Русская мечта

Мне было хорошо жить с Феей. А Фея была не против моего увлечения пить с Берти и другими мужиками в баре допоздна. Когда я приходил, весь воняя вискарем, она выходила меня встречать в одних трусиках и отводила в кровать.

– От тебя несет дешевым виски, – сказала Фея.

– А ты предпочла бы запах чужой вагины?

Я опустился к ногам Феи, снял ее черные трусики. Они всегда пахли сладким ароматом. Фее нравилось, когда я ел ее киску. Ей очень нравилось. И я был рад ее сладкой вагине.

Женская вагина – олицетворение всей красоты природы. Для человека. У птичек – птичья вагина.

Наглотавшись слюны, я поднялся к Фее. Она поцеловала меня.

– Этот запах мне нравится больше, – сказала Фея.

Каждая уважающая себя женщина знает, какова она на вкус. Сперва самой попробовать, а потом давать и другим. Кажется, такова философия.

Сегодня я проснулся, походил по дому, Феи нигде не было. Зашел в туалет, поссал, смыл желтую воду. Потом вышел и пошел в ванную, которая была через комнату родителей. У них стояла большая ванная с отверстиями по бокам, вода из которых щекотала мне спину. Этот женский раствор для ванны вкусно пах, и струи воды возбудили меня. Я решил вздрочнуть. Но меня прервала моя женщина. Она кричала, выкрикивая мое имя. Я обрадовался ее приходу. Ведь мастурбация и ванная, полная пены и мыла, жгли мне член. Я обернулся полотенцем и побежал весь мокрый искать Фею. Она ходила по дому и искала меня, и я бегал по всему дому с эрегированным членом, обернутым полотенцем. Мы встретились, она улыбалась, в руке у нее был пакет с подарком для друга. Ее лучший, ну или еще какой-то друг должен был сегодня обвенчаться. Я взял ее за руку и быстро повел в комнату, мне было трудно идти с мокрыми ногами по скользкому лакированному дереву, поэтому я бежал мелкими шажками, а Фея смеялась над моей неряшливостью. И вот мы добрались до спальни и рухнули на кровать.

– Потерпи немножко, мне надо помыться, я утром была на фитнесе и не помылась, – простонала Фея.

– Ты не пойдешь мыться, – я стянул полотенце и снял с Феи шорты и футболку с большим вырезом, из которого виднелась петелька ее лифчика.

Красивые девушки всегда вкусно пахнут. Поэтому Феин пот, доносившийся с ее груди и подмышек, возбуждал меня еще сильнее, от этого я снял с нее трусы.

Фея мылась в ванной, а я сидел на террасе под синим зонтиком и пил холодное белое вино с мороженным, которое принесла Фея. Нам нужно было к 4 часам быть в Санта-Барбаре, на побережье океана. Я пошел в комнату, взял дезодорант, пшикнул пару раз под левую подмышку и три хороших раза под правую, у меня почему-то всегда потела больше правая подмышка. Потом надел на себя чистые трусы и носки, и на этом моя одежда для подобных праздников закончилась. У меня не было своего костюма. Я пошел к Фее в ванную комнату, она намазывала ноги кремом. Я сказал, что мне нечего надеть на свадьбу, у меня нет своего костюма. Фея отправила меня в родительскую комнату, в гардеробную. Я открыл дверь, но там был не шкаф, там была целая комната с одеждой, вся завешанная платьями, но в углу комнаты я приметил ряд серых костюмов. Мне не нравился серый цвет, поэтому я надел черный костюм, который неплохо на мне сидел. Для полного костюма не хватало только галстука, я обошел по кругу гардеробную, но там не было ни тумбочки, ни коробки, только выйдя в комнату, я заметил большой комод. Я открыл первую ящик, и она была полностью загружена женскими трусиками, там была их сотня минимум. Я немного посмотрел, потом закрыл ее и открыл следующую, там лежало немного черных носков, немного трусов и пара галстуков.

