Важное время

Либурх почесал затылок и согласился.

– Хорошо, Олтер. Только вот возьми учебные пособия.

Старательно замаскировавшись, я положил пухлую книгу-тетрадь перед собой и в сотый раз прочитал надпись на обложке: «Как сберечь Дорчариан и победить Империю». С этой книгой я связывал все свои надежды и жаждал найти чудесный рецепт, как одним махом остановить неизбежное вторжение Империи. Я бережно погладил корешок, раскрыл книгу и углубился в чтение:

«В древности, сотни лет назад, в горах было великое множество мелких племен, и каждое было за себя. И села в долине враждовали, каждое село стояло за свое. Только священная крепость, что уберегла когда-то детей и жен от злобы лунолицых, примиряла их и была священной для всех. Раз в году все племена примирялись и приходили под священные стены на общий праздник, славя богов за избавление от лунолицых. Прознал об этом кто-то хитрый в далекой Арне и донес императору. Тот решил разрушить священный город. «Падет крепость – падут и горцы на колени, – решил он. – Подставят непокорную шею под рабскую удавку». Ударила Империя, и горы содрогнулись от этого удара. Империя шла по долине, и села горели одно за другим. И каждый сражался сам за себя. Тогда встал посреди гор доблестный дорча по имени Домарха и взял всех воинов, кто остались в живых, под свою руку. Прознал Домарха о подлости врагов, узнал, что презренные имперцы хотят разрушить священную крепость. И крикнул тогда Домарха клич во все горы: «Декурион в огне!» Отослал он жен и детей своих воинов к родовым горам, а некоторых отправил в Декурион, чтобы ожесточились сердца их мужей и братьев. Чтобы встали они несокрушимой стеной на пути врага. Воевал Домарха хитростью – заманивал врагов в ущелья, скатывал на них камни. Нападал Домарха и бил врагов без роздыха и днем и ночью. Погиб каждый третий горец, и пало великое множество врагов, а Джура бежала с гор прочь, красная от крови. Тогда Домарха вышел к имперцам и сказал им: «Декурион в огне! Убейте последнего горца – он не покорится!» Он сказал им: «Декурион в огне! Перед вами встанут жены с железом в руках». Он сказал им: «Декурион в огне! Падет последняя жена – перед вами встанут дети с камнями. Декурион в огне!» Устрашились воины Империи грозных речей. Отступились они и сказали: пусть будут твоими села и дома в долине. Отдай нам обратно, как было встарь, при Старой Империи, Колодец и шахты, и разреши мирный проход до них! И согласился на это Домарха, и стал он первым князем долины и первым даном Дорчариан. С тех пор, как соберется враг войти в долину – несется от горы к горе старинный клич: «Декурион в огне!» И тогда каждый горец отложит посох пастуха и соху землепашца и возьмет дедов меч со стены».

– «Декурион в огне!» – Я потер глаза и отодвинулся от книги, разгибаясь. Рукописный текст и тяжелый слог давались с трудом. Отсутствие привычки к чтению давало о себе знать. Чтобы понять смысл написанного, я водил пальцем по буквам и шевелил губами. Потом повторял предложение целиком. Голова разболелась, потемнело в глазах. Но ценность сведений оправдывала трудности.

Я перечитал еще раз интересные места: «Воевал Домарха хитростью – заманивал врагов в ущелья, скатывал на них камни. Нападал Домарха и бил врагов без роздыха и днем и ночью». По-видимому, первый дан Дорчариан громил супостатов, используя партизанскую тактику. При этом менял собственных воинов так, чтобы имперское войско постоянно находилось под беспокоящими ударами.

