Догоняя горизонт

Автобус долго стоит и еще дольше едет. Как оказалось, в армии сразу учат, что все будет делаться долго и очень долго. Никому спешить некуда.

Приезжаем на место. Начинаются бесконечные хождения по кабинетам. Берут кровь. Слепок зубов. Отпечатки пальцев. И выдают жетоны, на которых выбито мое имя. Еще какие-то подарки в пакетике.

Глупые интеллектуальные тесты – детские игры.

Собеседование – напротив меня сидит такая же, как я девчонка в форме и задает вопросы, которым ее научили как попугая. Такая у нее служба? Интересные дела. Нет, так не пойдет.

В конце концов, попадаю к офицеру распределителю. Сейчас решится моя судьба. Он открывает мою папку, и я внутренне напрягаюсь.

– Где ты научилась так стрелять? А ты и спортсменка? Иностранные языки знаешь? Шесть? К ****емать!

Он куда-то уносит мое дело.

Через неделю я попадаю на базу подготовки.

Бедная моя мама. А Юрка в восторге – в Израиле, чтобы попасть в элитные части, парни убиваются насмерть на отборочных тестах. Так сложилось, что если ты служил в боевых частях, у тебя будет карьера, на тебя посмотрят девчонки. Это престижно. Они редко находят подходящих девушек.

***

~ СЛУШАЮ НА ПЛЕЕРЕ: GOO GOO DOLLS – IRIS

В далекой России расстреливали парламент, в Боснии шла странная война, мы ушли из Ливана, а у меня начался курс молодого бойца.

Октябрь, всё та же жара, но в профиль. Ночью, даже холодно. Весь день я в форме. Она впитывает пот и высыхает и так по кругу. Сначала я думала, что с этим будет проблема, но ничего. Теперь я знаю, что можно пить воду «из-под-крана» и не умереть. Можно ходить в одной и той же одежде пару дней и не стать бомжем. Можно есть консервы вырезанной из банки крышечкой, согнутой посередине. Что можно спать под открытым небом вдыхая холодный ветер и запах древнего брезента и ходить в душ с автоматом.

Акшив! Акшив! Акшив! Весело. Оружие дают в руки кому попало, а потом бегают, трясутся, чтобы из него кого не убили. И странное дело, восемнадцатилетним детям на первой неделе доверяют в руки автомат с полным боекомплектом и ничего особенного. Можно орать друг на друга, можно драться, но никто не подумает взяться за оружие. И это наглые, крикливые израильские подростки, вчерашние школьники, которые орали под окнами ночи напролет.

Парадокс? Когда тебе дают в руки инструмент смерти, ты внутренне взрослеешь, я думаю. Вчерашние дети внутренне готовы защищать свою и чужую жизнь на улице. Они вышли из дома. Навсегда.

Я даже нашла несколько вполне приличных друзей, умеющих думать головой.

***

Мы бежим по песку. Рядом – удобная дорога. Но мы бежим по зыбкому, мгновенно высасывающему силы песку. Солнце изливает огонь на наши затылки. Тяжелое дыхание. Утомляющее однообразие.

– Ступай след в след. Песок примят и будет легче бежать.

И, правда.

Парень впереди весь мокрый. Он тащит старую армейскую радиостанцию – двенадцать лишних килограмм. По его выбритому черепу стекают струйки пота. Достаю, наверное, единственный в роте чистый платок и отдаю ему. Он благодарно улыбается и вытирает голову. Возвращает мне мокрый платок, и я аккуратно прячу его в карман.

Мы медленно начинаем ощущать себя командой, а не толпой.

***

Вечер трудного дня. Солнце склонилось к краям дюн. Одиноко прикорнувшая пыльная цистерна отбрасывает замысловатую тень на песке. Пахнет порохом и морем. Но больше – порохом.

Нудные лекции по безопасности, строгий контроль. Я пропускаю все мимо себя и делаю то, что хорошо умею – поражаю цель.

