Пилот Империи

Плохо, плохо сборку на троих мы делали в спешке. Если все выгорит, это будет легенда… Если нет, даже представлять не хочу, что будет…

Мозг включается сам собой. В такие моменты стараешься собрать и обработать крупицы информации с тем, чтобы предугадать, чего можно ожидать в ближайшей перспективе. Но как назло дверь в рубку герметична, не пропускает звуков. По лицам выходящих кадетов и незначительным гримасам невозможно даже предположить, какого рода сценарии им пришлось отрабатывать. Перекинуться парой слов с отстрелявшимися – тоже весьма проблематично. Во-первых – они сразу направляются в кают-компанию; а во-вторых – двое наблюдателей в форме экипажа перед двойной дверью в рубку внимательно наблюдают за теми умниками, что размышляют сходным со мной образом. Попробуешь выведать секретную информацию о происходящем в командном пункте крейсера (она же рубка, она же экзаменационная палата) – вылетишь сразу. Приходите на пересдачу через двенадцать месяцев всей группой. И какой идиот придумал эти правила, что последний экзамен принято проходить группой от трёх до пяти человек.

Нет, нам, конечно, объясняли, почему так… Но ведь прямо и хочется нарушить правила, а нельзя… нельзя… В случае неудачного подслушивания, выспрашивания или подглядывания, вместе с тобой – и твоих напарничков завернут. И все, не сдали… прочь из академии или плати ещё за год обучения.

Последнее время в академии стало модно проходить последний тест группами именно в четыре или пять человек. У военных вообще мало чего связано с модой, но в данном конкретном случае имеет место ещё и банальная практичность. Если уж совсем говорить научно – вчетвером или впятером у капитана команды возрастает лимит времени на принятие решений и отдачу приказов, что в общем зачёте приводит к общему снижению количества затрачиваемого времени, отведённого на выполнение поставленных задач. Также это уменьшает количество ошибок в хорошо спаянном и отлаженном коллективе. Это объясняется тем, что один человек берёт на себя ту часть функций в группе, которая неизменно бы легла на плечи остальных. Именно поэтому большие экипажи быстрее и лучше справляются с выполнением большего количества целевых задач, чем малые.

Однако следует учитывать тот факт, что с ростом количества людей на борту судна растут и риски, связанные с неумолимым человеческим фактором. Неправильно понятая или отданная команда, болезни, травмы, банальные ошибки членов экипажа могут привести к гибели всего судна, что особенно опасно в агрессивных условиях космического вакуума. Именно поэтому звёздное командование уделяет так много времени, средств и усилий, чтобы воспитать грамотных, подготовленных и умелых офицеров и пилотов. В космосе каждый на командном мостике флагмана должен уметь пилотировать, командовать кораблём и оказывать медицинскую помощь. Исключение составляет технический персонал – ремонтные бригады в составе экипажей и станций космического флота, у них своя не менее важная подготовка и тоже очень и очень серьёзная.

Это и было ещё одной серьёзной причиной, из-за которой мы стремились найти Марата, не говоря уже о дружбе, которую однажды мы четверо поклялись хранить. Его пропажа, бегство, уход – называйте, как хотите – очень сильно подкосили общий настрой коллектива. Именно таким составом мы готовились пройти экзамен. Увы, сейчас это становилось невозможным, и нам по ходу дела приходилось перестраиваться. Марат был капитаном, а мы его командой.

– Где же тебя носит?! – пробормотал я вслух и почувствовал, как приятели продвинулись вперед.

За всеми размышлениями я не заметил, как подошла наша очередь. Из динамиков прозвучала команда:

– Седьмая группа, в рубку!

Дверь осветил зелёный свет, и мы, растолкав толпу студентов, проследовали на командный пункт крейсера.

По пути Рауль мстительно саданул плечом особо наглого парня, попытавшегося подставить подножку. Кажется, он был из группы с той самой блондинистой девушкой. Что ж, поделом, взгляды взглядами, но когда пытаются задеть наших, мы отвечаем. Такого спускать никак нельзя, мы не мирные овечки. Ничего, встанет и отряхнётся. На открытые разборки при наблюдателях никто в здравом уме не полезет. А захочет встретиться под окнами родимой академии – да ради бога. Дома и стены помогают, говаривал мой дед.

Перед тем как мы вошли в рубку, я ещё успел подумать, что цифра семь вроде как считается счастливой.