Я представил перед глазами Долинный тракт, села, огороженные поля и фруктовые сады. Не то! Партизанскую войну хорошо вести в самих горах, а не в густонаселенной долине. И где там камни скатывать на головы врагов? Не то, дедушка, не то! Нужно что-то другое! Я наугад перелистнул страницы. Мысли и размышления Эндира – неупорядоченные, метущиеся, злые – проходили передо мной. Старинные легенды, исследования истории отношений Империи и Дорчариан, цены на оружие и земляное масло, какие-то договоры и документы – все это Эндир заносил в свою тетрадь. Книга Эндира по сути была ежедневником, куда он в разные годы записывал все, что хоть как-то могло помочь освободить Дорча.

«Империя подобна страшному зверю мартихоре – чудовищу с телом волосатого льва, в пасти которого три ряда острых как кинжалы зубов. На конце его длинного жесткого хвоста сочится яд, смазывая костяное лезвие. Мартихора копит в себе яд, и если не впрыснет его в кого-нибудь, то яд разъест ее изнутри. Поэтому чудовище всегда охотится. Оно убивает ядовитым хвостом всех, кого встретит. Мартихора пожирает свою добычу и становится еще больше и сильней. И яда в ней становится еще больше. Дорча должны отрубить мартихоре хвост, чтобы чудовище само сдохло от своего яда. Нужно успеть, пока Империя не обратила свой яд против нас».

Я распрямился, нахмурился и невидящим взглядом посмотрел в окно. Дед умер вовсе не от метафоричного яда мифической мартихоры, а от настоящего яда неведомого отравителя. Каким образом этот сборник побасенок может помочь сберечь Дорчариан? Я вновь перелистнул страницы.

«Народы квельги, терскелы, алайны, дремны, дворча и дорча, гверхи и гворча отныне, добровольно и без принуждения одаривают Империю как доброго соседа, чем сами захотят, не позднее Дня долгого лета».

Я так углубился в чтение, что не заметил, как окончилось занятие. Только громкий голос Кольши оторвал от тетради. Я огляделся. Все местные, кроме Феди, уже умчались. Учитель Либурх собирал бумаги, а приятели ожидали меня. Я спрятал драгоценную книгу в тубус, повесил на шею, собрал в пачку листы и отнес библиотекарю.

– Спасибо, учитель Либурх, – сказал я.

– Занятие прошло с пользой? – Старик внимательно посмотрел, а затем скосил глаза на висящий тубус.

– С пользой, – кивнул я. – С большой пользой.

Мы двинулись к выходу, направляясь в трапезную. На выходе из здания ждал Булгуня. Мы подбежали к нему всей гурьбой, хлопая по спине и плечам, тормоша и засыпая глупыми вопросами.

– Ну как ты? – спросил я, когда веселье немного утихло.

Булгуня пожал плечами и осмотрелся кругом – нет ли посторонних рядом. Странное поведение приятеля удивило, и мы смолкли, окружив толстяка.

– Там кто-то был, – понизив голос до шепота, произнес Булгуня. – Как только заперли дверь, кто-то посмотрел из-за стены.

Мы переглянулись, потрясенные.

– Смотрели-смотрели, а затем вдруг перестали, – хихикнул Юркхи.

Только смех у степняка вышел натужным – а как же, ему-то следующим идти в подвал!

– Ага, – не приняв шутки, кивнул Булгуня. – А потом взгляд исчез.

Ребята, негромко переговариваясь, пошли по плацу в сторону трапезной. Бареан остался стоять, словно примерзнув к брусчатке. Глаза округлились, зрачки расширились, а взгляд остекленел, не замечая ничего вокруг. Что случилось-то? Подобной впечатлительности за своим серьезным товарищем я раньше не замечал. Парень что-то шептал, словно молитву.

– Укрой меня, Безносый, – послышалось мне.

Что еще за Безносый?

– Бареан, – осторожно позвал я приятеля.

– А-а-а?.. – протянул Боря.

– Что случилось, друг?

– А-а? – Взгляд Бареана приобрел осмысленность, он встряхнулся, окончательно избавляясь от прилипчивого наваждения, и быстро ответил: – Нет, нет, ничего.

А затем торопливым шагом направился вслед за приятелями. Все-таки он очень странный мальчик.