Приклад прижат к щеке. Мишень прямо передо мной, каких-то сто метров. Правая рука держит мизинцем и безымянным магазин. Расслабляюсь. Слушаю ветер.

– Зарядить оружие.

Правая рука загоняет магазин. Затвор.

– Эш!

Предохранитель вниз, ловлю цель. Прицел здесь не нужен, нужно целиться рамкой – в бою не будет времени на точное прицеливание.

БАХ-БАХ-БАХ. Я чувствую теплый ветер от стрелка слева. Где-то, на краю поля зрения, пролетают его гильзы. БАХ-БАХ-БАХ. БАХ-БАХ-БАХ. Коррекция. БАХ-БАХ-БАХ. БАХ-БАХ-БАХ. БАХ-БАХ-БАХ. Коррекция. БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ. Одиночные летят со скоростью автоматического огня. Сменить магазин. Автоматический режим, нижняя мишень. БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ.

Медные цилиндры падают на бетон. Я их не слышу.

БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ. БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ. Затвор замирает в заднем положении. Извлечь магазин. Удар ладонью. Клик – затвор возвращается на место.

Поднимаю ствол, щелкаю затвором, нажимаю на спуск. Глухой звук, недовольный. Патрона в стволе нет, а оружие жаждет выполнить цель, ради которой было создано. Оно требует освободить скованную силу, проявить свою мощь. Я снова взвожу затвор и ставлю на предохранитель. Рефлекторные заученные движения.

– Проверить мишени.

В этот раз фломастер пометил пробоины уже в восьмерке. Получается все лучше. Сегодня мы уже шестой час на рубеже.

Под мишенью обожженные отверстия. Пальцы гладят обгоревшее дерево.

Больно ли ему?

***

~ СЛУШАЮ НА ПЛЕЕРЕ: КУКРЫНИКСЫ – СТОЛКНОВЕНИЕ

Сержант слегка кивает, и парень прыгает на меня спереди, стремясь уменьшить дистанцию. Я перехватываю его за запястье, отвожу его и слегка нажимаю на локоть ребром ладони, выкручиваю ему руку, направляя противника в короткий полет. Слева приближается другой, но еще есть время. Опаснее тот, что за спиной. Я разворачиваюсь на пятке и слегка отклоняюсь. Кулак вскользь задевает меня по щеке. Пригибаюсь, сжимаюсь как пружина и прыгаю вперед и вверх на того, слева. Удар корпусом отбрасывает нас. Его ноги заносит, и я падаю на него сверху. Пытаюсь разогнуться, но мне бьют по колену справа.

Равновесие, держи равновесие.

Я падаю. Ничтожество.

***

Рука медленно срастается. Гипс скоро снимут. Правой пытаюсь чистить картошку, получается плохо. Почему я все делаю левой, а стрелять и резать ножницами могу только правой?

Повар, проходя мимо, бросает мне пакетик с молоком.

***

– Еще быстрее.

– Иди ты в жопу, капитан. Мы и так рвем задницы, как проклятые.

– Ну, так я не спорю с тобой. Вы – молодцы. Но надо быстрее.

– Да я не нанимался на такой жаре в полной выкладке прыгать по этому твоему дебильному аттракциону. Мы что негры?

– Э-э-э.

– Извини, Аламо.

– А ты думал, что тебе дадут кондиционер? Надо делать быстрее, вы можете. Уложитесь в четыре минуты, пойдете в душ.

Капитан терпеливо уговаривает его еще пять минут, ожидая пока раздражение спадет. Остальные слушают перепалку равнодушно. Знаем же, что делать нечего. Нашего не переспоришь.

С тоской смотрю на солнечные блики, отражающиеся на гладкой обшивке «аттракциона». Большой макет авиалайнера похож на остов корабля в пустыне из фильмов про апокалипсис.

Здесь есть и другие. Трехэтажное здание из кирпича, но без окон. Подземный бункер. Много всего.

