Драмы для 6-7 актеров

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Сказать честно, это просто не в моих силах. Я воспитываю дочерей очень строго, но уберечь от его влияния не могу. А может быть, и не хочу…

АННА. Я вас не понимаю.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Пусть их жизнь хоть одним краешком пересечется с жизнью такого человека. По крайней мере, им будет что вспомнить в старости.

АННА. Уж не собираетесь ли вы женить его на одной из них?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. О нет, ни в коем случае. В мужья он не годится. Во всяком случае, своих дочерей я за него не отдам.

АННА. Почему, раз вы о нем такого высокого мнения?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Он не семьянин по натуре. С самого детства он живет вне дома, вечным странником, любит карты, ввязывается в дуэли. И верность жене он хранить не будет. К тому же, ни чинов, ни состояния, ни милости государя, ни ясного будущего. Нет, он будет плохим мужем.

АННА. Хорошенький портрет! И от такого человека вы не ограждаете своих дочерей?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я же сказала, что не могу.

АННА. А вы не опасаетесь, что девушки могут выйти за пределы, которые диктует подобающая им скромность?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Ах, дорогая, не выражайся фразами из французских романов. Скажи попросту, что они могут потерять невинность.

АННА. И вас это не тревожит?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я слежу за ними, но они уже взрослые… Пусть это в первую очередь заботит их самих. Впрочем, в наш веселый и распутный век это не мешает выходить замуж. Было бы приданое. Да ты и сама не успела потерять virginité [девственность] до брака только потому, что вышла замуж в шестнадцать лет. Зато сейчас ты быстро наверстываешь упущенное.

АННА. (Смутившись.) Что вы имеете в виду?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Дорогая, за тобой тянется длинный шлейф слухов о твоих увлечениях и приключениях.

АННА. Тетя…

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я не упрекаю тебя – старый скучный муж и все такое, но и не изображай из себя непорочную мадонну.

АННА. Я никого не изображаю.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Об одном только тебя прошу: веди себя здесь прилично. Я не хочу краснеть за тебя перед своей сестрой и твоим мужем.

АННА. (Сухо.) Вы считаете, что я дам к этому повод?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я ничего не считаю. Ты женщина взрослая и независимая. Но мне бы не понравилось, например, если бы Алексей начал открыто за тобой ухаживать, а ты бы стала его поощрять.

АННА. Почему вы решили, что он собирается за мной ухаживать?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Потому что я его знаю.

АННА. (Она выслушала предупреждение старшей родственницы с некоторым неудовольствием.) Все, что вы сказали мне, лучше скажите своей Зизи. Она больше меня нуждается в нотациях.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я ей говорила, и не раз.

Входит Александр. Анна его не замечает.

АННА. Не понимаю, что она в нем нашла. Я допускаю, что с ним, вероятно, интересно разговаривать. Но представить себя с ним в… Я хочу сказать… Извините за откровенность, представить себя в его объятьях я не в силах. Невозможно быть более некрасивым! Ужасные бакенбарды, растрепанные волосы, вместо ногтей настоящие когти, маленький рост, жеманство в манерах, какая-то странность нрава…

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. (Предостерегающе.) Аннет!.. (Указывает глазами в сторону Александра.)

Анна в смущении замолкает. Неловкая пауза. Прасковья Александровна первая преодолевает ее.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Сударь, как хорошо, что вы зашли. Мне надо похлопотать по хозяйству. Не будете ли вы столь любезны побеседовать пока с моей племянницей? Она призналась мне, что слышала о вас много хорошего и очень хочет поближе с вами познакомиться.

АЛЕКСАНДР. (Без всякой охоты.) Я польщен, но… У меня дела… И, кроме того, я обещал принести Зизи ее альбом…

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Значит, эта несносная девчонка все-таки возле вас крутилась и не давала работать! Не беспокойтесь, я сама займусь альбомом. И заодно ею самой.

Прасковья Александровна берет альбом и выходит. Неловкая пауза. Александру явно не понравилось, что его заставили остаться.