– В чем отличие цивилизованного человека от дикаря? – вальяжно развалившись на тюфяке, я величаво провел перед собой расслабленной кистью руки.

Зрители – Остах, Барат, Йолташ, Пелеп и Кайхур – внимательно смотрели представление в «театре одного актера». Учебный день кончился, мы с домочадцами ужинали в тесном кругу. Твердые, до конца не разваренные бобы не лезли в горло, и я налегал на хлеб. Я красочно поведал домочадцам о соревнованиях по метанию в мишень на плацу. А затем наставник поинтересовался, как прошел первый урок наместника. Я решил похулиганить и устроил вечернее выступление в «домашнем театре». Сейчас я изо всех сил надувал щеки, пытаясь хоть как-то походить на жирного Сивена Гриса.

Оборвав величавый жест, я поморщился и картинно прижал руку ко лбу. Затем потянулся, схватил воображаемый кубок и жадно приложился. Барат не выдержал и прыснул от смеха. Толкнув Йолташа в бок, громко прошептал:

– Наместник-то надрался намедни! Вот башкой и мается!

Дядька Остах показал ученику кулак, а Кайхур, поддерживая наставника, строго тявкнул.

– Запомните, мои юные ученики! – вещал я. – Цивилизованного человека от дикаря отличает одежда! – Я воздел перед собой палец и удивленно на него уставился.

– Посмотрите на меня, – и я обвел себя изящным взмахом ладони. – Сколько людей трудилось, чтобы соткать эту чудесную, невесомую ткань! Сколько умелых мастеров прикладывали все свои умения, чтобы пошить из этой ткани великолепную тунику! А какие ловкие мастерицы корпели над тонкой вышивкой! Сколько богатства и красоты в сиянии золотых нитей!

– И! – Я вновь поднял палец перед собой, но икнул и опять приложился к невидимому кубку. Теперь не выдержал уже Пелеп и захихикал, но получил подзатыльник от наставника и примолк.

– А теперь посмотрите на него. – Я небрежно махнул рукой в сторону, словно отгоняя наглую муху. – В чем тут искусство – сшить из целого куска кожи эту безрукавку? Или сапоги? А какие бесформенные ужасные шаровары! Вы видели где-нибудь когда-нибудь, чтобы достойный муж носил штаны? – Отставив в сторону кубок, я подался вперед всем телом и требовательно посмотрел на зрителей, грозно сопя.

Те оторопели от моего напора. Я тем временем вскочил с импровизированного ложа, отбежал в сторону и поклонился в сторону отсутствующего наместника. Теперь я изображал самого себя.

– Что же поделать, сиятельнейший, если у нас в горах без штанов нельзя? Без штанов бубенчики на морозе мигом в ледышки превратятся! – нарочито сделав свой голос писклявым, чуть не плача пропищал я.

Теперь смеялись уже все. Дядька Остах вытирал слезы, а Кайхур и вовсе завыл от восторга, задрав голову. За стеной послышался ответный вой Хинды.

Перед самым сном, когда я уже лежал в кровати, ко мне подсел Остах и спросил:

– Как наместник принял шутку? Не осерчал?

Я пожал плечами.

– Посмеялся немного. Шутка ему понравилась, – улыбнулся я. – А вот на выходе меня Элса поймала. Вот она-то была далека от веселья.

– Да? – встревожился наставник. – И чего она от тебя хотела?

– А она не от меня хотела, а от тебя, – хитро я улыбнулся дядьке.

– О как?! – удивился он. – От меня?

– Она интересовалась торговыми делами с Вликом, начальником госпиталя, и Алвином, колесником.

– Вот проныра! Клешню омара ей в… А ты что?

– А я что? – хмыкнул я. – Ответил, что я теперь имперский гость. Сказал, что наставник выправил важную бумагу, и я теперь могу спокойно торговать разными товарами. Так что жди приглашения от Элсы, дядька.