***

Нудно и неприятно дрожит корпус. Утомляющий гул в ушах. От вибрации на крыле мне плохо. Самолет кренится вправо и у меня вдобавок закладывает уши. Начинаю быстро и часто дышать животом, чтобы наполнить кровь кислородом.

Капитан дергает рычаг и машет рукой. Смешно и неуклюже щлепаем к медленно открывающемуся люку в задней части самолета – вылитые тюлени из зоопарка. Открывшийся вид захватывает, но мне не до того, я пытаюсь сдержать тошноту. Как всегда, внезапно, пол уходит у меня из-под ног и вибрация исчезает. Разворачиваясь в воздухе, я краем глаза успеваю заметить следующую пару покидающую самолет. Насладиться картиной не дает фал, рывком выдернувший кольцо. Высота сверхмалая и времени любоваться нет, вода очень близко. Сжимаю лопатки и колени и вхожу в нее. Брр, мгновенный шок от холода. Неудобно закрепленное оружие не дает мне развернуться, перевешивая меня на одну сторону, и я глотаю морскую воду. Выныриваю, отплевываясь, и неожиданно ощущаю плечо. Рони держит меня, не давая завалиться.

– Все нормально?

– Сабаба,– отфыркиваясь я.

– Давай тогда, надо собрать наших.

Нам два километра до берега. Мы одни, но мы команда. Мы доберемся.

***

~ СЛУШАЮ НА ПЛЕЕРЕ: HYBRID – IF I SURVIVE

Ряды курсантов стоят на плацу. Мы все думаем о предстоящем тесте. Мы все испуганы. Мы все внешне спокойны.

– Ваш последний зачет. Те, кто сдаст его, смогут носить берет. Те, кто проваляться будут переведены в другие подразделения и продолжат службу своей стране, но уже не в качестве бойца сил специального назначения.

К горлу подкатывает комок.

– Каждый из вас будет выброшен на территории Иордании. Будьте предельно внимательны – это враждебное государство. Вы окажетесь одни, без поддержки и оборудования. Ваша задача – выжить и добраться домой. Теперь подойдите по одному к столу.

Наступает моя очередь. Я подхожу к шаткому столику, за которым сидит наш командир. На столе грудой сложены десантные ножи в ножнах и комплекты гражданской одежды.

Он смотрит на меня и, как мне кажется, улыбается чуть презрительно.

– Удачи.– Он протягивает мне сверток и нож.

Соберись!

Вертолет высаживает меня в горах в начале ночи. Машина поднимается и уходит на следующую точку, а я остаюсь одна в темноте. Все что я знаю – мне надо на запад.

Поднимаю голову и смотрю на звезды. Мне туда.

Еще до рассвета я выхожу к шоссе. Некоторое время наблюдаю сверху. Машины проходят довольно редко. Нужно найти тремп.

Решаю устроить засаду. Скидываю несколько крупных камней и спускаюсь к дороге. Раскладываю их так, как если бы произошел обвал. Прячусь среди придорожных валунов.

Первая машина оказывается легковой. Водитель тормозит и чертыхаясь разбирает завал. Я жду – эта машина мне не подходит. Когда он уезжает – повторяю маневр.

Теперь мне повезло – приближается полутрейлер. Пока водитель занимается расчисткой, перебежками добираюсь к задней части прицепа. Срезаю одну из лямок, протискиваясь, забираюсь наверх и прыгаю в кузов.

Куча барахла, массивные инструменты, одежда. Тряпичная сумка с лямкой с мелкими деталями. Высыпаю их – теперь у меня есть рюкзак. Нахожу рабочую спецовку, вязаную шапку и переодеваюсь. Вещи прячу в сумку. Нож пристраиваю под одеждой.

К утру мы добираемся к магистральному шоссе. Когда грузовик тормозит у заправочной станции, выбираюсь наружу.

На заправке захожу в туалет и, наконец, могу напиться. Кто-то оставил тут сокровище – пустую пластиковую бутылку. Наполняю её водой и прячу.

