Добыча

Эндрю Фукуда

Добыча

Andrew Fukuda

The Prey

Печатается с разрешения автора и литературных агентств InkWell Management и Synopsis

© Andrew Fukuda, 2013

© А. Скибина, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Посвящаю Оба-тян[1]

1

Мы думали, что наконец избавились от них. Мы ошиблись.

Этой ночью они приходят за нами.

Бегущую стаю слышно всего за несколько минут до того, как она оказывается на берегу. Резкие вопли прорезают ночную тьму осколками стекла. Лошадь с раздувающимися ноздрями и закатившимися от ужаса глазами уносится в ночь. Какое-то время в темноте виднеются белки глаз, яркие, как две странные луны. Мы – шестеро – хватаем сумки и на подгибающихся ногах бежим к лодке. Узлы, которыми она привязана, туго затянулись, и трясущимся рукам никак не удается их распутать. Бен пытается подавить испуганные всхлипы, Эпаф стоит в лодке, окаменев от ужаса, и прислушивается к доносящемуся из темноты шуму. Его волосы торчат в разные стороны, растрепавшись после сна, в который ему так и не удалось погрузиться.

Сисси отчаянно рубит веревки, орудуя ножом все быстрее и быстрее, так что искры летят. Неожиданно она застывает, не успев опустить нож, и смотрит вдаль. Вот они – десять серебряных точек, несущихся к нам по полю вдалеке, – скрываются за холмом невдалеке, и мне кажется, что волоски на шее превратились в сосульки и ломаются на ветру.

Вот они снова появляются, как десять капелек ртути, катящихся с неуклонной целеустремленностью. Серебряные точки, капельки ртути – я просто пытаюсь выразить этот ужас невинными словами, как будто это украшения. Но это люди. Это охотники. Они идут, чтобы вонзить клыки в мою плоть, чтобы растерзать меня и жадно съесть целиком. Я хватаю младших мальчиков и забрасываю в лодку. Сисси рубит последний узел, стараясь не прислушиваться к доносящимся воплям, булькающим от заливающей рты слюны. Я хватаю шест, готовясь отталкиваться от берега, как только Сисси расправится с канатом. Она наконец его побеждает, едва ли не в последнюю секунду, и я толкаю лодку от берега. Сисси запрыгивает на борт. Течение подхватывает нас и уносит к середине реки. Охотники толпятся на берегу – десять бугрящихся мышцами обнаженных тел, – но я не узнаю никого из них: ни Алые Губы, ни Пресс, ни Тощий, ни Директор до нас не добрались. Однако возбуждение в их глазах мне знакомо. Это страсть, которая сильнее похоти, сильнее любых других желаний: разорвать и поглотить плоть и кровь гепера. Трое охотников, не в силах сдерживаться, прыгают в реку в бесплодной попытке добраться до нас. Их головы пару раз показываются над поверхностью воды, и они уходят на дно.

Несколько часов остальные охотники следуют за нами по берегу. Мы стараемся не смотреть на них, не отводя глаз от поверхности реки и досок палубы. Но от их криков, полных злобы и острого отчаяния, никуда не деться. Мальчики из Купола – Бен, Дэвид, Джейкоб и Эпаф – оставшуюся часть ночи проводят в каюте. Мы с Сисси стоим у кормы и длинными шестами правим лодкой, не давая ей подойти к берегу. Светает, и затянутое облаками небо постепенно светлеет. Охотники, вместо того чтобы слабеть с приближением восхода – а с ним и неизбежной смерти, – кричат все громче, со все большей яростью.

Солнце медленно встает и заливает все тусклым светом сквозь темные облака. Тучи не дают ему жечь в полную силу, так что охотники умирают страшной, медленной смертью. Проходит час, прежде чем затихает последний хлюпающий вопль, и мы перестаем видеть их, слышать их, обонять запах горящей плоти.

Сисси впервые за несколько часов нарушает тишину:

– Я думала, мы уже достаточно далеко. Думала, мы больше их не увидим. – Еще только утро, а ее голос уже звучит уставшим.

– Было солнечно, – говорю я. – До вчерашней бури. Дождь и облака закрыли солнце и позволили охотникам выйти задолго до заката. Поэтому они добрались до нас.

Сисси стискивает зубы.

– Надо, чтобы сегодня не было дождя, – говорит она и уходит в каюту посмотреть на ребят.