* * *

Поздно вечером я вернулся в номер общежития и упал на родной диван. Автоматическое освещение обеспечивало минимум подсветки в комнате. Все силы, что у меня были – за день я растратил. Надеюсь, жалких запасов энергии хватит, чтобы доползти до койки. Впрочем, диван в тот момент тоже показался мне весьма желанным местом. Вставать не хотелось совершенно. В полудреме стал перебирать в памяти события дня…

…После короткой и памятной речи Доманта кадеты постарались выложиться до конца. Было тяжело. Похвастаться идеальным результатом я не мог, понимая, что как ни старайся – всё равно некоторые огрехи и ошибки будут. Вопрос только в том, как много. Я вздохнул. Интересно, как всё это выльется в общем зачёте, вышел я вперед общей группы, или мои оценки будут висеть в середине – среди прочих на электронном табло. Эх! Как жалко, что прохождение сложной модуляции схватки с истребителями, в которой я потерял более половины флотилии, на тренажёре нельзя переиграть. Молчу уж про управление настоящим боевым крейсером. По ходу экзамена нам пришлось поменяться ролями. Рауль командовал, я занял место боевого пилота, Дик был стрелком и тактиком…

Комм слабо пискнул, приняв сообщение от Рауля. Мельком глянув, я написал отрицательный ответ. Сейчас меня уже не особенно заботили поиски Марата. Даже завтрашние результаты отошли на задний план…

Черт, я чертовски вымотался за последние четыре дня.

Ко всему прочему в комнате было жарко. Уходя утром, я выключил режим терморегуляции, в целях экономии. Живя в кадетском корпусе, студенты сами оплачивают траты на воду и электричество. Даже то, что государство выплачивает стипендию всем без исключения учащимся, её скромные размеры не позволяют особенно шиковать. Посвящать много времени работе одновременно с учёбой невозможно, тут ты или учишься, или работаешь. Посему ограниченность в денежных средствах приучает к жёсткой экономии, особенно в период, когда заканчиваются средства, выписанные из родительского дома.

Жизнь в столице штука довольно дорогая, однако на моей памяти на это мало кто жалуется. На Сторме хорошо! Особенно если привыкаешь к здешнему, даже порой излишне активному ритму жизни… Я привык.

Наверное, если завтра вдруг выяснится, что я не сдал аттестацию, всё равно найду способ остаться на планете, чтобы попытать счастья в следующем году. Как-то один из моих приятелей, ещё на Прайме-два, пошутил, что уж лучше быть последним псом в столице, чем первым бобиком в колонии. Я усмехнулся этой фразе, внезапно всплывшей из недр памяти. Интересно, как там мать, брат? …Первым делом завтра узнаю результаты и позвоню им. Обрадую или огорчу – это уж как получится.

Я нащупал сенсор управления на диване и переключил аппаратуру в режим бриза. Воздух слегка увлажнился, и лёгкий ветерок начал обдувать комнату, при этом слегка шевеля бумаги и тонкие листки пластика, в беспорядке разбросанные по столу. Вскрытый конверт вырвался из их кучки, подхваченный потоком воздуха, и шлёпнулся мне под ноги. Я нагнулся и подобрал его. Надпись на лицевой стороне гласила, что конверт адресован М. Банингу, а отправлен… Из юридического отдела военной прокуратуры?.. Пробежав письмо взглядом, я понял, в каком ужасающем положении оказался мой друг. А значит…

Я схватился за комм. И стал срочно вызванивать приятелей.

Предательство

Иногда реальность бьёт нас по лицу очень сильно. Сильнее, чем кто-либо. Сильнее, чем могут ударить в любой драке. Два тела, что я нашел в длинном туннеле по пути к собственным неприятностям, были тому явным подтверждением.

Невидимый луч прошил пространство подземного транспортного коридора, что вёл к стартовым ангарам академии. Мир вокруг пошатнулся. Бластер, снятый с одного из трупов охранников выпал из безвольной руки. До самого последнего момента я не верил, что это он. Пустые контейнеры и топливные баки для обучающих полётов были уложены в штабеля с одной стороны коридора. С другой… С другой развалился я, лицом прямо в небольшой натекающей луже собственной крови. Она сочилась из разбитого при падении носа. Тупая боль вколачивалась в сознание и отдавалась в затылке.

