Охотники на фазанов

– Заткнитесь! – простонал юнец под залпы, когда охотники принялись палить по следующей стайке фазанов. – Это же был страус! С ума сойти! Ну надо же: я, черт возьми, застрелил страуса! Значит, сегодня вечером у «Виктора» все телки будут мои! Я даже знаю, какую выберу!

В ресторане «Страндмёллекроен» все трое приговорили по «егермейстеру» за счет Дитлева. По Торстену было видно, что ему надо хлебнуть для храбрости.

– Что это с тобой? Ты прямо позеленел, – заговорил Ульрик, опрокинув залпом рюмку. – Никак не можешь пережить, что не тебе достался страус? Ты вроде бы уже настрелялся этих тварей.

– Дело в Кимми. – Торстен повертел в руке свой стакан. – Шутки кончились. Сейчас кто кого: либо мы ее, либо она нас.

И тоже выпил. Ульрик налил всем по новой и кивнул приятелям:

– Ольбек уже получил задание. Скоро она будет в наших руках, так что не нервничай.

Торстен достал из кармана спички и зажег стоявшую на столе стеариновую свечу. Он часто говорил, что нет более унылого зрелища, чем незажженная свеча.

– Надеюсь, ты не воображаешь, что Кимми глупая бродяжка, которая шляется по улицам в грязном тряпье и сама дастся в руки бестолковому частному детективу? Ульрик, ее так просто не поймаешь! Мы ведь, черт возьми, говорим о Кимми, вы же сами ее знаете! Они ее не найдут, и в этом вся проблема. Нам это дорого обойдется, понимаете?

Дитлев отставил стакан и возвел глаза к грубым балкам потолка:

– Что ты хочешь этим сказать?

Он терпеть не мог, когда Торстен впадал в такое настроение.

– Вчера она несколько часов ждала в засаде перед Домом мод и набросилась на одну из наших моделей. На плитках осталось восемнадцать окурков. Кого она, по-твоему, поджидала?

– Что значит – набросилась? – озабоченно спросил Ульрик.

– Успокойся, все не так страшно. – Торстен мотнул головой. – Ну врезала ей разок. Я дал девушке недельный отпуск и парочку путевок на выходные в Кракове. Полицию не вызывали.

– Ты уверен, что это была Кимми?

– Да. Я показал девушке старую фотографию.

– Она точно ее узнала?

– Точно, – раздраженно бросил Торстен.

– Мы не можем допустить, чтобы Кимми схватила полиция!

– Конечно же нет, черт возьми! И не можем допустить, чтобы она добралась до кого-нибудь из нас. Я уверен, она способна на все.

– Думаете, у нее еще остались деньги?

В это время в зал вошел заспанный официант, но Дитлев кивнул ему:

– Нет, спасибо, у нас есть все, что нужно.

Они подождали, пока официант, раскланявшись, вновь не удалился.

– Ну какого черта ты спрашиваешь! Сколько ты тогда с нас собрал? Почти два миллиона, – с досадой напомнил Торстен. – Сколько, по-твоему, она тратит, живя на улице? Нисколько, а значит, у нее уж точно хватит денег, чтобы купить что угодно. Любое оружие. На улицах Копенгагена она раздобудет хоть гранатомет, уверяю тебя!

Толстяк заерзал на стуле:

– Может быть, стоило бы еще усилить группу Ольбека?

10

– Кого позвать? Ассистента криминальной полиции Хафеза Асада? – Карл воззрился на телефонную трубку. Давно ли Асад стал ассистентом криминальной полиции?

Карл переключил звонившего на другую трубку и через секунду услышал, как на столе у Асада ожил телефон.

– Да! – раздался в чуланчике голос сирийца.

Карл приподнял брови и покачал головой. Ишь ты – ассистент криминальной полиции! Что это он себе позволяет!

– Звонили из Хольбека и сказали, что они все утро искали папку с делом о двойном убийстве в Рёрвиге. – Асад поскреб заросшую щетиной щеку. Они с Карлом уже два дня сидели над папками, что объясняло его усталый вид. – И знаешь что? Папка просто исчезла. Ее точно ветром сдуло.

– Значит, будем считать, кто-то ее стащил. – Карл вздохнул. – И не был ли это тот самый Арне, который дал Марте Йоргенсен серую папку с протоколами расследования? Ты не спросил их, помнят ли они, какого цвета была папка? Может, серая?

Асад помотал головой.

