Малиновский

…Когда уже после Гражданской войны речь зашла о дальнейшей учёбе, он попросил командира дать ему рекомендацию в Военно-медицинскую академию, но получил безоговорочный отказ: “Нечего тебе там делать! Ты прирождённый командир!” Так что, если бы папа стал врачом, это было бы и объяснимо, и естественно, и даже достижимо, а вот литература – terra incognita – всегда оставалась для него неисполнимой мечтой, журавлём в небе…

Но призвание всё же напоминало о себе – иначе не штудировал бы молодой командир батальона выпущенные ленинградской “Красной газетой” пособия из серии “Что надо знать начинающему писателю”: Выпуск первый. “Выбор и сочетание слов” и Выпуск второй. “Построение рассказов и стихов”. Как ни странно, эти две книжицы с вопросительными и восклицательными знаками на полях NB и заметками на полях сохранились».

После Второй мировой, несмотря на громадную служебную нагрузку, написал он объёмистую первую часть романа «Солдаты Отечества».

Как вспоминал Родион Яковлевич, в детстве на него произвел сильное впечатление «Всеобщий русский календарь», посвящённый столетию Отечественной войны 1812 года. «Я читал и перечитывал эту драгоценную книжечку и мечтами переносился на окутанное пороховым дымом поле Бородина. Может быть, эта книжечка подсказала мне, где проходит главный путь моей жизни».

Когда началась война с Германией, он в патриотическом порыве побежал записываться добровольцем. В воинском присутствии ему сказали, что берут с восемнадцати, а он ещё сопляк. Такое отношение к себе Родион терпеть не желал. Надо было доказать – прежде всего самому себе, – что он настоящий мужчина.

…Надо оговориться. Многие сведения о его жизни до возвращения из Франции в Россию в 1919 году взяты из романа «Солдаты России». Несмотря на то что это художественное произведение, в нём основные события жизни Родиона Малиновского изложены с документальной точностью (проверено по его автобиографии), хотя и от лица главного героя Ивана Гринько. Приём оправданный: в мемуарах неловко писать о своих подвигах (а они были) и переживаниях.

Итак, он пошёл на Одесскую-товарную, откуда уходили на фронт эшелоны. Шла погрузка 256-го пехотного Елисаветградского полка. Грузили повозки, лошадей, фураж, кухни и людей. Солдаты казались Родиону людьми добрыми и мужественными; хотелось быть таким же. Он безуспешно попросил их взять его с собой. Но и это его не остановило. Он присмотрел пустой вагон, и когда поезд тронулся, забрался в него.

На остановке вагон заполнили солдаты пулемётного взвода. Обнаружив «зайца», они после расспросов решили взять его с собой и просить начальство оставить подростка в воинской части. Солдатам понравился крепкий, смышлёный, грамотный паренёк. С разрешения начальства его зачислили во 2-й пулемётный взвод подносчиком патронов под ответственность взводного старшего унтер-офицера. Этот сильный и добрый человек, по сути, заменил ему отца.

Первое боевое крещение Родиону Малиновскому довелось испытать ещё до выхода на передовые позиции. На привале полк обстреляла немецкая дальнобойная артиллерия. Были убитые и раненые, началась паника. Война оказалась не такой, как писали в патриотической печати. Но Родион Малиновский это понял ещё раньше.

Утром 14 сентября 1914 года в Восточной Пруссии полк, в котором он служил, форсировал Неман под огнём немцев и выбил их с левого берега реки. Среди атакующих был и рядовой Родион Малиновский.

Первый бой, в котором он участвовал, завершился нашей победой. Затем были другие бои с немалыми потерями. Русские войска выбили немцев с левобережья Немана и оттеснили на запад. Но успехи были временными. Они сменялись поражениями и отступлением от захваченных рубежей.

Родион быстро осваивал пулемётное дело. Его перевели в наводчики.

…Война для солдата складывается из недолгих сражений, когда смерть поджидает на каждом шагу, и долгих, порой мучительно трудных, пеших переходов по осенней распутице, в зимнюю стужу или летний зной. Юный пулемётчик Малиновский испытал всё это наравне с взрослыми мужчинами. Он видел убитыми своих знакомых, но не отказался он от мучений походной жизни и смертельной опасности в боях.

У него была возможность, сославшись на допризывный возраст, вовсе отказаться от армейской службы или по крайней мере остаться в тылу. Он этого не сделал. Значит, не струсил, выдержал тяжелейшие испытания души и тела, прочувствовал, что такое боевое братство. Армейский коллектив стал для него родной семьёй, которой он был лишён в мирной жизни.

