Эрлин из Красного Дома

Хёнриру было шестнадцать. И сиятельные лорды не хотели видеть мальчишку на троне. Они хотели видеть на троне себя. Ее отец, лорд Кенриль, точно хотел… но не вышло, Хёнрир не позволил им.

На тот момент у Хёнрира был уже четырехлетний военный опыт. Два года простым рыцарем и два года два во главе отряда. Опыт значил очень многое, для лесного лорда война – это вся жизнь. Да, еще в четырнадцать Хёнрир заслужил право считаться мужчиной и командовать людьми, пройдя ритуал и убив на арене свою первую тварь.

Но запомнила Эрлин не это, мало ли людей приезжает обсудить дела с отцом.

В тот вечер она сбежала от няньки, которая пыталась наказать ее, Эрлин никогда не была хорошей девочкой. Сбежала и спряталась в саду, уже темнело. И вдруг почувствовала запах крови. Совсем легкий, но это совершенно точно была свежая горячая кровь.

Эрлин пошла на этот запах без страха. Опасные дикие твари не могли проникнуть в отцовский сад, да и твари пахли иначе, а людей Эрлин тогда еще не боялась.

И вот там, за кустами ежевики, она нашла высокого тощего парня с ножом в руках. Она заметила его раньше, чем он ее, поэтому сразу спрятать нож парень не успел. Эрлин видела, как он проводит лезвием по руке, чуть выше запястья, и выступает кровь, так манящая ее. Всего пара мгновений, и края раны стягиваются…

– Что ты делаешь? – спросила она.

Вот спросить не успела раньше, чем парень заметил ее. Но он даже не попытался спрятаться или сделать вид, что ничего не было. Выпрямился, демонстративно равнодушно вытер нож листьями ежевики, сунул в ножны на боку. Словно все идет так, как надо.

– Кровь, – сказал он, показывая Эрлин руку. – Красная…

А вот голос парня подвел, дрогнул.

– Да, – сказала Эрлин. – Живая горячая кровь. Я пришла сюда на запах.

И подошла ближе, разглядывая его. Он был огромный… совсем взрослый и мальчишка одновременно. Равнодушное лицо, но такое безумное смятение в глазах.

Еще показалось – парень выдохнул с облегчением.

– Я не тварь, – сказал он. – Я пока еще жив, и могу сам решать за себя.

Затаенная боль, словно он пытался ей что-то доказать.

«Пока еще жив». Пока.

Это задело, кольнуло.

Да, она видела плотную сеть Леса, которая опутывала его. Не глазами, конечно, своим даром. Видела, что парню уже не выпутаться, Лес не отпустит, и день за днем будет вгрызаться глубже, пока полностью не захватит его, превращая в послушную, вечно голодную тварь. Но пока парень жив.

– Покажи еще, – попросила она.

Парень поджал губы, как-то отчаянно-упрямо, но колебаться не стал. Он взял нож и резанул по руке снова. Глубже на этот раз, едва ли не до кости. Алая струйка побежала по пальцам в траву.

– Хорошо, – сказала Эрлин. – А теперь дай нож мне.

– Зачем?

– Дай. Ты же не боишься?

Он фыркнул что-то невнятное, но нож протянул.

Эрлин потребовалось усилие, чтобы не испугаться, чтобы сделать то, что задумала. Это больно… Да, она подвернула рукав и резанула по руке себя.

Парень дернулся было, но…

– У меня тоже, – сказала Эрлин, изо всех сил попыталась улыбнуться. – Я такая же дочь Леса, как и ты, и у меня такая же красная кровь.

Протянула ему руку.

Капелька крови… Если постараться, ее рана может тоже затянуться на глазах, вдох-выдох, и уже только запекшаяся корочка.

Парень нахмурился сначала, напрягся, а потом вдруг засмеялся – немного нервно, но все же весело.

– Спасибо тебе, – сказал он искренне и так благодарно. – А то я уже начал думать, что схожу с ума.