АННА. (С кокетством дамы, уверенной в своем шарме.) Ну, говорите же что-нибудь. Я действительно давно мечтаю с вами познакомиться.

АЛЕКСАНДР. (Холодно.). Право, не знаю, с чего начать.

АННА. Вы – и не знаете? Вы – известный дамский угодник?

АЛЕКСАНДР. Я и не знал, что у меня такая лестная репутация.

Пауза.

АННА. Ну, мы так и будем молчать?

АЛЕКСАНДР. Научите, о чем говорить, и я заговорю.

АННА. Ничего не может быть легче. В таких случаях говорят о погоде, о родне, об общих знакомых, о новинках литературы…

АЛЕКСАНДР. О, вы любите литературу?

АННА. Люблю. Особенно стихи. Вас это удивляет? (Мечтательно.) Ночь, луна, печальная дева, туманная даль… Все это так красиво! Или какой-нибудь изящный мадригал… Может, вы почитаете мне что-нибудь?

АЛЕКСАНДР. Я бы с удовольствием, сударыня, но я не умею читать стихи. И, к тому же, я ничего не помню наизусть. Поэтому я не буду долее злоупотреблять вашим вниманием. Вы достойны более привлекательного собеседника, и он у вас тут есть. (Собирается уйти.)

АННА. Позвольте, куда же вы? Неужели мое общество вам так неприятно?

АЛЕКСАНДР. (Нехотя останавливается. С принужденной учтивостью.) Общество такой очаровательной женщины не может быть неприятным.

АННА. Ну так останьтесь и почитайте что-нибудь.

АЛЕКСАНДР. (Почти не скрывая раздражения.) Право, я сейчас не расположен… Меня ждет в библиотеке работа, и мне не хотелось бы от нее отвлекаться.

АННА. Нет-нет, я вас не отпущу, пока вы не почитаете.

АЛЕКСАНДР. (Снова садится.) Ну, хорошо, не смею отказывать даме. (С недоброй улыбкой.) Что вам прочесть – свои стихи или чужие?

АННА. Неважно, лишь бы они были хороши.

АЛЕКСАНДР. Тогда, если вы не против, я прочитаю вам стишок одного моего приятеля.

АННА. А почему бы вам не прочитать что-нибудь свое?

АЛЕКСАНДР. Мои стихи настолько плохи, что я никогда бы не осмелился читать их такой тонкой ценительнице поэзии, как вы.

АННА. Не могу понять, вы насмехаетесь надо мной или просто кокетничаете.

АЛЕКСАНДР. Ни то, ни другое.

АННА. Что же вы хотите мне предложить?

АЛЕКСАНДР. Коротенькую эпиграмму. Правда, довольно фривольную. Вас это не будет шокировать?

АННА. Если она не выходит за правила хорошего тона, то почему я должна быть шокирована? Я не барышня шестнадцати лет.

АЛЕКСАНДР. Очень хорошо. Тогда слушайте.

Анна с улыбкой готовится слушать галантное стихотворение. Однако по мере чтения стиха улыбка сходит с ее лица и заменяется ледяным выражением.

Иной имел мою Аглаю

За свой мундир и черный ус,

Другой за деньги – понимаю,

Другой за то, что был француз…

(С притворным смущением.) Извините, сударыня, не помню продолжения.

АННА. (С холодной вежливостью.) Очень жаль. Постарайтесь его потом вспомнить и передать мне, чтобы я могла занести это милое стихотворение в свой альбом. Можете сделать это через мою маленькую кузину, с которой, кажется, вы состоите в тесной дружбе. Ей это тоже будет интересно.

АЛЕКСАНДР. Я вижу, вы на меня рассердились.

АННА. Вы прочитали непристойные стихи едва знакомой вам женщине и ждали от нее восторгов?

АЛЕКСАНДР. Вы просили меня прочитать какие-нибудь стихи, и я это сделал. Чего еще вы от меня хотите? Чтобы я воспевал вас в изысканных сонетах? Вы красивы, вы божественны, вы превосходите прелестью Лауру, но я недостоин быть вашим Петраркой.

