Демон Пейна и другие рассказы

– Но ведь… Нет никакого… прототипа… Нет даже опытной установки…

– Вы его сделаете, – уверенно ответил Пётр Петрович, – а я вам помогу.

* * *

Весь следующий год для наследницы белых эмигрантов прошёл «под знаком перемен и новых открытий». По-крайней мере, так сообщал гороскоп в одной из местных газет, напечатанных на дешёвой серой бумаге и периодически оставляющей на руках следы плохой полиграфической краски. Конечно, Олеся не верила в гороскопы, но это предсказание показалось ей точным и ироничным.

Она смяла бумагу и аккуратно проложила между чёрным силовым кабелем и блестящей поверхностью медной охладительной трубки.

– Помехи пропали! – послышался из соседней комнаты довольный голос Сажина.

– Запитка фонила… на холодильник, – ответила девушка, – надо переложить кабель… подальше.

Да, не так она представляла свою историческую Родину. Не было в ней того старомодного аутентичного стиля «à la russe», который Олеся с детства почерпнула из французских переводов классической русской литературы. Меха, пышные платья, шампанское, гусары, балы и кони, запряжённые в тройки, опрометью несущиеся сквозь бескрайние белоснежные зимние просторы в бешеном ритме мазурки, растаяли как пелена детских фантазий.

Впрочем, не нашла она здесь и так пугавшего её серого оруэлловского тоталитаризма, готового разорвать и втоптать в грязь железной пятой армейского сапога все человеческие чувства и устремления. Величественные города и впечатляющие заводы, построенные благодаря нечеловеческому энтузиазму и концентрации огромных человеческих масс. Шеренги людей, ведомых жёсткой милитаристской идеологий и скованных страхом, насаждаемым карательной машиной подавления. Все эти будоражащие мрачные фантазии девушки рассыпались в прах и развеялись, как ночной кошмар, который с наступлением утра всегда становится скорее нелепым, нежели пугающим.

Вместо этого она оказалась в небольшом военном городке посреди лесов и сопок, где к стареющим бетонным корпусам, взлётно-посадочной полосе и нескольким военным складам пристроился ряд современных домиков, построенных по финской технологии.

Исследовательский центр было организован в одном из старых зданий и, впрочем, выделялся из них тем, что был аккуратно выкрашен снаружи и изнутри свежей краской. Его наземные и подземные этажи наполняло оборудование западного производства. Не самое новое, но сносное. А небольшая исследовательская группа, руководимая Пётром Петровичем Сажиным, состояла из в общем-то хороших и милых людей.

Довольно быстро глаза Олеси привыкли к видам местной природы, сумраку, длившемуся почти полгода, из которого и складывались тягучие рабочие будни.

То, чего все добивались, случилось в четверг. В 14 часов 08 минут. Девушка как обычно включила записывающую аппаратуру и перевела установку в режим приёма, но вместо привычных шумов и тресков почему-то услышала в тишине едва заметное равномерное жужжание. Она ещё раз проверила соединения, но никакой ошибки не было. На оборудование передавался какой-то сигнал. Её коллеги в напряжении прильнули к приборам.

Внезапно в тишину ворвалась последовательность импульсов, изображающая ряд чисел… 1.. 6..1.. 8..0.. 3.. 3..

– Золотое сечение, – выпалила Олеся и обернулась на Сажина, стоявшего с каменным лицом.

– Я слышу, – сдавленно произнёс он. Каждое утро в рамках цикла экспериментов, он открывал справочник, выбирал случайную константу, и посылал последовательность чисел в виде лазерного пучка сквозь, в генератор тахионного поля, а после всё пытались проделать в обратную сторону.

Каждый день число было другим… Газовая постоянна, число Авогадро, Пи, постоянная Планка… И каждый раз они выписывали их на доске в конце дня. Но Фи, так называемого «золотого сечения», там не было, потому что его ещё не пытались передавать. Сомнений не оставалось. Они передадут его… Завтра. В пятницу в 9:04. Сигнал попадёт в тахионное поле и, отскочив назад во времени, будет принят сегодня, в четверг в 14.08.

* * *

– Честно говоря, я не верил, что вы с вашей американской протеже добьётесь успеха, – весело проговорил полковник, быстро шагая по коридору.