Река настойчиво и быстро несет нас вперед. Я смотрю вдаль, туда, где вода исчезает в темноте. Не знаю, что ждет нас дальше, не знаю, что делать и о чем думать. Неизвестность. На лоб падает капля, за ней еще одна и еще, вода стекает мне на шею, струи вьются по рукам, как выступающие вены. Я поднимаю глаза. Черные вспухшие облака медленно движутся над нами и проливаются дождем, который падает темными косыми полосами. Небо как будто закрыла огромная стая ворон.

Охота только началась. Она никогда не закончится.

2

Мы сидим в каюте, прижавшись друг к другу, стараясь не попасть под дождь. Промокшая одежда прилипает к нашим худым телам, как пятнистая, морщинистая кожа рептилии. Время от времени кто-нибудь – движимый голодом или иррациональной надеждой, – открывает сумку для еды и обнаруживает (снова), что она пуста. Ягоды и жареное мясо луговой собачки мы уже давно съели.

Сильный дождь ускорил течение реки. Смены рулевых – которые теперь быстрее выбиваются из сил, – стали короче. После обеда у руля оказываемся я и Сисси. Два часа, и мы совершенно обессилены. Мы валимся на пол в каюте, наше место занимают Эпаф с Джейкобом.

Я вымотан, но уснуть не могу. Над рекой дует ветер, волнуя и без того изрытую оспинами от падающего дождя воду. Я тру лицо, стараясь немного разогреть щеки. Напротив меня лежит Сисси, свернувшись на боку и пристроив голову на ладонях. Лицо ее выглядит спокойным и расслабленным.

– Ты уже минут пять на меня смотришь, – говорит она, не открывая глаз. Я вздрагиваю, и она слегка улыбается: – В следующий раз просто разбуди меня, а то прожжешь взглядом стену.

Я почесываю запястье.

Она медленно открывает глаза и садится. Густые темные волосы падают ей на лицо в таком же беспорядке, в каком оказывается одеяло, которым она осторожно накрывает храпящего рядом Бена. Сисси потягивается, поднимая руки и выгибая спину, и, спотыкаясь о груду дров, которую мы принесли на борт, идет ко мне.

– Течение что-то сильное, – говорю я. – Я беспокоюсь.

– Может быть, оно и к лучшему. Так нас унесет дальше от них.

Прошло всего несколько дней с тех пор, как мы сбежали из Института геперов. Нас преследует стая, жаждущая растерзать нас, поглотить нашу плоть и кровь. Сотни гостей, собравшихся в Институт на банкет, ради жажды крови забыли о развлечениях. Против такой орды мы вшестером не имели никаких шансов. Нашей единственной хрупкой надеждой был дневник Ученого – загадочная тетрадка, из которой мы и узнали о возможности бежать по реке. Реку нам помогла найти удача. Лодку – чудо. Но почему и зачем Ученый привел нас сюда, мы так и не поняли.

– А еще это значит, что мы приближаемся к нему, – она смотрит на меня мягко, как будто понимает, о чем я думаю.

Я отвожу взгляд.

Вчера, когда я нашел в альбоме Эпафа портрет отца, я впервые за несколько лет увидел его лицо: глубоко посаженные глаза, суровую линию подбородка, тонкие губы и твердые черты, сквозь которые даже на этом рисунке проглядывали милосердие и печаль.

Теперь я думаю о секретах, которые скрывались за этими глазами и о которых никогда не говорили эти губы. В последний день отец вбежал в дом мертвенно бледный, обливаясь потом. Показал мне два прокола на шее. Он проделал все это с целью убедить меня, что его обратили. Когда отец вышел на улицу перед самым рассветом, я думал, что он умер во имя моего спасения.

На самом деле он бежал на свободу и оставлял умирать меня.

Я вытягиваю две тонкие ветки из кучи и начинаю тереть их друг о друга, как будто правлю ножи.

– Думаете, он оставил эту лодку вам, да? – говорю я. – И придумал всю эту схему побега для вас? Вам интересно, что по этому поводу думаю я? Он не думал о вас, когда оставлял лодку. Он приготовил ее для себя, это он должен был бежать на ней. Только не смог ее найти. Или он сам ее построил, но его поймали, прежде чем он смог бежать.

Сисси смотрит на палочки в моих руках, потом на меня:

– Ты ошибаешься. Ученый обещал нам – почти каждый день обещал, – что выведет из Купола. Он рассказывал о прекрасном месте, где нет опасностей и нечего бояться. Там безопасно и тепло и много других человеков. Это страна Молока и Меда, Плодов и Солнца. Он так ее называл, а еще иногда Землей Обетованной. И всегда, говоря о побеге, он утверждал, что мы убежим все вместе.