В 4.00 p.m. мы были уже на венчании. Там только все еще собирались. Парнишки в костюмчиках раскладывали стулья, а подруги невесты орали на них. Свадьба проходила на улице, прямо в 15 метрах от побережья. Фея общалась со своими подругами, а я сидел на стуле, который мне разложил парень, и пил шампанское. Потом люди уже собрались, Фея сидела на первых рядах со старыми родителями жениха. Церемония началась, к нам вышли жених с невестой. У невесты было не вызывающее лицо, но большая задница делала ее красавицей. А жених был телом и лицом ничего. Они обменялись клятвами и начали пить, все начали пить. Время шло быстро к вечеру, а с алкоголем оно и вовсе провалилось в ночь. Я не хотел мешать общению Феи с ее друзьями, поэтому весь день пил у бара бесплатный виски. После всей церемонии и пастырь сидел у бесплатного бара, заливая в свои священные кишки алкоголь. Святым не страшен алкоголь, у них святые жопы. Если пьян, то и со святым горазд говорить, лишь бы приглушить эту безбожную жизнь.

– Разве пьющий пастырь не сердит Бога? Вы вот пьете, а Он там, где сухой закон. Выпить хочет.

– Мы тоже люди, у нас есть и свои грехи, и любовь, и алкоголь.

– Так вы в какого-то влюблены? – спросил я.

– Конечно, а смысл жить-то без любви? У всех есть любовь. Писаки-религиолисты создали Бога, но не создали ему Богиню. Если это было все взаправду, Бог повесился, не дожив и до создания нас. Поэтому вера в Бога – это ложь либо всё-таки у Бога есть любовница. Его любовь. Иначе и нельзя.

– Я смотрю, вы необычный святой отец.

– Возражу. Мы все одинаковы, у всех нас две руки, две ноги, и заканчивается это головой, если повезет, толковой. И только виденье этого мира каждое свое. Это то, что дал нам Бог выбирать своим. Единственное, что досталось нам равным. Может, наши взгляды и схожи. Кто-то видит этот мир как красивый цветок среди лугов, который вкусно пахнет, и только изредка там какает пчёлка – это, в частности, философы. А кто-то как член в трусах мужика за 40 – он волосатый, от него пахнет беконом, но при всем его отвращении из него выходит жизнь. А появление жизни – это чудо или прекрасное. Это уже безумцы и суицидисты. Ну а Бог – это семя. Где-то цветок, где-то два яйца.

Я угостил отца бесплатным виски и пошел к Фее.

По дороге к Фее ходили, стояли молодые девушки в коротеньких платьях, чьи ножки вылазили или виднелись – или как можно описать то, что прекраснее Бога. Если он прочтет, он будет горд. Нет большего величия, чем создать красоту, большую себя. Я прошелся среди всех ног. Фея стояла с подругами и невестой. Фея была в этот вечер красивее обычного. Она мечтала так же быть обвенчанной. Принадлежать самому себе опасно. Куда спокойнее сыграть что-то подобное на побережье с поцелуями и клятвами любви, чем быть честным и любить только себя в нищете.

Мне стало немного стеснительно подходить, и я решил остановиться и посмотреть издалека. Вообще, этим вечером я плохо себя чувствовал. Не уверенно. Как-то похоже на мысли, когда думаешь о сексе с мужиком, что-то вроде лежать с ним в постели без трусов, а его рука обхватывает твою грудь, ладошкой прижимаясь к соскам. Мысли грязной жопы. Своей жопы. Я стоял и смотрел на Фею, к ним подошел жених невесты. Они разговаривали, Фея красиво смеялась. Это у нее всегда хорошо получалось. Позже жених пригласил Фею на танец, и они пошли ближе к бару, где все танцевали. Я продолжил смотреть на ее подруг. У одной из них ноги были длиннее самого тела, прилично длиннее. Это, возможно, какие-то проблемы, но она меня возбуждала. Незаметно для меня подошла невеста жениха.

