bannerbannerbanner
Пособники. Исследования и материалы по истории отечественного коллаборационизма
Пособники. Исследования и материалы по истории отечественного коллаборационизма

Полная версия

Пособники. Исследования и материалы по истории отечественного коллаборационизма

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 5


Д.А. Жуков, И.И. Ковтун

Пособники. Исследования и материалы по истории отечественного коллаборационизма

© Жуков Д.А, Ковтун И.И., Синицын Ф.Л., Ковалев Б.Н., Дробязко С.И., Куберский Х., Самцевич А.А., Белков А.Н., Грибков И.В., Митрофанов С.А., 2020

© Издательство «Пятый Рим»™, 2020

© ООО «Бестселлер», 2020

Изменники, пособники, коллаборационисты…

В современном международном праве термин коллаборационизм означает сотрудничество с гражданскими и военными структурами противника в ущерб своему государству. Как известно, впервые это понятие употребил (вовсе не в отрицательном смысле) маршал Анри Петэн, глава так называемого режима Виши (1940–1945 гг.), ультра-консервативного государства, созданного на юге Франции и фактически союзного Третьему рейху. После поражения стран Оси во Второй мировой войне термин приобрел негативные коннотации и стал широко использоваться в западной историографии для обозначения различных сил, структур и отдельных лиц, сотрудничавших с нацистами. В 1990-е гг. термин стал широко использоваться и в отечественной исторической литературе, а также в политической публицистике.

Одной из ошибок многих авторов является перенесение обозначения коллаборационизм на схожие явления предыдущих эпох, что некорректно и можно назвать типичным анахронизмом. Другая встречающаяся ошибка – подмена слова коллаборационизм нейтральным понятием коллаборация (означающим процесс какой-либо совместной деятельности людей и организаций).

В практике советского государства коллаборационистов именовали изменниками Родины, предателями и пособниками врага. Среди этих экспрессивно окрашенных выражений, как нам представляется, эвфемизм пособничество является наиболее точной калькой термина коллаборационизм. Поэтому редакцией и было принято решение выбрать для настоящего сборника название «Пособники».

Надо отметить, что внимание к проблемам коллаборационизма появилось в нашей стране чуть более четверти века назад, когда ученые получили доступ к закрытым ранее архивам и коллекциями, смогли иначе взглянуть на целый комплекс вопросов, не получивших в рамках советской историографии объективного и должного освещения. За последние два десятилетия российские историки сделали немало шагов в этом направлении. В самых разных по своему формату публикациях были отражены как характерные черты и формы коллаборационизма, так и конкретные его проявления на оккупированных территориях СССР и Европы[1].

К настоящему времени определенная часть вопросов, относившихся прежде к числу малоизученных или не до конца раскрытых, успешно снята. По целому ряду проблем написаны добротные научные монографии и статьи, включая полемические публикации, выпущены материалы многочисленных международных и региональных исторических конференций, семинаров, симпозиумов и «круглых столов», а также справочные издания и сборники статей[2]. Тем не менее, пробелы еще остаются. Многие из них касаются интерпретации тех или иных событий, установления подлинных биографий граждан, вставших под знамена противника, разработки новых проблем, имеющих непосредственное отношение в обсуждаемой теме.

К разряду вполне изученных можно отнести деятельность генерал-лейтенанта А.А. Власова, попавшего в немецкий плен в июле 1942 г. Среди большинства специалистов, которые занимаются личностью самого известного русского коллаборациониста, утвердилась точка зрения, что основная часть карьеры Власова на стороне Германии была связана с пропагандистскими мероприятиями органов вермахта и СС. Появление же Русской освободительной армии (РОА), или, точнее, Вооруженных сил Комитета освобождения народов России (ВС КОНР), в качестве реальной военной силы, произошло осенью 1944 г. При этом о самостоятельности власовских частей и соединений можно говорить лишь условно – независимые от немцев действия отдельные командиры ВС КОНР (при этом сам Власов к их числу не относился!) начали предпринимать только в последние недели или даже дни войны.