АННА. Я не понимаю, почему я еще продолжаю с вами разговаривать. Я и вправду поражена – бесстыдством, с которым вы меня осмеяли.

АЛЕКСАНДР. Поверьте, я и думать не мог, что этот стишок может вас хоть как-то задеть.

АННА. Конечно, не думали. Вы просто тактично дали понять, что я вешаюсь на шею любому встречному.

АЛЕКСАНДР. Помилуйте, речь шла об Аглае…

АННА. (Прерывая.) Разумеется. Об Аглае. Конечно, не об Анне. Я бы могла сделать вид, что вы прочитали эти стихи ненамеренно, и что они меня не касаются. Однако я не хочу притворяться, что ничего не поняла. Вы хотели меня оскорбить, и сделали это очень ловко.

АЛЕКСАНДР. Мне очень жаль, что вы приняли эту шутку на свой счет.

АННА. Ваши шутки нескромны. Для вас не существует честь женщины.

АЛЕКСАНДР. Для меня честь женщины существует, если она существует для нее самой. Разумеется, к вам это замечание не относится.

АННА. Спасибо за откровенность, с которой вы выказываете мне свое презрение.

Я бы не хотела находиться с вами в одном обществе.

АЛЕКСАНДР. Я понимаю. Рядом с вашей красотой моя уродливость будет еще более бросаться в глаза и оскорблять ваше эстетическое чувство.

АННА. Вы, должно быть, дуетесь на меня за то, что в разговоре с тетушкой я довольно бестактно отозвалась о вашей наружности, и теперь мелочно мстите. Очевидно, вы придаете слишком большое значение внешности, чтобы настолько обидеться. Я же, со своей стороны, ценю внешность намного ниже таланта и была бы искренне рада нашей дружбе.

АЛЕКСАНДР. О какой дружбе вы говорите? Вам просто скучно, и вам нужен шут, который бы вас развлекал в этой деревне, читал вам чувствительные поэмы и писал в ваш альбом льстивые стишки.

АННА. Как вы грубы! А помните, как тогда, при встрече в Петербурге, вы вертелись возле меня и пытались привлечь мое внимание неуклюжими комплиментами вроде «Est-il permis d'être aussi jolie?» – «Ах, разве можно быть такой красивой!»

АЛЕКСАНДР. Я эти комплименты, конечно, забыл, но, раз вы помните их спустя столько лет, значит, они были не такими уж неуклюжими.

АННА. Я их забыла бы, если бы они не были столь смешны.

АЛЕКСАНДР. Конечно, смешно было выслушивать комплименты от какого-то жеманного карлика. Вот и сейчас вас влечет ко мне не склонность, а тщеславие и любопытство. Тогда, в Петербурге, вы и замечать меня не хотели, а теперь, когда я приобрел некоторую известность, я вдруг стал вам интересен.

АННА. Да, не скрою, пока я вас не встретила, вы были мне интересны. Но теперь, когда я вас узнала, этот интерес пропал.

АЛЕКСАНДР. (Насмешливо.) Мне очень жаль.

АННА. Чего вам жаль? Ведь я для вас лишь удобный объект для язвительных насмешек. Еще бы! Полуразведенная жена комичного старого мужа, легкая, почти бесспорная добыча первого встречного. Смешно, правда? Особенно вам, чьи похождения известны всему свету. Но я не прикидываюсь святой. Да и зачем вам добродетельная женщина? Чтобы эту добродетель развращать?

АЛЕКСАНДР. Сударыня, действительно меня не очень привлекают женщины, которые своими стыдливыми глазами робко ищут мужчину, который помог бы им упасть. (С иронией добавляет.) Но вы ведь к ним не принадлежите, не правда ли?

АННА. Я знаю, мужчины не уважают доступных дамочек. Но ведь вам не нравятся и неприступные. Входить в крепость без боя неинтересно и не тешит вашего тщеславия, но безрезультатно осаждать ее годами скучно.

АЛЕКСАНДР. Я смотрю, вы хорошо знаете вкусы мужчин.