– Красивые? – спросила она.

– Ничего так. Мне с детства интересны ноги. Я изучаю их. В частности, женские.

– Понятно.

– Это не твой муж танцует с моей подругой? – поинтересовался я.

– Он самый. Ты знал, что он со школы в нее влюблен, не в меня? Да, сука, он даже трахаться ко мне идет после туалета. А знаешь, что он делает в туалете? Дрочит на твою подругу. У него сотня фотографией с ней в телефоне.

– Ну что я могу сказать. Мастурбация – это сугубо личное. Человек вправе дрочить, на что пожелает.

– Вот ты как. Ну ладно… А я вправе тебе отсосать?

– Боже мой.

– Ладно, ты расслабься, проводи лучше меня в туалет, мне плохо.

Когда я провожал невесту в туалет, неподалеку от нас за столиком сидели родители жениха, они очень косо на меня посмотрели, а потом начали что-то обсуждать. Все-таки они подозревали, что невестка-то блядунья.

Я дошел с Мэли до двери со значком женского туалета.

– Пошли, подержишь мне волосы, – изъявила Мэли.

Либо от бесплатного виски, либо я не все понял и пошел за ней. Я приготовился держать ее волосы, пока она будет блевать в унитаз. Засучил рукава.

– Дальше не надо, – сказала она и опустила мои руки. Села на коленки, поправив свое белое платье, немного оголив ножку, расстегнула мне штаны и начала жадно обсасывать его. Как в последний раз. Она довольно долго его сосала. Конец приходит всегда. И у меня пришел, я кончил. Она приподнялась, подтянула подол платья руками вверх, сняла с себя трусы и положила мне их в руку.

– На этих трусиках должно остаться моё блядство. Делай с ними, что хочешь, они твои. Ну а я теперь верная жена и порядочная мать.

Я положил трусы в карман и пошел к Фее.

Ближе к ночи одни люди уезжали, другие приезжали в Uber пьяные. А я так и сидел у бара, пил бесплатное виски. Пастыря уже не было.

– Кто рано встает, тому Бог подает, – ушел спать отец.

Фею я не видел, но это меня не настораживало, потому что жених с невестой уехали. Бармен за день устал, я заметил это по его походке, пока он ходил от бутылки ко мне весь вечер, он сел на стул, закинув ногу на ногу, и полез в телефон. Я пил и смотрел, как он внимательно смотрит в телефон. Подошла Фея, он заметил ее и быстро встал, подошел к барной стойке, сейчас его походка была заряженной. «Вот сукин сын. Пенис мотивирует», – подумал я. Фея попросила поехать домой, она хотела спать. Мы сели в Uber, из которого только что вышла пьяная парочка, и поехали домой.

Фея пошла мыться в душ. И откуда только у женщин берутся силы вымыть себя. Я еле ходил, сел на кровать, с трудом расстегнул пуговицы на рубашке и взялся за штаны, но вспомнил, что с праздника у меня остался подарок в виде липких женских трусов. Отнес их в комнату родителей Феи и положил в комод к остальным женским трусикам. Когда пришел в спальню, Фея лежала под одеялом. Я наконец разделся и залез к ней. Она нежна и чиста, как кокаин, и из-под одеяла доносился приятный аромат. Я обнял ее, она уже засыпала. И засыпало ее нежное тело. Ну а я вспомнил девушку с длинными ногами, она напоминала своими конскими ногами Сами. Блять, я еще люблю эту кобылу.

Не мы шлюхи, а сердца наши шлюхи.

Запретный плод, как пишется в вечной книге, – это прекрасное, сладкое яблоко или быть инжир. Зеленое яблоко – это прекрасно, красиво, но не сладко. Красное яблоко – сладкое, но не вкусное. Инжир – он вкусен, но уродлив, не прекрасен. Женщина – прекрасна и сладка. Получается, Ева не ела яблоко или тем более инжир. Ева была лесбиянкой. Ну а издалека наблюдал Адам. Такой библейский пирог. Яблоки, женщины и чудо. Это объясняет человеческое прекрасное, сладкий вкус и извращенство человека. Наше Бытие.

