
Полная версия
Разбегающиеся миры, или Вселенская толкотня локтями
Ради добычи золотого тельца изобретатель и надумал продать новое и незапатентованное в установленном порядке открытие. Но кому? Вайнбергу? Так тот его уже однажды обобрал как липку. Комитету госбезопасности? Так эта наглая и властная инстанция платила ему крохи за ту эксклюзивную информацию, что он ей поставлял. Потому он и связался с американцами через репортёра Боба Сноу, что давно подбирал к нему отмычку.
Новоявленный Кулибин сознавал, что совершает крайне рискованный шаг, ибо ещё в Институте нейрофизиологических проблем он дал КГБ кабальную подписку. Подписка в числе прочего предусматривала уголовную ответственность за незаконный экспорт технологий, научно-технической информации и услуг. Комитетчики никогда не простили бы ему измены в форме технического шпионажа. Но уж очень хотелось обеспечить перспективу любимой и будущему сыну.
Потому Листратов и отважился на контакт со Штатами, в материальном плане отнюдь не прогадав. В дальнейшем задержка заключалась, как он надеялся, в сущем пустяке – вывезти Милену «за бугор» под видом круиза по Средиземноморью (до поры не посвещая любимую на счёт деталей «закулисья»), а там её и сманить.
И уже на стадии оформления заграничных виз у Георгия случился «облом»: Кузовлёва сама узнала об изнанке его души при
крайне непредсказуемых обстоятельствах.
В ту июньскую ночь Листратов проснулся от того, что кто-то включил яркий свет в спальне его московской квартиры и резко сорвал с него простыню. Георгий сначала рефлекторно зажмурился, а затем, реактивно оценив необычайный характер происходящего, волевым усилием раскрыл глаза и стремительно сел на краю кровати. Он увидел вокруг себя нескольких человек. Часть из них была вооружена. Стволы были направлены на него и на Милену, которая также проснулась и испуганно прижималась к стене, прикрывая живот руками.
– В чём дело? Чего вам надо? – ошеломлённо спросил Георгий.
– Ты Листрат? – вместо ответа спросил его мужчина лет тридцати, стоявший впереди прочих. При разговоре кончик его языка раздваивался, будто у гада ползучего.
– Сначала скажите, кто вы и по какому праву ворвались? – попытался сохранить невозмутимость хозяин.
Реагируя на его не по обстановке независимое поведение, гадоподобный кивнул наперснику, молча скалившемуся щербатой пастью. Восприняв сигнал, щербатый пнул строптивцу в промежность. От удара у Георгия в глазах вспыхнул свет в сотни раз более яркий, нежели при пробуждении, вслед за которым его обступил чёрный провал, и он мешком свалился на пол.
Придя в себя, Георгий обнаружил, что он весь мокрый, с тела стекает вода, а его поддерживают под руки сообщники человека с раздвоенным языком. Непосредственно над Георгием возвышался беззубый тип с пустым ведром.
– Ты Листрат? – повторил главарь, над верхней губой которого взамен усов красовалась стилизованная татуировка «Весь мир фуфло, а люди в нём фуфлыжники».
– А ты кто та…, – начал, было, упрямец, ан новый удар щербатого в скулу оборвал его риторику.
Едва чёрная пелена перед глазами рассеялась, Георгий увидел, что гадоподобный мерзавец, перегнувшись через кровать, немытой рукой гладит сжавшуюся Милену по беременному животу, издавая звериные хрипы:
– Чё, зигота11, набалделась, сама сучку ждёшь?
– Убери лапы, скотина! – придушенно вскрикнул Георгий, силясь вырваться из дурно пахнущих объятий бандитов. – Не тронь её, гад! Пусть ты меня прикончишь, но прежде я тебе вырву язык!
И нечто такое было в его виде и голосе, что заставило садиста с раздвоенным языком почувствовать: женщина – тот предел, за которым для его противника ограничений не существует.