– Серьезное обещание.

Она поджимает губы:

– Да. Но мы в этом нуждались. Пойми, мы – все мы, – родились в Куполе. И были уверены, что там и умрем, прожив тяжелую жизнь в неволе. Это жалкое существование, правда. Ученый появился ниоткуда и одним своим обещанием смог изменить всю нашу жизнь. Он дал нам надежду. Мальчики – особенно Джейкоб, – изменились до неузнаваемости. Вот что делает надежда. А мы ведь даже не знаем, что такое мед и молоко, – добавляет она с улыбкой.

– Так доверять какому-то обещанию…

Она пристально смотрит на меня:

– Ты не знал его так, как мы.

Я едва не вздрагиваю, так мне больно от ее слов, но успеваю овладеть собой. У меня было достаточно времени научиться справляться с эмоциями.

– Ты не хочешь его найти? – спрашивает она. – Разве тебе совсем неинтересно, куда он мог деться?

Я застываю. Честно говоря, я мало о чем думал, кроме этого.

На ее лицо падают блики лунного света, отраженного от воды.

– Ответь, Джин, – шепчет она, глядя мне в глаза.

Я молчу, ее слова – ты не знал его так, как мы, – все еще звучат у меня в голове. Сколько я мог бы ей рассказать. Сказать, что человека, которого они знали как Ученого, я звал Отцом. Что я жил с ним, играл с ним, говорил с ним, изучал город с ним, слушал его истории. Знал, что, когда он спит, его суровое лицо расслабляется и сквозь суровые черты проглядывает маленький мальчик; тогда он тихо похрапывал, а его огромная грудная клетка поднималась и опускалась. Что я провел с ним больше времени, чем они, и что мы были куда ближе. Что он любил меня, и любовь отца и сына связывает куда сильнее, чем что бы то ни было.

Вместо этого я просто тру палочки друг о друга.

– Как тебе должно быть тяжело, Джин, – тихо говорит она.

Я молча сажусь поудобнее.

– Твои секреты, – шепчет она, – съедят тебя изнутри. – С этими словами она встает и идет к остальным.

Через несколько часов дождь прекращается. Солнечный свет падает на нас сквозь разрыв в облаках, и ребята кричат от радости. Джейкоб говорит, что теперь все в порядке: у нас есть и скорость, и солнце.

– Утритесь, охотники! – дерзко кричит он.

Остальные геперы со смехом поддерживают его.

– Утритесь! – смеются они.

Но я не могу разделить их веселье. Каждый новый дюйм между нами и охотниками означает еще один дюйм между Пепельным Июнем и мной.

Последние дни я видел ее в самых неожиданных вещах, например в фигурах облаков. Или в силуэтах гор на востоке, которые становятся все ближе, с каждой секундой, с каждой новой волной, которую мы преодолеваем. Я чувствую, что петля на ее шее затягивается все туже. Меня гложет вина. Она пожертвовала собой ради меня, оставшись одна в Институте геперов. Она пытается держаться там в ожидании помощи. Помощи, которую я не смог оказать. Думаю, она уже поняла, что я не вернусь. Что я ее подвел.

Ребята продолжают кричать, их легкомыслие становится практически видимым, блестящим на солнце. Теперь они кричат об Ученом и о Земле Обетованной.

Я слышу звук шагов, кто-то бежит ко мне. Это Бен.

– Иди к нам на палубу, Джин, – он широко мне улыбается, – там намного теплее.

Я отвечаю, что мне лучше не выходить на солнце.

– Ну же, давай, – он тянет меня за руки, но я отталкиваю его.

– Я не могу, я не привык к солнцу. У меня кожа сгорит, она не такая темная, как у геп… – я успеваю замолчать, когда уже слишком поздно.

Бен мрачнеет и возвращается на яркий свет, а я остаюсь один в темной и сырой каюте.

Все больше солнечных лучей пронзает облака и падает на землю, и земля раскрывается им навстречу, расцвечиваясь сочными цветами – зеленью лугов и темной синью реки.

До вечера я слышу их голоса сквозь щели. Мы все в одной лодке, но мне кажется, что они очень далеко. Солнечный свет льется на нас, и, хотя мое тело он сейчас не обжигает, совесть болит еще сильнее.