Эрлин никому не сказала об этом, и потом, если бы ее спросили, не смогла бы объяснить, зачем это сделала. Просто показалось – так нужно, как бы странно это не выглядело.

Много позже она узнала, что Хёнриру пытались отказать в законном праве занять место отца не потому, что он мальчишка, и даже не потому, что у него слишком мало опыта для серьезных решений. Опыт у него, как раз, был. Ему говорили, что мертвый лорд не может быть главой Совета, а Хёнрир уже мертв, просто еще не осознает этого, ведь не все осознают сразу. Что Лес уже поглотил его.

Но тогда он, в свои шестнадцать, смог доказать им и справиться. Сначала на войне, как командующий, потом в Совете. Отец Эрлин обмолвился как-то, что уступил только потому, что решил – мальчишке недолго осталось. А его сестра, Хель, взрослая и прошедшая ритуал уже тогда, устраивала лорда Кенриля ничуть не больше – женщина не должна командовать. Лорд Кенриль надеялся, что Свельг подрастет…

Одиннадцать лет прошло, а Хёнрир все еще жив. И дело даже не том, какого цвета его кровь. Крови Эрлин больше не видела. Зато она видела его глаза.

И сеть Леса, что плотно опутывает, видела тоже.

Она слышала эти сплетни… говорят – Хёнрир родился слепым. И хромым вдобавок, почти без одной ноги. Если приглядеться, даже сейчас видно, как сеть опутывает левую ногу, от бедра вниз, куда плотнее.

Только отцу Хёнрира наследник-калека был не нужен, и он отдал сына Лесу. Лес все исправил…

Но Лес не отпустит.

* * *

– Иди сюда! – требует Хёнрир, глядя на Свельга.

Свельг идет, заметно подобравшись, наигранно равнодушно.

Эрлин подходит тоже. После дня в седле все тело ноет и подгибаются ноги, так хочется упасть и не вставать больше…

Вечер, ставят шатры.

– Возьми его, – говорит Хёнрир Свельгу. – Нужно быстро подхватить потоки и подпитать своей силой. Сейчас он чуть-чуть восстановится, и я замкну все на него, будет проще. Возьми.

Свельг заглядывает, берет неуверенно, словно это не ребенок, а лесная тварь, готовая сожрать его… Осторожно, но как-то…

– Он хоть еще жив? – интересуется, едва ли не усмешка в голосе. И Эрлин кажется, еще немного, и что-то сорвется в ней, она… не позволит.

– Да, – говорит Хёнрир, холодно, без всяких эмоций.

Эрлин без эмоций не может. Да, она видит, как тяжело, почти неестественно дышит ее ребенок, с хрипом, глухим бульканьем, это так страшно… едва не задыхаясь. Он почти синий, у него выпуклый бордовый шрам через все личико… а с правой рукой… там совсем плохо… словно неживая уже.

Свельг берет неуклюже, в его руках ребенок дергается, ворочается, хватая ртом воздух. Так, что сердце сжимается и хочется отобрать.

– Можно я? – спрашивает Эрлин. – Я могу тоже.

– Подождите, леди Эрлин, – говорит Хёнрир. – Вам нужно поужинать и хорошенько выспаться сегодня, иначе завтра не встанете в дорогу.

– А мне ужинать не надо? – удивляется Свельг?

Хёнрир поворачивается к нему и смотрит в упор, так, что даже Эрлин хочется провалиться сквозь землю.

– Это твой сын, мать твою, – говорит он. – Ты хоть понимаешь это?

Свельг чуть пригибается под его взглядом, инстинктивно. Он почти на голову меньше Хёнрира, и сейчас, рядом с братом выглядит совсем ребенком, хотя разница-то всего пять лет.

