Автор “Перегонов”, как он и сам говорит об этом, действительно не стал “словоблудия строками читательский портить слух”, а, ценя “вечное живое, чего нельзя ломать, нельзя терять”, написал поэму в стиле прекрасного классического легко читаемого русского стиха, понятного всем и каждому. Это, безусловно, не может быть не оценено читателями, давно не встречавшимися с такими простыми, понятными и глубокими по смысловому содержанию стихами.
Значительную часть объема поэмы “Перегоны”, как и отмечалось уже, составляют диалоги непринужденно беседующих или спорящих между собой наших сограждан, когда разговор идет, что называется, по воле случая, но зато всегда отличается удивительно незаметными плавными переходами от одной темы к другой. Именно так читается вся поэма – в полном соответствии с пожеланием автора, высказанным в обращении к читателям:
Так будет пусть хоть чтенье книгиВам этой плавным, без помех —Как пенье нот под знаком лиги,Как у колес по рельсам бег.
Завершив чтение довольно емкого произведения, мы не испытаем, однако, как это бывает в иных случаях, своеобразного удовольствия от того, что все – позади, книга прочтена, и не поспешим отложить ее в сторону, а, наоборот, какое-то время испытаем даже некоторый душевный дискомфорт от сознания, что вот все уже и закончилось. Потом нас успокоит сознание того, что книга-то ведь вот она, рядом, и в любой момент можно вернуться к ней, перепрочесть что-то, а что-то и “допрочувствовать”.
А еще после прочтения “Перегонов” нам предстоит почувствовать, сразу или потом, что мы, говоря словами автора, хотя и “те же, но и не те уже”, что что-то в нас все же изменилось. Пусть даже всего чуть-чуть, но все равно изменилось и, безусловно, к лучшему: прибавилось добрых чувств к людям, к их труду, к нашему прошлому, ко всему, что нас окружает.
В заключительном слове поэмы автор высказал свою надежду в том смысле, что сочтет высокой оценкой своего труда, если читатель “хоть раз прервет поэмы чтенье, чтоб в жизни свой осмыслить путь”. Полагаю, имеется достаточно оснований, чтобы такое случилось с каждым читателем поэмы и притом неоднократно.
Новинку в литературе (а что поэма Е. Федорина “Перегоны” является серьезной новинкой в нашей литературе, как по форме, так и по содержанию, это – факт бесспорный) нам оценить теперь в полной мере, может быть, и не удастся. Но пройдут годы, и обо всем, что представлялось для современников самым обыденным, останутся только косвенные свидетельства официальных архивных документов. Только ни в каких официальных документах не сможет сохраниться одно – дыхание жизни, живые общения и чувства ушедших современников, самим фактом существования которых создавалась история и вошли в жизнь отраженные в поэме события. Вот тогда только произведение Е. Федорина, несущее в себе живое дыхание и чувства ушедших поколений, будет оценено сполна. Смею утверждать, что оценка эта будет очень высокой – как талантливого, реалистического, объективно отразившего свою эпоху художественного произведения.
Да, такую вот книгу, уважаемый читатель, вы держите сейчас перед собой. Берите ее, читайте! Вас ждет приятное во всех отношениях чтение. А еще – высокое духовное удовлетворение от прочитанного. А вместе они наверняка повелят вам иметь у себя такую книгу всегда.
Г. М. Легошин, член-корр. РЭА, профессор АВН, КТН.Слово автора к читателям
Чем вас прельстила книга этаИ стоит ли ее прочесть,Решайте без моих советов:Я – пересказчик только здесь.Рассказчик кто? Жил добрый, честный,Известный всем казак один,С фамилией в станице веской,С моей созвучной – Чепурнин.Противник шутки, глупой, плоской,Знаток историй, весельчак,А сверх того – мой друг и тезка,Что, в общем-то, – хороший знак.Твердил он: “Память человека,Хранящая, что тот постиг,Есть в сущности библиотекаПока что не рожденных книг:Прекрасных повестей, романов,Стихотворений и поэм…,Хотя судьбы такой желаннойНе обрести конечно ж всем”.Мгновенье жизни сделав веком,Раскрывшись, как читальный зал,Он всю свою “библиотеку”Друзьям в рассказах передал.