Уже больше недели я не видел Фею и ее попугая. Она выгнала меня. Я пил и не работал, стал плохо трахаться, и её это осточертело. Я привык к ней. Оттого скучаю и пью, больше пью. Мне надоели женщины. Когда я пьян, Берти приходится выслушивать мои сопли и то, как я уйду в монастырь – просыпаться с восходом солнца, плакать тихо, так, чтобы меня не услышали мои братья или ОН. Питаться экологичными продуктами, оттого и живот перестанет беспокоить болью и частым поносом. И может, я решусь на это. Отрезать свой отросток, начав новую жизнь, без женщин, без боли, без стресса, без алкоголизма. Половые органы – не смысл жизни, но великий к ней мотиватор. А на кой он мне нужен, если и нет моего смысла?

Так как мазохизм запрещен, я буду вынужден отрезать его под полом у какого-либо старого извращенца. В монастырях таких хватает. Любителей мужских пенисов. Но я решусь на это! И буду счастливым, даже при звуке щебета птички. Но а пока я пьян, засрав весь унитаз, иду спать.

Это время я жил у Берти. Он приносил пиво и отчаянно меня выручал, выпивая со мной.

– И вот скажи мне, чего ты надумал стать евнухом? – задался Берти.

– А чего мне терять? Одна бросила меня, скинув вину на недотраханность, а другая и близко меня не подпускает.

– Ты это про Сами, что ли?

– Про нее.

– Я думал, ты окончательно поехал головой, – рассмеялся Берти. – А у тебя всего-навсего ПЗР.

– Ты заканчивал курсы психотерапевта? Что это еще такое?

– Пизда закрыла твой разум, мужик. Тебе как человек со стажем говорю – пора немного просохнуть и привести мысли в порядок. А лучший способ завязать – это нажраться как следует. Купим выпить и пригласим молодых девушек. Они покажут тебе самые сладкие сны любого евнуха.

– Не, я пас. Не хочу ни с кем видеться. Мне под одеялом комфортно, лишь бы пиво было и что почитать.

– А когда ты последний раз читал? Хорошо, позовем Мартина и Сами.

– Я буду в комнате, может, спущусь, – я глотнул последнее пиво, закрылся одеялом до носа и притворился, что сплю.

Берти попросил меня сходить в супермаркет за выпивкой. Я еще немного поспал и после полудня, когда солнце перестало так усердно жарить асфальт и людей, топавших по бордюру, вышел из дома. Перед выходом я как следует накачался пивом, натянул кожаные высокие ботинки, черную футболку и был готов выйти после недели домашнего запоя. Всю дорогу пешеходы, и в частности девушки, смотрели на меня с неким отвращением. Я был пьян, неопрятен, неделю не мылся, и от меня смердело. Но, как любой пьяный алкаш, я шел за выпивкой на коне по кличке «Уверенность» и с членом 75 сантиметров.

Я затарился на 2 больших пакета по 20 литров каждый: виски, водка, много вина, немного сока и одна банка пива. Меня мучила жажда, на улице было жарко, и я алкоголик. Вскрыв одну банку, я разом выпил половину содержимого, остальное допивая по дороге. Мои руки рвали тонкие линии полиэтилена, я останавливался каждые 20 метров, положив пакеты на землю, и пока руки отдыхали, допивал пиво. От выпитого пива, многих банок пива, мне сильно хотелось ссать, а дом был еще за 2 светофора. На светофорах было невыносимо сдерживать мочу в себе. Я зашел за здания, и между мусорными контейнерами и стеной было расстояние. Я положил пакеты, протиснулся меж, поссал, а на обратном пути стал в дерьмо. На каждую какашку в мире найдется своя жопа. Я взял пакеты и пошел быстрее домой. От меня пахло старой жопой и кишками. Чем быстрее я шел, тем сильнее мне в нос врезался этот острый запах. Я снял ботинки и кинул их в мусорку. Пока мои ноги бились об тротуар, я злился на человечество. Человек – сукино животное. Другое животное лучше человека, даже только запахом дерьма. А наши мысли, наши желания, наш характер, наши ценности, наша любовь – дерьмо, еще пахучее, чем из жопы.