– Если это мой сын, то разве не мне решать? – спрашивает он. – Я не вижу смысла тянуть его и тратить силы, сейчас он жив только потому, что ты привязал его к себе. Но если ты отпустишь, он не продержится и часа. Сколько еще держать? Он не выживет. А если выживет, ты уверен, что потом сможешь отпустить полностью? Твоя сеть прорастет в него, и что потом? Он станет твоей личной послушной тварью? Но даже если сможешь отпустить, то, в лучшем случае, он останется калекой, у него от правой руки и так, считай, ничего не осталось. Зачем?

Хёнрир молча и даже почти равнодушно забирает ребенка у Свельга из рук.

– Ты ничего не решаешь, – говорит он. – И еще, хочу предупредить, Свельг. Как твой лорд, я должен наказать тебя, ты нарушил закон. Ты отправишься в Черную Башню Альвенрона, и останешься там до тех пор, пока не будешь готов стать мужчиной.

Лицо Свельга вытягивается и белеет на глазах.

– Ты не можешь так поступить со мной! Ты не можешь заставить меня выйти на арену!

– Не могу, – соглашается Хёнрир. – Но если не хочешь, думаю, твоя смерть так же устроит Совет. Я не вижу смысла тратить силы и дальше возиться с тобой. Один, без поддержки, ты никто, Золотой Змей. Можешь идти отдыхать.

Свельг поджимает губы, сжимает пальцы. Эрлит видит, как буря кипит в нем, но ему действительно нечего сказать, он обязан подчиняться. Он ничего не может с этим поделать. Но если бы он вышел на арену и доказал свое право…

– Идем, Эрлин! – зовет Свельг.

Эрлин качает головой.

Она не уйдет, пока ее не прогонят силой, еще так многое нужно понять. Ее ребенок у Хёнрира на руках затихает, начинает дышать ровнее, и даже тихонько причмокивает во сне.

– А его не нужно покормить? – спрашивает Эрлин осторожно. – Он ведь ничего не ел с самого утра.

Чувствует себя наивной курицей.

А Хёнрир вдруг улыбается. Нет, на самом деле это сложно назвать улыбкой, лишь чуть вздрагивают уголки губ, но так отчетливо теплеют его глаза.

– Пока не нужно, – говорит он. – Сейчас достаточно Силы, но завтра к утру, думаю, понадобится и ваша помощь, леди Эрлин. Я принесу его, чтобы вы покормили.

Хорошо…

Эрлин немного страшно, но она все равно подходит ближе, совсем близко, даже чуть-чуть привстает на цыпочки, и Хёнрир сам опускает руки, поворачивая ребенка к ней, чтобы было легче видеть. Снова попросить взять на руки Эрлин не решается, только, быстро глянув на Хёнрира: «можно?» осторожно гладит ребенка по лбу, по щечке, кончиками пальцев. Ей так важно почувствовать, что он еще жив.

– Как вы назовете его, леди Эрлин?

Она не знает. С самого начала была уверена, что ее сын, как и она сама, обречен.

– Придумайте ему имя, – говорит Хёнрир. – Это поможет зацепиться, хоть как-то. Чем больше будет его держать здесь, тем лучше.

– Да, я подумаю, – говорит она.

Поднимает голову, заглядывая ему в глаза. Немного страшно… Глаза у Хёнрира темно-серые, почти черные, и длинные черные ресницы… уже заметные синеватые круги под глазами. На самом деле, если бы столько силы, сколько Хёнрир уже отдал ее сыну, вытянуть из нее самой, Эрлин бы умерла, это выжало бы ее досуха.

– Он останется без руки, да? – тихо спрашивает она. Ей важно знать.

Хёнрир едва заметно вздыхает.

– Вам нужно понимать, леди Эрлин, я могу попытаться восстановить все сразу, не пытаясь сосредоточиться на самом важном, но плетение сети придется усилить… плотнее и глубже. И на это понадобится куда больше времени. В разы. За это время мои нити успеют прорасти в него, я и даже сам не уверен, что смогу полностью отпустить и вытащить все. Если прорастет слишком глубоко, то выдрать можно только снова ломая руку, возможно, ломая даже больше, чем сейчас. И тогда в этом никакого смысла. И раз уж стоит выбор между тем, чтобы потерять руку или потерять собственную волю, то я, пожалуй, предпочел бы остаться без руки.