Вниманье влёк он каждой фразой,Наглядно тем являя знакУмельца устного рассказа.О, мне б про всё теперь вот так!Его ведь нет, а я решаюсьВ знак доброй памяти о немОставить людям ту хоть малостьИз слышанного, что осталосьПока в багажнике моем.Переписав запас свой в главыИ место глав определив,Сперва я в качестве забавыВсё прочитал друзьям моим.Поддержка близких, их вниманьеМой расковали дух совсем,И понял я, в моем собраньеНи для кого нет чуждых тем.А их-то вышло, между прочим,Воз, да тележка, да сума!Смешных и грустных (чуть и очень),И тех, что – пища для ума.Простор большой. И я старался,Чтоб край, где сам я жил и рос,Таким же близким вам остался,Как мне в дни радостей и гроз.Я не из спорщиков о ритме:Не повод то сходить с ума.Была б потребность говорить мне,Она подскажет все сама.К тому ж, есть вечное живое,Чего нельзя ломать, терять.Я взял ритм тот, что сам собоюПришел и лег в мою тетрадь.А вышло что – анапест, дактиль,Ямб, амфибрахий ли, хорей? —Не этим жил я, друг читатель,А тем, чтоб мысль была верней.Мчат поезда по перегонам,В них – люди, книги, хлеб, мазут,И важен нам не стук вагонов,А что, куда, зачем везут.Что встретит вас в моем “составе”,Прочтя, узнаете о том —Что пережили все мы с вамиНа жизненном пути крутом.Так будет пусть хоть чтенье книгиВам этой плавным, без помех,Как пенье нот под знаком лиги,Как у колес по рельсам бег.И светятся пусть ваши лицаВ ответ на искренность мою,А я отселе все страницыРассказчику передаю:Вообразите, что в станицуСам Чепурнин смог возвратитьсяИсполнить миссию свою.Без зла смотри на мирозданье,А взглядом разума, добра, любви.Жизнь – море. Из благих желанийПострой корабль и по волнам плыви. Рудаки Пролог
“Есть у всего свои начала”, —Отец мой часто отмечал.Мне то наказом прозвучалоИскать начала всех начал.И, многие пути изведав,Я их нашел. Увы, не разТо были старые ответы,Сто крат открытые до нас.Но я и в ту был счастлив пору,Сам находил, а то – не зря:Родней мне стали степи, горы,Небес просторы и заря.О, это здорово, поверьте,И силы множит во сто крат —Увидеть все родным на свете,Знать камень – твой далекий брат.Догадка есть: всему начало —Те скоростных нейтронов два,Что Бесконечность раскачала,Лоб в лоб нацелив их сперва.От них пошли миры созвездийИ обитаемых планет…Потом, Вселенную изъездив,Узнают люди, краше нетПланеты нашей (зелень – в сини!),Как знают русские сыны,Нет ничего милей России,Её восторженной весны.Как мы, казацкие потомки,К тому же, знаем, лучше нетРодимой нашей Копытовки,Что, где б ни вился путь наш долгий,На ней сойдется клином свет.В нас к ней огонь любви закован,Она зовет нас, как причал,Для сердца чувственных законовОна – начало всех начал.И то – не моды крик капризной,А правды высшей смысл и суть:Чтоб сыном верным стать Отчизне,Родной станице нужным будь.Глава первая
Наши начала
Мила нам добра весть
о нашей стороне.
Г. Р. ДержавинСо стороны юго-востокаВ край этот прибыла река,Где, повернув на север строго,Про глубину забыв пока,Текла прямой, широкой лентой.С версту прямой. А там опятьК востоку шла дугой заметнойВ степях раздольных погулять.На встречу с голубой подковойУпрямо с западных степейСпешил веселый родниковыйВ шаг шириной всего ручей.За вкус воды и нрав игривый,Пусть той воды в нём сам пустяк,Его назвали здесь красиво —Добренька, попросту – Ревчак.Ревел ли он и впрямь когда-тоИль Ревчаком шутник нарёк,Но каждый был не прочь близ хатыИметь подобный ручеёк.Ревчак в ранг речек не годится,Но, как и Ея, нес в себеНемалое в судьбе станицы,В судьбе всех нас, в моей судьбе.Руки художника достоинСюжет тех лет: с кнутом в руке,Мальчишка в шляпе из соломинПасет гусей на Ревчаке.Для детворы Ревчак был грядкой,Где, как рогоз, и мы росли,А наши корни – пальцы, пятки —Не вылезали из земли;Где дружба “вечная” и драки;Где мы гуртом то лепим гать,То ползаем в грязи, как раки,Чтоб раков в норах добывать…Теперь случись увидеть глазуТам затвердевший детский след,И сердце вздрогнет как-то сразу:Не мой ли с тех далеких лет?