Но прежде, не оборачиваясь, налётчик мощным маховым движением в прыжке нанёс удар Листратову в солнечное сплетение, принудив его замолчать ещё на пару-тройку минут.
– Х-ха, вырву, – ехидно хмыкнул изувер, оставляя, тем не менее, Милену в покое и прицениваясь к её партнёру, который всё никак не мог вдохнуть воздух полной грудью. – Ну и чё? Вырвал? Я те ща член вперёд вырву, лох поганый! Ну, чё ты бакланишь? Сам же гонору нагнал, не захотел без понтов базарить. Сам и тёлку свою без навару подставляешь. Я – Вован Палач. Слыхал, небось? А ты кто?
– Че-чего спрашивать? Сам знаешь, что я – Листратов? – с передышками, хмуро склонился к диалогу Георгий. – Сдуру в дома такие, как вы, наверное, не вламываются?
Бандиты захохотали вкупе с вожаком.
– А ты ничё, фофан, – снисходительно одобрил прозвучавшую фразу Вован. – Коль дальше не будешь дуриком прикидываться, то и ты, и тёлка твоя, и надавыш твой, чё у неё в пузе зачервячился, жить останетесь. При одном условии, что ты запираться не станешь и бабло, что ты настриг немеряно, гопоте нашей отслюнявишь. O`кей?
– Попробуем, – согласился Георгий, суматошно соображая, сколько валюты у него в квартирном сейфе, на депозите и на банковских карточках. Да вот только последующие действия Змея заставили его предположить, что малыми уступками от этого мизантропа не отделаешься.
Так оно и вышло. Вован преспокойно дождался того, пока хозяин выложит им сбережения из сейфа, отдаст одну из банковских карт и сообщит код к ней, а вслед за тем почти культурно осведомился:
– Всё?
– Почти…Кроме депозита.
– Ай-яй-яй! – карикатурно скривился предводитель шайки. – Чё ты гонишь, отрыжка несвоевременно извлечённого пениса! А ведь договорились, фуфло не толкать. Секи поляну, Жора, и делай выводы.
С этими словами Змей извлёк из дорогого кейса фотографии, на которых Листратов сразу опознал Боба Сноу, точнее, труп Сноу, снятый в нескольких ракурсах. И на всех снимках рядом с телом репортёра беззубо скалился ненавистный щербатый субъект, что стоял сейчас подле режиссёра. Георгий тотчас вспомнил прессу дня минувшего, смаковавшую убийство американского подданного. Так вот кто виновен в его гибели! Или это ловкая мистификация?
– Чё, сомнения нас гложут? – ехидно, но правильно истолковал его колебания Вован. – Так ведь не суть, кто грохнул Боба, хотя я мог бы тебе и ксиву на него предъявить. Суть в том, что я знаю про связку меж тобой и Бобом. Ни одна собака про то не пронюхала, аж и комитетчики проворонили, а я знаю. Вот номер так номер, да? Аккурат тебе меж глаз!
– Да-а…, я знал Сно-оу, – выгадывая время, медленно протянул пленник, поражённый убийственным доводом. – В «Сюр-Реале» он бывал…
– Бывал член у любки под юбкой! – грубо оборвал его Змей. – Чё ты мне тюльку гонишь? Э-эх, впендюрить бы тебе по дыне пару раз, да ладно…И без того есть, чем прессовать.
И главарь, подобно факиру, вытаскивающему из мешка кобру, вытянул из кейса записную книжицу американского журналиста. С многозначительным видом он раскрыл вещественную улику и с великодушием победителя дал возможность поверженному противнику обозреть записи с номерами банковских телефонов и кодами.
– Ваша взяла, – и в самом деле сдался Листратов, исподлобья
обводя взором ораву уголовников. – Есть у меня куш на счетах…Так он в Швейцарии. До него ещё добраться надо.