Время к вечеру. Они раскинулись на палубе, как греющиеся на солнце собаки, и дремлют. Они устали и голодны, впалые животы урчат даже во сне. Подошла моя вахта у руля. Я впитываю звуки волн, бьющихся о дерево лодки, – ритмичный глухой звук, который меня неожиданно успокаивает.

От легкого покачивания меня клонит в сон. Эпаф не спит, я вижу, как он склонился над тетрадью и рисует что-то, полностью погрузившись в свое занятие. Не в силах справиться с любопытством, я заглядываю ему через плечо. Он рисует Сисси: она стоит на скале у водопада, подняв изящную руку и глядя вперед, на бесконечный горизонт. Водопад сверкает, как если бы в его водах катились тысячи рубинов и алмазов. На Сисси шелковое платье без рукавов, грудь у нее больше, а талия тоньше, чем на самом деле. Кто-то стоит позади нее. Спустя мгновение я понимаю, кто это: это Эпаф, но на рисунке его руки бугрятся мощными мускулами, на мощном теле блестит лунный свет. Одну руку он положил на талию Сисси, а другой с подчеркнутой нежностью касается ее бедра. Сисси закинула руку назад и запустила пальцы в его волнистые волосы.

– Ну и воображение у тебя, – говорю я.

– Что! – он захлопывает альбом. – Ты, маленькая скотина.

– В чем дело? – сонно моргая, бормочет Сисси.

– Успокойся, – говорю я. – Когда закончишь с этим своим… рисунком, помоги мне у руля. Течение усилилось.

Я иду обратно и поворачиваю рулевой шест, пока лодка не выправляется. Из каюты доносится грубый голос Эпафа.

Через несколько минут мне на помощь приходит Дэвид, не Эпаф.

– Ого, – смотрит он на реку, хватая второй шест, – а мы быстро плывем.

Эпаф спорит с Сисси на корме. Он стоит, растопырив руки, пытаясь удержать равновесие. Сисси отрицательно качает головой, показывая на небо, где все еще висят тучи, пусть и пронизанные солнцем. Эпаф, оживленно жестикулируя, приближается к ней. Они продолжают спорить, но река так шумит, что я не могу разобрать ни слова. Подхожу ближе.

– …Река, – доносится до меня.

– О чем вы спорите?

Эпаф сердито смотрит на меня:

– Ни о чем.

Я поворачиваюсь к Сисси:

– Так что с рекой?

– Она мокрая, – огрызается Эпаф. – А теперь можешь пойти заняться своими делами.

– Вы хотите пристать к берегу, – обращаюсь я к Сисси, – поохотиться.

Сисси молчит, стиснув зубы, и смотрит на воду.

– Послушайте меня, – говорю я. – Это ошибка. Не надо этого делать.

– Твоего мнения никто не спрашивал. – Эпаф встает между мной и Сисси.

– Сойти на берег будет ошибкой, Сисси, – я обхожу Эпафа. Даже со спины видно, насколько он раздражен. – Разве прошлая ночь ничему нас не научила? Они…

– Я сказал, занимайся своими делами. Какое из слов тебе непонятно? Иди приготовь канаты. Нам надо будет привязать лодку, когда мы причалим.

– С ума сошел? Они собираются нас съесть…

– Круто. Сам додумался? – Эпаф резко поворачивается ко мне, в его взгляде явно читается неприязнь.

– Да послушай ты! Они могут все еще за нами следить…

– Нет. Не могут, – говорит Эпаф. – Ты что, вообще ничего о них не знаешь? Удивительно как плохо ты в них разбираешься, учитывая, где всю жизнь прожил. Сюрприз, мальчик, на солнце они сгорают. И кстати – еще один сюрприз, – солнце как раз сейчас светит.

– Его недостаточно. Они умные, они умеют импровизировать, у них есть технологии и цель. Ты зря их недооцениваешь. Очень зря.

– Единственное, что есть на берегу, это еда, – рявкает Эпаф, – там куча всякого зверья, как в зоопарке. Я видел уже трех луговых собачек. Все, теперь мы с Сисси без тебя решим, что делать.

– Эпаф, – качает головой Сисси. – Я не знаю. Может, это и вправду слишком опасно.

По его лицу видно, что он обижен.

– Но, Сисси… я не понимаю. Ты же только что согласилась пойти охотиться. – Он явно сбит с толку и не верит своим ушам. – Ты же знаешь, как мы голодны. Подумай о Бене…

– Да, конечно. Но давай решим все спокойно.

– Нет, Сисси, ты же только что согласилась со мной. Сказала, что надо пристать к берегу и поохотиться.