Там, где Ревчак впускала Ея,На побережьях левых двух,Спал в травах, щедро зеленея,Нетронутый широкий луг.Как раз у этой Еи частиВ один известный миру часНа счастье нам и на несчастьеСтаница наша началась.Здесь первые и встали хаты,Ну и, конечно ж, неспроста:И огород – всегда богатый,И рядом – выпас для скота.Меня к дворам тем, первым, нынеВлечёт особенно один —Где жил, почти посередине,Мой дед Никита Чепурнин.В числе переселенцев первыхЕго был прадед или дед.Но двор… ведь он донес, наверно,От тех начал какой-то след?Второй и третий хат порядокОбосновались выше чуть,И уж вдоль тех и хат, и грядокПролег станичный главный путь.Первоначально до ДобренькиДорога шла, до Ревчака,Хоть, впрочем, бравым казаченькамЧто на пути большом река?А тут – ручей одношаговый.Вброд ехали, мостили гать,Но берег правый ревчаковыйСтремились тоже заселять.И там влеклись все тоже к Ее,К ее пустынным берегам,Чтоб жить свободнее, вольнее,Имея скот и выпас там.Но заселялся все ж охотнейЛевобережий угол – Кут.Дворы, сараи, хаты плотноВ ряды выстраивались тут.У главной улицы станицы,На самой площади большойВ свой час надежно разместитьсяУспела церковь – Храм святой.На каждого взгляд мудрый, строгийГлядеть стал из-под куполов,Повелевая верить в бога,Молясь, креститься вновь и вновь:Под звон к заутрене, к обедне,К вечерне, по усопшим звон…Роль веры, в общем, не последнейБыла в казаках испокон.То общею легло печатьюНа быт станичников и труд:Боязнь греха, боязнь проклятьяСмиряли верующий люд.Хоть, впрочем-то, не в полной мере:Ведь жив, твердят, и сатана;А в ком искус сильней, в ком вера,Потом увидится сполна.В двухстах саженьях от впаденьяДобреньки в Ею, где река,Омыв станичные владенья,К востоку сдвинулась слегка,Открыв пути к целинным землям,Века дремавшим а рекой,Лег мост, по-тутошнему – гребля,Всему свидетель первый мой.Любой въезжающий в станицу,С моста поднявшись на бугор,Знал риск немедленно вломитьсяВ высокий и глухой забор.Отселе – влево или вправо,Дороги прямо дальше нет.Тут жил и знал за это славуЕрош Самсон, второй мой дед.Сейчас про деда – это к слову,А главной мыслью было тут —Сказать про мост, про ту основу,Что всех влекла селиться в Кут,Ибо дотоле за рекоюОдна таинственность жила.Казалось: вот, подать рукою,Но коротка рука была.Красна весна – лиха дорога,И доберись ты в те места,Где есть земля и даже много,Но к ней – ни брода, ни моста.Туда мостили, правда, кладки,Но то – чтоб двигаться пешком.А много ли притащишь с грядкиНа собственном горбу мешком?Порой и вброд переходили,Так то ж с подводою пустой.А нагрузи – застрянешь в илеИ уж тогда хоть вечность стой.Да, это точно, про телушкуТут первый кто-то произнес,Что стоит за морем полушку,Да нужен рубль за перевоз.И вот встал мост. Он – как дыханье,Что врач больному возвратил,Чтоб тот, забыв свои страданья,Жить стал бы полной мерой сил.За площадь с церковью и выше,За атаманский скотный двор,Тянулся с видом ветхой крышиЗеленый сглаженный бугор.Он – место высшее в станице,Заметен здесь в округе всей,И здесь резонно разместитьсяВстречать непрошеных гостей.Здесь, говорили, сам Суворов,Объездив Еи берега,Военным всматривался взоромВ отроги этого бугра.Пока придет пора лихая,Здесь два стояли ветряка,Друг другу крыльями махаяВсю жизнь свою издалека.Хоть зов их был взаимным, частым,Им не случилось быть вдвоем,Ведь каждый с каменным упрямствомСтоял на месте на своем.Вот так бывает, люди в гостиВсю жизнь свою друзей зовут,А встретятся лишь на погосте,Который, кстати, тоже тут,Сейчас же вслед за ветряками,Наш вечный дом и вечный двор,Что звался здесь всегда гробкамиИ кладбищем с недавних пор,Незаживающая рана Живущих всех – твоя, моя —И боль за всех, ушедших раноВ холодный мир небытия.Гробками Кут и завершался,Начало взяв от Еи вод,И между граней тех свершалсяВсех здешних дел круговорот.Все, в чем с рожденья до могилыНуждался смертный, было тут,По мненью дедов. Тем и жили.И тем был горд станичный Кут.Ну, а всех тех, кто сразу сталиИскать удач за Ревчаком,Жабинцами именовали,Хоть жабы тут и ни при чем.