– Отбрешусь, – махнул рукой Остах. – Главное, чтобы к тебе больше не приставала.

– Ага-а-а, – зевая, протянул я и перевернулся на бок, устраивая ладонь под щеку.

– А твой комендант, Хак Стурр, хитрый жук. И толковый учитель… – задумчиво сказал дядька, присаживаясь на кровать и стягивая безрукавку.

– Чего это вдруг? – удивился я.

– Вот видишь, и ты не понял. Он неспроста в первый же день между вами соревнования затеял. Сразу и увидел, кто из вас кто. Кто вожак, а кто ведомый. Кто посообразительней, кто каким оружием владеет, кто гордый, кто хитрый, кто задира, кто молчун.

– Все равно он гад, – сонно протянул я. – Булгуню ни за что ни про что наказал…

– Ты уже почти спишь, парень… Храни тебя Отец Глубин. Легких снов, Оли.

– Мм… – сказал я и вспомнил, что упустил в своих рассказах. Аж подскочил на кровати. – Булгуня! Булгуню посадили в наказание в подвал! Там у них комната наказаний. Так он из-за стены чей-то взгляд видел, представляешь? – спросил я.

– В подвале? – переспросил дядька. Он почесал макушку, словно что-то вспоминая. Новость не показалась ему забавной, и дядька о чем-то крепко задумался. А может, мне это уже приснилось? Уснул я мгновенно, едва только лег обратно и прикрыл глаза.

Встал засветло вместе с домочадцами и до построения успел потренироваться. Слово дал – держись! Время поединка с Милиаром неумолимо приближалось, поэтому Фиддал продолжал приходить по утрам. Это и немудрено – Кайхур с Хиндой по-прежнему звонко лаяли, приветствуя друг друга. Эдак они и Бареана будут будить – ведь он стал последним жильцом в уютном здании на трех хозяев. А наши друзья – оставшиеся почетные ученики – заняли ближайший к нам гостевой дом. Так что стоит открыть неприметную дверцу на заднем дворе, пересечь живую изгородь – и окажешься в гостях у приятелей. Удобно!

А вот к нам посетители на утренние тренировки-схватки теперь не приходили. У Либурха забот заметно прибавилось и времени на утренние посиделки не оставалось. Тумма забежал недавно, рассказал тайком все, что вспомнил о дваждырожденных, и больше не появлялся.

Но мы не скучали – Остах гонял братьев, мы с Федей разминались вместе с Пелепом. Отрабатывали подножки и подсечки, броски через бедро – все, что я смог вспомнить. Многое всплыло после того, как Либурх принес пожелтевший пергамент с корявыми рисунками. На них схематически изображались человечки, выполняющие приемы борьбы.

После тренировки мы плюхнулись в фонтан, наскоро растерлись, а затем наперегонки понеслись с Фиддалом на плац перед корпусом. Невозмутимый комендант поглядывал на помощников, которые крутились около солнечного гномона и отбивали колоколом время. Вначале били три удара, потом два, а перед самым построением раздавался резкий, как точка в конце предложения, удар колокола. Те, кто приходил после него, считались опоздавшими и лишались завтрака. Из нас, «почетных учеников», не опаздывал никто. А вот многие местные построение и завтрак пропускали. Такое положение вещей коменданта, мягко говоря, не устраивало. Но его власти за пределами школы недоставало, чтобы прижучить сынков влиятельных родителей. А вот для нас с Фиддалом опоздание смерти подобно. После утренней отработки борцовских приемов мы были голодны настолько, что за завтрак могли и прибить. Прибить и съесть.

– Понимаешь, – шепнул Федя, – отец велел каждый выходной домой возвращаться. А то мама недовольна будет. Ты же сам слышал, если комендант разрешение не подпишет – то из ворот имения без этой бумаги не выпустят! А если я хоть раз опоздаю или попадусь еще на чем-нибудь – то он бумагу ни в жизнь не подпишет. Вот я вчера с вами к Булгуне в подвал и не пошел. Я не трус, понимаешь?