Вместе с тем, было бы грубой ошибкой сводить весь русский коллаборационизм только к фигуре Власова и его сторонников (что, к сожалению, можно встретить в немалом количестве публикаций[3], в некоторых сборниках документов, подготовленных не без оглядки на принципы подбора и подачи материалов, утвердившихся еще в советский период[4]). Отчасти в тени – что совершенно необоснованно – находятся персоны, вступившие на путь борьбы против советского государства еще в тот момент, когда Власов воевал в Красной армии. Фамилии некоторых из них на данный момент уже хорошо знакомы заинтересованным читателям (Б.В. Каминский, К.П. Воскобойник, В.В. Гиль-Родионов, Б.А. Хольмстон-Смысловскийи и др.).

Настоящий сборник статей и документов посвящен различным аспектам русского коллаборационизма. Представленная в публикациях информация, надеемся, вызовет интерес среди профессиональных историков и людей, интересующихся самыми острыми вопросами Второй мировой войны.

Авторский коллектив сборника предпринял попытку с разных сторон рассмотреть отдельные проявления русского коллаборационизма и сотрудничества с нацистами. Это предопределило структуру и распределение публикаций сборника на два раздела, которые дают возможность переосмыслить некоторые моменты, посмотреть на них через призму вновь открывшихся документов, отразить новые эпизоды, детали и подробности в контексте исторических событий.

Первый раздел открывает статья кандидата исторических наук Ф.Л. Синицына, посвященная вопросу интерпретации термина коллаборационизм. Исследуя содержание этого понятия, автор отталкивается от нормативно-правовых актов СССР и раскрывает объективные и субъективные нюансы этого неоднозначного явления. В конце публикации исследователь предлагает свое определение коллаборационизма, которое, на наш взгляд, представляется в целом правомерным.

Далее представлены исследования, так или иначе затрагивающие различные аспекты деятельности военных и политических структур, подчиненных обер-бургомистру, в последующем – ваффен-бригадефюреру и генерал-майору войск СС, Б.В. Каминскому. Следует сказать, что последователи Каминского (и его предшественника К.П. Воскобойника) были гораздо успешнее в своих предприятиях, чем так называемые власовцы. К тому же каминцы располагали вооруженными формированиями (бригада Русской освободительной народной армии, позднее – 29-я дивизия войск СС) и территорией (Локотский и Лепельский административные округа), в пределах которой им было разрешено проявлять свою активность. В статье «Викинги всея Руси» впервые подробно и с привлечением ранее неизвестных архивных источников рассматриваются вопросы создания и строительства «русской нацистской партии». Немало внимания уделено влиянию программы НТСНП – НТС (Национально-трудовой союз нового поколения – Народно-трудовой союз) на идеологию партии Каминского. Указанная тема еще не получила обстоятельного раскрытия в научной литературе и окружена мифами, мешающими увидеть подлинную суть мировоззренческих опытов Каминского и его соратников.

Статья доктора исторических наук, профессора Б.Н. Ковалёва «“Царственная вдовица” русского коллаборационизма» опирается на материалы уголовного дела А.В. Колокольцевой-Воскобойник – супруги первого руководителя Локотского самоуправления. Автор сообщает множество новых данных о биографии самого Воскобойника. Драматическая судьба героини статьи также не остается без должного анализа.

Биографический характер носит и статья кандидата исторических наук С.И. Дробязко, касающаяся судьбы начальника разведки РОНА «майора Бориса Костенко» (Б.Я. Краснощекова). Исследователь вводит в научный оборот уникальные по своему значению документы, позволяющие взглянуть на жизнь одного из приближенных Каминского глазами советских спецслужб и следственных органов. Исследователь представил захватывающую реконструкцию событий и коснулся вопросов, которые долго оставались без ответов.