Намек был явный на лягушек,Что и нехоженых тех местТерзали страшным гвалтом ушиВсем жившим рядом и окрест.Различий же, хоть то и странно,Искать никто не думал в том,Как между сотским, атаманом,Меж казаком и казаком,Меж неимущим и богатым.Коня ли, десять пар имей,Мораль одна – тяни до хаты,Умей вертеться, жить умей.А жить по-разному умели,Все люди разные не зря,А по достатку – от ЕмелиДо близкой челяди царя.На скакуна, чекмень, папахиИной всю жизнь рубли копил,Другой серебряные бляхиИ на чепрак еще лепил.Но все считали, так и надо:Есть рядовой, есть командир…Туманил все церковный ладан,И всех равнял загробный мир.Другой резон: раз ты кутивец,А он жабинец – бей его!Тут чуть не всякий в драку ринетсяТак просто, из-за ничего,В том видя подвиг настоящий.Понять же, что всему виной,Никто не брался, хоть все чащеКут на Жабинку шел войной.Или Жабинка объявлялаКрестовый свой поход на Кут.И, к сожалению, немалоКровавых схваток было тут.Вот такова она Добренька,И наперед поди открой,Что предстоит ей помаленькуСтать пограничною рекой.Вставал вопрос о примиреньи,Но оказался так непрост,Что не помог его решеньюИ вставший на Добреньке мост.Открыв тот мост, “Ура!” кричали,Горилки скопом напились,А дня грядущего в началеЗа мост мальчишки подрались.Вопрос масштабный, интересныйПредстал пред ними в полный рост:Да, мост построили совместно,Но чей же все-таки он, мост?Всем-всем, на что ни падал взгляд их,Обычно кто-нибудь владел:Мой конь, ваш двор, их палисадник,Её телега, твой надел.И небосвод – не исключенье.Любой малец сказать бы мог:Где синева, где туч паренье,Где звезд несметные скопленья,Известно всем, хозяин – Бог.Считалась некогда ничьеюЗемля за Еей на восток.Когда ж в изгибе нижнем ЕюМост долгожданный пересек,Враз, прихватив саженьи мерки,Станица вышла в степь сполна,И вплоть до речки КавалеркиЗемля была поделена…Эх, Кавалерка, Кавалерка!Рассказ особый о тебе.Вовек свеченье не померкнетТвоих зарниц в моей судьбе…Теперь вот – мост. А кто хозяин?Сошлася дюжина ребятИ, взгляд друг в друга злой вонзая,Острят, куражатся, грозят:– Мост наш! Нэ трогайтэ пэрыла.– Дывысь, яки воны швыдки!Так мост мы вам и подарылы…– Нэ улыбайтэсь, як цвиткы.– Вы ж захватылы нашу зэмлю!– А шо, вы ставылы там пост?– И йе у вас за Ею грэбля,На шо ж другый кутивцям мост?– А цэ уже нэ ваше дило,Нэхай йих будэ даже тры!– Тэля вовка ковтнуть хотило…– А ты получше нис утры.– Тоби? Утру! Ну шо, злякався?– Шукав конфэтку. Хочешь? На!Тут взвизгнул прут, и началася,Верней, продолжилась война.Потом вступили в бой постарше,А к вечеру того же дняДошло до сабель, конных маршейИ до картечного огня.Потом задиры к пострадавшимШли ублажать тех чем-нибудь:Прими, мол, с извиненьем нашимИ все обиды позабудь.А если те не забывали,И попадало дело в суд,Тогда ответчики искали“Магический, волшебный” прут,Которым кто-нибудь когда-тоСпасал лягушку от змеи,И так пытались от расплатыВ суде прикрыть грехи свои.А кончилось ничьей хотя бы,Вновь были стороны круты:Одни другим кричали: “Жабы!”И слышали в ответ: “Куты!”Горяч народ, да вот, гореньеКуда девать, не находил.А мост Добреньковский значеньеСвое, однако ж, проявил.Шла в рост другая часть станицы.А не кичился чтобы Кут,Здесь всем своим обзаводитьсяДа вровень с модою начнут.Вот площадь – первая обновка.Тут, право ж, есть где погулять,Блеснуть рубакам джигитовкойИ мастерством барьеры брать.Потом на площади на НовойИ церковь встала, словно гриб,Чтобы внушать не только словом,Что-де без Бога не смогли б.За школой в качестве обновкиПошли больница… и погост,За ними – мельница-вальцовкаИ через Ею Новый мост.Боюсь, с рассказа бы такогоНе оказался б кто-то слеп:Гляди, мол, делалось как много —Не шибче ль нынешнего темп?Вот почему для оговоркиЯ выбираю здесь момент:Враз сказки сказывают только,Срок дел тех был сто с лишним лет.Порой казалось, время сталоИ сам богами проклят труд,Так много лет Жабинка ждала,Чтоб школа появилась тут.Зато считалось всё здесь новым,Как старым всё, что Кут имел.