АННА. А вы, как поведал мне Алексей, очень хорошо знаете женщин. Очевидно, вы много раз имели случай их изучать, причем на весьма близком расстоянии. Вот почему вы решили, что вправе давать мне уроки благонравного поведения.

АЛЕКСАНДР. Сударыня…

АННА. Нет, уж дослушайте. Вы считаете меня легкомысленной, если не сказать хуже, потому что до вас дошли слухи о моих связях. Но я и не намерена их отрицать и скрывать. Мой муж старше меня на тридцать пять лет, он грубый солдафон, невоспитанный и необразованный. Мне навязали этого генерала, когда мне было шестнадцать лет. Я его не любила, никогда не полюблю и вовсе не считаю себя обязанной хранить ему верность. Я не собираюсь погубить свою жизнь и молодость из-за боязни сплетен женщин, куда более развращенных, чем я. Вы, «певец свободы», не понимаете во мне главного: я хочу быть свободной и буду свободна!

АЛЕКСАНДР. (С удивлением.) Вот вы, оказывается, какая…

АННА. Да, такая! (Сквозь слезы.) Как вы могли? Ce n'est pas bien de s'attaquer à une personne aussi inoffensive. [Нехорошо нападать на столь безобидную женщину. Фр.]

АЛЕКСАНДР. (Смущенно.) Вы правы, с моей стороны было очень некрасиво нападать на беззащитного человека, на женщину. (В волнении ходит по комнате. Потом приближается к ней и целует ей руку.) Поверьте, мне очень стыдно.

АННА ПЕТРОВНА. Обезоруженный моею фразою, он искренно начал извиняться. Он вообще был очень неровен в обращении: то шумно весел, то грустен, то робок, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен. Но все это я узнала потом, а тогда еще не понимала особенностей его характера.

АННА. Отныне всякие отношения между нами невозможны. Я объявляю вам войну.

АЛЕКСАНДР. С удовольствием ее принимаю.

АННА. (С удивлением.) С удовольствием?

АЛЕКСАНДР. Война с хорошенькой женщиной лучше, чем полное прекращение отношений.

АННА. Но война хуже, чем дружба.

АЛЕКСАНДР. Не всегда. Ведь наша война обязательно кончится чьей-то победой: или вы будете моей, или я вашим. Меня устраивают оба варианта.

АННА. Не пытайтесь загладить свой поступок неуместной галантностью. Уходите. Вы страшный человек. Наверное, многие красавицы уступали вам только потому, что они вас боялись. Вот вы беззастенчиво уничтожили своим пером Аглаю. Но ведь точно так же вы можете несколькими строками смешать с грязью и меня!

АЛЕКСАНДР. Нет-нет, этого не будет…

АННА. Если вы напишете когда-нибудь стих обо мне, то я прошу об одном: покажите его мне прежде, чем другим. Я не хочу получать удар из-за угла.

АЛЕКСАНДР. Я же сказал, вам нечего опасаться.

АННА. Нет, обещайте!

АЛЕКСАНДР. Хорошо, обещаю.

АННА. Все равно вам не будет прощения. Уходите… Нет, лучше уйду я.

АЛЕКСАНДР. (Удерживая ее за руку.) Подождите.

Входит Алексей.

АННА. (Анна вырывает руку у Александра и выходит, бросая на ходу Алексею.) Твой друг несносен!

АЛЕКСАНДР. Пойди за ней, утешь сестричку.

АЛЕКСЕЙ. Что с ней?

АЛЕКСАНДР. Ничего особенного. Помучил ее немножко.

АЛЕКСЕЙ. За что?

АЛЕКСАНДР. Сказать по правде, не знаю. Приступ желчи. Был обижен. Теперь каюсь.

АЛЕКСЕЙ. Представляю, как ей досталось. Тебе на язычок лучше не попадать.

АЛЕКСАНДР. Нечего ее жалеть. Она тоже в долгу не осталась. Вавилонская блудница… (Расхаживает по комнате.) Но хороша, ничего не скажешь. Чертовски хороша.