Смотрит ей в глаза, очень внимательно, словно ждет ответа.

Она имеет право что-то решать? Хёнрир позволит решить ей?

А ведь все, что он говорит, касается и его самого. Кому знать, как не ему.

– Да, – тихо говорит Эрлин, хотя в горле встает ком. – Вы правы, лорд Хёнрир.

Он чуть заметно облизывает губы. Эрлин стоит так близко, что чувствует его тепло, его дыхание. Запах дубленой кожи, лошади и пота… у него волосы на висках мокрые, мелкие капельки на лбу – нелегко пришлось, и нужно отдать еще очень много.

– Знаете, – говорит Хенрир, – возможно, когда ваш сын подрастет, он справится и сам. Хель как-то отрастила себе новое ухо, которое отгрызла тварь. И даже два пальца на левой руке, которые потеряла в бою… правда новые пальцы почти не гнутся. Но, возможно, вашему сыну удастся большее.

Слезы наворачиваются на глаза, и Эрлин ничего не может с этим сделать.

– Спасибо вам, – говорит она.

– Пока рано благодарить, леди Эрлин, – говорит он. – Еще ничего не решилось. Вы идете, отдохните пока. Вон там, у костра, уже готовят ужин. Поешьте и поспите хорошенько, силы вам понадобятся.

Глава 3. Долгая ночь

– Эрлин… прости… – Свельг тихо подходит, обнимает ее сзади за плечи, пытается прижаться подбородком к ее щеке.

Она вытягивается в его руках, напрягаясь, отворачиваясь.

Не стоит.

– Эрлин? – зовет он.

Она качает головой. Это не обида, но она не может и не хочет говорить сейчас.

Свельг не отпускает, только нежно поглаживая ее, прося прощения.

– Я думаю, Хёнрир прав, – говорит он. – Мне действительно давно пора пройти ритуал, получить все права. Тогда я смог бы жениться на тебе.

Целует ее у виска.

Она зажмуривается, губы дрожат.

– Ну что ты, Эрлин? Плачешь, да? Ну, не надо… Все будет хорошо.

Не сейчас.

– Эрлин?

Свельг касается губами ее скулы, так безумно нежно, и потом еще, чуть ниже. Его руки обнимают ее.

Нет… сжимается сердце.

– Я назову его Бьярни, – говорит Эрлин, – он вырастет большой и сильный, как медведь.

Чувствует, как Свельг качает головой.

– Мы поженимся, и у нас будет много детей.

Эрлин не хочет много, она хочет этого.

– Отпусти, – говорит тихо, пытается освободиться из его объятий.

Он не отпускает.

– Что не так, маленькая? Ты все еще обижаешься на меня? Но я только сказал правду. То, что делает Хёнрир – не очень правильно и даже опасно. Иногда лучше позволить человеку умереть, чем опутать его своей сетью и подчинить волю. Это лишние страдания и для него и для окружающих. Хёнрир и сам должен бы понимать это.

– Отпусти, пожалуйста, – говорит Эрлин. – Я не обижаюсь. Мне просто нужно побыть одной.

Свельг лишь обнимает крепче.

– Я так скучал, Эрлин. Я так скучал без тебя… Мы же почти три месяца провели в Ивиле, в этой грязи, на морозе, пока взяли крепость. Всю зиму. Я всю зиму не был дома, Эрлин… я так устал. Это так выматывает, когда ждешь нападения каждую ночь, когда не знаешь – сможешь ли выжить, или завтра тебя убьют. Когда кругом кровь… Люди сходят с ума от крови, удержаться почти невозможно. Ты даже не представляешь, как это страшно… Когда твари постоянно рядом с тобой, в железных клетках, и ты чувствуешь эту вонь разложения почти непрерывно, она въедается… Ты видела, как дикие голодные твари рвут людей на части? Я до сих пор не могу спать… Эрлин, только мысли о тебе помогали мне выжить в этом кошмаре. Ты нужна мне…

Его теплые губы на ее коже, так требовательно… И по щеке уже катится слеза.