– Я рад, что мы не оправдали ваших ожиданий, – так же весело ответил Сажин, и оба рассмеялись.

– Конечно, потребуются ещё испытания. Нам нужно быть уверенными в достоверности… Но и так ясно, что ваше открытие будет использоваться в разведке. Получать данные из будущего – это бесценно. В генштабе даже есть мысли… осторожные мысли, чтобы использовать ваш прибор, как часть системы «Периметр», в качество элемента для сверхраннего обнаружения угрозы ядерного нападения. Вот наши геополитические партнёры задёргаются у себя за океаном!

– Прекрасно, но, к сожалению, это совершенно пустая трата времени, – заметил Пётр Петрович.

– Что вы имеете в виду?! – полковник замер как вкопанный и остановился учёного, удержав его за рукав, – объясните!

– Неужели вы думаете, – усмехнулся учёный, – что американцам потребуется много времени, чтобы повторить прибор? Если мы остановимся на текущем этапе, это просто запустит очередной виток гонки вооружений, но ничего не изменит.

– Что вы предлагаете? Конкретно.

– Создать принципиально новое оружие. Увеличить мощность прибора. Смонтировать его на головном обтекателе перед боеголовкой. Мы не будем отправлять в прошлое сигнал о ракетном нападении, полковник. Мы отправим в прошлое саму ракету. Её нельзя будет обнаружить и перехватить. Она достигнет цели раньше, чем будет запущена! На час, на день, может даже на месяц раньше…

Полковник напряжённо смотрел на Сажина, ловил каждое его слово и лихорадочно соображал, безумец перед ним или гений.

– Хорошо, – наконец ответил он, – мы подумаем над вашим предложением.

Он оставил учёного стоять в коридоре, а сам торопливо удалился. Уже в самом конце он оглянулся на Петра Петровича и рассеянно повторил, – обязательно подумаем… А вы работайте. Работайте…

* * *

Дом, существенно расширенный и укреплённый, за последние пару лет был превращён Сажиным в настоящий бункер. Системы фильтрации воздуха и воды, герметизированные двери и окна, укреплённые стальными балками стены и потолок. Хозяева определённо готовились к возможным угрозам.

Впрочем, интерьер не был подчинён одним лишь утилитарным задачам. На самодельных полках, идущих вдоль стен, были расставлены книги, небольшие вазочки, статуэтки и тому подобные безделушки. Рядом висел «шедевр» неизвестного художника, подражание Айвазовскому, где маслом на холсте был незамысловато, но педантично изображён парусник, бороздящий просторы океана. На полу лежал большой ковёр с длинным ворсом. Диван, пара кресел, журнальный столик и торшер с синим тканевым абажуром довершали картину провинциального благополучия.

Как и откуда Олесе удалось доставать все вещи, необходимые для создания этого уюта, она порой сама не знала. Но сейчас она сидела в кресле, поджав ноги под себя, укутавшись тёплым пледом, и задумчиво перелистывала томик Толстого.

– Питэр, – она, наконец, отвлеклась от страниц и обратилась к Пётру Петровичу, лежащему на диване с закрытыми глазами, – вы спите?

– Уже нет, – отозвался Сажин, не открывая глаз.

– Знаете… Меня всё ещё волнует… один вопрос… Почему США… решили нанести удар… первыми? Неужели они… так испугались… нашего испытания?

Пётр Петрович вдруг вспомнил этот последний день их прошлой жизни…

* * *

– Объявляется 5 минутная готовность, – произнёс полковник в микрофон. Все, кто находились в командном центре, замерли на своих местах, – данные телеметрии с Новой земли ещё не поступают?

– Пока нет, товарищ полковник! – бойко ответил лейтенант, следящий за приборами.

Полковник сквозь стекло бросил взгляд на стартовый стол, где в ожидании замерла чёрная ракета. Он ещё раз посмотрел на часы и занёс руку над кнопкой… В тишине раздался звонок телефона спецсвязи и полковник снял трубку.

– Докладываем… цель поражена, – раздался в трубке искажённый и дребезжащий голос наблюдателя на контрольном пункте.

– Пошла телеметрия! – оживился лейтенант, – задержка 2 минуты от расчётного времени.