– Ладно, это не имеет значения. Марта же сказала, что тот человек умер, с ним уже не поговоришь. – Карл прищурился. – И заодно я хочу выяснить еще одну вещь: Асад, скажи, пожалуйста, когда это тебя произвели в ассистенты криминальной полиции? На мой взгляд, тебе бы следовало быть осторожнее и не выдавать себя за полицейского. Есть статья закона, которая очень строго оценивает такой поступок. Статья сто тридцать один, если тебе интересно знать. Ты рискуешь схлопотать шесть месяцев тюремного заключения.

– Ассистент криминальной полиции?

Асад слегка откинул назад голову и затаил дыхание, схватившись рукой за грудь, словно удерживая заключенную в его сердце невинность, готовую излиться перед слушателем. Такого возмущенного выражения лица Карл давно не встречал. Его можно было сравнить только с реакцией премьер-министра на высказанные в прессе обвинения против датских солдат, которые якобы косвенно причастны к пыткам в Афганистане.

– У меня и в мыслях такого не было! Наоборот, я сказал, что я ассистент ассистента криминальной полиции. Люди часто не понимают того, что слышат, а потом путаются. – Асад развел руками. – Разве я виноват?

Час от часу не легче! Ассистент ассистента криминальной полиции! От таких штучек немудрено нажить язву желудка!

– Мне кажется, было бы более корректно, если бы ты представлялся ассистентом вице-комиссара криминальной полиции или, еще точнее, ассистентом вице-комиссара полиции. Если тебе непременно нужен какой-то титул, я не против. Но только произноси его очень отчетливо. Понимаешь? А сейчас, если можно, спустись в транспортный отдел и приготовь к поездке нашу шикарную колымагу! Мы едем в Рёрвиг.

За прошедшие годы домик, стоявший в окружении сосен, глубоко погрузился в песок. Сразу было видно, что со времени убийства здесь больше не жили. Тусклые стены, трухлявые балки – тоскливое зрелище.

Мимо летних домиков тянулись следы колес. Стоял конец сентября, и, разумеется, вокруг не было ни души.

Заслоняясь ладонями от света, Асад заглянул в самое большое окно, тщетно пытаясь разобрать, что делается внутри.

– Иди сюда! – позвал из-за дома Карл. – Ключ должен быть где-то здесь.

Запрокинув голову, он внимательно вглядывался в темноту под навесом крыши. Двадцать лет ключ провисел у всех на виду на ржавом гвоздике над кухонным окном, в точности так, как говорила Иветта, подруга Марты Йоргенсен. Да и кому бы он понадобился? Кто захотел бы войти в этот дом? Даже ворам, промышляющим после окончания летнего сезона, было ясно, что взять здесь нечего. Дом всем своим видом говорил, что в него не стоит и залезать.

Карл достал сверху ключ; старый замок открылся на удивление легко, и так же легко отворилась дверь.

Он просунул голову внутрь, и на него тотчас же пахнуло затхлостью. В спертом воздухе пахло промозглой и душной сыростью, как в стариковских спальнях.

Карл нащупал в узком коридорчике выключатель и убедился, что электричество отключено.

– Вот! – пришел на помощь Асад, сунув ему в лицо галогеновый фонарик.

– Убери, фонарь нам не понадобится.

Но помощник уже вступил в мертвое царство. Луч света выхватил покрашенные в скучные цвета лавки и голубые эмалированные кастрюльки. Здесь было не сплошь темно: солнечные лучи, проникавшие сквозь запыленные стекла, наполняли помещение слабым сероватым светом – как в ночной сцене из старого черно-белого фильма. Огромный камин, сложенный из крупных камней, широкие деревянные половицы, повсюду вдоль и поперек разложены шведские домотканые коврики. И прямо на полу по-прежнему лежит какая-то настольная игра.

– Все как написано в отчете. – Асад ткнул ботинком в коробку для игры.

Когда-то она была темно-синей, сейчас стала черной. Игральная доска испачкана, как и обе лежавшие на ней фишки, которые во время борьбы слегка сдвинулись со своих мест. Карл решил, что розовая фишка, вероятно, принадлежала сестре; судя по ее положению, в тот день девушка соображала лучше, чем брат, и набрала больше правильных ответов. Возможно, парень переборщил с коньяком: на это также указывал отчет патологоанатома.

– Это так и лежит здесь с восемьдесят седьмого года. Не думал, что эта игра уже тогда была.

– Возможно, до Сирии она добралась позднее. Неужели она и там продается?