– Ну, что ты, Эрлин, не плачь. Ты же такая сильная, я всегда так восхищался тобой!

Она пытается не плакать, но не может… тихо, вздрагивая, закусив губу. Слишком много всего случилось сегодня, слишком страшно. Не так, как на войне, конечно, но для нее страшно все равно. Вся ее жизнь перевернулась, и как быть дальше – не понять.

– Эрлин, – он пытается развернуть ее к себе и поцеловать в губы.

Элин упирается ладонями в его грудь. Что ей делать?

Она трофей и пленница здесь, Хёнрир захватил ее и увез с собой. Какими бы не были его намерения, но сейчас она пленница. Пленница Хёнрира.

– Эрлин, ну, что ты?

– Отпусти, или я буду кричать, – твердо говорит она.

– Что? – он даже не верит.

– Отпусти меня, или я буду кричать, – повторяет она.

Обида и злость мгновенно вспыхивает в глазах Свельга. Он не привык, чтобы с ним так.

Отпускает, разжимает руки, окидывая ее презрительным взглядом.

– Как хочешь, – говорит холодно.

Эрлин уходит в сторону, садится у высокой, одинокой сосны. Далеко отходить не стоит, иначе решат еще, что она хочет сбежать. Но и подходить к костру не хочется тоже, иначе не избежать вопросов и лишних разговоров.

Здесь не вся армия, лишь небольшая часть, личная гвардия Хёнрира, они заняли небольшую поляну под лагерь.

Ужин готовится на костре.

Нет, она не голодна…

Эрлин сидит, обхватив колени руками… к ночи становится холодно. Она бы пошла спать, но придется делить постель со Свельгом… другого ей не предлагали.

Она видит, как Свельг сидит у костра, демонстративно не глядя в ее сторону, ест что-то горячее, так сладко пахнущее…

Она видит, как Хёнрир подходит, говорит о чем-то с братом, со своими людьми. Все так же, держа ребенка одной рукой. Чей-то плащ свернут и закинут у него на плече. Он протягивает миску, чтобы ему налили тоже, берет ложку, идет к Эрлин.

– Леди Эрлин, – говорит он, – я принес вам ужин, – протягивает, так легко и естественно, словно это самое обычное дело для главы Совета. – Тут бобы с мясом. Не самое изысканное блюдо, но лучше, чем ничего.

– Спасибо, – говорит она, берет миску из его рук, чуть коснувшись, случайно, пальцами его пальцев. – Не стоило…

Но ей нужны силы, он прав. Ей нужно поесть и поспать, а потом забрать у Хёнрира своего ребенка. От запаха еды в животе начинает урчать.

– И плащ возьмите тоже. Держите. Укройтесь сами, хорошо? А то у меня заняты руки.

У него это выходит так просто.

– Спасибо.

Хёнрир кивает, и, кажется даже, сейчас уйдет.

– Леди Эрлин, – все же, говорит он, – если хотите побыть одна, вы можете сегодня спать в моем шатре, я найду себе другой.

– А как же вы?

Он едва заметно и чуть кривовато ухмыляется.

– Это же мой лагерь, леди Эрлин, так что я разберусь. Свельга подвину, если понадобится.

Глупо отказываться. Она кивает, благодарно.

Ее ребенок у него на руках.

– Спасибо, – снова говорит она… чуть-чуть неловко… И все же… – Я…

Она хотела спросить, что теперь будет с ней, но отчего-то не выходит.

– Лорд Хёнрир, – вместо этого говорит она, – я назову его Бьярни.

– Отлично, – говорит он. – Это правильно.

Потом поворачивается и уходит снова к костру, к своим людям.

А Эрлин заворачивается в теплый шерстяной плащ.

* * *

Она так и не смогла уснуть.