– Что у вас там с передачей? Автоматика даёт задержку 2 минуты! – перекрикивая треск в трубке, спросил полковник.

– Не могу знать… – ответил наблюдатель, – ракета пришла на 2 минуты позже.

Полковник озадаченно оглянулся на Сажина, который спокойно стоял, засунув руки в карманы белого халата, и слегка улыбался.

– Что это значит, Пётр Петрович?

– Всё нормально, – ответил тот, – вас отвлекли телефонным звонком.

– Чёрт… – полковник вдруг осознал произошедшее, и торопливо нажал на кнопку запуска.

Ракета дрогнула и, взвившись в небо, растворилась в синеватом свечении. Командный центр взорвался аплодисментами.

Несмотря на этот занятный и немного забавный казус, испытание было признано успешным. Военные и учёные разошлись по своим делам. Над стартовой площадкой начали сгущаться сумерки.

– Интересно, – спросил полковник у Сажина, когда они остались в командном центре вдвоём, – а что случилось бы, если бы я нажал на кнопку ещё позже?

– Не знаю, как вам объяснить, полковник, – ответил учёный, – но физика отвечает на этот вопрос так: в этой ситуации вы не могли нажать на кнопку ни на 2 минуты раньше, ни на 2 минуты позже.

Военный молча задумался. В это мгновение раздался сигнал тревоги. На терминале вереницей поползли шифрованные сообщения. Пётр Петрович знал, что они означают. Это сработала система раннего обнаружения, тревога не учебная, ракеты потенциального противника уже запущены по заранее определённым целям. Он схватил со стола коробку портативного терминала и, не сговариваясь, вместе с полковником выбежал из командного центра. Замерев на секунду у выхода, словно лихорадочно принимая верное решение, он быстро направился к исследовательскому корпусу.

– Сажин! Куда вы? Бомбоубежище в другой стороне! – раздался сзади голос, который Пётр Петрович проигнорировал.

– Эх! – безысходно махнул рукой полковник, решив не терять время на учёного, явно подвергшегося панике, и поспешил в противоположную сторону.

У исследовательского корпуса Пётр Петрович столкнулся с группой военных и коллег, торопящихся на эвакуацию и, буквально за шкирку, вытащив Олесю из толпы, поволок её в сторону КПП.

– Куда вы? Что происходит?! – выпалила девушка уже в кабине военного УАЗика, пока Сажин дрожащими руками пытался завести автомобиль.

– Мы доигрались! Вот что происходит! – машина, наконец, подчинилась, агрессивно заревела своим мотором и рванулась с места.

Мимо в свете фар замелькали деревья. УАЗик подскакивал на колдобинах узкой лесной дороги. Наконец, Сажин выехал на более ровную грунтовку и погнал автомобиль прочь от военного городка.

– Мы убегаем? Не безопаснее было бы… остаться? – спросила Олеся.

– Нет. Наш комплекс будет одной из первичных целей, – не отвлекаясь от дороги, ответил учёный, – подлётное время основной группировки боеголовок составляет 24 минуты. За это время мы должны уехать как можно дальше от эпицентра.

– А что? Будет… Дальше…

– Если наши генералы не успеют спрятаться и погибнут, или просто обосрутся и будут бездействовать, то система «Периметр» сделает всё за них. В идеале, ракеты уже взлетели для нанесения встречно-ответного удара. С учётом последних новшеств в средствах доставки, с обеих сторон будет перехвачено минимальное количество боеголовок, а, значит, взаимное уничтожение практически неизбежно…

Сажина прервала ослепительная вспышка, ярче, чем днём, осветившая сзади не меньше половины неба и заполнившая всё пространство вокруг.

* * *

Пётр Петрович открыл глаза и внимательно посмотрел на сидящую напротив Олесю.

– Не думаю, что они испугались. Тем более, я изучил архивные записи сейсмографов и спутников.

– И что же?

– Первый взрыв произошёл на территории США. По всей видимости, это мы нанесли по ним удар.

– Не может быть… Русские генералы… не могли быть настолько… безумными…

Учёный, поднявшись, сел на диване.

– Я не имел в виду русских генералов. Я имел в виду нас с вами.

– Это… какая-то… ошибка.