– Я просто стараюсь сохранять осторожность.

– Это из-за него, – Эпаф тычет пальцем в мою сторону. – Из-за того, что он боится приставать к берегу.

– Хватит.

– Это из-за него?

– Эпаф! Я не говорю, что нам вообще не надо приставать к берегу. Давай подождем, пока небо очистится, чтобы солнце как следует обожгло землю. Если нам надо подождать до завтра, мы подождем. От голода за один день мы не умрем, а если неосторожно выйдем на берег – вполне можем.

Эпаф поворачивается к ней спиной, буквально дымясь от гнева:

– Почему ты так быстро соглашаешься с ним? Поверить не могу, что ты на его стороне.

– Я ни на чьей стороне. Я на стороне здравого смысла. И того, что будет лучше для всех нас.

– Что будет лучше для тебя! Ты хочешь, чтобы он хорошо о тебе думал, поэтому с ним соглашаешься.

– Все, с меня хватит споров, – говорит Сисси и отходит.

Эпаф зло смотрит ей в спину, его гнев все еще не нашел выхода.

– Видишь, что ты сделал? – говорит он мне. – Думаешь, ты такой умный, да? Такой крутой парень. Посмотрите на меня, я столько лет прожил среди них. Посмотрите, как я держусь. Глядеть смешно.

Только не позволяй себя спровоцировать, внушаю я себе, отойди.

– Ты хотел стать одним из них? – шепчет Эпаф. – Тебе было стыдно, что ты такой как есть?

Я застываю.

– Я видел, как ты на нас смотришь, видел эту твою ухмылочку, – он злобно скалится на меня. – Ты смотришь на нас сверху вниз. Тебе неприятно иметь с нами дело. В глубине души ты восхищаешься ими, правда? В глубине души ты хочешь быть одним из них.

– Эпаф, перестань, – Сисси обеспокоенно смотрит на нас.

– Ты и понятия не имеешь, – сдавленно отвечаю я.

– Что-что? – переспрашивает он с глупой улыбкой.

– Ты понятия не имеешь, что они такое. Если бы понимал, никогда бы не сказал подобной глупости.

– Я понятия не имею? Правда? Что, правда? Это я понятия не имею? – он даже не пытается скрыть издевку. – Это ты у нас все знаешь. Хотя с чего бы? Ты всю жизнь провел с ними бок о бок, они всю жизнь были тебе приятелями. Ты никогда не видел, как они рвут на куски твоих родителей, отрывают руки и ноги твоей сестре или брату прямо у тебя на глазах. Ты не знаешь их так, как мы.

– Знаю куда лучше, чем ты думаешь, – я говорю тихо и спокойно, но чувствую, что через мгновение сорвусь. – Поверь мне. Нет, правда, ты-то что о них знаешь? Они для тебя были няньками. Кормили тебя, одевали, пекли тебе торты на день рожде…

Эпаф идет ко мне, выставив вперед палец, как коготь:

– Как ты…

Сисси берет его за руку:

– Хватит, Эпаф.

– Опять! – кричит он. – Почему ты так быстро встаешь на его сторону? Хватит, Эпаф, довольно, Эпаф! Кто он тебе? Почему… а, неважно! – он выдергивает руку из ее ладони. – Хочешь голодать с ним за компанию, вперед. Но если мы заболеем, ты будешь виновата, не забывай.

– Прекрати спектакль, Эпаф. – Я вижу, как тяжело она дышит.

Он молча отводит глаза и спустя секунду неожиданно кидается на меня, сшибая с ног. Мы падаем на палубу, и удар отдается гулом в досках настила.

Я слышу странный, глухой звук, как будто от нашего падения что-то под дном лодки сдвинулось. Эпаф осыпает меня проклятиями и ударами, и единственное, что я могу сделать, это как-то отбиваться, пока Сисси – с красным от злости лицом – не оттаскивает его от меня.

– У нас и так хватает проблем! – кричит она. – Мы должны бороться с ними, а не друг с другом.

Эпаф разворачивается и смотрит на берег. Он запускает пятерню в волосы и пытается отдышаться. Но мне уже не до него, я думаю о палубе подо мной. Если постучать в полуметре, то звук оказывается совсем другим.

– В чем дело? – спрашивает Дэвид.

Теперь все смотрят на меня.

Я изо всех сил стучу по палубе, и мне опять кажется, что внизу что-то двигается. Или там что-то спрятано, чтобы никто не нашел. Я начинаю догадываться, и ком встает у меня в горле.

