Михаил Строгов (сборник)

Выбор, предстоявший ему, был очень мал, так как все почти экипажи были раскуплены. Наконец ему посчастливилось найти тарантас, который он и приобрел, предварительно поторговавшись, чтобы получше походить на купца. Надя сопутствовала ему в его поисках, потому что не менее Строгова спешила с выездом.

– Мне жаль, сестрица, – сказал молодой человек, – что я не нашел для тебя экипажа поудобнее.

– Я все перенесу! – с жаром воскликнула девушка. – Если ты от меня услышишь хоть одно слово жалобы, брось меня в дороге и поезжай один!

Ни Строгов, ни его молодая спутница не везли с собой багажа: один потому, что должен был спешить, другая потому, что не имела средств. Это отсутствие сундуков и чемоданов неприятно поразило ямщика, как доказательство того, что пассажиры небогаты.

– Ну, – проворчал он довольно громко, – с этих, видно, немного получишь!

– Не беспокойся, братец, – отвечал молодой фельдъегерь, – мы заплатим по гривеннику с версты, да сверх того тебе на чай, только вези нас хорошенько.

Лицо ямщика просияло; он мигом вскочил на козлы, взмахнул кнутом, и тарантас тронулся среди облака пыли. Хотя лошади бежали дружно: коренник шел рысью, тогда как пристяжные все время скакали галопом, но тарантас так и подбрасывало из стороны в сторону на неровностях дороги. Надя несколько раз очень больно ушибалась при этих неожиданных толчках, но не произнесла ни малейшей жалобы. Ее занимала одна мысль: как бы поскорее доехать.

– Если не ошибаюсь, – сказала она, – от Перми до Екатеринбурга триста верст?

– Да, – отвечал Строгов, – и тогда мы достигнем подошвы Уральского хребта. На переезде через горы мы употребим сорок восемь часов, так как я очень спешу и нигде не могу останавливаться.

– Не бойся, – возразила девушка, – я не задержу тебя ни минуты.

– При этих условиях мы доедем до Иркутска в двадцать дней.

– Как жаль, – заметила Надя, – что теперь не зима: тогда мы доехали бы гораздо скорее, не правда ли?

– Конечно, но зато как труден переезд при сильном морозе! Мне случилось три раза ездить в Омск зимой, и холод был так силен, что я чувствовал, несмотря на доху, что совершенно коченею. Шерсть лошадей покрылась инеем, а водка в моей фляге совсем замерзла. Я перенес это путешествие только благодаря тому, что сам сибиряк и с детства привык к нашему суровому климату, но мне кажется, что ты никогда бы не доехала.

– Зачем ты ездил в Омск? – прервала его Надя.

– Навестить мать.

– Вот видишь! – заметила она. – А я спешу в Иркутск, чтобы повидаться с отцом и передать ему последние слова матери. Ничто решительно не остановит меня на этом пути.

– Ты храбрая девушка, Надя, – с чувством сказал Строгов. – Дай Бог тебе успеха!

Тарантас между тем быстро подвигался вперед. На станциях наших путников не задерживали, так как они щедро платили на чай ямщикам. Остановки были самые непродолжительные: на некоторых станциях Строгов и Надя слегка закусывали тем, что можно было достать, на других они только ожидали, пока переменят лошадей. День прошел в беспрерывной езде. Надя вздремнула, несмотря на ухабы, но спутник ее все время не смыкал глаз: он опасался, чтобы ямщик не уснул и не вывалил их, что при отвратительной дороге было более чем вероятно. На одной из станций они узнали, что впереди по той же дороге едут еще двое путешественников в простой телеге, но платят они щедро и требуют самых лучших лошадей.

Глава X. Гроза в уральских горах

Уральский хребет тянется от Ледовитого океана до Каспийского моря и составляет естественную границу между Азиатской и Европейской Россией. Нашим путешественникам предстояло переехать горы по дороге из Перми в Екатеринбург, лучшей из ведущих через хребет, так что можно было рассчитывать совершить этот проезд в продолжение ночи. На дурную дорогу они мало обращали внимания, но удушливая жара и отдаленные раскаты грома заставляли опасаться грозы.

– В котором часу мы доедем до перевала? – спросил Строгов у ямщика.

– Часу в первом ночи, – отвечал тот, – да еще кто знает, доедем ли.

– Полно, братец, трусить, ведь ты, верно, не в первый раз встречаешь грозу в горах.