– Понимаю, – ответил я. – У нас в горах так говорят: веревка крепка повивкой, а человек – родными. Семья – это очень важно. Я понимаю, Федя.

– Вот, – повеселел Фиддал. И спросил: – Сегодня же очередь Юрки в комнате наказаний сидеть? К нему тоже пойдете?

– Вряд ли, – покачал головой я. – Это Булгуню ни за что посадили…

К нам подбежали приятели. Колокол пробил два раза.

– Привет! – крикнул я. – Юркхи, тут Федя спрашивает: к тебе пробиваться в комнату наказаний?

– Нет, – белозубо оскалился степняк. – Я за обедом горбушку спрячу, чтоб голодным не сидеть. А глазастой стены я не боюсь! Сын хана Йурая ничего не боится. – И он горделиво осанился.

После дядькиных тренировок с учебными ножами, после утренней борцовской подготовки проводимые комендантом занятия казались откровенно скучными. Бег, бег и еще раз бег. Бег кругом по плацу, бег с поднятыми руками, бег приставным шагом, бег в полуприседе… Потом метание камней и дротиков, прыжки. Впрочем, мальчишеская энергия била ключом, и я был рад отвлечься от тревожных прилипчивых мыслей о грядущей войне.

На уроках Либурха вновь пришел черед книги Эндира. Ученики уселись за широкий стол перед низенькой кафедрой-постаментом Либурха. А я расположился в своем укромном уголке у окна.

«Книга эта есть плод моих многолетних мыслей и придумок, направленных только на одно – как избавиться от губительной опеки Империи. Давняя история Оловянного острова расскажет каждому, кто имеет глаза и уши и готов увидеть и услышать, что Империя есть лев, убивающий и пожирающий любого, кого он сочтет добычей».

«Нелогично, дедушка, – хмыкнул я. – Только что Империя была мифической мартихорой, а теперь она просто лев. И что за Оловянный остров?» – подумал я.

И вновь наугад перелистнул страницы. Меня немного интриговала такая форма чтения. Как будто гаданием занимался.

«Хродвиг Упрямый силен и крепок в своей ненависти к Империи. При нем законы гор не уступят арнскому престолу. Но он не верит в силу тайных слов и во власть шепота. Он горяч и ослеплен жаждой скинуть Империю немедленно и не умеет ждать. Векс переждет, пересидит и перехитрит его. Хродвиг готов ударить и неизбежно проиграет. Не дать этому свершиться! Отца нужно остановить!»

Прочитав эти строки, я крепко задумался. Сколько лет было Эндиру, когда он их писал? Насколько я понял, Хродвиг обладал крутым нравом, недаром его прозвали Упрямым. Как имперский заложник Эндир собирался остановить отца, находясь в почетном плену у Империи?..

Я вновь вынырнул из омута размышлений, лишь когда вокруг загомонили друзья. Рассеянно убрал тетрадь в тубус, собрал листки заданий и отнес Либурху. Тот потянулся, чтобы потрепать меня по голове, но сдержался и выпрямился.

– Это занятие было полезным для тебя, ученик? – нейтральным тоном спросил Либурх.

– Я очень благодарен тебе, учитель, – искренне ответил я. Теперь уж старик не сдержался и взлохматил мне волосы. Не беда – местные уже умчались из класса.

На выходе нас ждал Юрка.

– О! Наш герой! – приветствовал я освобожденного. – И как тебе темные подземелья гадких имперцев?

– И вовсе они не темные, – дернул плечом Юркхи. – Там окошко мутное под потолком. Душно только. Дышать нечем.

– А стена-то с глазами? Видал ее? – спросил Кольша. Он храбрился немного – его-то очередь следующая, – но меня обмануть не мог. Парень не трусил отчаянно – но побаивался.

– Никого там нет, – медленно ответил Юрка. – Там паук в углу сидит под потолком. Это он и пялится!