Природа ошиблась: человек вылезает из чистой дырки, а не вместе с дерьмом.

Север притягивает Юг, водка притягивает детей, дети притягивают педофилов, вагина притягивает член, дерьмо, оставленное на земле, притягивает другое дерьмо. Планеты, звезды, люди, муравьи, карликовые обезьяны, шлюхи, бляди, женщины, воздух, жирные мухи, жирные бабы, струя мочи – подчиняются законам. Что-то – гравитации, другое – трения, есть закон Авогадро, закон выживания, закон сохранения энергии, что-то – закону члена. Наши тела сдерживаются от разложения – законами. Законы, законы. Выдумка человека зашла слишком далеко. С одной стороны, мы дерьмо, с другой – МЫ больше этого мира.

Вечер приближался быстро. Я сидел, ждал, потом вставал и ходил, садился и ждал, снова вставал, подходил к холодильнику, раскрывал пластиковую упаковку из-под ветчины, взяв пару ломтиков, хлеб и диск сыра, ел и снова садился на кровать. Ждал. Берти пришел сегодня раньше обычного. Производительность труда повышается не от стремления получения большей выгоды, производительность повышается от хорошего настроения. День перед выпивкой, сексом или хорошей пьяной дрочкой – счастливый день. Теперь мы вместе ждали вечер.

Берти пригласил на мой «последний запой» дюжину незнакомых мне, пьющих людей. Я не сидел в комнате, как пообещал Берти, мне хотелось пить – что может быть важнее для алкоголика, чем выпивка? Свои принципы – нет, свои ценности – так же нет. Любовь эта природой крепче любой водки. Алкоголик падок на женщин больше обычных смертных. Берти сдержал свое обещание – после опрокинутой мной очередной рюмки и пылкой фразы девушке с рыжеватыми волосами до самой груди в комнату зашла Сами. В моем горле встал ком, либо это от любви, либо это рвота от дешевого виски.

Страшнее любви только любовь к женщине.

Сами была опрятна, пахла духами, ее волосы были прямые и русые, они красивы, а я не замечал этого. С ней были 2 девушки. Чтобы доказать Берти мое безумие к женщинам, а не к Сами, я заговорил о ее подружках. Это была ложь. Я безумен в ней.

– Смотри, кого привела Сами. Они красивы. Хочется узнать, какие у той трусики.

– Ты про длинную? – уточнил Берти.

– Да, у нее волшебные ножки.

– Лобковые волосы и ноги висят на вагине, оттого они и хороши. Брось это волшебство. Все дело в этом.

Женщины – прекрасные создания, животные, котики. Но чтобы у нас была возможность их трахать, женщину нужно держать хоть на полголовы ниже, так ближе к члену. Иначе их прекрасное подвергает природное размножение.

Волшебство женщины исходит от члена. Ни в коем случае не женского…

Сами не обращала на меня никакого внимания, она пила. И я не поддавался неистовым чувствам, ощущениям, слезам, раздражительности в паху и зуду, я пил. Влюбляться – это бредовая идея. Мы безумеем, сходим с ума, поддаемся бесноватости, одуреваем, дрочим, пачкая простыни, дрочим, пачкая руки, пачкаем трусы по человеку. У некоторых есть короткий промежуток – когда он не дрочит, они спят вместе. А в итоге снова все возвращается к грязным простыням, человек забывается, и наутро, с первыми лучами солнца и первым утренним пердежом, к нам приходит новая безумная идея, что мы влюблены. Снова. Все по кругу. Два круга, три, четыре, кто как, но с каждым новым кругом мы медленно умираем, сходим с ума, сердце слабеет, а пенис уменьшается на 1—2 сантиметра.