Отметив мысленно, что Асад примолк, Карл кинул взгляд на две коробочки для карточек с вопросами. Перед обеими лежало по одной вынутой карточке. Следовательно, это должны быть последние вопросы, которые эта жизнь поставила перед братом и сестрой. Очень грустно, если подумать.

Карл обвел глазами пол. Следы убийства еще были отчетливо видны. На том месте, где обнаружили тело девушки, остались темные пятна. Совершенно очевидно, что это, как и пятно на игральной доске, были следы крови. Кое-где сохранились круги, которыми техники обвели отпечатки пальцев, но номера были стерты. Порошок, которым пользовались дактилоскописты, уже исчез, но это и понятно.

– Они ничего не нашли, – вслух подумал Карл.

– Что ты сказал?

– Они не нашли никаких отпечатков пальцев, кроме тех, которые принадлежали жертвам и их родителям. – Он снова перевел взгляд на игру. – Как странно, что все это лежит на том же месте. Мне казалось, что техники забрали игру для более подробного изучения.

– Верно! – Асад кивнул и стукнул себя по лбу. – Ты правильно говоришь, Карл. Теперь и я вспомнил. Игра была представлена в деле Бьярне Тёгерсена, так что они действительно ее тогда унесли.

Оба молча воззрились на доску. Ее здесь не должно было быть.

Карл нахмурился, вытащил мобильник и позвонил в полицейское управление.

– Нас ясно предупредили, Карл, что мы больше не должны работать по твоим запросам, – безрадостно ответила Лиза. – Ты вообще представляешь себе, как мы сейчас загружены? Может быть, ты что-то слышал про полицейскую реформу? Если нет, могу тебе вкратце рассказать. А тут еще ты и Розу от нас забрал!

Пускай бы оставили себе, если хотят!

– Эй-эй, придержи немного! Это же я, Карл! Успокойся, пожалуйста, и послушай.

– У тебя теперь есть своя секретарша, вот она пусть на тебя и работает. Спроси ее! Подожди минутку!

Карл растерянно поглядел на мобильник в своей руке; из трубки послышался уже знакомый характерный голос, и он снова поднес ее к уху.

– Слушаю, шеф. Чем могу служить?

– Э-э… Кто это говорит? Роза Кнудсен?

Ее хрипловатый смех кого угодно мог наполнить тревогой за свое будущее.

Но делать нечего, и Карл попросил новую сотрудницу выяснить, нет ли где-нибудь среди предметов, относящихся к убийству в Рёрвиге, синей коробки с игрой «Тривиал персьют». Нет, где она может лежать, он не имеет ни малейшего представления. Да, о ее местонахождении возможны разные предположения. С чего начать поиски? Это уж ей самой решать. Главное, чтобы найти побыстрей.

– Кто это был? – поинтересовался Асад.

– Твоя конкурентка. Гляди в оба, как бы она не оттеснила тебя обратно к зеленым перчаткам и швабре!

Но Асад его уже не слышал – присев на корточки рядом с игральной доской, он разглядывал пятна крови.

– Карл, а тебя не удивило, что на доске так мало крови? Девушку же забили насмерть на этом самом месте! – Он указал на заляпанный коврик.

Карл мысленно представил себе снимки места преступления и лежащие на полу трупы.

– Да, – согласился он. – В этом ты прав.

При том, какие повреждения ей нанесли и сколько крови она потеряла, на игровой доске осталось удивительно мало следов. Вот черт! Как же они не догадались захватить с собой папку с делом, чтобы сравнить то, что здесь, с фотографиями места преступления!

– Я помню, что на этой доске было очень много крови. – Асад ткнул пальцем в середину игральной доски.

Карл опустился на корточки рядом с ним, осторожно подсунул палец под доску и приподнял. Так и есть! Она немного сдвинута. На полу под краем доски было видно несколько пятнышек крови. А уж это противоречит всем законам природы!

– Асад, это не та доска.

– Действительно не та.

Карл осторожно вернул доску на место и осмотрел коробку. На первый взгляд на ней были следы порошка, которым пользовались дактилоскописты, но ведь это могло быть что угодно – картофельная мука, свинцовые белила.

– Бог знает, кто положил тут доску, – заметил Асад. – Ты знаешь эту игру?