Он стал отличным пулемётчиком. Для пехоты пулемётные команды были важнейшим подспорьем, в первую очередь при отражении атак неприятеля.

С начала 1915 года немцы перешли в наступление.

В бою 64-й дивизии под Сувалками (польский город) в марте 1915 года пришлось отбивать несколько атак немецкой пехоты, а затем и кавалерии. На следующий день, отступая, снова разили врага, пока не осталось патронов. Был серьёзно ранен командир пулемёта, где наводчиком был Родион. Вовремя на помощь подоспел новый пехотный полк, отбросив врага.

Их батальон после тридцативерстного броска и короткого отдыха вступил в бой. Теперь Родион Малиновский был наводчиком пулемёта, опытным солдатом. Он умел выбрать и обустроить боевую точку.

После артиллерийской подготовки немцы пошли в атаку. Родион не терял хладнокровия, действуя так, как в подобной ситуации поступал отличный пулемётчик, которого он заменил. Патронов не так много; нужно поближе подпустить немцев, чтобы бить наверняка.

До немцев осталось не более трехсот шагов. Родион точно навел пулемет и застрочил ровно, скосив несколько человек. Передняя цепь бросилась врассыпную, но тут же немецкие пулемёты открыли огонь по высоте, где стоял пулемёт Малиновского. Его помощника ранило, и он пополз назад. Родиона спасал щит, о который с треском ударялись пули.

Удалось отбить ещё одну немецкую атаку на стоявшую невдалеке артиллерийскую батарею. Родион разил врагов точными короткими очередями. Немцы отступили. У Родиона кончились патроны. Повернувшись к подносчику, он увидел, что тот тяжело ранен.

На высоту выбежали стрелки 8-й роты и открыли ружейный огонь. По просьбе Малиновского ему доставили шесть коробок с патронными лентами.

К командиру роты подбежал посыльный от артиллеристов: командир батареи просил сообщить, чей пулемет ведет огонь и кто наводчик. Прапорщик сказал: «Третий пулемёт пулемётной команды 256-го Елисаветградского полка, наводчик Родион Малиновский». Посыльный записал и побежал обратно на батарею.

Тем временем началось наше наступление. А вечером 2-й батальон отвели в поселок – в резерв.

Родиона вызвали в штаб полка, где собралось человек тридцать изо всех рот. Приказали построиться. Вынесли знамя. Командир полка зачитал указ его императорского величества о награждении отличившихся в боях. Вызвали и Родиона Малиновского. Его наградили Георгиевским крестом четвертой степени и произвели в ефрейторы.

Во взводе встретили его радостно, поздравили с первой наградой, а командир взвода поцеловал три раза по русскому обычаю и сказал вполголоса: «Это тебя тот командир батареи, которую ты помог отстоять, к награде представил. А у нашего начальника команды ты не в милости». Ведь юный солдат отказался быть у него ординарцем.

Было ему всего 17 лет. Ему предложили пойти в школу прапорщиков. «Но юноша, – по словам маршала М.В. Захарова, – уже постигает азы политики и отказывается от этого предложения. Солдат Малиновский увидел классовую расслоённость русских войск. Почитая за честь храбро сражаться с врагом, он в то же время видел, как бесправен простой человек, которого гонит царь на жестокую бойню».

Складывается впечатление, будто Родион Малиновский уже тогда проникся революционными идеями. С этим трудно согласиться. В первые два года войны в российском обществе вообще и в действующей армии в частности такие взгляды не пользовались популярностью; за них сурово наказывали.

Традиционный уклад жизни, обычаи и нравы весьма устойчивы. Даже сознавая социальную несправедливость, обыватель склонен мириться с ней и приспосабливаться к существующим условиям. В частных конкретных случаях он может выступать против самоуправства чиновников, самодурства начальников. Но о смене существующего строя он порой и помыслить опасается.

Тем более это относится к военным коллективам, где особо строгая дисциплина и постоянный надзор над подчинёнными. Большевистская антивоенная пропаганда пресекалась на корню. Хотя, конечно же, среди солдат бывали разговоры о том, что им тут приходится проливать свою кровь и погибать, тогда как в деревнях их семьи бедствуют, а на войне наживаются мирские захребетники.

Не до революционных идей было Родиону Малиновскому. Не раз ему приходилось, как говорится, смотреть в лицо смерти, а бои сменялись тяжелейшими переходами и недолгими передышками.