– Ах ты ж… мрзь, чт… твришь?!

Язык еле ворочался, моё тело не слушалось. Даже пальцем пошевелить было невозможно. Как еще рот открывается?! Боже, это всё похоже на дурной сон. Будто и не я вставал сегодня после ранней побудки, не умывался, не спускался вниз. Не шёл в академию… с тем, чтобы взглядом натолкнуться на знакомую фигуру… Лучше бы я пошёл за результатами, чем принялся догонять… Чем лежать здесь, беспомощным мешком мяса и костей…

– Хр…нво! – это я уже скорее сказал самому себе. Проклятье, как же сложно поверить. Банинг!..

Последствия выстрела из глушака все ещё ощущались. Подрагивающие в конвульсиях руки и ноги, тёмные пульсирующие пятна перед глазами. Шум в ушах от резко прихлынувшей к голове крови. Сердце гулко и тяжело стучалось в грудную клетку. Ч… черт, как больно и неприятно!

Хрен с ним, со сломанным носом. Болит от того, что лучший друг оказался предателем!..

– Что, сложно разговаривать?! Придётся потерпеть, спазм мышечных тканей пройдёт минут через пятнадцать. Если повезёт – встанешь и пойдёшь. Если нет, сначала тебя стошнит.

Мразь, ещё и издевается! Мой мозг просто кипел… Человек, выстреливший в меня, подошёл и ногой перевернул меня лицом вверх. Присел на корточки рядом и схватил мою безвольную голову за волосы, приподнял и чуть повернул к себе.

Проклятье – больно же! Я почувствовал, как его прохладные пальцы проверяют живчик на моей шее. Рукоять упомянутой глушилки находилась у него за поясом, практически упиралась в мою ладонь. Вот только пальцы не слушаются, рука не двигается. Влепить бы тебе, брат, тем же самым по тому же месту… Это все-таки ты!

– От…вл…л…ли! – Я еле выпихнул из горла эти невнятные звуки и попытался дёрнуть шеей, но телу было погано, и ничего не получилось.

Бессильно я застонал сквозь зубы. А ведь ещё развернулся на его голос. Успел увидеть направленный на меня излучатель, и только потом получил заряд в живот. Свалился я уже от выворачивающей внутренности боли. Попади Марат в область сердца или в зрачок, полученный удар вышел бы смертельным.

– Ты сам виноват, что решил вмешаться. Вечно суёшься в самое пекло!

Он ещё смеет спокойно вещать… После того как мы с ребятами с ног сбились, разыскивая его по всему мегаполису Сторма… После того, что он учинил тут…

Банинг словно угадал мои мысли своей следующей фразой:

– Я ведь предупреждал в письме, чтобы не искали меня. Я бросил академию и всё, что связывало меня с прошлым. У нас теперь разные пути. Мне жаль, что так получилось.

Его передернуло, или мне показалось?!

– Правда, Макс. Очень жаль… Я бы предпочёл, чтоб на твоём месте был кто-то из той парочки.

Он что, имеет в виду Дика и Рауля?!

– З…зткнись, сук…х! – Я был в бешенстве, его спокойное превосходство в голосе было хуже любой пытки и просто выводило из себя. – Не пол…лч…л, ни кх…кго п…сьма!!

– Не получал?! Я оставил его на своей койке. Надо было просто взять и прочитать! Впрочем, сейчас уже поздно. К письму был прикреплён датчик аннигиляции, – Марат взглянул на часы. – Увы, письмо самоуничтожилось какой-то час назад.

Он стал активно шарить по карманам моей куртки, что-то ища. Я даже не мог отвернуться, чтобы помешать ему. Так конвульсии непослушного тела на бетонном полу. Бесполезно. Он нашел, что искал, подцепил холодными пальцами и вытащил наружу. Дернул. Посыпались тонкие металлические звенья. Уже у входа в стартовые шахты академического космопорта Банинг оглянулся, в его правой руке находился мой академический пропуск на тонкой цепочке. Цепочку из редкой на Прайме стали подарил мой отец давным-давно. Банинг знал, что я очень ценил и берёг её… Я рывками едва повернул голову, кажется, из глаз лилась какая-то влага, но мне было все равно.