– Нич-чё, доберёмся, – под гогот блатной братвы заверил его Вован. – И за чё ты такие крутые бабки срубил?
– За что-о? – замялся Георгий, не решаясь выдать тайну. – Загнал кое-что…Вам-то что? Вам же деньги нужны.
И в сей критический момент, из-за нервного перенапряжения, режиссер допустил промах: он ошибочно расценил последующие действия главного бандита.
– Нам-то что? – сказал гоп-менеджер, в третий раз раскрывая кейс. – Ты меня, фуфел, достал. Ща я тебе предъявлю лучший в мире детектор лжи…
– Погоди, – остановил его Листратов. – Погоди…
– Погожу, – заинтригованно замер тот в позе грибника, нащупавшего в жухлой листве груздь.
– Всё так, – покаянно сознался Георгий. – Барыш я сорвал на том, что загнал американцам усовершенствованный детектор. Резонатор…
– О, прикол так прикол! – Вован похабно разверз пасть, из которой торчали жёлтые прокуренные зубы с инкрустированными стразами. – А я-то намекал вот на какой детектор! – И он под лошадиное ржание своих опричников жестом фокусника извлёк-таки из кейса…паяльник.
Режиссёра охватил стыд, смешанный с гневом бессилия, что он так дёшево и бестолково «купился», ан отступать было поздно: слово блудливым воробьём вылетело изо рта и ухватить его, было не суждено.
– А чё такое…«отон»? – зачитал бандит непонятное словечко из записной книжки.
– Это…приставка к детектору, – соврал Листратов.
– Ну, чё, подытожим переговоры, прошедшие в тёплой и дружественной обстановке, – издевательски проговорил Змей. – На твой детектор мочился я со сталинской высотки. А вот на бабло я тебя разведу по полной программе. Делиться, братан, треба. Значит так, за кордон поедешь с нашими. Баба твоя останется тут, под нашей крышей. Рассчитаешься, получишь её живой и здоровой вместе с надавышем. Попробуешь свинтиться, получишь её уши в посылке. А щас, покеда мы будем выправлять ксивы в Швейцарию, пыхти в две дырки, засветись на работе…Короче, тусуйся, как обычно, но под нашим призором. А станешь дёргаться, так мы не толи што бабу твою саданём, но и тебя гэбистам сдадим за измену нашей великой Родине! – пафосно завершил он бандитское наставление.
Так криминальный «наезд» сорвал планы Листратова. Два дня под неусыпным надзором боевиков Вована Палача он оформлял срочную визу в Швейцарию. Мобильные телефоны у Георгия и Милены бандиты забрали. За Миленой также ходил по пятам «гопник», отслеживая каждый её шаг.
На второй день пленения Милена, предупредив Георгия, поехала в Ленинку, чтобы, якобы, подготовить материалы для дипломной работы. Там она набрала массу литературы об истории Древнего Рима, ибо одним из персонажей её исследования являлся легендарный основатель Вечного города Ромул. Под видом конспектирования, она стала писать записку Диане Лонской, намереваясь это послание незаметно передать библиотекарю. За этим занятием её и застал Георгий, внезапно появившийся в библиотеке.
– Иди за мной! – вполголоса и непривычно жёстко скомандовал он, беря её за руку.
– А-а-а…А как же книги? – только и успела пролепетать она.
Однако вид мужа был настолько страшен, что она осеклась и послушно засеменила за ним к выходу из зала. Милена даже упустила из виду то, что Георгий был без бандитского конвоя. Зато это в должной мере оценил её неотступный соглядатай. При приближении к нему супружеской четы, браток вдруг оробел, испуганно вскочил с лавочки и прижался к стене. Георгий, не останавливаясь, правой свободной рукой достал из кармана курточки-ветровки какую-то трубку. Это был изобретённый им самодельный импульс-шокер дистанционного действия.12 Он навёл
его на соглядатая и нажал на кнопку. Мгновение – и бандит расплавленным воском сполз по стене на пол.