Под городом Сморгонью (ныне Беларусь, а тогда Польша) он был тяжело ранен в спину и ногу. Операции прошли без наркоза.

После лечения в казанском госпитале его отправили в запасной полк, расположенный под Петроградом в Ораниенбауме, а затем в составе маршевой команды особого назначения – в Самару, где формировалась Первая Отдельная пехотная бригада, предназначенная к отправке во Францию.

Родион Малиновский был назначен во 2-й полк начальником 1-го пулемёта 1-го взвода 4-й пулемётной команды. Долгий путь через Сибирь, Маньчжурию в порт Дальний завершился в начале февраля на французском пароходе «Гималаи».

Русский экспедиционный корпус

«Через два океана вокруг Азии, через Гонконг, Сингапур, Коломбо, по Красному и Средиземному морям, – писал М. Захаров, – плыли пароходы с отборными русскими солдатами во французский порт Марсель. За поставки вооружения, за займы и долги царское правительство расплачивалось с Францией “пушечным мясом”. 43 тысячи солдат и офицеров насчитывали четыре пехотные бригады, переброшенные из России на французский и салоникский фронты».

Морское путешествие было непростым испытанием. Сначала донимал холод, почти как на железной дороге в Сибири. Потом долго мучились от морской болезни: море бурное, а в трюме душно. На подходе к Гонконгу началась жара.

В Марселе 20 апреля 1916 года их радостно встречали француженки и в меньшем количестве французы. Русские под оркестр торжественным маршем прошли по главным улицам города. Обустроились в пригородном лагере Мирабо. Оттуда вскоре их перевели ближе к фронту, в военный лагерь Майн. Там довелось Родиону увидеть позорную порку, которую офицер-хам назначил дважды георгиевскому кавалеру, до этого ударив того по лицу.

Ничего подобного во французской армии быть не могло: отношения между солдатами и офицерами там были уважительные, нормальные, человеческие. Воочию убедился молодой ефрейтор, насколько несправедливы порядки в царской армии.

В конце июня 1916 года полк, в котором служил Родион Малиновский, после утомительной строевой подготовки и двух десятков парадов был направлен на фронт.

Снова сражения с немцами, но уже во Франции.

На фронте было затишье. Родион стал изучать французский язык, обзаведясь словарём и разговорником. Помогало и общение с французами. Во время пребывания в лагере он приобрёл фотоаппарат и необходимые принадлежности для получения фотоснимков и успешно освоил ремесло фотографа.

После долгого позиционного противостояния немцы перешли в наступление. Сначала русско-французские позиции были обстреляны из миномётов и артиллерии, а затем немцы пошли в атаку. В составе небольшой группы, окопавшейся на высоте, Родион – командир пулемёта – попал в окружение. Почти сутки они отбивали немецкие атаки. Главным разящим оружием был пулемёт Малиновского.

В конце боя он был контужен, но остался в строю.

Начальник 1-й Особой русской бригады генерал Лохвицкий, получив письмо от командующего 4-й армией генерала Гуро, привёл его в приказе по бригаде:

«Во время усиленных разведывательных атак, произведенных немцами против наших линий в ночь на 19 сентября, русские солдаты проявили беспримерную храбрость. Два передовых поста 1-й Особой русской бригады были взяты в кольцо неприятелем. Тем не менее бойцы этих постов продолжали упорно сражаться и облегчили этим выполнение контратаки, вызволившей их из окружения. Ставлю в пример всем войскам армии поведение этих храбрецов».

1-я Особая пехотная бригада едва не испытала немецкую газовую атаку. К счастью, облако ядовитых газов неожиданно изменило направление (ветер переменился) и покатилось назад, на позиции немцев. Там начался переполох, усилившийся от ураганного огня французской артиллерии.

В середине октября бригаду, в которой служил Малиновский, отправили на отдых в лагерь Майи. Здесь он основательно занялся фотографией. А также переводами писем француженок к нашим солдатам и ответами на эти послания. Неплохая практика для дальнейшего освоения французского языка!

Здесь, в Майе, он получил первую французскую награду: бронзовый Крест с мечами.

В декабре бригаду вновь направили на фронт в район Слери вблизи города Реймса. Как пишет Малиновский: «И снова потянулись нудные окопные дни. А тут еще погода отвратительная: то мелкий дождик моросит; то мокрый снег добавит грязи в окопы – они шли по низине, – то вдруг мороз ударит градусов до десяти.