Весь день я иду вдоль шоссе. Машины проносятся мимо, на меня никто не обращает внимания. Местность довольно оживленная. Городки, поля, посадки каких-то кустов. На ночь забираюсь на крышу припаркованного грузовика – на земле спать боюсь, тут полно змей и насекомых. Там же нахожу еще одно сокровище – моток тонкой бечевки. Еще срезаю квадрат брезента.

К утру третьего дня я выхожу к горам. Я решила перейти их в районе Нево. На той стороне территории, но зато там полно наших военных баз. Кроме того, мне как-то рассказывали, что в этом месте границу переходят довольно часто. Паломники идут к памятному месту, где по преданию Бог показал Моисею землю Израиля.

Твою мать, как тяжко. Надо было украсть транспорт. Поздним вечером набредаю на какой-то поселок. Здесь я нахожу маслиновую плантацию. Теперь у меня есть еда.

Уже ночью, перевалив хребет, спускаюсь по пустыне где-то в районе Иерихона. Отсюда уже видно нашу территорию. Ноги гудят, сильно хочется пить. Так не пойдет, нужно найти воду.

Копаю яму в рыхлом каменистом грунте. Собираю все зеленые растения, какие нахожу в округе. Складываю их в яму. В центре пристраиваю бутылку и накрываю всю конструкцию брезентом. Сверху кладу камень, чтобы брезент прогнулся над бутылкой.

Когда я просыпаюсь солнце уже садиться. Жажда стала невыносимой. Ура, бутылка на четверть полная! Позволяю себе только несколько глотков. Убираю следы и иду дальше.

Ночь, пыльная земля. Бреду как во сне и вдруг свет фар. Бежать? Меня заметили. Останавливаюсь, пригибая голову, чтобы скрыть глаза и сжимаю в кармане нож.

– Кто тут у нас? – голос говорит по-арабски.

Двое пограничников, водитель остался в машине. Офицер светит на меня фонариком.

– Еврей, похоже. Снова они тут шляются.

– Эй, ты. Ты кто такой?

– Я потерялся, возвращаюсь с горы Нево. Пропустите меня,– стремлюсь говорить хрипло. Шапка натянута почти на глаза.

– Оружие, наркотики? – он переходит на иврит.

– Нет ничего. Я открываю сумку и демонстрирую мои скромные пожитки. Я отстал от своих, они дальше пошли.

– Отпусти ты его, лень возиться. Глупые евреи.– Снова по-арабски.

– Можешь идти.– Он махает рукой и они уходят к машине.

Пронесло. Когда я подхожу к забору близиться утро. Лезть на него глупо – там линии под напряжением. Ножом перекусываю проволоку и продираюсь в отверстие. Датчики должны были среагировать.

Да, через полчаса подъезжает пограничный джип. Я прошла.

***

Скоро за мной приедет машина. Сижу на вершине горы, тут наш опорный пункт. С высоты в полкилометра потрясающий вид на Мертвое море. Закат просто великолепный. Безветрие и глухая тишина. Воздух пропах солью.

Бросаю камешек вниз. Он кувыркается по склону. Сколько не бросай, всегда падает слишком быстро. Тук, тук-тук.

На носок ботинка забирается муравей. Усики подрагивают, он слушает запахи, пытаясь найти дорогу. Я в миллион раз больше него, но он тоже живой. Я вижу дальше, и все же – мы одинаковые.

Он тоже был здесь.

***

~ СЛУШАЮ НА ПЛЕЕРЕ: НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС – ПРОГУЛКИ ПО ВОДЕ

На церемонии присяги я держала в руках Тору.

"И СОТВОРИЛ ВСЕСИЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕКА ПО ОБРАЗУ СВОЕМУ, ПО ОБРАЗУ ВСЕСИЛЬНОГО СОТВОРИЛ ЕГО, МУЖЧИНУ И ЖЕНЩИНУ СОТВОРИЛ ИХ".

Люди как Бог? Мы как Бог. Мы – Боги?

Гулкий голос через мегафон вещал над плацем: "Сейчас вы получите из рук командиров оружие и произнесете клятву на верность вашей стране".

А религиозные евреи стояли в стороне. Они не участвовали в церемонии. Оружие – грех. Для них государство Израиль не высший авторитет. Еще одни кусочек головоломки в картине мира ложиться на сукно.

Неужели, достаточно бездумно повторять ежедневно молитву, чтобы стать лучше, мудрее, выше? Бог дал евреям десять заповедей. Их подлинность несомненна – они просты и совершенны, как и весь мир. Но рулон пояснений и инструкций? Я не верю в талмуд. Верить в него – значит верить что Бог – идиот. Сначала он дает людям свободу воли, а потом загоняет их в лабиринт заборов.

Верить в Бога в душе и читать молитвы – разные вещи, а бездумно, механически следовать книгам, значит уподобляться остальным миллионам видов живых существ, не способным переступить свой генетический код. Рабам. Слишком часто иудаизм становиться механическим.

Я часто вижу ортодоксальные семьи. Нельзя сказать, что они не счастливы, наоборот. Они живут в эйфории от того, что все сделано "правильно". Они глубоко и старательно изучают религию.

Но, мне больше импонируют поселенцы. Веселые и добродушные люди с оружием, пожертвовавшие покоем и достатком ради внутренней необходимости следовать своему пути. Они не настолько зациклены и они тоже евреи.

А люди, принявшие гиюр?

Есть разные градации «быть евреем»? Почему нет простого и однозначного?

Видимо всё как всегда – каждый должен решать за себя. И нет спасения, и никто не скажет тебе что делать. А если скажет, значит ты не того слушаешь.

Заповеди полны глубокого смысла. Но разобраться с ним нужно без подсказок, собственной душой. Пока человек не поставит себя на один уровень с Богом, он не станет ему равен.

Я ощущаю себя не «еврейкой». Евреи – это только слово. Я чувствую связь с тем, кто создал этот мир, вот то, что я хочу объяснить.

***

База спецназа закрытая, но девчонки не остаются здесь на ночь.

Купила себе мотороллер и езжу каждый день на нем.

Ветер. Море кажется ближе, если ехать быстро.

***

…Америка теснит Россию в роли мировой энергетической сверхдержавы благодаря сланцевой революции. Добыча нефти в США уже превысила импорт. Одна беда: сланцевые энергоносители – затея дорогостоящая. Чтобы дело стоило свеч, цена нефти на мировом рынке, по расчетам экспертов, должна быть в районе 100 долларов за баррель, а лучше выше. Черное золото на одних лишь слухах о скором ударе по Сирии подорожало примерно до 110 долларов за «бочку». Экономисты ждут роста цен до 120 долларов, а некоторые и выше 150 долларов. Война, несомненно, поддержит экономический рост США…

ГЛАВА 7. ГДЕ-ТО ДАЛЕКО ОТ ВАС

~ СЛУШАЮ НА ПЛЕЕРЕ: КАНЦЛЕР ГИ – ЗЕМЛЯ СВЯТАЯ

После второй мировой войны, стремясь скрыть следы своей причастности к убийству шести миллионов евреев в холокосте и поскорее забыть неприятные факты, европейские государства проголосовали за создание еврейского национального очага в Палестине (географическая область от Египта до Сирии).

С объявлением независимости государства Израиль, жившие там арабы спешно бежали, ведомые страхом, что евреи сделают с ними то, что арабы сделали бы при первой возможности. Начатая арабскими странами война на уничтожение Израиля в 1948 году усилила поток беженцев. Эти люди нашли убежище в окружающих Израиль арабских странах. Однако эти государства не сделали ничего, чтобы ассимилировать и пристроит беженцев, братьев по крови и религии. Более того, было сделано всё, чтобы эти люди жили в нечеловеческих условиях, специально поддерживая их в подвешенном состоянии. Они стали оружием борьбы против еврейского государства.

В шестидесятых КГБ СССР под руководством Юрия Андропова начал реализовывать оригинальную военную программу. Для этой цели разрозненные и неорганизованные потомки беженцев из Палестины были организованы в "палестинский народ". Народу требовался лидер. Им стал Ясир Арафат, глава террористической организации ООП, убившей множество людей. Арафат родился в Египте, в Каире и никакого отношения к мифическому "палестинскому народу" не имел. Однако это легко исправили уничтожив и подделав документы. Народу попытались придумать историю и культуру. Из этого ничего не вышло, что, впрочем, никого не смутило. Так "палестинский народ" никогда не имевший государства в Палестине начал борьбу за освобождение "своей земли". И то, что евреи жили здесь более 4000 лет со времен исхода из Египта, задолго до рождения первого араба, тоже не приняли во внимание. Так началась бесконечная изматывающая народ Израиля война, продолжающаяся до сих пор.

На границе 21 века еврейские лидеры, уставшие от бесконечного кошмара, согласились на создание "Палестинского государства" на территории Иудеи (само понятие "иудеи" идет от этого названия) и Самарии. Это предложение было отвергнуто. Тех, кто вдохновлял эту войну интересовал один результат – полное уничтожение Израиля без всяких компромиссов.

***

~ СЛУШАЮ НА ПЛЕЕРЕ: TAKU IWASAKI – SOUND OF SNOW FALLING

Ритмично урчит двигатель. Больно подскакивать на колдобинах – джип тяжелый, бронированный.

Я крепче сжимаю автомат. Он с оптикой и в машине не удобный. Все время цепляется.

Подростки за окном смеются и кричат что-то обидное. Бросают мусор в зарешеченные окна. В каске и бронежилете в душной, пропахшей соляркой машине невыносимая жара.

Улицы. Дома, хоть и не высокие, но неприятно нависают над головой. Улочки слишком узкие. Поворачиваем направо и въезжаем между заборами.

БАЦ – и машина проседает на передних колесах. Лобовое стекло рассыпается стеклянной пылью мне на колени. Защитная решетка прогибается внутрь под весом… ХОЛОДИЛЬНИКА!!!

А в голове: «Вот сейчас, прямо сейчас меня убьют. И я даже ничего не успею им сказать».

Всплывает: «ШМА ИСРАЭЛЬ АДОНАЙ ЭЛОhЕЙНУ АДОНАЙ ЭХАД…»

Водила заполняет эфир отборным русско-иврито-арабским языком.

Сзади в нас упирается второй джип, закрывая нам путь к отступлению. Офицер специальными терминами приказывает водителю другой машины сдать назад. Просит, если можно, поторопиться. В том же духе водитель сообщает офицеру, что он уже занимается этим вопросом.

Пока они объясняются, я толкаю дверь и выскакиваю между машиной и стеной, на ходу загоняя патрон в ствол. Противника не вижу и смещаюсь за машину. Она дергается и медленно сдает назад (с холодильником на капоте). Прикрываясь открытыми дверьми, отходим. В нас, слава Богу, не стреляют. Амен.

Потихоньку выбираемся из прохода – занимаем оборону, пока Борис с Аламе пытаются сбросить бытовой прибор и освободить обзор.

– Во, бля! Утюгами кидали, баранов сбрасывали, но холодильник – это ****ец!– Боря оценивает ситуацию.

– Что делаем командир?

Офицер не задумывается.

– Туда мы не полезем. Все равно не найдем там ничего. Но поучить этих обезьян надо.

Немного позже я толкаю плечом дверь на крышу трехэтажного домика и откидываю люк. Осторожно высунув автомат, приподнимаюсь. Никого. Аламе толкает меня снизу – торопит. Выбираемся на крышу. Прижимаемся спинами. Отсюда прекрасный вид на окружающий нас район. Крыши покрыты цилиндрами баков для нагревания воды, как лесом толстенных деревьев. Снимаю предохранитель и беру в прицел ближайшую «рощу» на соседней крыше.

Через двадцать минут во всем районе не остается ни одного целого бака. Чтобы ****и впредь не шалили.

***

Близкая зима.

Иногда ночью идет дождик и песок по утрам влажный.

На базе кошка родила котят. Они бегают стайкой за мной и путаются под ногами. Они все разные. Они живые. Они живут больше и глубже, чем мы. Им не надо думать о карме, они могут просто жить.

Я скучаю по снегу.

***

Палестинские заключенные получают в тюрьме высшее образование за счет Израиля. Их отлично кормят, у них есть врачи. Одного пленного израильтянина правительство меняет на 1000 убийц с кровью на руках. Евреи любят своих детей. Палестинцы прикрываются своими детьми. Израильтяне закрывают их собой. Вот и вся разница между нами и ими.

~ СЛУШАЮ НА ПЛЕЕРЕ: IF EVERYONE CARED – NICKELBACK

Если бы все заботились, и никто не кричал.

Если бы все любили, и никто не лгал.

Если все разделят и спесь уйдет,

Пришел бы день, когда никто не умрет.

– Сложить оружие, поднять руки и выйти из дома! – Офицер, в который раз, орет в мегафон по направлению к блокированному зданию. В ответ раздается очередь.

Все это мы не видим, но хорошо слышим. Мы в оцеплении на другой стороне здания. Караулим животное. Вообще-то, тех, кто сдается добровольно, даже не бьют. За это у солдат будут большие неприятности, чтобы об этом не думали всяческие «миротворцы». Но уж если пытаются бежать – от****ят от души.

Этот вот засел на втором этаже, и бежать ему, в общем-то, некуда. Но и сдаваться не собирается. Отстреливается. Переставляю затекшие ноги, и ниже пригибаюсь ниже за машиной.

Агрессивные переговоры идут еще продолжительное время, но, в конце концов, у капитана кончается терпение. Подгоняют пехотный джип поддержки. Тяжелый пулемет открывает огонь и улицу застилает дымом. Он стелиться неровными хлопьями тумана, лениво растекаясь в горячем воздухе. Тяжелые пули пробивают здание как м-16 картонную коробку. Из задней стены только и вылетают кирпичи. Когда группа захватывает здание, в нем даже не остается трупов. Одни кровавые ошметки, размазанные по стенам.

Кто, кому и что доказал? Кто бы ни умер, мы или они, все равно мы все проиграли. Нас часто обвиняют в милитаризме. Можно подумать, израильтянам нечем заняться, кроме того, чтобы копаться в помойке и бряцать оружием? Бросив семьи, пиво, мягкие тапочки и футбол. Неужели нас никогда не оставят в покое?

Видимо, нет. Всегда найдется человек желающий потешить свое эго. Такие дают деньги на «справедливую войну» «за освобождение» «народа Палестины» от «сионистских оккупантов». И война превращается в бизнес. Очень выгодный бизнес, где простые арабы не решают ничего. Я видела, как палестинцы забивали досками двери в свои дома, чтобы не дать боевикам использовать их для обстрелов нашей территории. Ведь ответные удары израильтян хоть и избирательны, но всякой точности есть предел. Войну легко зажечь и этот огонь породит тысячи новых ожогов в будущем. И никто уже не будет разбираться, кто виноват. И чтобы все это остановить, нужно только лишь одно – чтобы каждый начал думал о другом, ну хоть чуточку.

***

Пожилой палестинец стоял рядом с нашпигованным датчиками забором. Стоял и тряс его, пока не явились солдаты.

Его могли застрелить сначала, а спрашивать, чем ему забор помешал, потом. Но он стоял и тряс. Потому, что держал в руке маленькую ручонку потерявшегося еврейского ребенка.

***

~ СЛУШАЮ НА ПЛЕЕРЕ: ARN ANDERSSON – DAWN

Чем старше ты становишься, тем ощутимо быстрее бежит время.