В его шатре, в его постели. Это было так странно, словно… Эрлин пыталась понять, что так смущает ее, но не выходило. Чужой запах?

Слишком много всего случилось за этот день.

Она долго лежала, обхватив колени руками, свернувшись… Потом уткнувшись носом в подушку – хотелось плакать, но слез не было, и это просто разрывало ее. Боль камнем свернулась внутри.

Потом Эрлин лежала и слушала, как в лагере затихают голоса, все расходятся спать. Безмолвное гудение леса – здесь, ближе к Торенхоллу, лес пустой, не слышно птиц. Слушала, как начинает тихо моросить и перестает дождь.

Не уснуть.

Потом она встала…

Хёнрир так и сидит у едва тлеющего костра, в одиночестве, все разошлись.

Эрлин тихо подходит. Он поднимает на нее глаза, кивает, предлагая сесть рядом.

– Не спится, леди Эрлин?

– Нет, – говорит она. – Вы тоже не спите, лорд Хёнрир?

– Мне сейчас не стоит спать, – говорит он. – Иначе можно упустить и сорвать все, что сделал за день. Садитесь. Думаю, вы вовремя. Ваш Бьярни, похоже, проголодался, одной магии ему уже не достаточно. Возьмите.

У него темные круги под глазами и осунувшееся лицо, вот так за день он словно прибавил лет десять.

Хёнрир встает.

– Вот… – говорит он тихо, отдавая ей сына, – и потоки подхватить сможете? Без магии ему все равно пока не обойтись. Но если так пойдет и дальше, завтра к вечеру я смогу свернуть свою сеть, хотя бы частично. Но его все равно придется еще держать на руках, без сети – только личный контакт. Тише, леди Эрлин… не надо так сразу. Голова кружится? Не пытайтесь дать ему все, что он хочет взять, дайте столько, сколько можете.

Голова, да…

Хёнрира самого немного пошатывает, как бы силен он не был.

Стоит лишь взять ребенка на руки, подхватить, как он рывком начинает тянуть магию с такой голодной силой, что Эрлин становится страшно. Нужно немного времени, чтобы взять себя в руки, выровнять поток, прикрыть лишнее, иначе надолго ее сил не хватит.

А Хёнрир, передав, выпрямляется, потягивается всем телом с таким нескрываемым наслаждением, что становится чуточку стыдно. И все же, Эрлин улыбается.

– Спина затекла, – отвечает Хёнрир на ее незаданный вопрос, чуть заметно ухмыляется, разминая руки. – Вы покормите его, Эрлин, и он успокоится, не будет так сильно тянуть из вас силу. Он просто голодный. Можете не уходить, укройтесь плащом, здесь все равно кроме нас больше никого нет.

Это немного смущает. Еще сутки назад ей бы и в голову не пришло. Лорд Хёнрир совсем чужой мужчина, и вот так… Но уходить не хочется. Рядом с ним немного спокойнее и легче.

Эрлин все равно краснеет, укрываясь плотнее, распуская шнуровку платья под плащом. Чувствуя, как ее малыш находит грудь, как довольно и жадно присасывается…

Хёнрир смотрит в сторону. Долго сидит молча, не мешая ей.

– Леди Эрлин, – говорит он наконец, и без всяких предисловий, без хождения около, – вам предъявят обвинения в измене мужу, это серьезно. Но, поскольку я вмешался и не дал вашему мужу убить вас, то ответственность ложится на меня. Так что не бойтесь, вас не накажут слишком сильно. Ваш сын пока останется в Торенхолле, вы можете вернуться домой или остаться вместе с ним.

Домой она не вернется. От этой мысли передергивает, обдает ужасом. Отец не простит ей…

– Я останусь с сыном, – говорит она.

– Хорошо, – говорит он. Бросает на нее быстрый взгляд и отворачивается снова.

– А что будет с вами, лорд Хёнрир, – набравшись храбрости, спрашивает она.

– Со мной? – он удивляется. – Со мной ничего не будет.