– А-а-а… А г-где ост-остальные? – клацая от волнения хорошенькими ровными зубками, спросила Милена мужа в коридоре.
– Там же, где и последний, – ответил Георгий.
– Ты…Ты их тоже убил?
– Часа три поваляются в лужах из собственной мочи и очухаются.
И пришлось возлюбленным бежать впопыхах, куда глаза глядят. Поначалу Георгий спрятал Милену у тётки в Орехово-Зуево, а сам попытался сунуться за билетами в аэропорты, на вокзалы… Увы, везде он едва не напарывался не только на подельников Вована Палача, но ещё и на негласный контроль комитетчиков – то спохватился и Топтыжный. От провала Листратов ускользал в последние мгновения. Вскоре к перечисленным невзгодам присовокупилось и то, что вторая его банковская карта, которую он утаил от Пакостина, оказалась заблокированной. Выручила заначка, припрятанная в рабочем кабинете.
В виду того, что западные рубежи страны оказались наглухо заблокированными, несчастным влюблённым ничего не оставалось как, подобно славянам шестого века нашей эры, гонимым в поисках лучшей доли, двинуться на восток. Иногда так бывает: чтобы достигнуть Запада, надо стремиться на восток. Их бегство осуществлялось «тайными тропами» – вдали от российских транспортных магистралей, просёлочными и второстепенными дорогами, пролегающими между заштатными городишками, захолустными сёлами и лесными посёлками. Они передвигались на перекладных: попутными машинами, электричками, конными подводами, а подчас и пешком. В гостиницах «светиться» было опасно, потому в качестве места ночлега предпочитались частные дома. Последнюю ночь Георгий и Милена скоротали в избе безымянного вятского крестьянина.
От Кирова до Владивостока оставалось «всего ничего» – семь тысяч километров. Там проживал дальний родственник Листратова – Владимир Зиновьевич Селиванов. Он был капитаном дальнего плавания и располагал возможностями нелегальной переброски Георгия за кордон. Листратов убедил свою суженую, что у Зиновьева она будет в безопасности. Он же, Георгий, доберётся до Америки, заполучит сумму контракта, вернёт её в качестве компенсации Отечеству, а уж затем явится с повинной, как на том настаивала Милена.
Глава седьмая
1
Заковыкин совершил незаурядный для студента-гуманитария поступок: он встал в семь часов утра – неслыханно рано для себя. Это понадобилось ему затем, чтобы иметь солидный временной лаг в поисках улицы Подлесной, а равно и для поездки на проспект Вернадского. Воистину, кто рано встаёт – тому Бог подаёт. С задачей-минимум Тихон справился неожиданно легко: в девять часов он уже был на месте.
Добравшись до места проживания Георгия Листратова, уралец сориентировался с нумерацией квартир по табличке на дверях подъезда, и бодро разъяснил старушке, возившейся с кодовым замком: «Здрасьте. Я к Листратову…». Тихон лгал вдохновенно и без тени сомнения: во-первых, от природы он располагал таким искренним выражением лица, что именно пожилые люди ему безоговорочно доверяли, а во-вторых, то была ложь во спасение – во спасение Милены Кузовлёвой. Юркнув следом за бабулей в подъезд, он лестничными маршами взбежал на пятый этаж и нажал на кнопку звонка.
На его призыв к общению никто внутри квартиры не отозвался. Второй, более продолжительный сигнал, также остался без ответа. Настырный Заковыкин не привык так запросто отступать. Он принялся звонить ещё и ещё, и до того увлёкся этим процессом, что когда его кто-то тронул за плечо, он от неожиданности подпрыгнул кверху горным козлёнком.
В прыжке, с высоты козлиного полёта он оглянулся и обозрел лестничную площадку: на ней стояла та самая старушка, что впустила его внутрь.