Ничего не ответив, Карл обвел глазами полки, подвешенные под потолком по всему периметру комнаты. Ему они живо напомнили те времена, когда всюду в ходу были сувениры вроде баварских пивных кружек с оловянными крышками и Эйфелевой башни из никеля. Здесь этого добра теснились сотни экземпляров: свидетельство того, что в доме обитала семья бывалых путешественников, изъездивших Европу на машине с жилым прицепом и хорошо знакомых с перевалом Бреннер[5] и дикими лесами Гарца. Перед мысленным взором Карла встал образ отца, и он чуть было не расчувствовался до слез.

– Что ты там высматриваешь?

– Сам не знаю. – Карл покачал головой. – Но что-то подсказывает мне, надо глядеть во все глаза. Не мог бы ты открыть окна? Впустим побольше света.

Карл встал и еще раз принялся осматривать пол во всей комнате, нащупывая в нагрудном кармане пачку сигарет. Асад тем временем гремел оконными запорами.

Если не считать того, что трупы давно убрали, а игральную доску, наоборот, подложили, все прочее, кажется, осталось как было.

Карл закурил, и в тот же миг зазвонил мобильник. Это была Роза.

Игра по-прежнему на месте в архиве хольбекского отделения, сообщила она. Папка с делом исчезла, но игра там, где должна быть.

Оказывается, девушка не совсем безнадежна!

– Позвони еще раз, – сказал Карл, глубоко втягивая дым. – Спроси, как там с фишками и ломтиками.

– Какими ломтиками?

– Это треугольнички за правильные ответы, которые складывают в фишку. Их еще называют «ломтики торта». Спроси, какие ломтики лежат в обеих фишках. И все запиши, это важно. Неужто ты не знаешь игру «Тривиал персьют»?

– «Тривиал»? – Тут она снова усмехнулась своим зловещим смешком. – Сейчас, дедушка, это называется «Всезнайка»!

И на этом отключилась.

Да уж, вряд ли между ними сложатся добрые отношения!

Карл еще раз затянулся сигаретой, чтобы успокоить пульс. Интересно, не удастся ли как-нибудь обменять Розу на Лизу? Во всяком случае, та гораздо лучше украсила бы собой подвал, чем это удается тетушкам Асада… И не важно, что у нее теперь панковская прическа!

Тут в его размышления вторгся треск ломающегося дерева и звон бьющегося стекла, за которыми последовало какое-то арабское высказывание Асада, явно не богословского характера. Зато эффект разбитое окно дало потрясающий: в комнату ворвался свет и озарил все углы паучьего царства. С потолка повсюду свисали гирлянды паутины, а все сувениры на длинных полках были покрыты таким толстым слоем пыли, что цвета стали неразличимы.

Карл и Асад припомнили события в том порядке, как они были описаны в полицейском отчете.

Под вечер кто-то проник в дом через открытую кухонную дверь и убил парня одним ударом молотка – молоток впоследствии был найден в нескольких сотнях метров от дома. Убитый, по-видимому, даже ничего не почувствовал: смерть была мгновенной, как отмечалось в полицейских отчетах. Он даже не успел выпустить из руки бутылку коньяка.

Девушка явно пыталась вскочить с пола, но нападавшие сразу накинулись и забили ее насмерть на том самом месте: на полу остались следы мозгового вещества, слюны, мочи и крови убитой.

Затем, согласно предположению, высказанному в отчете, убийцы стащили с тела парня плавки, чтобы поглумиться над ним. Плавки так и не были найдены, но следователи усомнились, что во время игры в «Тривиал» сестра была одета в бикини, а брат сидел голый. Инцестуальные отношения были здесь совершенно исключены: у обоих имелись возлюбленные и с личной жизнью все обстояло хорошо. Оба партнера жертв провели в домике ночь перед нападением, а утром уехали в Хольбек в школу. Но эти двое у следствия никаких подозрений не вызвали: они предъявили алиби и вдобавок были потрясены и подавлены известием об убийстве.

Тут снова позвонил телефон. Карл взглянул на номер на дисплее и опять сделал глубокую затяжку, стараясь запастись спокойствием.

– Да, Роза, – ответил он.

– Там очень удивились, когда я передала, что вы спрашиваете про ломтики торта.

– Ну и?

– Пришлось им этим заняться, раз надо.

– Ну и?

– В розовой фишке лежало четыре ломтика: желтый, розовый, зеленый и голубой.

Карл опустил взгляд на лежавшую перед ним доску: здесь то же самое.

– Голубая, желтая, зеленая и оранжевая фишки остались неиспользованными. Они находились в коробке вместе с прочими ломтиками. Эти фишки были пустые.