АЛЕКСЕЙ. Уж не влюбился ли?

АЛЕКСАНДР. Нет. Еще нет.

АЛЕКСЕЙ. Это хорошо. Потому что я уже предпринял первые шаги, и очень успешно.

АЛЕКСАНДР. Вот как?

АЛЕКСЕЙ. Можно сказать, что она уже уступила.

АЛЕКСАНДР. (Остановившись.) Так сразу? Не долго же она сопротивлялась…

АЛЕКСЕЙ. Она вообще не сопротивлялась.

АЛЕКСАНДР. (Посмотрев на Алексея.) Не врешь?

АЛЕКСЕЙ. (Отведя взгляд в сторону.) Зачем мне врать?

АЛЕКСАНДР. Ты человек расчетливый. Для своей пользы и соврешь.

АЛЕКСЕЙ. Смотри, мы договорились: я первый. Потом делай с ней, что хочешь.

АЛЕКСАНДР. Жалею, что научил тебя цинизму по отношению к женщинам, от которого сам уже начинаю исцеляться.

АЛЕКСЕЙ. Ты начинаешь рассуждать, как моя праведная мать. Не она ли на тебя повлияла?

АЛЕКСАНДР. Я просто старше тебя, мой милый, на целых шесть лет. Для твоего возраста это дьявольская разница. А насчет матери, прошу тебя, перестань проезжаться.

АЛЕКСЕЙ. Хочу тебе сообщить еще некоторые пикантные подробности насчет кузины…

АЛЕКСАНДР. Пожалуйста, избавь меня от них. Мне пришли в голову две-три мысли, а я за целый день не могу их записать.

АЛЕКСЕЙ. Да нет, послушай, это интересно....

Входит Зизи.

ЗИЗИ. Я вам не помешаю?

АЛЕКСЕЙ. Помешаешь.

Зизи садится на диван и всем своим видом показывает, что никуда не собирается уходить.

Пойди погуляй. Дай взрослым людям поговорить.

ЗИЗИ. Наверняка о красавице кузине?

АЛЕКСЕЙ. А тебе что?

ЗИЗИ. Ничего. (Устраивается поудобнее.)

АЛЕКСЕЙ. Ну, что ты здесь расселась?

ЗИЗИ. Жду, когда ты уйдешь.

АЛЕКСЕЙ. Ах вот как.

ЗИЗИ. Давно мог бы догадаться. А еще называешься себя взрослым.

АЛЕКСЕЙ. Во всяком случае, взрослее тебя.

ЗИЗИ. Если хочешь знать, женщина в шестнадцать лет – все равно, что мужчина в тридцать.

АЛЕКСАНДР. Жаль. В таком случае ты для меня уже стара.

ЗИЗИ. (Улыбаясь Александру.) Для вас мне по-прежнему шестнадцать.

АЛЕКСЕЙ. Так я не пойму: тебе тридцать или шестнадцать?

ЗИЗИ. Преимущество женщины перед мужчиной в том, что она может менять возраст по своему желанию.

АЛЕКСЕЙ. Так все-таки кто из нас, женщина, уйдет первым?

ЗИЗИ. Конечно ты. Ну, чего ты ждешь? Спеши к Аннет.

Алексей вопросительно смотрит на Александра. Тот кивает головой.

АЛЕКСЕЙ. Что ж, пойду. Действительно, неприлично оставлять гостью одну. (Выходит.)

ЗИЗИ. О чем вы говорили так долго с кузиной?

АЛЕКСАНДР. Так… О том – о сем. Читал ей стихи…

ЗИЗИ. Вот как? Вы уже читаете ей стихи? Как быстро она завоевала ваше расположение. Вот что значит красота! Она ведь неотразима, правда?

АЛЕКСАНДР. Ты опять пришла дразниться?

ЗИЗИ. (Заговорщическим тоном.) Александр, у меня появилась идея. (Понизив голос.) Когда вы в библиотеке, maman никому не разрешает туда входить.

АЛЕКСАНДР. И что?