– Ты к кому, мальчик? – уточнила бабуля.
– Дык…Я к дяде Жоре, – нашёлся Тихон, приземляясь. – К Листратову. На прошлой неделе он меня в гости звал…А его нету.
И по телефону не отвечает.
– Знать, ты Георгиев племянник?
– Угу.
– Георгий уж дней пять не появляется.
– Дней пя-а-ать…
– Да-а-а, – в тон ему подтвердила старушка. – Ево сёдни перед тобой энти…органы искали. Мине понятой брали. Квартиру обшарили и, вишь ты, бумажку наклеили.
Только сейчас Заковыкин обратил внимание на то, что вход в жилище опечатан узкой полоской бумаги с нанесённой на неё печатью следственного комитета.
– О-о-о!… – ошеломлённо протянул он. – То-то я думаю…Ну, ладно, я пошёл. Моя мама, то есть сестра дяди Жоры, наказала проведать его. А тут…Спасибо, бабушка. Я, пожалуй, пойду.
Лгунишка уже спустился ступенек на пять, обдумывая слова старушки, как та внезапно сама его позвала:
– Внучек, постой! Коли тебе чего спросить, так люди из органов промеж собой говорили, что сёдни эдеся энту…засаду выставят. Дак ты про Георгия у них може чиво спросишь?
– Да-аже и не знаю, – артистично разыграл нерешительность парнишка. – Не-е, я лучше маме скажу, а она пусть решает.
– Ну, мотри, – сказала старушка ему вслед.
Студент, то перепрыгивая ступеньки лестничных маршей, то съезжая по перилам, спустился на первый этаж. Шагнув из полутьмы подъезда на улицу, он зажмурился от яркого солнечного света, и в ту же секунду ощутил, что кто-то схватил его разом справа и слева, вывернул руки вбок и вверх так, что он скрючился в три погибели, едва не уткнувшись лицом в асфальт. Невидимые злодеи – судя по числу ног, их было двое (а то и четверо, если они вдруг относились к одноногим монстрам?) – оттащили его в близлежащие кусты. В зарослях «черёмухи душистой» один из них вовсе не поэтично рявкнул:
– Кто таков?
– Да вы хоть разогнуться дайте, – скромно попробовал возмутиться похищенный.
– Ты у меня щас побакланишь, так не то ли что не разогнёшься,
а в окончаловку загнёшься, чухан! – реально пообещал обладатель нелирического баса. – Какое у тебя погоняло?
– По-погоняло? Какое погоняло?
– Имя, б-блин!
Тихон учёл, что верхняя пара конечностей одного из возможных монстров-уродов ощупывает его и уже лазит по карманам. Следовательно, через миг-другой студенческая карта, которая на сей раз была при пермяке, будет обнаружена. То есть, запираться по очевидным фактам становилось бессмысленно. И юноша натужно прохрипел:
– Тихон я…Тихон Заковыкин. Отпустите меня, так я вам сам документ покажу…
– Показывают член, а документ предъявляют, ак-кадемик докторских наук, – поучающе фыркнул бас.
– Ну, предъявлю…
– Стой тихо и не бухти, – проворчал незримый собеседник. – Тады, может, и мочить тебя не придётся. Дошло, лузер ты обыкновенный?
От многообещающих намёков у «лузера» пропала не то что способность «бухтеть», но и желание громко пыхтеть. В том числе и пыхтеть «устами, которые не говорят по-фламандски», к чему его неимоверно вынуждала поза «йога, внезапно впавшего в созерцание вечности в момент поклона прошлому».
Под кряхтение противоборствующих сторон монстры завладели содержимым карманов парнишки. Выполнив «аудит» по полной номенклатуре, невидимки позволили Заковыкину разогнуться. Тот распрямился и увидел перед собой двух нечёсаных мужиков средних лет, «одежду» которых преимущественно составляли «наколки», слабо прикрытые несвежими шортами и футболками. Один из них, с причёской типа «ирокез» и с многообещающим выражением на физиономии типа «Кому по роже – милости просим!», сказал уже знакомым басом:
– Чё те надо от Листрата?