– Ну а коричневая?

– В коричневой фишке лежали коричневый и розовый ломтики. Запомнили?

Карл не ответил, молча глядя на пустую коричневую фишку на доске. Очень, очень странно.

– Спасибо, Роза, – наконец сказал он. – Прекрасная работа.

– Так что же? – спросил Асад. – Что она говорит?

– В коричневой фишке должны были лежать коричневый и розовый вкладыши. Но здесь она пустая.

Оба задумались, глядя на фишку.

– Ты считаешь, нам надо искать эти два недостающих вкладыша? – спросил Асад и, присев на пол, заглянул под дубовый шкаф рядом с доской.

Карл в очередной раз глубоко затянулся сигаретой. Зачем кому-то понадобилось положить сюда новую игру взамен настоящей? Совершенно очевидно, здесь что-то не сходится. И почему замок кухонной двери так легко открылся? Почему, в конце концов, кто-то принес к нему в подвал и подложил на стол это дело? Кто за всем этим стоит?

– Когда-то они тут праздновали Рождество. Холодно, наверное, было. – Асад вытащил из-под шкафа плетеное рождественское сердечко.

Карл кивнул. Едва ли в самую суровую зиму тут было холоднее, чем сейчас. Все здесь дышало прошлым, дышало бедой. Кто теперь помнит те времена? Старушка, которая скоро умрет от опухоли в мозгу, а больше и никто.

Он взглянул в сторону дверей в спальни. Вот там все они спали: отец, мать и дети. Карл поочередно заглянул в обе комнаты: как и ожидалось, там оказались кровати соснового дерева и тумбочки, покрытые клетчатыми салфетками. Комнату девочки украшали постеры поп-групп «Duran Duran» и «Wham», комнату мальчика – портрет Сьюзи Кватро, затянутой в кожаную одежду. В этих спальнях когда-то жило будущее, которое казалось светлым и долгим. А здесь, в гостиной, его жестоко и грубо отняли. Ось, вокруг которой вращалась эта жизнь, находится именно здесь, где он сейчас стоит. На границе между тем, на что человек надеялся, и тем, что на самом деле получил.

– Карл, в кухонных шкафах еще есть спиртное, – крикнул Асад из кухни.

Значит, воры сюда не забирались.

Глядя на дом снаружи, Карл испытывал какое-то тревожное чувство. Занимаясь этим делом, он словно пытался собрать разлитую ртуть – ядовитое вещество, которое опасно трогать и невозможно ухватить рукой. Что-то ускользающее и одновременно несущее вполне конкретную опасность. Столько лет уже прошло с тех пор, как это случилось! Человек сам пришел с повинной. Попавшая под подозрение группа выпускников элитной школы по-прежнему прекрасно себя чувствует.

«За что тут можно уцепиться? И зачем вообще этим заниматься?» – спрашивал он себя.

– Сдается мне, надо бросать это дело, – заявил Карл, обернувшись к своему товарищу. – Хватит, поехали домой!

После чего ткнул носком сапога в травянистую кочку и достал автомобильные ключи, всем видом показывая: с этим делом покончено. Но Асад за ним не пошел: напротив, повернулся к разбитому окну гостиной с таким видом, словно за ним находилась какая-то святыня.

– Не знаю, Карл, – сказал он. – Мы единственные, кто еще может сделать что-то для убитых. Ты это понимаешь?

Что-то сделать для мертвецов! Как будто этот восточный мудрец обладает властью проникать в прошлое!

– Не думаю, что тут, на месте, мы как-то продвинемся дальше. Давай немного отойдем в сторону, – предложил Карл, снова закуривая.

Вдыхать свежий воздух через зажженную сигарету – ничего лучше и не придумаешь.

Несколько минут они молча шагали, обдуваемые встречным ветерком, приносившим запахи ранней осени. Впереди показался дом: судя по долетавшим звукам, по крайней мере один пенсионер еще не ретировался на зимние квартиры.

На задах участка они и впрямь обнаружили краснолицего мужчину, подпоясанного ремнем под самой грудью.

– Да, сейчас тут немного народу, но сегодня ведь еще только пятница, – заметил стойкий дачник. – Посмотрите, что будет завтра. В субботу и воскресенье все так и кишит людьми, и так будет продолжаться еще не меньше месяца.