Блок публикаций о Каминском и РОНА завершает статья польского исследователя Х. Куберского о боевом применении коллаборационистов в период подавления Варшавского восстания (август – октябрь 1944 г.). Первостепенное внимание историк уделяет русским и украинским формированиям, так как, по его мнению, с ними связано наибольшее количество мифов. Опираясь на источники из польских и немецких архивов, Куберский представил подробную картину участия «восточных добровольцев» и русских эсэсовцев в боях в Варшаве, определил характер преступной деятельности сводного полка РОНА. Исследование Куберского было проведено в рамках проекта, организованного Национальным центром науки Республики Польша, по изучению особого формирования СС Дирлевангера.

В материале исследователя А.А. Самцевича поднимается вопрос службы русских и украинских эмигрантов в составе вооруженных формирований Независимого государства Хорватии (НГХ) – одного из сателлитов Третьего рейха. Автор показывает, какими путями выходцы из Российской империи попадали в ряды хорватских националистов, принимавших активное участие в борьбе против югославских партизан.

В деле изучения коллаборационизма большое значение имеет знакомство с пропагандой, которую вели на оккупированных территориях СССР бывшие советские военнослужащие, оказавшиеся на стороне противника и прошедшие подготовку на специальных курсах. Иногда – чаще по незнанию – их считают исключительно подручными Геббельса, что не вполне корректно, так как в идеологической обработке населения захваченных советских областей в первую очередь участвовали сотрудники подразделений пропаганды вермахта, которой руководил полковник (позже – генерал-майор) Хассо фон Ведель, а также отдела пропаганды Министерства по делам оккупированных восточных территорий (министр – Альфред Розенберг). Из-под пера коллаборационистских журналистов вышло значительное количество заметок, очерков, корреспонденций, агитационных статей, разжигавших ненависть к большевикам и евреям, призывавших обычных граждан помогать установлению «нового порядка» и вести беспощадную борьбу с партизанами. Эти, а также другие темы рассматриваются в публикации военного историка А.Н. Белкова «Ложь вместо лжи. К истории печатной периодики “Русской освободительной армии”». В статье освещаются основные направления деятельности власовских специалистов по «промыванию мозгов», выступавших от лица РОА. Отдельное внимание автор уделяет анализу содержательных компонентов периодики коллаборационистов.

В публикации кандидата исторических наук И.В. Грибкова затронут вопрос о распространении на оккупированной территории СССР русских коллаборационистских журналов. Исследователь также представил – с опорой на широкий массив архивных источников – перечень журнальных изданий, позволяющий увидеть масштабы работы подконтрольных немцам печатных органов.

Изучение коллаборационистской тематики часто затрагивает и такое популярное сегодня направление исследований, как история частной жизни. Фактически речь идет о конкретных жизненных ситуациях, через освещение которых становятся более понятны мотивы поведения конкретных людей. Подобные мотивы – от мести до добровольной помощи немецким войскам – рассматриваются в статье исследователя С.А. Митрофанова «Цена измены». Автор получил возможность ознакомиться с рассекреченными материалами надзорных производств прокуратуры Тульской области. Помимо примеров сотрудничества с врагом, Митрофанов касается и вопроса воздаяния за пособничество, что весьма важно, поскольку уже в первый год войны стала складываться система судебного преследования коллаборационистов.

Во второй раздел сборника вошли документы и материалы из российских и зарубежных архивов. Основная задача публикации этих источников – расширение документальной базы по вопросам сотрудничества с нацистами различных кругов российской эмиграции как до, так и во время Второй мировой войны. В этой связи значительный интерес представляет переписка генерал-майора В.В. Бискупского и А. Розенберга, подготовленная к публикации историком И.Р. Петровым. Корпус писем, обнаруженный исследователем в архивах Мюнхенского института современной истории, дает весьма ценную информацию об идеологических концепциях и воззрениях, существовавших в среде русских изгнанников, симпатизировавших нацизму. Отдельно стоит подчеркнуть и то, что эта переписка, несмотря на определенные идейные расхождения с внешнеполитическими устремлениями лидеров Третьего рейха, все же не помешала Бискупскому быть приверженцем национал-социализма и сохранить с Розенбергом хорошие отношения.