– Никакой ошибки нет, – он встал с места, прошёл к дальнему углу, где стоял его письменный стол, и взял с него распечатку, – помните нашу милую игру со знаменитыми константами, когда мы ещё только разрабатывали прибор?

Олеся молча кивнула, внимательно следя за Сажиным.

– А вот, что по нашему закрытому каналу передавала в эфир та ракета, которая появилась в небе над Северной Калифорнией 3 года назад, – он отдал лист девушке.

На нём был расшифрован сигнал, содержащий ряд цифр: 1.. 6..1.. 8.. 0.. 3.. 3..

– Я… не понимаю… – испуганно забормотала Олеся, – что это всё… значит?!

– Это подпись. Наша подпись. Или признание. Или послание самим себе.

– Но зачем?… Зачем нам делать такое?…

– Я не знаю. Возможно, мы захотели создать для себя дивный новый мир на руинах глобальной ядерной войны. А возможно, просто убить самих себя, сидящих в ночном кафе на побережье и обсуждающих тахионные поля. Это уже не имеет значения…

– Боже мой… Питэр… И вы всё это время молчали? – она тоже поднялась с места и хотела налить себе бокал вина из бутылки, стоящей в буфете, но та оказалась пуста.

– А что мне следовало делать? Может, сообщить вам, Олеся Михайловна?! Чего ради?! – моментально взвинтился Сажин, – вы ведь и так выжрали почти все запасы алкоголя, которые у нас были!

– Господи… Да как вы можете… жить… существовать… зная об этом?! – девушка раздосадовано поставила бокал на место.

– Как видите.

– Вы… чудовище… Во что вы меня… втравили?! – она заплакала, быстро скатываясь в истерику, – что вы молчите?!… Что вы смотрите сейчас на меня?!… Так… Единственное, что вы сейчас должны сделать… Это взять… и обрушить ваши чёртовы ракеты… прямо нам на голову! Будь они прокляты!… Все эти ваши… чёртовы ракеты… – она отвернулась и, опершись рукой на край буфета, стала содрогаться в беззвучных рыданиях. Пётр Петрович молча подошёл к ней и, нежно обняв за плечи, прижал к себе.

* * *

Военный вездеход, поднимая гусеницами мелкие ледяные брызги, вылез с лесной опушки на круглое заснеженное плато и покатился к его центру, где виднелась почерневшая от копоти бетонная конструкция. Когда-то здесь был такой же густой лес, о чём напоминали давно мёртвые стволы обгоревших деревьев, торчащие по всему периметру этого кратера.

Сажин остановил машину у бетонной коробки и резво выпрыгнул из кабины, сразу по колено провалившись в снег. Облачённый в кожаную лётную куртку на меху, идеально подобранную по размеру и полярные берцы, сейчас он выглядел особенно по-боевому.

– Смотрите-ка… А ведь ничего же не осталось… Вон там был наш корпус, помните? И как точно ваши друзья положили заряд, – с нескрываемым восхищением сказал он, оглядываясь по сторонам, – в самый центр. Словно белке в глаз.

– Они не мои друзья, – отозвалась Олеся, неторопливо спускаясь в снег по металлическим ступенькам, придерживаясь за поручень. На ней была жёлто-рыжая шубка под лису с широким капюшоном, который девушка предусмотрительно набросила на голову. С самого утра её сильно мутило, и она слегка пошатывалась от слабости. Пётр Петрович сочувственно посмотрел на неё:

– Вам не стоило ехать со мной.

– Я… Сама решаю… что мне… стоит делать, – без особого энтузиазма огрызнулась Олеся, – а вы принимайте своё решение сами…

– Всё уже решено, – ответил Сажин, вынимая из сумки портативный терминал, – не мной, и не вами, а историей.

– Вы понимаете… зачем вы… это делаете?

– Потому что больше некому.

– Какой же вы… страшный… лицемер… Питэр! – прищурившись и глядя прямо на Сажина, проговорила девушка, медленно и тщательно подбирая каждое слово, – ведь вы… можете сейчас ничего не делать.

– Ерунда, – сухо ответил он, отводя глаза в сторону, – всё уже случилось. Сегодня или завтра мы закончим это, уже совершенно не важно. Нужно просто снять с себя это бремя, чтобы жить дальше… Возможно, через год или месяц я поломаю ноги и замёрзну в лесу, умру от болезни или радиации… Тогда это придётся сделать вам.