Глубокий вечер, когда свет светильников особенно теплый и так желто греет, Сами напилась и смотрела на меня. Мои круги ада были еще не истощены, а член 18 сантиметров, оттого и я смотрел на нее по-особенному, как с надеждой. Надежда – лучшая подруга безумства алкоголя. Безумство возбуждает, безумство интересует, мы цепляемся за него, как за мамину сиську, там есть, что взять.

Недолго думая, либо она долго думала, а может, и не думала вовсе, Сами подошла ко мне. Берти сразу же уступил место, все-таки я не смог его обмануть. Влюбленные люди сильно заметны, они, как украшенные желтыми лампочками баннеры «ОЧЕРЕДНОЙ ИДИОТ. Звоните по номеру ближайшего бара или дурки». Она села, прижавшись своими длиннющими ногами ко мне, и обняла. Когда она пьяна, она прекрасна.

Сами выпила еще пару рюмок, я заметил, что она не всегда запивает – вот это женщина. После чмокнула меня в щеку и пошла в ванную. Это было негласное приглашение пойти с ней, или она и вправду хотела в туалет. Я выпил рюмку виски и пошел за ней. Коридор был темный, и я пробирался на линию света из-под двери ванной комнаты. Повернул ручку, она была не закрыта, открыл дверь, а Сами все же писала. Она ничуть не возразила, что я вошел без спросу, тем более в момент, когда она сидит на унитазе, Сами только посмотрела на меня и уставилась в стену. Она была весьма пьяна, и границы между мужиком у двери и ее голой жопой не существовало. Я прикрыл дверь изнутри и дожидался Сами. Она сидела неподвижно и практически без звуков. Вот сейчас я мог полностью рассмотреть ее длинные ноги, начиная со свисающих трусиков бордового цвета, заканчивая налитыми белым молоком бедрами. Нисколько не смущаясь, Сами подтерлась, схватила свои трусики, и, пока она вставала, они преодолевали бесконечный путь ее ног. Пока она натягивала джинсы, ее пьяный голос обратился ко мне:

– Тебе нравится наблюдать, как девушка писает?

– Я впервые это наблюдаю, – ответил я.

– Что ты врешь! Я представляю, какой ты извращенец.

– Сами, я…

– Ладно, – вскрикнула Сами, – я верю тебе. И как оно? Понравилось, как я писала? – Сами с нетерпением ждала моего ответа.

– Да, Сами, ты красиво писала. И еще. Я люблю тебя.

– С чего ты это решил, посмотри на меня, мы совсем разные люди.

– Это правда. Мы разные люди, ты боготворишь пенис, я его не терплю. Но я люблю тебя, не смотря на твою любовь к пенисам, понимаешь?

Сами долго смотрела на меня, после чего ударила в живот. Я не мог сообразить, согнулся и почувствовал рвоту. Мне повезло, рядом был унитаз. Берти злился, когда в его доме блеют куда-нибудь, кроме унитаза, и то, он заставлял и его чистить после процедуры самоочищения. Я еле успел сунуть голову, как меня вырвало.

Из унитаза доносился запах мочи и рвоты.

Моя голова лежала, будто прилипшая, к ободку унитаза, я проглатывал последние глотки рвоты, а мой живот наконец выдох, перестал спазмировать. Сами в комнате уже не было, она вышла, когда меня рвало. Сладкий запах, рвота на дне унитаза, красная, желтая или оранжевая, немного пенистая, – я рассматривал ее, пытаясь отвлечься. Мои глаза начали слезиться, а потом и вовсе залились, тому виной необычное положение головы. Глазная рвота. Так я просидел полчаса, не меньше, немного плакал. Собравшись с мыслями, я плевался в унитаз, слюны текло больше слез. Выплевывая последнее, меня позвала Сами, ее голос был более неожиданным, чем ее удар. Она отвела меня в спальню, а сама легла спать. Я смотрел на нее, ничего не понимая, моя новая мечта лежала в метре от меня, а я стоял в метре от нее.