Марат приложил карту с чипом к считывающей панели, затем накрыл сверху незнакомым мне устройством, и сразу же массивная цельнометаллическая автоматическая дверь отошла в сторону. За силуэтом бывшего друга я разглядел очертания космического судна. Когда алая эмблема бросилась в глаза, застонал. Марат неотрывно следил за тем, как я ворочаюсь на полу, словно выброшенная на берег рыба.

– Вижу, ты понял, зачем я здесь. Знаешь, сейчас уже не знаю, рад я или не рад, что ты пошёл за мной. Ясно одно, этим действием ты себе обеспечил массу проблем. Не думаю, что студента, поспособствовавшего угону «призрака», оставят в академии. Но моя карточка была заблокирована с момента, как вы сообщили о моей пропаже управлению безопасности. Они давно подозревали, что я связан с контрабандистами, доказательств только не хватало. Я был осторожен, да и учился хорошо.

«Призрак!» Чёрт! Не может быть! Невидимка! Я застонал про себя…

«Призрак» – корабль военного стратегического назначения! Почему нет охраны? Как Марат узнал об этом корабле? Все эти вопросы грозно вставали передо мной. Кто настолько умный, что лишил шахту с секретным судном серьезной охраны? Всего двое тупиц с легкими ружьями! Идиоты!..

Не-ет, это я идиот и болван! Всё же подстроено. На глаза мне Банинг попался специально. Он знал, скотина! Не мог не знать, что мы его ищем. Один из нас по-любому решил бы догнать товарища.

Почему именно я разглядел его в толпе кадетов. Почему?

Неужели он так захотел?!

– З…зачмн?! З…зачмн, гад?! – Моя речь постепенно возвращалась. Откровения Марата подействовали на меня как раздражитель, и я продолжал попытки приподняться с пола. Раз за разом… И каждый раз терпел поражение.

Он грустно ухмыльнулся.

– Тебе не понять, мой бывший друг. Меня предали и лишили всего… Те, кого я считал близкими людьми…

Его лицо потемнело.

– Мой дядя, он подстроил все… Он с самого начала знал, что я для него проблема. Наследство отца. Имперская академия только дорешила дело…

– Не пон…ма…! Как он же заботился о тебе. Но даж… есл… предал… Суд!.. Почему мы?! Теперь ты решил предать нас? Св…воих друзей?..

В моей голове был хаос, бардак, я изо всех сил пытался остановить эту проклятую слабость. Руки дрожали, мне никак не удавалось поднять их…

– Ты будущий пилот и солдат! Прими это знание, парень, и живи, как жил с ним всегда! У тебя есть твой император! – он издевательски расхохотался, – А у меня не может быть таких друзей!.. И не может быть ни, чего! Заодно можешь поблагодарить моего дядю, который под прикрытием благословенной Империи творит свои тёмные делишки! А то, что я делаю сейчас, позволит мне однажды отстоять свою честь!

Банинг кивнул в сторону корабля.

– Это мой билет в новую жизнь. А тебя, в память о нашей дружбе, я не убью, хотя заказчики этого и не одобрят. А сейчас… Прощай! Прощай, мой бывший друг!

Бросив словно мусор последние слова, Марат шагнул внутрь ангара. Тяжёлая дверь с лёгким свистом закрылась за ним.

Когда заработал двигатель, я рванулся ещё раз. В результате этого усилия тело немного приподнялось на руках. Поняв, что могу двигаться, я с трудом подтащил ноги и встал на четвереньки. Пополз, еле-еле переставляя непослушные конечности. Шум в ангаре всё усиливался, с сильным опозданием заработал сигнал тревоги. Когда я дополз до двери, та без блокировки на автомате отошла в сторону. Именно в этот момент Банинг врубил главный двигатель, и мощным воздушным потоком от стартовавшего корабля меня снесло обратно в транспортный коридор. Падая второй раз, я крепко врезался спиной в пластиковые полукруглые контейнеры. Встать вновь попытался, лишь когда поток ветра из широкой, заклиненной им же двери почти прекратился.

Шатаясь словно в пьяном угаре, я поднялся и медленно побрёл прочь от стартовой шахты.

Вдалеке ещё раз оглушительно взревела сирена и тут же заглохла, словно её кто-то вырубил насильно.

Представители службы безопасности академического городка встретили меня, лишь когда я почти добрёл до выхода из тоннеля. Люди в черной форме, явно выделяющиеся на фоне службы безопасности космопорта, вышли вперёд и, заломив мне руки, прижали к земле. Я не сопротивлялся. Кто-то даже начал зачитывать мои права.