– Нет! – решительно замотала головой Олеся, – я не хочу так… Давайте, сделаем это… сейчас… вместе.

Пётр Петрович молча открыл терминал и набрал коды команд. По земле пошла лёгкая дрожь. Метрах в десяти от того места, где стояли Сажин и Олеся, уплотнённый снежный наст начал ломаться и большими кусками проваливаться куда-то вниз. Через минуту ракетная шахта раскрылась, словно огромный рот какого-то подземного чудовища. Внизу включилась сирена, и заработал подъёмный механизм.

– Вы чувствуете это, Питэр?! – перекрикивая резкий звук, спросила девушка, – этот исторический… момент…

Внезапно сирена смолкла, а из люка начала подниматься вверх чёрная громадина ракеты, словно вворачивающейся в чистое небо.

– Кажется, часть вспомогательных цепей сгорела, – прокомментировал Сажин.

– Может… Ничего и не получится… – с лёгкой надеждой в голосе тихо проговорила Олеся.

– Всё получится.

Ракета вышла на стартовую позицию и замерла.

– Так… тихо… Мне немного… страшно…

– Вы же, помнится, любите ретро? Ну, так устройте музыкальный момент, чтобы отметить это прощание с прошлым.

– Прощание… с прошлым…– задумчиво повторила девушка за своим спутником и, стянув с замёрзшей руки варежку, стала тыкать непослушными пальцами в экран смартфона. Через секунду через его хрипловатый динамик полились слова старой песни…

Прощай!

От всех вокзалов поезда

Уходят в дальние края

Прощай!

Мы расстаемся навсегда

Под белым небом января.

– Вам нравится?! – дрожащим голосом спросила девушка, – я сделала вам… музыкальный момент. Теперь ваша очередь… Бог войны…

Сажин молча установил таймер тахионного индуктора и занёс палец над пультом.

– Ну, сделайте уже это, наконец! – крикнула девушка, и учёный нажал на кнопку.

Из-под ракеты вырвались языки пламени, она задрожала и со всё нарастающим гулом начала медленно подниматься.

Прощай!

Среди снегов среди зимы

Никто нам лето не вернёт.

Прощай!

Вернуть назад не можем мы

В июльских звёздах небосвод.

Наконец громадина, набравшая мощность и ставшая вдруг легче пушинки, стала быстро уходить вверх. Сажин напряжённо следил за ней взглядом, ожидая, когда в головной части сработает заветное устройство, их с Олесей детище....

Прощай!

Ничего не обещай.

И ничего не говори.

А чтоб понять мою печаль

В пустое небо посмотри.

Уже довольно высоко ракету охватило синеватое свечение. Она внезапно словно замерла на месте и стала буквально растворяться в воздухе, становясь прозрачной пока совсем не исчезла. Сейчас, если возможно применить слово «сейчас» к этому событию, она неслась над Атлантическим океаном, одновременно перемещаясь на 3 года назад.

Сажин закрыл крышку терминала и взглянул на Олесю. Она всё ещё смотрела вверх немигающими глазами, на которых выступили слёзы, а из её смартфона продолжал доноситься припев.

Ты помнишь, плыли в вышине

И вдруг погасли две звезды.

Но лишь теперь понятно мне,

Что это были я и ты.

* * *

Сажин заглушил мотор лодки, и теперь она лишь слегка двигалась по инерции, тихо покачиваясь на глади широкого, чуть вытянутого озера, раскинувшегося между холмов. Пока Пётр Петрович копался в ящике на корме, Олеся раскрыла белый зонтик от солнца и поудобнее, полулежа, устроилась на носу. Где она смогла раздобыть этот зонт, для учёного так и осталось загадкой, но, по всей видимости, ей помог врождённый аристократизм, безусловно, необходимый, чтобы в любой ситуации найти требующийся аксессуар.

Пётр Петрович, наконец, наладил снасти и с тихим плеском закинул пару удочек. Рыбы здесь должно было быть очень много, потому что иногда она буквально играла в неглубокой воде, поблёскивая на поверхности своими спинами, а на мелководье в лучах солнца сотнями шныряли мальки.