«Странно. Значит, и Юрка почувствовал взгляд. Только решил, упрямец, что во всем виноват паук. Что же, может, и прав наш сын степей».

Я покосился на Бареана. Тот выглядел преувеличенно веселым, шутил невпопад, подтрунивал над Булгуней. Вот только в глазах приятеля виднелись тоска и обреченность. Да что происходит-то? И ведь не ответит – гордый!

Вечером, вернувшись домой, я наблюдал за тем, как братья-охранники едва не валятся с ног. Остах ходил куда-то по своим делам, а затем гонял учеников весь день. Пока наставник отсутствовал, братья учили имперский. В этом им помогал Пелеп. Потом Барат и Йолташ махали тяжеленными деревянными мечами, а затем с учебным ножом должны были выстоять против учителя. Дело это гиблое, заранее обреченное на провал.

Пелепу домочадцы тоже нашли применение. Мало того что пацан делился знанием языка с братьями – его еще и заставили готовить. Он ведь следил за несколькими очагами, когда на Алвина работал, в том числе и за кухонными. Что-то и подсмотрел. К тому же и дядька ему немного подсказал. Вот только без затрещин Остах мог и обойтись. Чем ему Пелеп не угодил? Подумаешь, каша подгорела. И пересолена малость… А вчера бобы несъедобными были… М-да-а… А может, повара нанять?

В общем, когда я вернулся домой, обрадовался один только Кайхур. Он прыгал, лизался и махал коротким хвостиком. Я взял песика на руки и закружился по комнатушке. Барат, Йолташ и Пелеп мирно сопели по углам.

Наигравшись со щенком, я наполнил собачью миску соленой кашей и присел у стола. Отломил большой кусок хлеба и придвинул блюдо с брынзой и оливками. Есть стряпню Пелепа было выше моих сил.

– Наставник! – обратился к Остаху. – Я на занятиях Либурха читаю тетрадь дедушки Эндира…

– И? – коротко и мрачно спросил Остах. О своей находке под потолком библиотеки я уже рассказывал раньше. Дядька полдня пропадал по своим темным делам в городе и был не в духе.

– Послушай. – Я открыл тетрадь. – «Векс переждет и перехитрит его. Хродвиг готов ударить и неизбежно проиграет. Не дать этому свершиться! Отца нужно остановить!» – прочитал я вслух.

– Отнять бы у тебя эту книжицу, – глухо пробурчал Остах. – Жаль, ты по праву победителя ее взял… Сам нашел.

– Дедушка Эндир ее нарочно для меня оставил! – Я прижал тетрадь к груди. – В тайнике!

Остах пробубнил что-то, дернул плечом и вздохнул.

– Оставил бы ты тайны там, где им и положено быть, – во вчерашнем дне. Но ладно, слушай. Хродвиг решил поднять восстание против Империи, но воинов не хватало. Выше Паграбы жили воинственные алайны. Они день и ночь сражались с дикими северянами. И скайды, родичи северян, тоже поджимали. – Дядька тяжело вздохнул и продолжил: – А когда скайдам с северянами удавалось договориться – то и разом нападали. Понимаешь?

– Ага, – кивнул я. – Несладко алайнам приходилось.

– Вот. Так получилось, что в очередной раз скайды с северянами навалились на алайнов сообща. Тут и Хродвиг подоспел, усекаешь?

– Ага, – вновь кивнул я.

– Вот тебе и ага, – передразнил меня Остах. – Ничего ты не понял. Хродвиг так встал войском, что показал алайнам: могу и помочь, а могу и ударить.

– Хитро, – оценил я.

– Хитро! – крикнул наставник. Барат и Йолташ возмущенно всхрапнули. – Да он Столаха за яйца взял: либо под меня иди, либо я тебе в спину ударю!

– А Столах – это кто? – спросил я.