* * *

Внушительное здание военной прокуратуры и судейства располагалось на одной из площадей самого крупного мегаполиса планеты. Внушительные статуи в нишах, колонны, попирающие свод, и изумительные барельефы этого поистине внушительного творения имперских скульпторов и архитекторов, являли собой вершину зодческого творчества. Таких зданий по всем системам Эрклидиума насчитывалось лишь шесть. И сегодня здесь был суд. Ваш покорный слуга был главным виновником сего действа. Тоже по-своему значимого, но закрытого от широкой публики. Впрочем, близкие и друзья все же допускались, за подпиской о неразглашении. Матери я просил не сообщать – это немногое из того, что мне позволили сделать.

– Кадет, вы обвиняетесь в пособничестве пиратам и краже специализированного военного космического судна класса «Призрак». Вы знаете, чем вам это грозит?

– Да, мэм!

Военный прокурор была словно сама Немезида во плоти. Значимость и мощь исходили из уст этой суровой женщины, словно сама богиня судьбы карающим мечом торила голосом она своим по пути обвинения. Мне же так и хотелось во весь голос заорать о своей беспричасности к вышеозначенным обвинениям. Что, впрочем, я ранее и сделал, выпалив как на духу все своему адвокату. И все же судья был неумолим.

– Согласно параграфам сто пятнадцать, сто восемнадцать, сто тридцать и двести сорок военного устава: данные обвинения караются одной из высших мер, а именно заключением сроком в сорок пять стандартных лет.

С момента, как меня скрутили, прошло ровно три дня. Все три я провёл в одной из отдельных камер предварительного заключения. Без средств связи и посетителей. Десять раз я успел пожалеть о том, что дал Марату провести себя. Что вообще пошёл за ним. И двадцать раз сломал голову над тем, как обычный рядовой кадет получил и имел допуск в секретные помещения и коридоры стартовых шахт. Тогда я не смог остановить его. Я верил ему…

За что сейчас и расплачивался.

Всего один-единственный разрешённый звонок я использовал, чтобы позвонить Раулю. Его отец имел кое-какие связи в Министериуме, но насколько широко они распространялись, не знал даже сам Рауль. Запомнилось лишь его обещание помочь и последующий длинный гудок в трубке.

За всё время меня допрашивали раз двадцать. Половина допросов прошла на высокоточных детекторах лжи. Я всегда утверждал одно и то же: «Не виновен». На все вопросы отвечал максимально правдиво и честно. Но следователи не отставали, несмотря на то что я не владел приёмами спецподготовки, они всегда подозревали обман – ведь в наше время существовало масса способов обмануть даже самую современную технику. Вернее, это было бы возможным, будь я высококлассным шпионом того же Земного Альянса. Но я был лишь кадетом, который пытался донести до сведения своих тюремщиков именно эту истину. В общем, три долгих дня превратились для меня в сущий кошмар.

Следователи отстали, только когда были получены результаты анализов. Тщательное медицинское обследование, сделанное ранее, и скупые показания агентов, участвующих при задержании, доказывали, что какое-то время моё тело действительно испытывало нагрузки, вызванные спазмическим облучением. Соответственно не могли лгать анализатор и детекторы лжи.

На самом деле лишь одно обстоятельство осложняло весь процесс. Был украден совсем не простой корабль. Будь это обучающий истребитель или один из шлюпов академии, всё закончилось бы уже на третьем дознании. Но «Призрак» – судно разведывательного и стратегического назначения! При малых размерах, отличном камуфляже и мощном вооружении он способен проникать на враждебную территорию, десантировать или подбирать агентов с планет, уничтожать военные базы, выводить из строя линейные корабли и при всём при этом оставаться совершенно невидимым как для сканеров, так и для любых визуальных приборов слежения. По лётным и боевым характеристикам он уступает лишь одному кораблю во всём звёздном флоте – ещё более секретному и тщательно охраняемому «Витязю», ну и может, линкору класса «S» «Непобедимому» генерала Доманта. Ни одна современная система сканирования не может засечь «призрак» в режиме маскировки. Его можно обнаружить лишь по лёгкому визуальному мареву, а для этого придётся упереться носом в сам корабль. Соответственно я и не надеялся, что обычного ученика военной академии отпустят там, где у любого генерала слетели бы все звёздочки. Как оказалось, я был почти прав.