Олеся свесила свою тонкую руку в тёплую изумрудно-зелёную воду, а другую положила под голову, собираясь немного подремать. В последнее время её живот уже сильно округлился, а тошнота наконец-то прошла. Девушка уже почти закрыла глаза, но прежде чем окончательно заснуть, она увидела, как на противоположной стороне озера на фоне деревьев скользнула и села на воду пара белых лебедей.

Камерный клуб коллекционеров, или 8К

У вас есть девушка? Как бы вы ни ответили на этот вопрос, это неважно для моей истории, потому что она не о девушке, а о хобби. Кстати, у вас есть хобби? Если нет, то непременно заведите себе хобби. Поверьте, зачастую это важнее, чем завести кота. И даже важнее, чем завести девушку.4

А знаете ли вы, что в отличие от котов, которым всё равно, девушки по отношению к хобби делятся на два типа. Первым интересно, чем занимаетесь вы. Они с интересом суют свой любопытный нос, заглядывая вам через плечо, задают вопросы. Иногда восхищаются, но часто оказываются совершенно разочарованы, на какую ерунду вы тратите своё время, и в лучшем случае молчат. Вторых больше волнуют свои занятия, и они будут посвящать им часы, дни, месяцы, а то и годы. Они будут или безумолку рассказывать вам о них, а могут молчать так, словно это нечто сокровенное, не предназначенное для постороннего глаза.

Катя относится к обоим типам. И это подчёркивает относительность и ущербность любых подобных классификаций. Впрочем, сама она так не думает. И если спросить её сейчас, какая она, то скорее всего она выдаст чёткий набор, по её мнению, строгих определений: высокая, стройная, умная, блондинка. И это будет правдой.

– Умная блондинка – это оксюморон,– выдаю я банальнейшую шутку, на которую она уже не обижается, но над которой я сам по-прежнему смеюсь.

– Ты сам смеёшься над своими шутками,– спокойно замечает Катя очевидный факт, вновь опуская глаза к своему монитору.

– Да,– соглашаюсь я лишь для того, чтобы продолжить спор,– но только потому, что они смешные.

– Нет,– отвечает Катя, хватая наживку.– Только потому, что они твои. Над моими смешными шутками ты не смеёшься.

– Хочешь сказать, что у тебя бывают смешные шутки?

– Сейчас ты скажешь, что «мои смешные шутки» – это тоже оксюморон. Может, это потому что ты, наконец, выучил слово «оксюморон»?

– Ой, не смеши меня!

– Вот видишь, значит, у меня бывают смешные шутки.

Ощущая свою быструю победу в этой лёгкой словесной пикировке, Катя слегка улыбается и продолжает работать.

Мы сидим напротив друг друга, хотя фактически занимаемся совершенно разной работой, но формально относимся к одному отделу. Интересно, какому умнику пришла в голову идея, что всех работающих исключительно на компьютере специалистов необходимо отнести в «IT». Архитекторы тоже много работают на компьютере, и тоже «рисуют картинки», но почему-то их не смешивают с дизайнерами. Зато программисты, пишущие свой код и аудирующие чужой, сливаются в едином цифровом экстазе. Блеск и нищета классификации. Впрочем, я рад, что год назад Катю посадили в мой кабинет. Здесь всегда тихо и спокойно. И из живых существ постоянно бывают лишь трое: я, Катя и разросшийся кактус, которому нравится тут меньше всех остальных, ведь он уже больше года никак не желает цвести.

Мы работаем вместе уже год, и почти 11 месяцев из этого года встречаемся, но тем не менее продолжаем жить отдельно. Она много говорит о себе, но, кажется, я всё равно почти не знаю. Начнём с того, что за всё время я ни разу не был у неё дома.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Акция распространяется на любые бумажные книги Дмитрия Игнатова, доступные в магазинах «OZON», сети «Буквоед» и других.

2

Опубликован в литературных журналах: «Новый журнал» (США) (№299, 2020 г.), «Парус» (№9-10, 2020 г.), «Дарьял» (№6, 2020 г.)

3

Опубликован в журналах: «Знание – Сила» (№2 и №3, 2021 г.), «Дарьял» (№6, 2020 г.)

4

Опубликован в журнале «Новый журнал» (США) (№299, 2020 г.)