Тема сотрудничества белоэмигрантов с немцами в годы войны отразилась в мемуарах одного из руководителей Русского общевоинского союза (РОВС), полковника Д.И. Ходнева. Историк О.И. Бэйда, который обнаружил одну из версий этого источника в Бахметьевском архиве Колумбийского университета в Нью-Йорке, охарактеризовал воспоминания Ходнева, как «патриотическую надежду» русских эмигрантов, которая в конечном итоге оказалась иллюзией, так как ни в каком реальном освобождении русского народа они участия не принимали. Автор мемуаров, работавший переводчиком в 36-й мотопехотной дивизии вермахта летом 1941 г. (группа армий «Север»), успешно справился с поставленными перед ним задачами. Разумеется, о многом Ходнев не стал писать в воспоминаниях, так как уже в 1941 г. ему стало ясно, какие цели преследует Третий рейх, ведя войну на Востоке.

В годы Второй мировой войны определенной части русских эмигрантов удалось не только послужить на должностях переводчиков, пропагандистов, администраторов, хозяйственников, но и проявить себя в рамках коллаборационистских проектов, организованных под эгидой немецких спецслужб – как абвера, так и СД. Некоторые из них добились даже назначения на руководящие посты внутри германских разведывательных структур. Одним из самых известных примеров такого рода является работа Особого штаба «Россия» (Зондерштаба «Р»), который возглавлял эмигрант, кадровый немецкий разведчик Б.А. Смысловский, также известный под своими оперативными псевдонимами «фон Регенау» и «Хольмстон». Биография Смысловского не раз становилась объектом исследований отечественных и зарубежных специалистов и постепенно выходит из небытия.

Иначе обстоит дело с ближайшими соратниками Хольмстона, также работавшими на абвер и СД. По-прежнему остаются малоизвестными детали акций, к которым они имели отношение, включая и знаменитый вывод разведывательных кадров в Лихтенштейн в начале мая 1945 г. Несмотря на то, что в научной литературе указанный эпизод рассматривался неоднократно, многие нюансы пребывания коллаборационистов в княжестве не нашли пока всестороннего освещения. Этот пробел в известной мере восполняет публикация «Иногда жутко становится вспоминать все прошедшее», основанная на мемуарах близких к Смысловскому офицеров – обер-лейтенанта Г.В. Клименко и подполковника К.Е. Истомина.

Завершает документальный раздел публикация кандидата философских наук А.В. Мартынова. Материал включает в себя вступительную статью, комментарии и письмо (1961 г.) бывшего немецкого разведчика и куратора генерала А.А. Власова по линии отдела «Иностранные армии – Восток» капитана В.К. Штрик-Штрикфельда, которое было адресовано бывшему поручику ВС КОНР и члену НТС М.В. Томашевскому – переводчику апологетической книги немецкого публициста, писателя и историка криминалистики Юргена Торвальда (Хайнца Бонгарца) о власовском движении.

Материалы документального раздела публикуются в соответствии с современными правилами орфографии и пунктуации при сохранении стилистических особенностей документов. Неисправности текстов, не имеющие смыслового значения (орфографические ошибки, опечатки и т. п.), как правило, исправлялись без оговорок. Пропущенные в текстах документов и восстановленные слова и части слов заключались в квадратные скобки. В случаях, когда в текстах были пропуски, эти места отмечались отточием, заключенным в угловые скобки, и оговаривались в текстуальных примечаниях. В текстах документов сохранены подчеркивания, если они носят смысловую нагрузку.

Часть представленных статей и материалов намечают новые пути для дальнейших исследований, необходимых для того, чтобы углубить наше понимание различных проблем и аспектов русского коллаборационизма. Надеемся, что известное методическое и стилистическое разнообразие публикаций, подготовленных участниками данного проекта, – позиция которых, заметим, не всегда совпадает с позицией редакторов-составителей сборника, – будет способствовать развитию исторических знаний по этому вопросу.

Д.А. Жуков, И.И. Ковтун

I

Исследования

Федор Синицын

Коллаборационизм

Историко-правовой анализ терминологии

Понятие «коллаборационизм»[5] в современной науке имеет, фактически, общепризнанное значение: сотрудничество с врагом страны в военное время[6]. В российской историографии этот термин широко используется, однако его толкование остается дискуссионным. Б.Н. Ковалев отмечает, что термин «коллаборационист» нужно применять «для обозначения людей, сотрудничавших в различных формах с нацистским оккупационным режимом»[7]. М.И. Семиряга использовал такое определение коллаборационизма: «измена родине», «содействие в военное время агрессору со стороны граждан его жертвы в ущерб своей родине и народу». Применительно к условиям Второй мировой войны, М.И. Семиряга понимал коллаборационизм как «разновидность фашизма и практика сотрудничества национальных предателей с гитлеровскими властями в ущерб своему народу и родине»[8]. И.А. Гилязов, напротив, считает, что следует разделять понятия «коллаборационист» и «предатель»: «Любой факт предательства в годы войны можно рассматривать как пример коллаборационизма, но не любой случай коллаборационизма есть проявление предательства». В целом, И.А. Гилязов делает вывод, что «с точки зрения исторической науки абсолютно точно и однозначно оценить явление коллаборационизма практически невозможно»[9].

На наш взгляд, это вполне возможно, если провести детальную проработку термина «коллаборационизм», основанную и на научно-историческом, и на юридическом подходе к этой проблеме. Тем более, что понятие «коллаборационист» с момента его появления стало не только клеймом или стигмой: признание человека коллаборационистом, с точки зрения государства, может повлечь для первого весьма негативные правовые последствия (вплоть до применения смертной казни). Поэтому здесь необходим очень четкий и аккуратный терминологический подход.

Применительно к коллаборационизму граждан СССР в период Великой Отечественной войны, когда это явление было, пожалуй, наиболее значимым в нашей истории, нужно руководствоваться положениями советского законодательства, действовавшего в тот момент. Проблемой здесь является то, что термин «коллаборационизм» в отечественном законодательстве отсутствовал тогда (и отсутствует сейчас), что также является одним из факторов разногласий в толковании этого термина. Однако решить эту проблему можно, если проанализировать правовые нормы советского законодательства периода Великой Отечественной войны, которые коррелируют с общепринятым пониманием термина «коллаборационизм».

Основа государственного подхода к проблеме коллаборационизма в Советском Союзе была отражена в нескольких нормативно-правовых актах. 25 февраля 1927 г. ЦИК СССР утвердил «Положение о преступлениях государственных (контрреволюционных и особо для Союза ССР опасных преступлениях против порядка управления)». Статья 3 Положения устанавливала уголовную ответственность за «сношения в контрреволюционных целях с иностранным государством или отдельными его представителями, а равно способствование каким бы то ни было способом иностранному государству, находящемуся с Союзом ССР в состоянии войны или ведущему с ним борьбу путем интервенции или блокады».

8 июня 1934 г. это Положение было дополнено двумя статьями, которые получили общее название «Об измене родине»:

Ст. 1.1. «Измена родине, т. е. действия, совершенные гражданами Союза ССР в ущерб военной мощи Союза ССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, как-то… переход на сторону врага… карается высшей мерой уголовного наказания – расстрелом с конфискацией всего имущества, а при смягчающих обстоятельствах – лишением свободы на срок 10 лет с конфискацией всего имущества».

Ст. 1.2. «Те же преступления, совершенные военнослужащими, караются высшей мерой уголовного наказания – расстрелом с конфискацией всего имущества».

Вскоре, 20 июля 1934 г., эти статьи были введены в Уголовный кодекс РСФСР[10] под номерами 581а и 581б. Таким образом, квалификация коллаборационизма как преступного деяния стала составной частью пресловутой «58-й статьи», которая долгое время служила в СССР юридическим базисом для осуществления массовых репрессий. Тем не менее, dura lex, sed lex («закон суров, но это закон») – определение коллаборационизма в годы Великой Отечественной войны базируется именно на положениях статей 581а и 581б УК РСФСР[11].

Термин «коллаборационизм» мы сформулируем путем анализа состава преступления, описанного в указанных статьях Уголовного кодекса. Конечно, сделать это непросто, ввиду недостаточной четкости терминологии, которая использовалась в советском уголовном законодательстве тех времен (как, например, с точки зрения современного права можно однозначно объяснить понятие «переход на сторону врага»?)[12].

Как известно, состав преступления как правовая категория включает в себя четыре компонента – «объект», «объективную сторону», «субъективную сторону» и «субъект». Только при наличии всех этих компонентов деяние, совершенное человеком, может быть по приговору суда признано преступлением.

Объект

Объект преступного посягательства (общественные отношения, которые нарушены преступлением) для деяния, которое мы определяем как коллаборационизм, – это, в первую очередь, суверенитет, безопасность и целостность государства, в которых заинтересована подавляющая часть его граждан. Это неотъемлемое право государства, подлежащее защите, в том числе в рамках международных отношений. Суверенитет СССР распространялся на всю его территорию, поэтому право Советского государства на защиту своей безопасности и целостности действовало в отношении всей территории страны, включая регионы, оккупированные Третьим рейхом и его сателлитами в период Великой Отечественной войны.

Мнение ряда историков о наличии среди граждан СССР сторонников «антисталинских сил»[13], которые, фактически, не признавали легитимность Советского государства, не может влиять на правовую оценку коллаборационизма. СССР был субъектом международного права, и поэтому его право на защиту своей безопасности и целостности действовало безоговорочно, в независимости от желания и отношения к советской власти каких-либо людей.

Объективная сторона

Объективная сторона – это характеристика собственно преступного деяния. Для ее определения необходимо ответить на ряд вопросов:

Есть ли в наличии факт преступления и, если «да», то заключался он в действии или бездействии? (Например, бездействие в виде неоказания помощи пострадавшему человеку в некоторых случаях закон признает преступлением).

Какими были место, способ, время, обстановка, орудия совершения преступления?

И, наконец, к каким вредным для общественных отношений последствиям привело это деяние?

Во-первых, совершение преступления, которое мы обозначаем как коллаборационизм, может иметь место только в виде действия (именно его предполагает формулировка «переход на сторону врага», данная в ст. 581а УК РСФСР). Например, житель оккупированной территории СССР, который и не помогал, но в то же время не препятствовал в чем-либо оккупантам, считаться коллаборационистом не может. Если врагу не оказывал сопротивления военнослужащий, при наличии приказа о вступлении в бой и возможности исполнения этого приказа, – это не коллаборационизм, а другое правонарушение (неисполнение приказа, дезертирство и пр.).

Во-вторых, важным является вопрос о времени и обстановке совершения преступления. Коллаборационизм может иметь место тогда, когда у страны в наличии есть «враг». К сожалению, ни сама диспозиция статей 581а и 581б УК РСФСР, ни комментарий к этим статьям не дают конкретного определения, что следует понимать под упомянутым в ст. 581а термином «враг». Однако из комментария к УК ясно, что совершение преступления, предусмотренного этими статьями, относится к сфере «защиты отечества»[14]. Современный комментарий к этой норме Уголовного кодекса гласит, что «переход на сторону врага» мог иметь место «в период войны или в боевой обстановке»[15]. Таким образом, наличие «врага» у СССР относится и к периодам, когда официально объявлено состояние войны с неким государством (или несколькими государствами), и к периодам вооруженных конфликтов без объявления войны. В случае не вооруженного, а политического, экономического или иного противостояния на международной арене (например, экономический бойкот), к гражданам СССР, оказывавшим помощь противной стороне, должна применяться ст. 583 УК РСФСР («Сношения в контрреволюционных целях с иностранным государством или отдельными его представителями, а равно способствование каким бы то ни было способом иностранному государству, находящемуся с Союзом ССР в состоянии войны или ведущему с ним борьбу путем интервенции или блокады»).

На страницу:
1 из 5