– Правда, что не в первый, – возразил ямщик, – а все-таки напрасно вы, барин, поехали.

– Было бы еще хуже, если бы я остался, – коротко ответил фельдъегерь.

Ямщик понял, что возражения не помогут, и стегнул лошадей. Вдруг яркая молния прорезала тучи, и над самой головой путников раздался такой оглушительный удар грома, что лошади разом остановились. Строгов схватил за руку свою спутницу.

– Будь готова ко всему, Надя, – проговорил он, – гроза начинается.

– Я не боюсь, брат, – твердо отвечала девушка.

Соскочивший с козел ямщик схватил под уздцы лошадей, которые пятились и вставали на дыбы, так что тарантас рисковал опрокинуться в пропасть, зиявшую влево от дороги. Как ни старался несчастный ямщик, он не мог справиться с обезумевшими животными, пока Строгов сам не поспешил ему на помощь и не сдержал лошадей, благодаря своей необыкновенной силе. Вдруг они услыхали вверху какой-то шум и, подняв голову, заметили несколько громадных камней и вырванных с корнем стволов, которые медленно сползали по откосу и угрожали раздавить путешественников.

– Здесь нам нельзя оставаться, – заметил Строгов.

– Где уж тут оставаться, – воскликнул перепуганный ямщик, – того и гляди, что угодим на самое дно пропасти!

– Держи под уздцы правую пристяжку, – приказал ему фельдъегерь, – а я возьму левую!

Новый порыв урагана чуть не сшиб с ног обоих, а тарантас, несмотря на все их усилия, сдвинулся с места и непременно скатился бы в пропасть, если бы его не задержал ствол дерева, лежавший на краю дороги. Надя выглянула из тарантаса: она была бледна, но совершенно спокойна.

– Не вернуться ли нам, барин? – спросил ямщик.

– Ни под каким видом! Когда мы перевалим через вершину, мы будем защищены скалами.

– Да что тут поделаешь с лошадьми, они не идут вперед! – пробовал возразить ямщик.

– Не рассуждай и едем дальше, я должен продолжать путь, потому что этого сам царь требует! – воскликнул Строгов, в первый раз упомянув имя государя.

– Эй, голубчики, вперед! – крикнул ямщик, и лошади двинулись.

Строгов и ямщик шли по сторонам, ведя под уздцы пристяжных. Порывы ветра несколько раз сшибали их с ног и, наверное, сорвали бы с тарантаса верх, если бы он не был так крепко привязан. Подъем продолжался с лишком два часа и приближался уже к концу, как вдруг целый град камней посыпался сверху, и испуганные путешественники разглядели несколько стволов, скользящих по откосу прямо над их головами. Строгов хлестнул лошадей, но они не двинулись с места. Опасность придала ему нечеловеческую силу: он уперся руками в оглобли и сдвинул тарантас на несколько шагов назад. Огромная каменная глыба прокатилась шагах в двух вперед и едва не задела молодого человека.

– Брат! – закричала перепуганная Надя.

– Не бойся, – отвечал он, – с Божьей помощью мы проедем благополучно.

– Я не за себя боюсь, – с чувством сказала девушка, – и, видно, Бог мне помогает, что послал тебя на моем пути.

С трудом протащившись еще сажень двадцать, путешественники достигли места, где скалы образовали углубление, защищенное от порывов ветра. Тут экипаж был в сравнительной безопасности, хотя налетавший ураган по временам ударял его о скалу так сильно, что он угрожал сломаться. Строгов посоветовал Наде выйти и укрыться от непогоды в углублении скалы, представлявшем род пещеры. В это время полил сильнейший дождь и продолжать дорогу стало немыслимо.

– Буря так сильна, – сказал он своей молодой спутнице, – что, верно, не будет продолжительна. Часа в три станет светать, и нам легче будет спускаться.

Надя не успела ответить; раздался оглушительный удар, в воздухе распространился удушливый запах серы, и молния ударила прямо в сосну, стоявшую шагах в двадцати от тарантаса. Огромное дерево вспыхнуло, как лучина. Ямщик, оглушенный ударом, упал на землю, но, к счастью, остался невредим. Раскаты грома начали постепенно стихать, как вдруг Надя схватила своего спутника за руку и с испугом прошептала:

– Брат, я слышу крики! Кто-то зовет на помощь!

Глава XI. Путники в беде

Через несколько минут они явственно услыхали крики, доносившиеся с дороги, невдалеке от того места, где приютился тарантас.

– Наверное, это путешественники, с которыми случилось какое-нибудь несчастье! – воскликнула Надя.

– Нам дай Бог из своей беды выпутаться: на нас пусть они не рассчитывают! – заметил ямщик.

– Отчего же нет! – возразил Строгов. – Я пойду посмотреть, нельзя ли им помочь.

– И я с тобой, – сказала Надя.

– Нет, сестрица, лучше останься здесь и не отходи от тарантаса.

– Будь спокоен, – отвечала девушка.

– Напрасно ваш братец туда пошел, барышня, – заметил Наде ямщик, когда Строгов исчез за поворотом дороги.

– Нет, он прав, может быть, нам удастся им помочь, – отвечала она спокойно.

Молодой фельдъегерь быстро шел вперед. Он от души желал принести пользу пострадавшим путникам, а в то же время его интересовало, кто это рискнул в такую непогоду предпринять путешествие по горам. Дождь прекратился, но ветер завывал по-прежнему. Порывы его были так сильны, что нашему герою стоило большого труда удержаться на ногах. Выступы скал мешали ему видеть тех, кто взывал о помощи, но, по-видимому, они были близко, потому что до его слуха скоро донесся следующий разговор:

– Держи их, держи! И что у вас за экипажи! Пускаться в дорогу с такой рухлядью. Да за это на тебя стоит подать жалобу, мерзавец!

Путешественник, выражавший таким образом свое негодование, был неожиданно прерван громким хохотом своего спутника, который, покатываясь со смеху, проговорил:

– Нет, как хотите, а это уж чересчур комично!

– Не понимаю, чему тут смеяться, – проворчал первый голос.

– Да посудите сами, милейший, – отвечал второй, – что же нам больше остается делать! Я уверен, что нигде в мире с нами не случилось бы подобной истории!

– Уж конечно, не в Англии; за это я могу поручиться, – сердито возразил первый голос.

В эту минуту Строгов, миновав последний поворот дороги, очутился шагах в двадцати от говоривших. При свете молнии он разглядел заднюю часть телеги, глубоко завязшую в грязи, и сидящих в этом оригинальном экипаже двух мужчин, в которых тотчас же узнал ехавших с ним на пароходе иностранных корреспондентов.

– Ах как это кстати! – воскликнул при его появлении француз. – Здравствуйте, и позвольте представить вам моего коллегу и в то же время соперника, господина Блаунта.

Англичанин чопорно поклонился и хотел в свою очередь представить своего товарища Альсида Жоливе, когда Строгов прервал его словами:

– Это излишне, господа, мы уже знакомы, так как ехали по Волге вместе.

– Ах да, – тотчас припомнил француз. – Позвольте узнать, с кем имею удовольствие?..

– Иркутский купец Николай Корпанов, – был ответ. – Расскажите же мне, что такое с вами случилось и почему один из вас негодует, а другой смеется?

– Посудите сами, господин Корпанов, – затараторил Жоливе, – у нашей телеги соскочил шкворень, лошади ускакали вместе с передними колесами, ямщик побежал догонять их, но еще неизвестно, удастся ли их настичь, а задний ход увяз в грязи и мы с ним. Неужели это не смешно?

– Вовсе не смешно, – возразил Блаунт. – Как, по-вашему, мы будем продолжать путь?

– Ничего нет проще, – заметил веселый француз, – вас мы запряжем вместо лошади, а я возьму вожжи и буду вас понукать, как истый ямщик. Посмотрим, как вы тогда побежите.

– Послушайте, господин Жоливе, – перебил рассерженный англичанин, – такие шутки не в моем вкусе.

– Ну-ну, успокойтесь, коллега. Когда вы устанете, я вас сменю, и тогда вы можете не только давать мне бранные эпитеты, но в случае надобности и стегать кнутом.

Слушая этот диалог, Строгов не мог удержаться от улыбки.

– Господа, – сказал он, – я могу вам предложить более удобный способ: мой экипаж стоит недалеко отсюда, у ямщика найдутся запасные колеса, ось он вам также устроит, я вам дам одну из моих лошадей, которую можно будет запрячь в вашу телегу, и я надеюсь, что завтра мы все в одно время приедем в Екатеринбург. К сожалению, я не могу вам предложить сесть в мой тарантас: а нем только два места, а со мною едет моя сестра.

– Мы просто не знаем, как вас благодарить за вашу любезность, – сказал Жоливе.

Англичанин также пробормотал что-то в знак благодарности. Строгов предложил обоим журналистам следовать за ним и оставить свою телегу до возвращения ямщика, который, как и следовало ожидать, явился без лошадей. Дорогой Жоливе без умолку болтал.

– Вы оказали нам большую услугу, господин Корпанов, – сказал он. – Будьте уверены, что при случае мы постараемся отплатить вам тем же, если нам придется еще раз встретиться в степях Туркестана.

Не желая показать, что он скрывает цель своего путешествия, Строгов сообщил корреспондентам, что едет в Омск, и, в свою очередь, спросил их, неужели они отважатся проникнуть в ту область, которая охвачена мятежом.

– Признаться, нам было интересно попасть туда, где можно узнать свежие новости, – заметил француз, – но куда мы затем направимся, мы еще сами не решили, вероятно, в Ишим.

– В таком случае, господа, мы можем до Ишима ехать вместе, – предложил фельдъегерь.

Он предпочел бы продолжать путь один, но явное желание отделаться от попутчиков могло показаться подозрительным. «К тому же, – думал он, – они, верно, остановятся в Ишиме, и тогда я от них избавлюсь». Разговор зашел о татарском нашествии.

– Я слышал в Перми, – сказал француз, – что Феофар-Хан с своими полчищами занял Семипалатинскую область и спускается вниз по Иртышу, а потому спешите, чтобы попасть в Омск раньше него. Говорят еще, что Огареву удалось перейти границу, переодевшись цыганом, и что он направил свой путь из Казани на Екатеринбург.

– Как, вы это знали? – воскликнул задетый за живое Блаунт.

– Да, – отвечал Жоливе, – и я поспешил сообщить эту новость моей кузине.

– Как видно, вы не теряли времени в Казани.

– Конечно, нет, – засмеялся француз, – пока наш пароход запасался топливом, я запасался новостями.

На эти препирательства журналистов Строгов не обращал внимания, так его поразили слова француза, что Огарев был наряжен цыганом; он тотчас припомнил свою встречу со старым бродягой в Нижнем, свое путешествие по Волге и высадку табора в Казани. Вдруг невдалеке раздался выстрел. Все трое бросились к тому месту, откуда он донесся. Загоревшаяся от молнии сосна ярко освещала углубление в скалах, где Надя осталась дожидаться своего названого брата, но не успели Строгов и оба корреспондента подойти поближе, как раздался вторичный выстрел. Строгов бросился вперед и увидел прямо перед собою огромного медведя. Очевидно, непогода заставила животное укрыться именно там, где был спрятан тарантас. Обе пристяжные вырвались из рук ямщика, который бросился за ними, а экипаж остался без присмотра. Надя при виде опасности не потеряла голову; она подбежала к тарантасу, схватила один из заряженных револьверов Строгова и выстрелила в медведя в упор. Животное, слегка раненное в плечо, направилось прямо к девушке; еще минута – и она погибла бы; но даже в это мгновение мужество ей не изменило, и она выстрелила в медведя вторично. В ту же минуту подоспел Строгов; он выхватил охотничий нож и одним ловким ударом уложил медведя на месте.

– Сестра, ты не ранена? – был первый вопрос, с которым фельдъегерь обратился к молодой девушке.

Она поспешила его успокоить. В это время оба журналиста, бывшие свидетелями ловкого удара Строгова, подошли и почтительно поклонились Наде.

– Однако, господин Корпанов, – заметил Жоливе, – для простого купца вы очень недурно владеете оружием!

– Такова уж сибирская жизнь, господа, – отвечал фельдъегерь, – здесь всему научишься!

Разговор был прерван появлением ямщика, которому удалось поймать и привести обеих пристяжных. Пока он запрягал, француз шепнул своему коллеге:

– Сестра, как видно, под пару братцу, оба они не из робкого десятка.

Глава XII. Вызов

Екатеринбург представляет весьма значительный промышленный центр, где сосредоточено управление заводами всего Уральского края. Население его довольно многолюдно, а в то время, о котором мы повествуем, оно еще увеличилось, так как город был переполнен беглецами из Туркестана и киргизских степей. Отсюда дорога шла на Тюмень и Ишим; сначала приходилось проезжать гористую местность, по которой проходят отроги Уральского хребта, далее тянутся на сто семьдесят верст, до самого Красноярска, бесконечные степи. Строгов предупредил своих спутников, что не будет нигде останавливаться, так как они с сестрой спешат в Омск, где находится их мать. Корреспонденты ответили, что также не желают мешкать. Жоливе скоро подыскал для себя и своего товарища хороший тарантас, и ровно в полдень оба экипажа выехали из Екатеринбурга.

Надя осматривалась по сторонам с любопытством и сильным волнением: наконец-то она в Сибири, в той стране, где отец ее осужден жить вдали от родных мест! Несмотря на поглощавшую ее мысль о свидании с отцом, Надя зачастую думала о своем спутнике. Она припоминала все подробности своей встречи со Строговым – этой встречи, которая оказалась для нее такой счастливой. Она благодарила Бога за то, что Он послал ей спутника, к которому она сразу почувствовала такое доверие, как если бы он действительно был ее братом. Молодая девушка чувствовала, что с ним ей не страшны никакие препятствия, и твердо верила, что теперь ей удастся достигнуть заветной цели. Строгов, в свою очередь, размышлял о своем неожиданном приключении. Он тоже был благодарен Провидению, которое дало ему возможность встретить Надю: взяв ее под свое покровительство, он мог сам избегнуть подозрений и в то же время сделать доброе дело. Мысль о том, что теперь он достиг Сибири, сильно озабочивала молодого фельдъегеря: здесь он подвергался гораздо большим опасностям, чем в Европейской России, особенно если слух о том, что Огарев перебрался через границу, оказывался верным. Откройся только, что он царский курьер, – и успех возложенного на него поручения погиб, а вместе с тем и он сам.

Если Строгов и Надя были погружены каждый в свои мысли, то и в другом тарантасе разговор нельзя было назвать оживленным. Каждый из корреспондентов делал краткие заметки о своем путешествии, которое было весьма однообразно.

Местность, по которой проезжали наши путники, была пустынна: многие селения были покинуты жителями, спешившими перебраться со своими стадами и прочим имуществом в более безопасные места. Некоторые киргизские племена, которые не принимали участия в восстании, тоже перенесли свои кибитки за Иртыш и за Обь. Во всех городах, через которые Строгову и его спутникам приходилось проезжать, почтовое и телеграфное сообщение производилось еще без помехи; это обстоятельство было очень по душе обоим журналистам, которые спешили передавать куда нужно полученные ими сведения.

Строгов был очень доволен, что путешествие его совершается без препятствий; он надеялся, что при таких благоприятных условиях ему удастся скоро доехать до Иркутска. 22 июля к ночи наши герои прибыли в Тюмень. Этот город, известный своими литейным и колокольным заводами, представлял тогда необычайное оживление, и тут вновь прибывшие узнали много интересных новостей: говорили, между прочим, что войска Феофар-Хана подошли к Ишиму и что к нему скоро примкнет, если не примкнул уже, Иван Огарев. Войска были вызваны из Европейской России, но за дальностью расстояния не успели прибыть, только казацкие полки Тобольской губернии рассчитывали дойти до Тюмени и пересечь Тобол на пароме. Благодаря спокойному течению, эта переправа, далеко не единственная на всем пути, совершилась благополучно. На другой день к вечеру, верст за тридцать не доезжая Ишима, Строгов настиг чей-то экипаж. У него тотчас блеснула мысль, что необходимо обогнать эту тройку, иначе они могут не достать лошадей на почтовой станции. Когда он поравнялся с чужим тарантасом, оттуда выглянула чья-то голова и послышался голос:

– Стой!

Но никто из наших героев не обратил внимания на этот возглас, и лошади продолжали бежать вперегонку. Через несколько минут измученная тройка незнакомого путешественника начала отставать и скоро осталась далеко позади. Часов в восемь вечера Строгов с Надей и оба корреспондента прибыли в Ишим и остановились у почтовой станции. Сведения, которые ожидали здесь наших путников, были самые неутешительные: бухарцы подошли уже к городу, вследствие чего власти перебрались в Тобольск. Строгов немедленно спросил лошадей, что, не перегони он тарантаса, ему не на чем было бы ехать, так как в распоряжении смотрителя оставалась всего одна тройка. Пока запрягали, фельдъегерь попрощался с обоими журналистами, которые решили остановиться в Ишиме. Они дружески пожали руку своему спутнику, который так любезно помог им выпутаться из беды, и выразили надежду встретиться с ним в Омске. В эту минуту дверь отворилась, и на пороге показался тот самый незнакомец, которого они перегнали. На вид ему было лет сорок; он был высокого роста, крепко сложен и имел военную выправку. На боку у него была кавалерийская шашка, а в руках хлыст.

– Лошадей! – проговорил он отрывисто и повелительно.

– Свободных лошадей не осталось, – заметил смотритель.

– Откуда же взялись те, что запряжены в тарантас?

– Их уже взял вот тот господин, – отвечал смотритель, указывая на Строгова.

– Вздор! – закричал незнакомец. – Отпрягайте их! Живо! Мне некогда дожидаться.

– Мне тоже некогда, – спокойно произнес фельдъегерь.

Надя, которую эта сцена очень взволновала, подошла к брату.

– Что же, вы не слышите? – продолжал путешественник, обращаясь к смотрителю. – Отпрягите лошадей и давайте их мне.

– Лошади останутся при том экипаже, в который запряжены, – сказал Строгов.

Он сдерживался, чтобы не вызвать неприятностей, которые могли затормозить отъезд. Незнакомец подошел к нему вплотную и грубым тоном проговорил:

– Так вот как! Вы отказываетесь уступить мне лошадей?

– Да, отказываюсь, – был ответ.

– Хорошо! – воскликнул незнакомец. – Если так, то они достанутся тому из нас, кто будет в состоянии ехать дальше. Защищайтесь! – И с этими словами он обнажил шашку.

– Я драться не буду, – спокойно отвечал Строгов и скрестил руки на груди.

– Что? – воскликнул путешественник. – Вы не будете драться! Даже после этого?

И прежде чем его успели остановить, хлыст свистнул в воздухе и опустился на плечо Строгова. При этом оскорблении молодой человек побледнел как полотно и кулаки его судорожно сжались; он готов был убить на месте дерзкого незнакомца, но в голове его тотчас блеснула мысль о том, что, если он согласится драться на дуэли, это будет задержка, и тогда возложенное на него поручение останется неисполненным. Он сделал над собой страшное усилие и сдержался.

– Трус! – проговорил с презрением незнакомец и, повернувшись к нему спиной, скомандовал: – Живо, подавайте лошадей!

Он вышел на крыльцо, а за ним последовал смотритель, который бросил на Строгова неодобрительный взгляд.

На обоих корреспондентов его поведение тоже произвело впечатление, говорившее далеко не в его пользу; они холодно раскланялись с ним издали и поспешили уйти. Через несколько минут раздался топот лошадей и стук колес удалявшегося тарантаса.

Надя и Строгов остались вдвоем. Молодой человек, казалось, окаменел со сложенными на груди руками, но лицо его выражало страдание. При одном взгляде на это мужественное лицо. Надя поняла, что должны быть важные причины, которые заставили его оставить безнаказанным тяжкое оскорбление. Она взяла его за руку и ласковым, почти материнским движением отерла слезы, выступившие на его глазах.

Глава XIII. Долг превыше всего

Лошадей можно было достать только на следующее утро, и молодым людям поневоле пришлось переночевать на почтовой станции. Строгов всю ночь не смыкал глаз. Его преследовал образ оскорбившего его незнакомца, и он решил во что бы то ни стало узнать, кто этот человек, откуда и куда он едет. Он попробовал справиться у смотрителя, но тот ничего не мог ему сказать, и в его ответах явно сквозило пренебрежение.

На другой день утром лошади были поданы, и наши герои покинули Ишим, о котором оба сохранили тяжелое воспоминание. В течение дня им пришлось переправиться через реку Ишим, один из главных притоков Иртыша. Течение было довольно быстрое, что делало переправу на пароме гораздо затруднительнее, чем когда переезжали Тобол. От перевозчиков они узнали, что передовые отряды Феофар-Хана уже появились в южной части Тобольской губернии и между ними и русскими полками, вызванными сюда, произошло несколько стычек, которые окончились победой бухарцев. Неприятель убивал, жег и грабил все на своем пути, и местные жители, испуганные его приближением, обратились в бегство. Услыхав эти новости, Строгов стал бояться, что ему не удастся проехать через степи. В том самом месте, где они переправились через Ишим, кончилась цепь пограничных сибирских крепостей. Многие из них были уже сожжены бухарцами. Переправившись через реку, путешественники продолжали путь по той же безлюдной местности. Строгов ничего не говорил, но Надя понимала, что ему тяжело, что он думает о матери, которая жила в Омске, и обратилась к нему с вопросом, получал ли он о ней известия.