– Джин? – говорит Сисси. – В чем дело?

Я смотрю на нее невидящим взглядом.

– Джин?

– По-моему, под днищем что-то есть, – говорю я. Теперь все смотрят на меня, почти не моргая. – И было у нас под носом все это время.

Бен озадаченно рассматривает палубу:

– Где? Я ничего не вижу.

– В единственном месте, где охотники не догадались бы и не посмели искать, – отвечаю я. – Под водой.

Нырнуть в реку – все равно что пройти сквозь зеркало. Ощущения примерно те же: холод впивается в мое тело, как тысячи осколков стекла. Легкие, кажется, съеживаются до размеров бильярдного шара, и я выныриваю, жадно хватая ртом воздух. Течение чудовищно сильное. Я обвязался поперек груди веревкой на случай – весьма вероятный, как я сейчас понимаю, – что меня подхватит течением. Успокаивает она не сильно, я тут же хватаюсь за борт лодки.

Несколько секунд я привыкаю к холоду, а потом ныряю и протискиваю пальцы между досками обшивки, чтобы удержаться на месте. Ноги сносит течением, и я чувствую себя флагом на сильном ветру. Между досками проходит свет – яркие полоски, прорезающие мутную воду. Здесь жутковато тихо, раздается только низкий печальный рокот волн, прерываемый иногда всплеском. Я осматриваюсь в поисках хоть чего-то необычного. Вот оно. Прямоугольный ящик в самой середине лодки, я осторожно подплываю к нему и обхватываю обеими руками, обнаружив надежную опору. Внизу металлическая задвижка, проржавевшая от времени. Она не подается с первого раза; и я дергаю сильнее, и внезапно весь низ ящика распахивается. Из него выпадает большой плоский камень. Он бьет меня по голове, от боли я на секунду теряю равновесие, пытаюсь схватить камень, но не успеваю. Он скатывается по моим ногам, отлетает от левой голени и скрывается в мутных водах.

Чувствуя, что мои легкие вот-вот взорвутся, я переворачиваюсь и упираюсь ногами в дно лодки. Сейчас или никогда. У меня единственный шанс нырнуть за табличкой, пока она не осталась на дне навечно. Я отталкиваюсь от лодки и направляю свое тело вниз – в темноту и холод.

За долю секунды до того, как веревка натягивается, я касаюсь камня кончиками пальцев и хватаю его. Потом меня тянет обратно. От силы рывка я едва не роняю табличку снова. Я прижимаю ее к груди, чувствуя кожей выбитую на ней надпись. Вырвавшись в облаке брызг на поверхность, я могу только глотать воздух, будто от меня остались одни легкие. Эпаф и Дэвид видят табличку и вытягивают ее из моих уставших рук, а меня, хотя я едва способен держаться за борт, оставляют в воде.

К тому моменту, когда я выбираюсь на палубу, мокрый и измученный, они все толпятся вокруг таблички, соприкасаясь головами и рассматривая выбитые на камне слова.

ОСТАВАЙТЕСЬ НА РЕКЕ

Ученый

Молчание сменяется хором смеха и возгласов: они улыбаются и радуются так, будто в их жизни ничего больше нет.

– Я же говорил! Я же говорил! – радостно кричит, хлопая всех по спине, Бен. – Он это все планировал с самого начала.

Сисси стоит, прижав ладони ко рту, и на глазах у нее выступают слезы.

– Я знал, что он за нами придет! – кричит Джейкоб. – Земля Обетованная! Он ведет нас к Земле Обетованной! К земле Молока и Меда! Плодов и Солнца!

Сисси наконец улыбается, и от этой улыбки всем становится теплее. Она облегченно закрывает глаза.

– Джин, как ты догадался, что табличка там? – спрашивает она.

Я отвечаю не сразу. Мы с отцом часто играли в поиск сокровищ, когда я был совсем маленьким. Он оставлял мне подсказки по всему дому, и я помню, как злился, когда не мог их найти, хотя знал, что они здесь. Он заставлял меня успокоиться, сделать несколько глубоких вдохов и методично изучить все еще раз. Он говорил: «Ты смотришь, но не видишь. Иногда ответ под самым твоим носом». И практически всегда, стоило мне успокоиться, я обнаруживал подсказку в трещине в полу, или между страниц книги, которую я все это время держал в руках, или даже у себя в кармане.

Но им об этом я не рассказываю.

– Наверное, мне просто повезло.