И даже по делам церковнымТакой же шел водораздел:Вы старой-де, мы новой веры.Тот спор сам Бог бы не решил,Ведь каждый, вслух молясь без меры,Втихую столько же грешил.Меж тем, в станице все теснееВставали хаты. До порыВдоль той широкой части Еи,Где встали первые дворы.С годами ж люди все смелееШли жить на новые места,Особенно, когда на ЕеДве гребли встали – два моста.Вдоль выходов дорог-проселковЦепочки потянулись хат,И едущих станица долгоМогла встречать и провожать.Шли на Кущевку, Кавалерку,На Шкуринскую, вдоль реки,На Уманскую, по ДобренькеРазрозненные хуторки.Верстах на двух, где плавно ЕяСвой завершала поворот,Дворы к ней жались всё плотнее,Как бы намеренье имеяШагнуть за речку прямо вброд.Порядок улиц, их основаЗдесь нарушалися сполна,Как будто след речной подковыБыл от удара скакуна.Коня здесь явно надлежалоВ огромнейший представить рост,Но что станицы в том начало,Детишки верили всерьез.И про соседей – в том же роде:Доступней детям мыслить так,Что шкуринцы все в шкурах ходят,В кустах кущевцы хороводят,Все кисляковцы пьют кисляк.Одной лишь улицы центральнойБег был воистину прямой.Здесь, говорят, первоначальноС Кущевки и до КрыловскойВести железную дорогуНамеревались. Только вотСтаница подняла тревогу:Детей порежет, птицу, скот…Строители, увы, молчалиИ дело делали свое:Все дальше трассу размечалиИ стали отсыпать её.Но коль уж доводы иссякли,Ответ строителям был прост:Все казаки – в ружье, за саблиИ их прогнали… за семь верст.Туда, на станцию, теперь мыИ поспешаем к поездам,Порою сетуя наверно:У предков подкачали нервы,А путь неблизкий мерить нам.Но не осудим предков чести:Здесь город встанет в некий час,И уж тогда как раз на местеВокзал окажется у нас.Пускай не в прежнем смысле город,А агро-город, город-сад,Но будет он и даже скороНа свой красивый новый лад.Еще о том я думать смею.Здесь будет и речной вокзал.И совместит названье ЕяВ себе фарватер и канал.Ил вековой на удобреньеВозьмут поля с речного дна,А родниковых струй теченьеВернет глубины все сполна.В пору жестоких суховеев,Придя в поля издалека,Их влагой доброю своеюНапоит досыта река.По глади водной, словно птицы,Помчат моторы тут и там —Или в соседние станицы,Или к азовским берегам…Да, будет так. Клянусь векамиСудьбы всех нас, своей судьбой!А ошибусь… что ж, бросьте каменьТогда в могильный холмик мой.Глава вторая
Сидели, говорили…
(Из баек старого Дрючка за век прошедший, XIX-й)
Там чудеса,
там леший бродит…
А. С. ПушкинС каких времен, никто не помнил,К забору нашему прилегУвесистый дубовый комель,Или, по-местному, дрючок.Такой не привезти в телеге,Тем более не приволочь.Но век второй в привычной негеОн дремлет здесь и день и ночь.Сомнений нет, еще задолгоДо прибывших сюда людейЗдесь дуб, красавец преогромный,Стоял одни в округе всей.Пусть не один, но видно, редкиДеревья эти были тут:С посадок первой пятилеткиВсего лишь два еще живут.Под дуб и дернул, видно, вожжиМой предок, прибыв в этот край,Чтоб рядом с дубом встали позжеИ двор, и хата, и сарай.Пусть древу гордому соседствоТакое было не под стать,Да у деревьев нету средства,Чтобы о том протестовать.Лет пять ли, десять дуб крепился,Потом увял, зачах, засох,Чтобы с годами превратитьсяВ бескорый этот вот дрючок.Принявший от сидячих вальсовИ от дождей шлифовок тьму,Он костью чудища казался,Неведомого никому.По сути ж годы все и числаДля всех сограждан ближних хатДрючок и день и ночь трудилсяКак клуб, эстрада и театр.Все-все людские интересыНа этом лоскутке ЗемлиСобраньем споров, слухов, песенНезримо в суть дрючка вошли.Всё-всё всегда в себе он слышит,О всём поведать может он,Да, жаль, того не перепишетПока еще магнитофон.По счастью, в нас века вложилиШифр генный, чтобы представлять,Как здесь сидели, говорилиИ сто и больше лет назад.А потому присядем рядом,Представив тот вечерний час,Когда уже вернулось стадоИ пыль за стадом улеглась…Когда окрашенные алоПочти погасли облакаИ монотонно зазвучалаПеснь бесконечная сверчка…Когда, по счастью, спят лягушкиИ попритих собачий лай,Когда всем детям все подушкиПро сказочный вещают край…Когда и ветру сладко спитсяВ уюте тополевых крон —Так мы проникнем в небылицыИ были дедовских времен.