Это звучит самонадеянно, но в его голосе не самонадеянность, а усталость.

– Вас будут судить…

За убийство Ареда, за все… тем более, если ее вина ляжет и на него тоже. Вина Свельга.

– На мне и так висит парочка смертных приговоров, что-то снимают, за заслуги, что-то вешают снова. Если бы они могли убить меня, то давно бы это сделали, – говорит он, проводит ладонью по лицу, трет глаза.

– Они боятся вас, лорд Хёнрир.

– Боятся, – соглашается он.

Когда Хёнрир убил Ареда – ни один из людей ее мужа не попытался помешать ему, защитить или хоть отомстить за своего лорда. Они все стояли и смотрели. Не потому, что боятся. Наоборот – боятся именно поэтому, он слишком крепко держит их. Даже отец признавал – Хёнрир единственный, кто способен удержать в повиновении войско на поле боя, когда кругом кровь, не допуская беспорядочно резни.

– Если бы я мог, я бы сам убил их всех, до единого, – говорит он.

Эрлин вздрагивает. В этом столько откровенной холодной ненависти, что становится нехорошо. Не кого-то лично, но всех лордов Леса.

– Но вы спасли моего сына, – говорит она. – Спасли меня.

Он кивает.

Вздыхает потом.

– Простите, леди Эрлин, мне не стоило… это только мои личные отношения с Лесом, вы тут не причем.

Видно, как он сжимает зубы, желваки дергаются.

Немного не по себе.

– А что будет со мной? – спрашивает она, скорее, чтобы просто сменить тему. – Свельг сказал, что вы можете отдать меня ему?

– Отдать ему? – Хёнрир устало удивляется, потом поворачивается, смотрит на нее. – Вы же не вещь, леди Эрлин.

– Женщине не приходится выбирать…

Он тихо фыркает.

– Если бы я сказал такое своей сестре, она бы свернула мне шею, не раздумывая.

Хель прошла ритуал, убив тварь на арене. Да, считается, что женщинам это не нужно, но закон позволяет. Хель имеет право сама говорить за себя и возглавлять войско. В случае смерти Хёнрира, если Свельг к тому времени еще не сможет доказать свое право, Хель станет главой Совета.

И никто не смеет ей указывать.

Хёнрир вздыхает.

– Не знаю, что с вами будет, и что вам делать дальше, леди Эрлин, – говорит он. – Я не планировал спасать вас, не планировал вмешиваться. И что делать дальше я пока не решил. Вы не волнуйтесь, как бы там ни было, вам и вашему сыну ничего не угрожает, я уже сказал, – тихо фыркает. – Но вы со Свельгом попутали все мои планы.

– Вы не знали? – спрашивает она, и прикусывает язык, это какой-то глупый и неуместный вопрос.

– Да нет, я знал, – говорит он. – И то, что ваш муж был тварью, и то, что Свельг бегал к вам… Я просто был уверен, что это не мое дело. И еще, наверно, что это пойдет Свельгу на пользу.

– На пользу?

Чуть передергивает от таких слов.

Хёнрир задумчиво облизывает губы, качает головой.

– Да. Он мой брат, и ему давно пора повзрослеть. А когда есть за что сражаться и кого защищать, кроме себя, – это многое меняет. Но я думаю, все к лучшему.

Глава 4. Торенхолл

– Только не говори, что это твой, – Хель стоит на крыльце, встречая их, недоверчиво разглядывая Хёнрира с ребенком на руках.

– Это Бьярни, сын Свельга, – Хёнрир спрыгивает с коня. – Посмотри какой.

Хель подходит, напряженно вытянувшись. Заглядывает.

Высокая красивая женщина, волосы черные, как воронье крыло, уже не девочка, почти на пятнадцать лет старше Хёнрира. Она королева без всяких сомнений.

– Рыжий… – какое-то мгновение она улыбается, но тут же так резко и страшно меняется ее лицо. – Что ты сделал с ним?! Отпусти его!

Хель видит паутину, которая опутывает ребенка.