ЗИЗИ. Так спрячемся там вместе, и нам никто не будет мешать! Хорошо я придумала?

АЛЕКСАНДР. Великолепно!

ЗИЗИ. Так пошли скорее!

Зизи и Александр хотят скрыться, но в это время входит Прасковья Александровна.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Зизи, почему ты здесь?

ЗИЗИ. Странный вопрос. По-моему, я у себя дома. Где еще мне находиться?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Наша гостья брошена, а ты отвлекаешь мсье Александра от дела своей болтовней.

ЗИЗИ. Я отвлекла мсье Александра не от дела, а от его болтовни с Алексеем. А наша гостья вовсе не брошена. Сначала ее занимал разговорами и стихами мсье Александр, а теперь ее развлекает брат.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. И все-таки твое дело – находиться возле Аннет.

ЗИЗИ. Уверяю вас, маман, что общество Алексея ей более приятно. А оставлять мсье Александра одного тоже невежливо. Ведь и он наш гость.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Этот гость мечтает лишь об одном: уединиться в библиотеке с пером в руках.

ЗИЗИ. Когда он со мной, он никогда не выражает такого желания.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Но он часто выражает такое желание при мне.

ЗИЗИ. При вас? (Ехидно.) Это неудивительно.

АЛЕКСАНДР. Зизи, как тебе не стыдно! Извинись немедленно! (Прасковье Александровне.) Сударыня, вы не совсем справедливы. Зизи как раз только что понуждала меня пойти в библиотеку.

ЗИЗИ. Да. Хотя не понимаю, почему он должен все время писать и писать?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. А что, по-твоему, ему следует делать?

ЗИЗИ. Жить! Он же не поденщик какой-нибудь, чтобы не отрываться целый день от пера.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. А стихи, которых от него все ждут?

ЗИЗИ. Без жизни не будет и стихов. В конце концов, он не обязан работать на потомков, не разгибая спины. Пусть немного поживет и для себя.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Не передергивай мои слова. Никто не заставляет его работать. Но нельзя мешать ему, если он того хочет. А теперь марш отсюда. Я не намерена с тобой препираться.

Зизи нехотя уходит, сделав знак Александру, что будет его ждать.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Дерзкая языкастая девчонка. И не в меру шустрая.

АЛЕКСАНДР. Вы слишком строги к вашей милой дочери. Правда, она слишком юна, но – терпение: еще лет двадцать, – и, ручаюсь вам, этот недостаток пройдет.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Признайтесь, что вы ею изрядно увлеклись.

АЛЕКСАНДР. Признаюсь. Но вы знаете: кем я бы ни увлекался, по-настоящему люблю я только вас. (Целует ей руку.)

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Приятно это слышать. Правда, иногда хочется, чтобы вы хоть на один день увлеклись и мною тоже.

АЛЕКСАНДР. Но я вас действительно люблю.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Вы хотите сказать мне что-нибудь приятное, и за это спасибо. Но вы и в самом деле любите меня, хотя сами этого не сознаете.

АЛЕКСАНДР. Как я могу вас не любить? Ведь вы единственная, кто меня понимает.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. (Печально.) Это верно. Хотя понимание не освобождает от горечи. Как жаль, что годы мои ушли.

АЛЕКСАНДР. Не надо ни о чем жалеть. (Снова целует ей руку.) Осенние цветы порою нам милее весенних.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Льстец… Однако вернемся к разговору о Зизи. Не могу решить, кто из вас кого соблазняет: она вас или вы ее.

АЛЕКСАНДР. Я тоже не знаю. Если рука невольно тянется к бутылке с молодым сладким вином, то кто виноват – рука или бутылка?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Если бутылка не ваша, то виновата рука. Перестаньте кружить девочке голову. Вы старше, будьте разумнее, чем она. Мне ее жалко. Я знаю, чем это кончается.

АЛЕКСАНДР. Чем же?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Слезами. Горькими слезами.