А их – не счесть: несметны числа!И было б тысячи ночейНам мало, чтобы перечислитьЛишь байки все без мелочей.У баек же обыкновенноНепроторим к истокам путь,К тому ж, рассказчик непременноВас силится с него столкнуть:– Да, точно знаю, это было,Хотя, конечно, не со мной.Так тёща куму говорила,А слышал то брательник мой…Или: “То слышал деверь свата,А рассказал покойный тесть,Узнавший от золовки брата.Что именно всё так и есть”…И – никогда: “Со мною лично”…И – никогда: “Я видел сам”…Или: “Не верите – отлично!Айда со мной по тем местам!”На правду быть во всем похожей —Вот байки главная печать,Но чтоб, коль ложь раскрыться может,Рассказчику не отвечать.Так вот и я, себя упрятавЗа многократный псевдоним,Надеюсь, этою преградойБуду от бед от всех храним.К тому ж, за всё, что здесь не точно,Вина моя невелика:Случайно, значит, не нарочно,От скрытых ветхостей дрючка.IНо… помолчим. Послушать надо.И, кажется, да, в добрый часПритихли мы: в дрючке сверхвнятныйСтал слышен разговор как раз:– Кто мы? Господские. ПомещикНас ищет до сих пор кругом.Взяв нужные лишь очень вещи,Бежали мы сюда. Тайком.Благо, скажу, что мужа взялиВ казаки сразу. Так что яКазачка тоже. Землю дали,Избушка тоже есть своя.Боимся лишь: вдруг кто-то встретитНас из деревни прежней той…А вас в глухие степи этиТолкнула жизнь нуждой какой?Вы жили ж где-то в Запорожье?– Бэрить подальши: Буг и Днестр.– А в Копытовке, тут, давно же?– Як и вона – вси двадцять лет.Як замист Сичи возродылосьТам вийско верных козаков,Наши мужчины враз явылысь,Шоб в козакы включиться знов.Та жалко потирялы ГрыцюПротемкина, а вин же бувИ гэтман наш. И на гряныцяхТо ж вин нам зэмлю там добув.Жаль грамоту вин схлопотатыШось нэ успив на зэмлю ту.Може, с того-то испытатыНам и прыйшлось всю маяту.Прыйшов указ импэратрыци,На Черноморье, на КубаньШоб нам усим пэрэсэлыться.Ой, довго нам прыйшолсь крутыться,Покы сказалы: тут вон стань!З тых пир куринь наш КопытовскыйИ встав над Еею – рикой.Рядом – Кущёвскый, Кисляковскый…И Уманскый – подать рукой.Тилько устроилысь тут славноЗа два годочка – жить бы, жить… —А тут як раз указ дэржавный —Грузын от пэрсив защитыть.Пишов и мий в поход пэрсыдскый,Дарыв нам вични слёзы, грусть.Сынок тоди ще був при сыськи,Тэпэр з Европы вон вэрнувсь.Добылы там Наполиона.Благо, хоть сыну повэзло:Живым прыйшов. Лышь ночью стогнэ:Кровавэ сныться ремесло…Ну вот, дрючку уже спасибоХотя б за то, что был рассказ,И с веком прошлым хоть что-либоЖивым теплом связало нас;Что в час любой вольны теперь мыСвоей истории в глазаВзглянуть и слышать самых первыхПереселенцев голоса,На чьём веку – война с французом,А до и после – не однаС Ираном, с Турцией война;Кому Суворов и Кутузов —Живых сограждан имена;Кому пришлось, чтоб смог остатьсяИ впредь в казачестве их род,Переселенцами скитаться;Чьим здешним сыновьям – за двадцать,И их Кавказский ждет поход.В пылу торжеств столицы обе,И бал за балом у господВ честь воинства, что, в глубь ЕвропыПобедный завершив поход,Закрыло Бонапарта повесть,Вернуло европейцам мир.И – свежая благая новость:Там юный в свет шагнул кумир,Поэт-бунтарь. Он смело лируВзять мастера рукою смог,Чтобы воспеть свободу миру,На тронах поразить порок.Грядущий Пушкин, чудной силойПритянет наших он ребят,Когда его Руслан с ЛюдмилойВсе сказки прежние затмят.Пока же люди – им не ново —Ткут баек ткань из дум своих[К словцу-словцо, к словечку-слово],И Пушкин учится у них.A мы за воскрешенье тенейБылого недрами дрючкаУпоминать везде с почтеньемВпредь будем имя Старичка.IIВновь помолчим и будем слушать…Теперь в дрючке идёт рассказ,Когда-то всем ласкавший уши,О том, что было-де не раз,Как при погоде, непогоде,Смущая видом люд простой,По полю, саду, огородуСам клад блуждает золотой.Иной раз – в образе коровы,Коня, козла или быка,Иной раз – в образе немого,Без глаз, без носа мужика.И ежели удар обрушитьНа истукана, то в моментСо звоном он предстанет тут жеКопною золотых монет.