– Э-э-э, – невразумительно затянул юноша, придумывая отговорку. – Задолжал он мне. Заказ я оплатил, а он его не исполнил.
– Ишь ты, кредитор, ли чё ли? – неопределённо проговорил второй, с носом как у Сирано де Бержерака, списывая в блокнотик данные «кредитора» со студенческой карты. – Может его того…на Калачёвскую, сорок? Там из него повыбивают…
– Глохни, рыба! – резко оборвал напарника «Ирокез». – А ты, Тихон, дёргай отсюда. Ещё раз поймаем – ноги повыдергаем!
– А заместо них спички вставим, – поддакнул старшему «Сирано де Бержерак».
Паренька отпустили, вернув экспроприированое, а также придав «стартовый импульс» в виде смачной оплеухи.
Отойдя от места «морального осквернения» на приличное расстояние, Тихон обиженно проворчал: «На Калачёвскую, сорок, на Калачёвскую, сорок…Я вот вас как сдам на Большую Дмитровку Гэ-Гэ, так зачешетесь!»
2
Утреннее приключение более или менее образумило Заковыкина. И поначалу оно, благоразумие, справлялось с опасными помыслами Тихона. Но после перекуса кровь пермяка прилила к желудку, мозги затуманились, и…всё пошло по-старому.
В два часа пополудни студент, уже вооружённый технической новинкой, «подземкой» добрался до станции «Юго-Западная». Там он поднялся на эскалаторе к выходу и вышел на проспект Вернадского. Здесь, близ гостиницы «Салют», должна была проживать Милена Кузовлёва. По мере приближения к искомому адресу поступь юного разведчика явственнее и явственнее выдавала неуверенность: сказывалась перипетии вылазки на улицу Подлесную. Потому «пермяк-солёные уши», приближаясь к нужному подъезду, замедлял и замедлял шаги, держа «ушки на макушке».
Прибыв на место, Заковыкин не стал дожидаться доверчивых бабуль. Озирая окрестности, он достал из кармана скиммер. Прикрепив считывающее устройство к кодовому замку на входных дверях в подъезд, юноша нажал тумблер: на экранчике прибора замелькали циферки, пляска которых прекратилась с появлением числа «837». То был пароль электронного запора. Тихон снял портативный сканер, набрал зашифрованное число и юркнул внутрь.
Установив число квартир на этаже, чужак поднялся лифтом на седьмой этаж, выйдя на странную лестничную площадку, ибо стены её были разукрашены картинками из весёлых мультфильмов. Незваный гость приблизился к металлическим дверям с овальной табличкой под номером сто тридцать два.
Тихон, набирающийся опыта не по дням, а по часам, убедился, что квартира не опечатана, и приложился к кнопке звонка – сигнальное устройство безмолвствовало. Полагая, что он слабо нажал на кнопку, Заковыкин энергично и столь же безрезультатно надавил ещё пару-тройку раз.
Бесцельно послонявшись по пустому межквартирному пространству, упорный паренёк опять направился к жилищу Кузовлёвых. Преодолевая вполне объяснимую внутреннюю неловкость, он настойчиво постучал в дверь. Стук гулко раздавался в пустом подъезде, теперь отдававшим холодной враждебностью. Визитёр невольно оглянулся: позади никого не было, в том числе и бабулек. Ему стало жутковато, ибо померещилось, что в квартире притаился неизвестный, злобно взирающий на него через «глазок». Заковыкин из духа противоречия приблизил к дверному «зрачку» свое лицо и, фиглярничая, усмехнулся: «Тьфу, тьфу, чтоб не плюнули!» – однако различил в нём лишь свою физиономию, искажённую кривизной линзы и нервным напряжением.