Увидев жетон Карла, хозяин участка разразился целым водопадом слов. Ему не терпелось поведать обо всем сразу одним длинным предложением: о кражах, утонувших немцах, лихачах на дорогах вокруг Рёрвига. Можно подумать, что бедняга, будто Робинзон Крузо, долгие годы провел без человеческого общения.

Но тут Асад схватил говорливого дачника за плечо:

– Так это ты убил двоих ребят, которые жили по соседству на этой улице в доме, который называется «У рощи»?

Далеко не молодой разговорчивый дачник так и задохнулся на полуслове: перестал мигать, глаза у него остекленели, как у покойника, рот раскрылся, губы посинели. У него даже не осталось сил схватиться за грудь. Старик зашатался, и Карл едва успел его подхватить.

– Господи, Асад! Какого черта ты тут творишь? – Карл торопливо распустил на старике ремень и расстегнул воротничок рубашки.

Дачник очухался только минут через десять, и они показались Карлу очень долгими. Жена хозяина, прибежавшая из подсобного помещения, за все это время не проронила ни слова.

– Нижайше прошу прощения за моего напарника, – сказал Карл потрясенному старику. – Он приехал по обмену в рамках иракско-датской программы повышения квалификации служащих полиции и пока что не овладел датским языком в достаточной мере. Порой его методы неприемлемы в наших условиях.

Асад промолчал. Возможно, пытался постичь смысл слова «приемлемый».

– Я хорошо помню этот случай, – произнес дачник, немного успокоившись в объятиях жены и потратив еще три минуты на то, чтобы отдышаться. – Ужас что такое! Но уж если кого спрашивать, то обратитесь к Вальдемару Флорину. Он живет здесь рядом на Флюндерсёвей. Пятьдесят метров вперед и направо. Вы сразу узнаете дом по табличке.

– Почему ты сказал, что я из иракской полиции? – спросил Асад, запустив в море камешек.

Словно не слыша, Карл смотрел на резиденцию Вальдемара Флорина, красующуюся на вершине холма. Тогда, в восьмидесятые годы, ее фото часто можно было видеть в газетах. Именно сюда приезжала компания золотой молодежи на очередную гулянку – легендарные празднества, на которых гости и хозяева ни в чем себе не отказывали. Ходили слухи, что всякий, кто осмеливался соперничать в роскоши с Флорином, наживал себе смертельного врага.

Вальдемар Флорин всю жизнь славился бескомпромиссностью. Порой он действовал на грани дозволенного, но по каким-то неведомым причинам ни разу не совершил ничего противозаконного. По крайней мере, ни разу не был пойман. Возбуждалось лишь несколько исков о нарушении гражданских прав и о сексуальных домогательствах по отношению к женской прислуге – это в худшем случае. В торговле Флорин был настоящим кудесником. Он занимался недвижимостью, вооружением, продовольствием в рамках экономической помощи, совершал быстрые набеги на рынок нефтяных поставок в Роттердаме – и все ему удавалось.

Ныне это осталось в области преданий. Хватка Флорина ослабла; все знали, что он преследует молоденьких девушек, но они стали избегать его с тех пор, как его жена Беата покончила с собой. В этом винили Флорина, и с этого времени никто не хотел с ним знаться: подобных вещей не прощают даже в этих кругах.

– Карл, почему? – повторил Асад. – Почему ты сказал, что я из иракской полиции?

Карл взглянул на своего маленького помощника: на смуглых щеках проступила краска. Чем она была вызвана – возмущением или холодным бризом, дувшим со Скагеррака, – оставалось только гадать.

– Никогда больше не задавай людям таких вопросов. Это считается угрозой. Как ты мог обвинить старика в том, чего он явно не делал? Зачем это было нужно?

– Ты сам так поступал.

– Ничего подобного. Не в таких случаях. Он мог концы отдать у нас на глазах!

– Но при чем здесь иракская полиция?

– К слову пришлось. Ладно, забудь об этом.

Но, даже входя в гостиную Вальдемара Флорина, куда их наконец провели, Карл все еще чувствовал у себя на затылке пристальный взгляд Асада. На всякий случай надо это запомнить.

Вальдемар Флорин сидел перед панорамным окном, из которого открывался вид на улицу Флюндерсёвей, а за ней на бухту Хесселё и морские дали. Четыре стеклянные двери у него за спиной вели на каменную террасу и окруженный садом плавательный бассейн, который сейчас высох, как водохранилище в пустыне. Когда-то здесь кипела и шумела жизнь. Тут бывали даже члены королевской семьи.