АЛЕКСАНДР. Слезы – обычная цена счастья. Но разве это лучше, чем не знать ни того, ни другого?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. И все же постарайтесь оставить ее в покое. Тем более что в доме появилась еще одна добыча для ваших страшных когтей.

АЛЕКСАНДР. Красавица Аннет? Как бы прежде я сам не стал ее добычей! Ее маленькие пальчики пострашнее всяких когтей. Они способны скрутить любого мужчину.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Особенно того, кто не очень хочет им сопротивляться. Она вам понравилась?

АЛЕКСАНДР. Вы лучше спросите ее, понравился ли ей я.

Смеясь, входят Анна и Алексей. Увидев Александра, Анна умолкает и мрачнеет. Короткая пауза.

АЛЕКСЕЙ. Я показал кузине наш парк.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я смотрю, вы, кажется, подружились.

АЛЕКСЕЙ. Как и должно быть между близкими родственниками.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я очень рада.

АННА. Как жарко… Алексей, не помнишь, где я оставила свой веер?

АЛЕКСАНДР. (Прасковье Александровне.) Сударыня, я, пожалуй, пойду.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Вам с утра так и не дают покоя. Идите в библиотеку, больше вас никто не будет тревожить.

АЛЕКСАНДР. Нет, меня ждут дома.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. (Удивленно.) Кто может вас ждать?

АЛЕКСАНДР. Кто? Мой кот. Мои собаки. Моя чернильница. Моя бессонница.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Что ж, идите. Не будем держать вас насильно.

АЛЕКСАНДР. Алексей, до свидания.

АЛЕКСЕЙ. До свидания.

АЛЕКСАНДР. (Прощаясь с Анной.) Сударыня…

Анна молча отвечает легким кивком.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я вас провожу.

Прасковья Александровна и Александр выходят.

АЛЕКСЕЙ. Наш друг сегодня, видимо, не в духе. Его, видишь ли, ждет кот. Важная причина, чтобы откланяться.

АННА. Ушел, и слава богу.

АЛЕКСЕЙ. Он тебе не понравился?

АННА. Я представляла его другим. Более возвышенным, одухотворенным…

АЛЕКСЕЙ. И более красивым.

АННА. Пожалуй.

АЛЕКСЕЙ. (Поддразнивая.) На манер Байрона: горящий взор, кудри до плеч…

АННА. Ну, не так уж я романтична. Но он просто неприятен. Дурно воспитан, небрежно одет…

АЛЕКСЕЙ. В отличие от меня, не правда ли?

АННА. Да. И, в отличие от тебя, как-то непонятен…

АЛЕКСЕЙ. Это уже хуже. Женщины любят непонятных мужчин. Им сразу хочется их разгадать.

АННА. Не буду себя этим утруждать.

АЛЕКСЕЙ. И правильно сделаешь. Я опасался, что ты им увлечешься.

АННА. Нет, никогда. Впрочем, тебе-то что за дело до этого?

АЛЕКСЕЙ. Я бы хотел, чтобы ты увлеклась мною, а не кем-нибудь другим.

АННА. Ты мне нравишься.

АЛЕКСЕЙ. Но ты грустна.

АННА. Немного. Кажется, мне здесь не рады.

АЛЕКСЕЙ. Тебя просто расстроил Александр.

АННА. Да, он невыносим.

АЛЕКСЕЙ. Забудь о нем. Если он тобою пренебрег, незачем о нем думать.

АННА. (Возмущенно.) Что значит «пренебрег»? Я ему себя не предлагала. Скорее я им пренебрегла!

АЛЕКСЕЙ. А он тебя добивался?

АННА. По правде сказать, нет.

АЛЕКСЕЙ. Вот и чудесно. Значит, ничто не будет мешать нам проводить время вдвоем, сколько захочется.

АННА. Не знаю, будет ли это удобно. Твоя не в меру бдительная и властная мать и так читает мне проповеди.

АЛЕКСЕЙ. (Понизив голос.) Послушай, в отдаленной части сада есть домик. Туда никто, кроме меня, не приходит. Мы можем видеться там по вечерам, не привлекая ничьего внимания.