– Это вождь алайнов, – посмурнел Остах. – А на переговоры к нему Хродвиг отправил своего сына, Гимтара.

– Диду! – обрадовался я.

Наставник только тяжело вздохнул.

– Да, Гимтара. Вот только он, как увидел дочь Столаха, воительницу Столхед, остолбенел. И пожелал взять ее в жены. Столах, не будь дурак, согласился. Объединившись, войска алайнов и дорча разогнали всех врагов и заключили договор.

Дядька вздохнул, откупорил бочонок пива и налил себе пенящейся жидкости в глубокую кособокую глиняную плошку.

– В договоре значилось, что после свадьбы наследника дана Дорчариан с дочерью вождя родовые земли алайнов станут Дорчариан. Хродвиг думал после этого усилить свое войско свирепыми и умелыми алайнами и прогнать имперцев из гор.

– Что дальше? – заинтересованно спросил я.

– Что дальше? – переспросил Остах. – А то, что истинный наследник Дорчариан находился в Империи. А Векс Кней прекрасно знал о планах Хродвига. Если бы упрямый дан восстал, то наместник, прикрываясь именем Эндира как истинного наследника, покорил бы долину и сделал ее частью Империи. Хитроумный Векс подговорил и вооружил гворча, чтобы они ударили Хродвигу в спину.

– Почему же у Векса Кнея не получилось? – спросил я.

– А ты внимательно почитай тетрадь! – неожиданно озлобился Остах. – Что еще там Эндир понаписал? Всю прочитай, от корки до корки!

Наставник потер лицо ладонями. Он еле удерживался от того, чтобы силой не отобрать тетрадь. Я свернул книжицу и спрятал в тубус. Дядька яростно поскреб щетину под подбородком и продолжил:

– Он обыграл Векса. Твой дед сам взял Столхед в жены. Хродвиг добровольно отрекся от власти, передав ее сыну. Законник обыграл Империю по ее законам. Войны не случилось.

«Войны не случилось», – повторил я про себя. По-моему, сейчас я услышал главное: войны не случилось. Правильными словами, знаниями и решительностью дед сумел предотвратить кровопролитие и сберег тысячи жизней. Как бы провернуть этот фокус еще раз? Нужно устроить так, чтобы Империи стало невыгодно нападать на Дорчариан… А для этого необходимо понять, чего хочет Торговый союз, а что – Лига меча. Может, попытаться как-то рассорить их?..

Первая половина следующего дня прошла по распорядку. Физподготовка, будь она неладна! А вот перед обедом случилось кое-что новенькое. Вываливаясь из корпуса малой школы, кто-то задел меня плечом. Да как задел! От сильнейшего толчка я отлетел и рухнул на пол, едва успев сгруппироваться. Вокруг раздался дежурный ржач, я потер ушибленное плечо и встал. Надо мной возвышался Милиар Хмутр. Нарочно скинул меня на пол, гад! Саданул изо всех сил, подлец!

– Ой, извини, – насквозь фальшиво протянул Милиар. Дрянной из него актер, – а я тебя и не заметил.

Вокруг опять грохнули хохотом. Милиар стоял рядом, с паскудной улыбочкой смотрел на меня и потирал браслет с дубовыми листьями на запястье. Вот урод! Мой браслет! Мой украденный из госпиталя браслет! Я сжал кулаки и примерился, как ловчее двинуть стопой в колено и приложить по уху справа…

– Что случилось? – раздался строгий голос коменданта.

Казалось, Стурр возник из ниоткуда.

– Да он сам упал!

– Сам, сам грохнулся! – раздалось из толпы.

Комендант обернулся, и крики тотчас же прекратились. Он посмотрел на меня.

– Все верно, – сказал я, отряхивая штаны на коленях. – Сам упал. Споткнулся.

– Когда ты уже сменишь свои дикарские шаровары на подобающую одежду? – процедил Хак. – За нарушение порядка завтра лишаешься полдника и сидишь в комнате наказаний. Это ясно?