Я лег к ней в кровать, это словно возлечь с богом под одним одеялом.

Но я не осмеливался ее обнять, только рукой немного касался ее длинной ноги. Сами спала, а я слушал, как она дышит. Безумство начинается со вдоха аромата, некогда выдохнутого той, которая лежит с тобой в постели. Ты вдыхаешь то, что она выдохнула, и это БЕЗУМСТВО. В кровати было тепло, под одеялом пахло Сами, над одеялом пахло Сами. Люди прекрасны, даже за счет того, что только она прекрасна. Если мы – это насильники, убийцы, идиоты, педофилы, наглецы, любители пихать в задницу большие предметы или яблоки, яйца, персики, дети, начавшие половую жизнь в 12, 13, 14 лет, даже если мы антагонисты Библии: горды, завистливы, чревоугодны, блудливы, злы, корыстолюбивы, ленивы, и ангелы ненавидят нас. Мы прекрасны, если есть она. Мы прекрасны, пока я лежу с ней в кровати. Завтра я не буду с ней, а мы снова будем насильниками, убийцами, идиотами…

Я проснулся, было солнце в окне, а кровать пуста. Этот сукин сын создает чудеса больше мужского создания. ОН создает то, что прекраснее нас, а мы этому отдаемся, и природа, блять, позволяет, а потом ОН забирает ее и наблюдает что-то девственное, что больше самой девственницы, – когда мужское создание плачет. Кровь да пот – это ничто, и даже не моча.

Лежал в кровати, потел, пил пиво и умирал от алкогольной депрессии. Мокрое одеяло прятало меня от солнца и мира. Там, под одеялом, было спокойствие или его вообще нет и это просто безразличие. Уныние и женщины – улица петель и табуретов. Только мое одеяло не давало перейти дорогу. Я закрылся им по самый нос.

К полудню я решил встать и найти Берти, я зашел в ванную, там его не было и в комнате не было. Я был один. Поссал и вернулся в постель. Этот день не предвещал мне ничего. Пока не позвонила Сами.

– Привет. Чем занимаешься?

– Чем? Я один в кровати и вот вспоминаю тебя. Мы вчера спали вместе.

– Да, спали. Извини, что ударила тебя. Я думала, но не придумала, что сказать в свое оправдание.

– Ладно, я не в обиде.

– Хорошо. Есть хочешь? – причудливо спросила Сами.

– Поесть всегда можно.

– Может, тогда сходим через часик?

– Это свидание? – спросил я.

– Нет. Ты хороший парень, а я не хожу с ними на свидания.

– Нравится, когда мужик срет, не закрывая дверь?

– Обожаю смотреть на срущих мужиков, – ответила Сами.

Она сказала, я хорош? Не лучше, чем муха в куннилингусе другой мухе. Бесталанный мухилингус.

Я нашел это кафе и пригласил в него Сами. Кафе «Вечерние будни».

В этот день солнце светило особенно желто или оранжево. Кафе было самым обычным кафе, ничего особенного: пыльные стекла, карга-официантка и запах толстого слоя подгоревшей рыбы, доносившийся из сокровенных мест заведения. Когда начинает смердеть рыбой, пропадает всякий аппетит. Запах рыбы только в океане – там его место. В этом кафе уже не было романтики, как описывал таксист, может, ее и тогда не было.

Пот шипит на лице от дыма сигарет, я смотрю на курящего мужика, глотающего дым и светлое пиво. Я ждал Сами. Официантка принесла меню, и во всем списке не было ни одного блюда из рыбы, выходит, это не запахи кухни. Это запах старой тетушки «Вечерние будни».