В начале четвёртого дня охранники вновь сковали мне руки силовыми обручами за спиной и доставили в небольшой кабинет, где усадили на жёсткий стул перед прокурором. Ни присяжных, ни судейского председателя, как на публичных процессах, не было и в помине. Свидетелей вызывали по одному, быстро задавали наводящие вопросы и выпускали через другую дверь. В защитники мне достался военный адвокат из министерства – тут, похоже, постарался старший Ванкштейн.

Мои письменные показания вкупе с прошением забрали в первый же день, и теперь оба бумажных листа покоились на высоком столе перед прокурором. Во время слушания тот время от времени сверялся с одним из них. Среди свидетелей защиты против ожидания я узнал ректора академии и следующего за ним Эллесара Доманта. Оба высказывались в мою защиту.

Наконец, судья поднялся с места и повернулся в мою сторону.

– Кадет Регул-Крайм, встаньте и выслушайте свой приговор. В ходе следствия за недостатком улик и благодаря заступничеству академии, а также благодаря результатам экспертизы, показавшей продолжительное воздействие станерного оружия, карательные меры откладываются вплоть до завершения окончательного расследования. В настоящий момент вам разрешено покинуть планету Сторм, однако если вы не явитесь в военный суд по истечению сроков расследования, по данному делу может быть вынесено первоначальное решение с удвоением сроков заключения.

Я изумлённо уставился на судью. Он был сама бесстрастность.

– Когда будете покидать кабинет, вам вручат ваши вещи. Постановление, в котором будут записаны дополнительные условия вашего отсроченного освобождения, заберёте у ректора вашей академии. Идите. Охрана, освободите заключённого!

За двери кабинета я вышел малость ошеломлённым, растирая онемевшие кисти рук. Там на меня сразу набросились старые приятели – Дик и Рауль. С ними ещё была пара человек из студентов и Анастасия. Девчонка, по которой я сох первые три курса, ещё год встречался, а потом мы расстались друзьями. Она подошла ко мне и обняла. Её глаза были полны слёз.

– Макс, ты дурак, каких поискать! – произнесла она и прижалась ко мне.

Как я знаю, позже она сошлась с Диком. И вроде бы у них все было хорошо до сегодняшнего дня.

Ещё через какое-то время я сообразил, что все мы по пути в ресторан. По логике моих друзей, надо же было отметить освобождение!.. Я туго соображал, но всё же благодарно обнял всех их и сердечно поблагодарил за помощь и участие.

Уже позже, изрядно пьяный, попытался расспросить, как все они умудрились подключить к делу ректора и знаменитого лётчика. А самое главное, каким-таким образом они смогли назначить дополнительное слушание, да к тому же добиться эффективного положительного результата. Дик, тоже в дупель пьяный, всё пояснил:

– Видишь ли, в основном это заслуга Рауля, если бы не его папаша, мы ни черта не смогли бы сделать. Касательно ректора договаривалась Настя, а каким образом тот уломал Эллесара, это нам не известно. Он, кстати, просил зайти завтра с утра.

– Кто? Рокмунд?! – не понял я.

– Да нет же, глупыш! Рокмунд улетел сразу после разбирательства. Едва только получили положительное решение. Просил ректор! А вообще-то он мне дядя по отцу… – произнесла очаровательная и единственная в нашей мужской компании девушка.

– Что?! – на неё изумлённо уставились мы трое. – Ректор твой дядя?

– Ну… вообще-то мне нельзя распространяться на эту тему, – Настя потеребила упругий локон. – Но Дик мне никогда не нравился, а Макс…

Она нежно прижалась ко мне, и я задумался, а не ошибкой ли было наше решение расстаться. Приятный запах её чистого тела действовал на меня самым благотворным и притягательным образом. Беглый взгляд, брошенный в сторону Донована, сказал мне все. Дик смущенно отвернулся и махнул рукой.

Весь путь от ресторана мы все старались не касаться тем, связанных с Маратом. Отныне с общего молчаливого согласия это стало запретным в наших разговорах.

Потом мы остались с Настей вдвоём. Каким-то чудом миновали бдительных стражей порядка из женской общаги. Затем я обнял её, прижал к себе и тихо прошептал на ушко: