но на большее я не рассчитываю. И ты тоже не рассчитывай. Всё очень серьезно. Ты ведь мертвяков заделал. Это тебе не игрушки. Такое не прощается никому. И мне бы не простили тоже.
– Ну что ж, спасибо. Только напрасно ты обеспокоился. Я не собираюсь никуда уезжать из Иркутска.