Folly

Послышался стук закрывающейся дверцы ландо. Медлить было нельзя, иначе он так и не узнает, кто его побеспокоил в столь ранний, по его меркам, час. По дороге начинал движение экипаж княгини Долгорукой. Он узнал его сразу по аляповатым элементам декора, покрывавшим весь кузов. Здесь и лепестки роз, и какие-то завитки, ещё и герб фамильный. Всё было сделано лишь для привлечения внимания. На Карла это нисколько не действовало, скорее наоборот. Он не мог писать неинтересные лица. Ни за какие деньги, невзирая на чины и важность заказчиков. Не мог и всё. Зато когда к нему приходило вдохновение, он мог бесплатно написать не один портрет. Взять хотя бы этого метателя, Доменико Марини. Карла поразило выражение его лица, на котором отражались его переживания и стремление превзойти себя в момент броска. Его каменные скулы были недвижимы, реки вен на руках словно наполнены свинцом. Он, как машина, демонстрировал силу и слаженность действий. В его взгляде сквозила непоколебимость. Любому художнику необходимо выразить свои чувства, поделиться ими. Люди просто обязаны увидеть то, что видит он, Карл. Иначе подобные переживания могут сжечь его изнутри, не давая перспективы развития в будущем. Чего греха таить, от творчества художник тоже должен получать удовлетворение. Его за монеты не получишь.

Ни у кого не было сомнения в его таланте, поэтому, несмотря на все его прихоти, к нему шли и даже, как сегодня, стучали в дверь. Он сам это прекрасно осознавал. Иначе его бы здесь просто не оказалось, да ещё и на содержании Общества поощрения художников.

«Поощрения, как бы не так. Эти постоянные согласования, утверждения… Разве кто-то может понять на расстоянии более четырнадцати тысяч вёрст моё настроение, мои чувства, которые пробуждает это место? Стоит вступить на, казалось бы, простой булыжник, как начинаешь ощущать интенсивную вибрацию, которая готова взорваться и снести тебя всей энергией, копившейся веками. Эта энергия обладает необузданной мощью, но одновременно с этим можно забрать её частичку и навсегда оставить в своём произведении. Так и я хотел сделать вначале, попытавшись повторить шедевр уникального мастера Рафаэля. Вот только пришлось писать объяснение в Общество, почему, на мой взгляд, лучше писать копию с “Афинской школы”, нежели с “Мадонны ди Фолиньо”, и чем один шедевр лучше другого».

Глядя на своё произведение, которое было почти закончено (правда, он затянул со сроком – обещал отправить картину ещё в декабре прошлого года), Карл ощущал некое подобие гордости: он всё-таки сумел. По его мнению, ему удалось в точности угадать и даже дополнить деталями каждого персонажа поистине выдающегося творения, украшающего парадные залы Ватиканского дворца. Карл навсегда запомнил первый день своего знакомства с этими шедеврами. Их всего четыре: «Афинская школа», «Диспут», «Мудрость, умеренность и сила» и «Парнас». Каждый олицетворяет собой незыблемую часть человеческого общества: «Философия» (разум), «Религия» (любовь), «Правосудие» (справедливость), «Искусство» (красота). В «Stanza della Segnatura» хранилась папская печать. Кто, как не великие умы древности, должен был олицетворять сознательность, рассудительность, взвешенность всех решений, под которыми ставилась печать? Каждый персонаж продуман до мелочей: Сократ демонстрирует своё ораторское искусство, Пифагор рассказывает свои теоремы, Платон поднимает руку к небу, Аристотель придерживает написанную им книгу о добродетелях.

Выбор данной картины был для Карла отнюдь не случайным: во-первых, Рафаэль принял предложение папы Юлия II начать свой грандиозный труд ровно в том возрасте, что и Карл, приступающий к своей работе.

Во-вторых, создание копии столь масштабного произведения требовало огромного количества времени. По предварительным подсчётам Карла – от трёх до пяти лет. А это ровно столько, сколько ему оставалось быть за границей. В семейных письмах из России, которые писал его старший брат, не было ни строчки о беззаботном будущем и всеобщем признании. Он мог рассчитывать на написание бесконечных портретов или работу над очередным иконостасом, параллельно посещая семинары, выставки и читая лекции студентам. Ну уж нет! Дух свободы, романтизма, либерализма и иных гипертрофированных ценностей того времени навсегда поселился в душе художника. Он видел, что, даже находясь за границей, он был под присмотром Общества, которое постоянно направляло ему замечания, комментарии и даже выдвигало требования. И он подчинялся. А что было бы в России? Смог бы он выкроить хотя бы несколько дней для поиска своих личных идей и разработки планов? А в дальнейшем реализовать их? Никто бы ему не запретил? Он опасался, что дополнительные обязанности, которые были бы ему непременно навязаны, без источника вдохновения и энергии, что давала ему здешняя природа, совершенно опустошили бы его. Этого он допустить не мог. В сложившейся ситуации мог помочь только счастливый случай. И он действительно имел место быть. Российское посольство в Риме предложило – естественно, по согласованию с Обществом – сделать копию «Афинской школы». Одно лишь упоминание столь уважаемого учреждения вкупе с важностью сего произведения для Отечества сделали своё дело. «Теперь у меня столько времени, сколько мне нужно. И только мне».

В-третьих, живописцу нравились символизм и аллегоричность фрески. Например, в образе Платона был изображён Леонардо да Винчи; в чертах Гераклита Эфесского, что с угрюмым видом сидит на переднем плане, подперев голову рукой, можно распознать главного соперника Рафаэля – Микеланджело. Не забыл великий мастер и о себе. «А может?..» – не раз задумывался Карл, глядя на верхний правый угол, где в оригинале был изображён, как считается, живописец Апеллес. Но многие искусствоведы, включая и Карла, сходились во мнении, что Рафаэль не пренебрёг возможностью запечатлеть в его образе себя в своём же детище. «Нет. Ещё не время. Это, безусловно, шедевр, но не полностью твой. Не в этот раз, у тебя ещё обязательно будет возможность. Только она будет исключительно твоей, без сравнения с кем-либо ещё», – останавливал себя Карл. Помимо себя, Рафаэль решил ещё изобразить музу всей своей жизни – Форнарину – в образе философа Гипатии Александрийской.

На самом деле возлюбленную художника звали Маргерита Лути. Её отец был булочником[2], отсюда и прозвище. История их взаимоотношений была настолько хорошо встречена публикой, что образ девушки то и дело находили в работах Рафаэля. Например, её видели в тех самых мадоннах, которых вначале так хотел изобразить Карл. Есть и отдельные произведения, например, «Форнарина» и «Донна Велата». А Жан Огюст Доминик Энгр в тысяча восемьсот четырнадцатом году закончил свою «Большую одалиску», которая предназначалась для сестры самого Наполеона, Каролины Мюрат. Занятное творение. Карл знал манеру художников Возрождения всё идеализировать. В этом конкретном произведении Энгр, например, добавил натурщице три лишних позвонка. Это было сделано для того, чтобы компенсировать слишком длинную правую руку и отвлечь зрителя от неправдоподобия положения левой ноги. В то же самое время на холсте всё находится на своих местах, создавая ощущение гармонии. Карла заинтересовал тот факт, что на картине того же Энгра – «Рафаэль и Форнарина», – которая была написана в том же году, голова знаменитой натурщицы имела практически такое же положение – вполоборота. Это было единственное сходство. Ведь в образе одалиски Форнарина была одна на кровати, полностью нагая, на ней лишь головной убор, и то в качестве аксессуара. На второй картине были изображены уже двое влюблённых: один творил и любовался своим результатом, другая же, нежно прикасаясь к нему, вдохновляла его на продолжение работы. Может быть, автор что-то знал или подразумевал под этой неожиданной деталью? Несмотря на изначальный интерес к творчеству Рафаэля, Карл не придавал этому особого значения. Но, будучи в Италии, не мог не воспользоваться своим пребыванием здесь, чтобы выяснить детали взаимоотношений Рафаэля и его так называемой музы.

У истории их любви есть несколько версий. По одной, у Рафаэля и «булочницы» были свободные отношения. Она легко принимала ухаживания как других художников, так и учеников самого Рафаэля. После его смерти она не изменила своим привычкам и стала одной из самых «востребованных» женщин. Другая версия была полной противоположностью первой. Она гласила, что не было более высокой и искренней любви, чем между мастером и его единственной музой. Они были созданы лишь друг для друга.

Карл не верил во все эти сказки про возвышенные чувства. Разве могли они сравниться с настоящей, истинной энергией и мощью природы? Ни один человек не сможет столько отдать другому, чтобы в том появилось вдохновение для создания чего-то прекрасного. Всё это выдумки и ничего больше. И потом, что это за отношения, когда мужчина выкупает женщину у родного отца за три тысячи золотых? А именно так гласила легенда. Разве музу можно купить? Нет, здесь явно что-то было не так. Поэтому Карл, естественно, склонялся к первой версии. Он и сам мог похвастаться связями со многими особами – причём даже не романтическими, а вполне себе плотскими. Хотя Карл, будучи всё-таки членом высшего общества, предпочитал называть такие связи «романами». Он не страдал от нехватки женского внимания. А в последнее время последнего было даже чересчур.

Все эти мысли, что пролетели как один миг, напомнили Карлу о конверте, который он по-прежнему держал в руке. Сделав выбор в пользу забавы, он присел на кушетку и приготовился наслаждаться своим величием. Ну, что тут у нас? «Мой милый Аполлон…» – «Ненавижу, когда она так меня называет. Что дальше?» – «…твоё чёрствое сердце… холод внутри…» – «Не исключаю, но я ничего и не обещал, милочка. Признайся, мы же оба испытывали сладкие чувства во время наших встреч. Какие тогда ко мне претензии? По-моему, все получили то, что хотели. Куда ещё больше? Ты не можешь мне уже ничего предложить. Соглашусь, я всё-таки могу тебя выделить из многих, но на этом – конец, а у тебя, как вижу, “…любовь… страдание… невыносимые переживания…” Зачем терзать себя пустыми надеждами? Почему мы просто не можем получать удовольствие, без каких-либо планов? Ведь у Рафаэля же получилось. И, согласись, с Сильвестром ты тоже была ласковой. Никогда не поверю, что это не так. Аделаида, ты прекрасная девушка. Не губи себя этими глупыми страданиями. Ты можешь жить и дальше». – «…Ах, мой нежный Аполлон, надеюсь, ты понимаешь, что не оставил мне другого выбора. Мне рассказывают, как ты сжигаешь письма, наверняка среди них есть и мои. Вначале я верила, потом переживала. Думала, что когда-нибудь ты сможешь посмотреть на меня по-новому, открыть вместе со мной что-то невероятное и светлое. Как же я ошибалась! Почему я раньше не увидела, что твоё высокомерие нельзя исправить? Но я всё-таки смогла кое-что понять. Ты не имеешь права называться творцом, если ты разрушитель. Ты уничтожил моё сердце, мою веру, меня всю изнутри! Меня больше нет. А если меня нет, то зачем всё это? Зачем мне дышать, если я не могу чувствовать? Во мне уже нет жизни, я мертва. Дело за малым. Теперь уже точно. Я так решила. Наверное, ты никогда этого не прочтёшь. Так даже лучше. Главное, что я приняла решение – последнее на этой земле. Прощай. Я тебя люблю».

Это были абсолютно не те слова, которых ожидал Карл. Он перечитал письмо несколько раз. Ошибки быть не должно. Она действительно собирается это сделать. Зачем? А может быть, это западня?

«Она сейчас сидит и только и ждёт у себя в пригороде, когда я сломя голову брошусь её спасать. О нет, я не настолько наивен, как ты обо мне думаешь, дорогуша. Со мной этот номер точно не пройдёт. И зачем я только позволил себе вскрыть этот дурацкий конверт? Ведь так и знал, что ничего путного из этого не выйдет. Если ты для себя решила, то и я тоже – мы больше никогда не встретимся. Ты всё равно мне не подходила. Ты слишком нежна для ярких агрессивных красок и широких мазков кисти. В твоих глазах нет той уверенности, с которой принимают смерть. Ты слишком мила для этого, моя нежная голубоглазая подруга. Ты просто не рождена для геройства, поступка, мужества, в конце концов».

Таким образом Карл пытался себя успокоить. «Всё “ты”, “ты”, “ты”. На сегодня я и так много времени посвятил тебе. Довольно». Уверившись в своей правоте, он порвал письмо, чуть расслабился и начал потихоньку закрывать глаза. Но в дверь опять постучали.

Глава 5

Константин Павлович

«Ну, вот и шоу стучится к вам в дверь», – подумал Антон, нажимая на звонок квартиры под номером семьдесят. Именно её дверь захлопнулась, стоило полицейскому показаться на лестничной клетке. Он ждал достаточно долго.

«Всё-таки заметил, – с сожалением подумал человек за дверью. – Ну, ладно, делать нечего, придётся открыть».