Тогда спеши собрать монеты,И, если в жизни честен ты,Тебе помогут деньги этиВ осуществлении мечты.Нечестного пусты старанья:Клад не разбить его рукам.А дробный станет, чем был ранее,Хоть прячь по разным сундукам.– Ударить зверя-то не жалко,А человека все ж хитро:Огрел я раз бродягу палкой,А то был пьяный кум Петро.Тут слышен смех, что к нам донессяИз далей чуть не в двести лет,И встрявший в разговор осекся,Но подключился враз сосед:– Я расскажу, как рассказалаПро случай дьяконши кума.Там дьяконша заикой стала,А дьякон, тот сошел с ума.Как было? Дьяконша на Пасху,Встав по нужде в сверхранний час,Шмыгнула в сенцы – и, будь ласка,Баран там “кладовый” как раз.Перепугалася, понятно(Ведь неспроста ж в сенях баран!),с испуга бросилась обратно,А тот с разбега – на таран.Боднул на славу “богомолку”.Проснулись: дьякон, сыновья…Чем ни лупили зверя только,А тот, копытцами звеня,Спокойно шел и шел куда-то,Неся в дом явную беду,И кизяком свежайшим хатуУкрасил прямо на ходу.Дошел, где падчерица спала,Воткнул в ее подушку лоб,А та во сне забормотала,Ну и рукой барана – хлоп!И – чудо: с блеском и со звономКругом посыпались в моментМонет, казалось, миллионы,И будто вспыхнул молний свет.Враз все богатство в диком ражеСемья снесла по сундукам,А девочка не знала даже,Что к ней-то клад являлся сам.Когда ж владельцам пожелалосьСвой золотой проверить клад,То в сундуках их оказалось:Где голова, где бок, где зад.И – чудо вновь: через мгновенье,Что там и сям лежало врозь,Какой-то силой единеньяДруг к другу разом понеслось.И вот уже опять по хатеСверхстранный топает баран —Такой же, как тогда, рогатыйИ вновь готовый на таран.Одно в нем было странно крайне:Деталь отсутствовала та,Что у любого есть баранаПод задней частью живота.Спустя мгновение, однако,Все были тем поражены,Что, как увидел сам же дьякон,Деталь та – в лифчике жены.Вперед-назад деталь шныряла,Ища на волю, видно, ход,С чего хозяйку для началаБросало в холод, в жар и в пот…Смущений срок был, впрочем, краток,Всем стала истина ясна:Туда, под грудь, монет с десятокТайком припрятала она.Одно лишь тайною осталосьИ разрешимою едва ль:Как вышло так, что ей досталасьЕщё в монетах та деталь?III– Взбрело ж такое человеку,чтоб православным ехать в Мекку!У нас в роду случилось так,Так, что я – турок, не казак.Да-да, хоть верьте, хоть не верьте,Решили – нам не отменить —Прабабка с прадедом пред смертьюМеста святые посетить.Возможно, нагрешили много,А слышать слышали – твердят:Тем, кто пройдет святой дорогой,Грехи все снимутся подряд.Пошли. А грешных-то на свете,Как оказалось, тьма и тьма:Те в те края идут, те – в эти,От толп одних сойдешь с ума.Им надо б – к Иерусалиму.А ежели к другим примкнуть?..Вот так-то и увёл их мимоЧужой паломнический путь.Язык чужой не понимая,Общались только меж собой,Ну а соседям подражая,Свершали ритуал любой,Молитвенные позы, жесты.Потом и дома по пять разПеред иконой рядом вместеОни свершали свой намаз.И как нередко то случалосьВ делах запутанных встречать,Одни им дома удивлялись,Другие стали подражать.Мол, как же? Люди были в Мекке,Там оставляли свой садак,Теперь любому человекуМолиться, значит, нужно так…Новинки, как приманки, липки.Но кто знать в мире всё бы мог?И да простит им их ошибкиОдин для всех нас в мире Бог.Iv– Вот есть ли Бог, не знаю, право,Но что есть черти, слово дам.Хотите, про четей забавыЯ расскажу сегодня вам?Известно, черт, он – безобразник.Вот моей бабушки рассказ.Ещё девчонкой в ночь под праздникОна пошла на угол раз.Конечно же, без позволенья,Без спросу двор оставив свой.Идет и слышит, что веселье —Не впереди, а за спиной.Значит, решила, почему-тоСегодня будут там гулять.Пошла туда. Но что за чудо:Веселье – за спиной опять.Тогда решила: видно лучшеВсе же идти на угол свой.А тут под стать ей и попутчик,На редкость парень боевой.– Вы на гулянье, Чёрни очи? —Спросил он. – Что ж, и я – туда.И ей приятно стало очень,Исчезли страхи без следа.Но по пути вдруг видит дева,Попутчик стал, как мачта, худ,А руки-жерди справа, слеваДорогу пальцами метут.