Студент застыдился собственной робости, и толкнул дверь ладонью, словно проверяя её на прочность. Та, проявляя физическое свойство, именуемое в науке сопротивлением материала, не подалась ни на миллиметр. Тихон зло толкнул металлическую преграду плечом, которая на хулигански вызывающий толчок плечом ответила индифферентным металлическим противодействием.
На Заковыкина, соответственно возрасту, частенько накатывало
эдакое мальчишеское лихачество и безрассудство, попирающие взрослые нормы поведения. Вот и сейчас, нетерпеливо «крутанувшись» по просторной лестничной площадке, озоруя и подражая волку-каратисту, нарисованному на стене, он с разбегу прыгнул на «непокорную» дверь, лишь обозначив ногами то, как вынесет металлическую преграду с петель…
Тихон совсем несильно ткнул в стальную плоскость кроссовками, но та внезапно распахнулась, и атакующий её «каратист» влетел в темноту прихожей. Продолжению полета поспособствовал и невидимый коварный внешний фактор, втянувший его вглубь. О коварном факторе парнишка догадался чуть позже, в квартире, куда так стремился. Некто, уже на излёте, квалифицированно нанёс ему акцентированный удар точнёхонько в солнечное сплетение, сбив дыхание, а затем резко врезал по «загривку» так, что у пермяка кратковременно отказало зрение. Тут же Заковыкина безжалостно бросили на пол и затворили за ним вход. О последнем обстоятельстве «взломщик» догадался по характерному стуку и щелчку замка.
Тотчас, без передышки, пленённого несколько рук ткнули носом в паркет, перехватили чем-то горло, загнули все четыре конечности за спину и профессионально обыскали методом похлопывания.
– Чисто, – облегченно просипел некто в темноте. – Без стволов. Только какая-то коробочка есть.
– Глянь, что за Зорро-попрыгунчик пожаловал, – приказал другой мужской голос.
В прихожей вспыхнула лампочка, пленника уложили на бок. И тогда Тихон, издавая от апперкота урчащие звуки воздухом, выходящим из легких (и может, не только оттуда), разглядел, что над ним наклонились два возбужденных мордоворота, нацеленные на дальнейшие, более решительные действия. За ними стоял
щеголеватый худощавый молодой мужчина.
– Кто таков? – осведомился щёголь.
– Э…Э…Э…, – приходя в себя, попытался ответить Заковыкин, натужно хватая ртом воздух и с удивлением опознавая во франте следователя Геннадия Геннадьевича Затыкина.
– Что, попрыгунчик, в зобу дыханье спёрло? – насмешливо
полюбопытствовал тот.
Громилы тем временем обыскали паренька и извлекли содержимое из одежды.
– Здра-здрасьте, Гэ-Гэ, – с трудом, и не без неожиданно прорезавшегося подобострастия, выдавил из себя Тихон.
– Чо-чо? – улавливая знакомые черты в лице и в тембре голоса задержанного, по-деревенски переспросил его сотрудник следственного комитета, теряя ведомственный лоск.
– Ой…Здрасьте, Геннадий Геннадьевич, – поправился студент. – Не узнаёте?
– Эта…, – припоминающее нахмурился следователь. – Хм…Никак, бабай с Урала? Пермяк-солёные уши?
– Он самый, – не стал хорохориться «бабай».
– Поднимите его, – отдал начальственное указание Затыкин, которое мордовороты исполнили неукоснительно, прихватив юношу за локти. – З-заковыкин?
– Я.
– Какого чёрта вы тут делаете, Заковыкин? – осматривая портативный сканер, услужливо поданный помощниками, осведомился амбициозный Гэ-Гэ. – Так-с, скиммер…Ясненько… Ишь, как экипировался! Какого чёрта вы тут делаете, Заковыкин, я вас спрашиваю? – вторично прозвучал вопрос теперь в несколько угрожающей интонации.