– Что?

– Капитан полиции Тишков Антон Александрович.

«Хоть вроде и громко, но всё равно ничего не могу разобрать», – отметил про себя хозяин, а вслух сказал:

– Простите, сейчас возьму слуховой аппарат. – «Ну, вот теперь и пообщаемся».

– Добрый день!

«Веди себя непринуждённо, собственно, ты ничего плохого не сделал», – мысленно успокаивал себя хозяин.

– Мне нужно задать вам несколько вопросов. Для начала назовите полностью ваши имя и год рождения. – Полицейский достал планшетную доску и приготовился записывать ответы.

– Никитин Константин Павлович, тысяча девятьсот пятьдесят девятого года рождения… – «Ёшкин кот, я же пятьдесят шестого. Что теперь делать? Если исправиться, не будет ли это слишком подозрительно? А вдруг проверят?»

– Эта квартира ваша, вы здесь постоянно проживаете?

– Да.

– Что «да»?

– Это моя собственность, и я здесь постоянно проживаю.

– Вы знаете, что в соседней квартире произошёл пожар?

– Конечно. Как тут не заметить?

– Расскажите поподробнее.

– Я обратил внимание, что что-то не так, когда услышал топот на площадке. Посмотрел в глазок. А тут как раз пожарники. Ну, думаю, всё – до свиданья, моя хата. Потом сразу появились доктора. Несли кого-то в кислородной маске. Думаю: батюшки, неужто сосед преставился? Кстати, вы не знаете, что с ним? А то я так и не разглядел, кого вынесли.

– Вы сказали «с ним»?

«Понял, вопросы здесь может задавать только один человек».

– В квартире шестьдесят девять жила пара?

– Я не знаю, пара ли, тройка ли. Я видел только одного мужчину. Зовут, кажется, Саша. – «Ну вот, началось. Сейчас он точно задаст вопрос, и я не смогу соврать».

– А у вас есть телефон этого Саши?

– Да, у меня где-то был записан. А, вот, держите!

«Отдам, да и дело с концом. Поскорее бы всё это забыть. Хотя это у меня получается лучше всего».

– Спасибо. Что-нибудь ещё? Не обязательно про сегодня. Может, в его поведении вас что-то настораживало?

– Нет, абсолютно ничего, мы особо не пересекались, я редко выхожу из дома.

– Так, ещё одна формальность. Мне нужно сделать фото вашего паспорта. Затем пройдём в квартиру, вы будете выступать в качестве понятого. Всё ясно?

«Ну, всё, сейчас точно повяжут. Документы же не врут, потом ещё как свидетель проходить буду. Того гляди, ещё повесят что-то на беззащитного старика…»

– Что-то не так?

– Нет, что вы. Идёмте.

По пути капитан позвонил ещё в семьдесят первую и в семьдесят вторую квартиры. Там, конечно, никто не ответил. Ему пришлось подниматься этажом выше и искать ещё одну жертву процессуальных заморочек. Её, хоть и в будний день, быстро нашли. На её доставку до пострадавшей квартиры времени ушло больше, чем на её поиски. Сначала ей долго звонили. Не желая сдаваться, перешли на стук кулаком, ведь из-за двери доносилась громкая музыка. Лифтом из соображений безопасности и мнительности она пользоваться отказалась.

– Так, ну вот, посмотрите на место возгорания. Я за вас уже всё написал. Вам нужно только поставить подпись вот здесь.

Подписи понятых есть – это уже половина дела. Вот только перспектива бумажной волокиты Антона не радовала. Надо позвонить хозяину сгоревшей квартиры, всё решить с показаниями свидетелей и проделать ещё кучу всяких формальностей, связанных с работой следователя. А работа эта Антону нравилась. Вернее, не сама работа, а именно процесс расследования. Зачитанные до дыр книжки про юных сыщиков во главе с Фатти, классика с Холмсом, мисс Марпл и другими мастерами разыскного дела заложили самый главный фундамент для всех его начинаний – интерес. Именно он подтолкнул Антона поступать в полицейскую академию, сдать все испытания на отлично и проживать значительный кусок своей жизни за столом времён Сталина. Интерес не оставлял его даже тогда, когда он выслушивал милых бабушек или когда расследовал – или только делал вид, что расследует, – кражи телефонов на рынках. Нужно сказать, что Антон вполне добросовестно относился к своим обязанностям. Даже в какой-то степени мог считаться небезразличным человеком. По крайней мере, прилюдно не делал вид, что ему всё равно. Ведь это было бы неправдой. Каждое новое дело, каждая новая взятка или украденный телефон вселяли в него надежду. Надежду, что интерес, с которым он прошёл многое, наконец-то возьмёт своё и на смену простому, незатейливому делу придёт Дело, которое нужно будет серьёзно распутывать.

Так вот, нужно поскорее закрыть это ничем не примечательное дело и продолжить обсуждение места очередной тусовки с Гришей. Антон попробовал набрать номер, который дал ему Константин Павлович. Именно попробовал, потому что на вырванном клочке бумаги цифры были написаны неуверенной рукой. Разобрать их было задачкой не из простых. В ответ на его попытку голос робота радостно сообщил, что абонент не в зоне действия. Блин, а так хорошо всё начиналось! О девушке, которую увезли на скорой, Антон особо не переживал. Он приехал на место спустя максимум двенадцать минут после вызова, если не меньше, а внутри гари практически не чувствовалось. Признаться, он даже удивился, что девушке понадобилась помощь. Это ж надо прям целенаправленно вдыхать дым несколько минут, чтобы потерять сознание! Да и странно, что дверь была открыта. К сожалению, район не мог похвастаться нулевой криминальной активностью. Да даже если и так – кто вообще так делает? Но Антон старался не придавать этим мелочам значения, так как был уверен, что кто-то из хозяев точно бы дал простое и логичное объяснение.

А, вот и криминалисты подъехали! Два бравых молодца со своими чемоданчиками и фотокамерой для выискивания самых потаённых секретов. А они, как известно, есть везде и у всех. Надежда заставила кожу на руках Антона покрыться мурашками… А вдруг?

– Привет!

– Привет, Антон! Ну что тут у нас?

После короткого рассказа все оказались у горелых останков компьютерного стола.

– Что-нибудь брать будете?

– Так, по мелочи.

Они так и сделали: подобрали угли, которые когда-то были столом, остатки бумаги и системный блок. Приступили к откручиванию розетки, предварительно обесточив квартиру.

– Да ты только посмотри, как тут всё спаялось. Давай сейчас часть отрежем, чтобы уж наверняка диагноз «скачок напряжения» поставить.

Через три минуты всё было готово. Улики запакованы, информация об осмотре места происшествия задокументирована, необходимая фотосъёмка произведена. Всё как по учебнику. Телефон, словно выждав удобный момент, разразился виброзвонком. Вот и Петя с информацией.

– Чем порадуешь?

– Ну, во-первых, квартира принадлежит Фёдору Смирнову.

На эту новость Антон никак не отреагировал, хотя сразу же вспомнил это имя. Имя одного из гостей на вечеринке по случаю юбилея Гриши. Интересно, знает ли Петя?

– Антон, ты здесь?

– Да-да, а что?

– Ну, этот Фёдор одним из первых начал заниматься биткоинами в России. Прям знаменитость в определённых кругах. Про него даже где-то писали.

Ого, эта квартира никоим образом не ассоциировалась со словом «знаменитость». Ну, мало ли? Биткоины – это же что-то с компьютерами? Компьютеры – это айтишники по-современному. А они, ну, как это сказать… странные. Когда-то, давным-давно, Антону кто-то рассказывал про все эти блокчейны, майнинг и кучу других понятий, которые у нормальных людей не вызывали никаких эмоций. По крайней мере, так думал Антон. Он «знаменитость», а ты нормальный. Как думаешь, у кого жизнь интереснее и насыщеннее? Антон в один миг прервал все свои логические цепочки.

– Так! Ты с ним связался?

– Да, он уже едет из офиса домой. Опроси его. Кстати, есть информация по девушке. Её действительно отвезли в пятую городскую.

– И?

– И всё, она до сих пор без сознания. Её не стали будить насильно. У нас же нет в этом надобности.

– Давай так. Съезди к девушке в больницу. Я поговорю с Федей. Дальше сводим данные. Ребята привезут немного угольков, пепла и железный ящик. Возможно, он что-то расскажет.

– Добро, только в больницу тоже ты поедешь.

– Почему?

– Ты забыл, с кем ты меня оставил?

Спустя каких-то десять минут чёрный «Майбах» припарковался рядом с подъездом. Из-за руля вышел мужчина в чёрном костюме и белой рубашке. Его тонкий чёрный галстук смотрелся идеальной чёрной полоской, начинавшейся от горла и терявшейся за застёгнутой пуговицей пиджака. Казалось, сейчас заиграет музыка – и к нему присоединятся подельники – Мистер Розовый и Мистер Белый из знаменитого фильма.

Глава 6

Фёдор

«Дверь открыли. Уф, наконец-то. Дорога казалась вечностью. Хоть бы всё получилось. Пока никто не звонил, кроме полиции, значит, пока всё по плану. Единственное, что меня беспокоит, – это моя расторопность. Не слишком ли быстро я приехал? Не вызову ли подозрения? Ой, да кому какая разница! Если там то, чего я так долго ждал и на что надеялся, то, значит, скоро всё закончится. Да, придётся повозиться, потратить уйму времени, но джекпот того стоит. Самое сложное уже позади, теперь все винтики пришли в движение, и остаётся только тупо следовать их ходу».

Размышляя подобным образом, я не заметил, как очутился перед дверью своей квартиры. Вернее, перед полице… Антон?!

– Вот так встреча! – как можно дружелюбнее поприветствовал я своего знакомого. Напряжение вмиг исчезло. «Уж этого я разведу быстро. Судьба делает ещё один шаг в нужном направлении».

– Привет, Федя! Жаль, что на этот раз обстоятельства не столь весёлые, как несколько часов назад.

– Да уж! Ну, ничего страшного. Ведь никто же не пострадал.

– Ну, это как сказать… Сожительницу твою увезли, ты разве не в курсе?

«Кого? Сожительницу? Увезли? У меня только одна сожительница – моя жена. Да, признаюсь, иногда не только жена. Но это вряд ли можно назвать сожительством, исходя из его продолжительности. Скорее уж “часокоротанием”. Ну, это сейчас ни при чём. Блин, при чём, конечно, но не в том смысле. Короче, перестань уже думать, и пусть он сам расскажет всё, что знает».

Повисла пауза.

Если бы я мог, я бы хорошенько себя сейчас по башке треснул за тупость. Но смог проговорить лишь:

– Нет, не в курсе. И какую такую сожительницу? Я здесь вообще не живу. У меня другая квартира есть, в центре. А что случилось-то? Мне сказали, произошло возгорание – и всё. А ты мне тут про сожительницу! – «Да успокойся ты, идиот. Ты давай ему ещё всё выложи – и дело с концом. Что, проблем мало? Хотя в такой ситуации сказать всё-таки что-то придётся. Тут уж без вариантов. Но вот что и в каком объёме? И вообще, что он знает на данный момент? Надо брать тайм-аут». Прервав свои размышления, я предложил Антону:

– Давай сначала я взгляну на размеры бедствия, и там обо всём поговорим.

Мы вместе прошли в квартиру. Ага, значит, все необходимые манипуляции уже проделаны. Это хорошо, значит, наш поезд остался на рельсах. А вот путь уже другой. Ого, я такого порядка не видел годами. Хоть бы и дальше всё оставалось так же. Так, а это ещё что? Что за отверстие? Он картину хотел повесить. Как-то неровно. И высота странная – чуть ниже плеча. Ладно, проходим в кабинет. Подожди, а он сказал, где возгорание? Куда ты так несёшься? Ну, скажу, что полицейский по телефону сообщил. Хотя я вообще не помню, что мне говорили. Я просто, как увидел, что за звонок, сразу попросил машину и всё. А разговоры-то, сто процентов, записываются. Ладно, уже поздно, просто сбавлю шаг.

– Ты угадал, пожар был в лоджии.

– Это было несложно сделать, судя по запаху! – попытался я вырулить ситуацию.

«Остановись, куда ты летишь?»

Ух ты! Вот это красота!.. От стола ничего не осталось, обои тоже понесли потери. Монитор, бумаги. Если честно, то я ожидал большего, масштабнее. Ну да ладно. Монитор треснул, конечно…

– А где системный блок?

– Увезли на экспертизу, чтобы окончательно подтвердить несчастный случай.

«А то тут не видно, ну ладно. Пусть хоть так».

– Итак, вернёмся к вопросам.

– Да-да, конечно. В общем, как я уже сказал, я тут не живу. Я отдал квартиру на время своему брату, Пашке.

– Не Саше, именно Пашке?

– Да, именно так, а почему ты спрашиваешь?