– Ой, что с тобой? – она спросила,Упрятав где-то страх в груди.– Ой, что со мной? “Нечиста сила”уже подумала, поди?– Нет, не подумала такого, —Бодрится девушка и вдругПреображенье видит снова,Ужасный испытав испуг:Попутчик растолстел как боров,А ниже лишь чуточек сталИ все ответы лишь с повторовЕё вопросов начинал:– Ой, почему такой я толстый?И страх к тебе пришел опять.Но ты о том не думай просто,А лишь о том, чтоб погулять.Тут ей открылось, между прочим,Что и одежд на нём-то нет,А по земле заметно оченьЗа ним пролег копытный след.Прошли ещё шагов с десяток,И замечает вдруг она,Что с головы до самых пятокНа нем шерсть длинная видна.– Ой, Боже! Дьявольская сила, —Она сказала, – Боже мой!И тут же враз перекрестилаЕго дрожащею рукой.Вихрь рядом с нею завертелся,В нем прокатилось: “Ха-ха-ха”,И спутник враз куда-то делся.Лишь ночь вокруг, темна, глуха…Куда ж идти? Где двор и хата?Не приключилась бы беда.И слышит вдруг: “Гей-гей, девчата!Идите к нам! Скорей, сюда!”В ответ: “Постойте, погодите!” —Девичьи выкрики. И вотОна встречает в лучшем видеДевчат знакомых хоровод:– Куда вы?– Хлопцы пригласили.Идем и ты!Пошла она.И сразу ж о нечистой силеИм рассказала всё сполна.Рассказ её сверх всякой мерыСтрах взбудоражил у девчат,Но зов, что шёл от кавалеров,Сильней был страха во сто крат.Но вот с версту прошли девчата,В пути не встретив ни души,И стало как-то страшноватоИ жутко им в ночной тиши.К тому же, прямо на дорогеПред ними вдруг забор возник —Так что, куда б ни двинуть ноги,Их ожидал везде тупик,– Вот новость! Не было печали.Так черта с два и встретим мы!– Так точно!! – громко прокричалиИм голоса в ответ из тьмы. —Мы здесь! Нас точно два осталось,Чтоб проводить до места вас.Идти же – самая тут малость,Но не туда, где ограждалось,А где свободно – вниз как раз.Девчатам сразу ясно стало —В карьер заброшенный их путь,Но ни одна не испыталаПри этом страха ни чуть-чуть.Пошли. И вот через минутуИм в уши хлынул мощный хор.Потом его, проснувшись будто,Сменил двухрядки перебор.Блюдя пристойные манеры,Без вольностей и без греховИх забавляли кавалерыДо третьих самых петухов.Забавы так, как и заботы,Кладут на всех свою печать,И в хлопцах странное вдруг что-тоДевчата стали замечать:То все исчезнут враз, как духи,То все возникнут вдруг опять;Шепни вопрос куму на ухо —Все хором станут отвечать.То вдруг похожими предстанут —И два, и три, и все подряд —На всем известных, ладных, статных,Но уже умерших ребят.А самым странным, жутким самым,Враз вызвавшим смятенье, страх,Стало чуть видимое пламяВ гортанях хлопцев и в зубах.Представьте-ка на самом делеВ глухой ночи такой вот!Но, к счастью, петухи запели,И стал светлеть небесный свод.Исчезла нечисть вся куда-то,Не стало даже и… девчат.А моя бабушка, понятно,Нащупав душу где-то в пятках,Пустилася домой бежать.Раз десять хату обежала,Чтоб внутрь ворваться поскорей,Но в стенах словно не бывалоНигде ни окон, ни дверей.На случай этот сморят разно,А я так думаю, как зять:Нельзя, большущий грех – под праздникИдти на улицу гулять.V– А я про ведьмины затеи.Случилось то под Рождество.Беспалый Петр (их двор у Еи)Давно хотел свести родствоС приезжей Клавой, гордовичкой.Мать встала против тех хлопот:В угоду гарному, мов, лычкуСгубыть козацкый хочешь род.И всякий раз, когда дивчинаЖдала Петра в заветный час,Ему случалася причинаВсё отменить. В какой уж раз!То на пути его измажетИз лужи выскочивший хряк,То сквозь силки сплошные пряжиПройти не может он никак,То под одёжою на телеОса наделает хлопот,То у ворот, у самой цели,Дорогу кошка перейдет.На этот раз – того страшнее:Уже шагнул он на крыльцо,Как кошка прыг ему на шеюИ когти длинные – в лицо.Схватил он кошку ту, однако(С трудом, но всё же удалось),И обрубил в сердцах две лапы —Такая в нем взыграла злость.Рубить же оказалось слишком:Он поутру увидел вдруг —Мать две завернутых култышкиК груди прижала вместо рук.Теперь представлю – сердце стынет.Такие были вот дела!Но только так случилось сынуУзнать, мать ведьмою была.