Частые смены и ночные перегруппировки измучили пулеметчиков. А начальство все донимало их разведывательными поисками и набегами, которые провоцировали частые артиллерийские налеты и минометные обстрелы. Потери множились. Солдаты стали роптать. Война! Кровь смешивается с грязью, трупы выбрасывают за бруствер, чтоб очистить проходы в мелких окопах и дать живым укрыться, – авось спасутся, поживут еще, надеясь на лучшие времена…

Из дому тоже вести неутешительные. Дороговизна, а заработать негде, хлеба детям достать не могут… Всюду – в Москве, Петрограде, Киеве – стоят очереди у булочных, а на полках пусто… Что-то будет? По всему чувствуется: гроза».

Во французских газетах, которые читал своим товарищам Родион Малиновский, тоже писали «о нехватке продовольствия в тылу и снарядов на фронте, об отступлениях на русско-германском фронте, особенно в Прибалтике, о бунтах и стачках в российских городах. Возмущаются французы и тем, что происходит у них в стране – как можно было положить под Верденом свыше 350 тысяч солдат!

…Французское командование, очевидно, узнав об упадочных настроениях русских солдат, сменило их, отвело в тыл и разместило биваком на постой по селеньям. Как же пулеметчики обрадовались, когда расположились в теплом коровнике!»

9 марта всю их бригаду подняли по тревоге и повели походным порядком в сторону Реймса. Опять окопная война. И тут новость: царь отрёкся! Назначено Временное правительство. Оно призывало продолжать войну до победного конца.

Другая необыкновенная новость: вышел приказ № 1, отменяющий всякие «превосходительства» и «высокоблагородия». Теперь следовало обращаться просто: «господин полковник», «господин генерал». Разрешалось выбирать солдатские комитеты в ротах, батальонах, полках и в бригаде. Выражая волю солдат, они были призваны «помогать командирам сплотить войска под знаменем свободной России». «Свободный русский солдат должен защищать свою свободную родину, твердо держа оружие в руках. Он не имеет права сложить оружие даже по приказу офицера».

Уже первые слова отречения вызывали оторопь у тех, кто сражался «за Бога, царя и Отечество»: «Божьей милостью Мы, Николай II, император всероссийский, царь Польский…» Выходит, государь лишился милости Божьей или пренебрег ею.

Ну что же, нет царя, зато, как говорят, теперь Россия свободная, демократическая. Солдаты наравне с офицерами и генералами могут высказывать свою волю, и не допускаются порка провинившихся, мордобой.

Стали избирать солдатские комитеты батальонов, полков. В пулемётной команде председателем такого комитета стал Родион Малиновский. На собрании совета бригады присутствовал генерал Лохвицкий. Он объявил, что бригада должна принять участие в наступлении: «Свобода не только дала нам права, но и наложила гражданский долг! Надо продолжать воевать, защищать свободу, иначе мы станем изменниками своего народа и посрамим себя перед памятью погибших сынов России!»

Началось обсуждение: идти бригаде в наступление или нет? В результате большинством голосов было принято решение: «Мы, сознательные воины свободной России, являясь ее верными сынами, состоящими на военной службе в 1-й Особой пехотной бригаде, принимаем на себя обязательство беспрекословно выполнять приказы командования бригады и принять участие в предстоящем наступлении».

Председатели солдатских комитетов обязаны были довести резолюцию до всех солдат рот и команд.

Бригада выдвинулась на передовую и пошла в наступление. Родион Малиновский добежал до немецких окопов, но был ранен в левую руку. Добрался до перевязочного пункта полка и потерял сознание от потери крови.

В госпитале врачи решили, что надо ампутировать руку из опасения гангрены. «Не дам руку резать!» – решительно сказал Родион, не желая становиться калекой. Уговоры врача не помогли. Его отправили в английский госпиталь. Здесь провели успешную операцию, и рука была спасена.

…Русский экспедиционный корпус продолжал действовать в составе французской армии, которая в апреле пошла в наступление. Обе русские бригады шли в первых рядах. Была поставлена задача прорвать мощную линию обороны противника и отбросить его за Рейн.

Однако немецкое командование знало о планах французов и создало глубоко эшелонированную оборону. Наступление захлебнулось. Согласно докладу представителя Временного правительства при французской армии, в эти дни, по неполным данным, потери русских убитыми, ранеными и пропавшими без вести составили 4500 человек.

…Успехи окрыляют, поражения отрезвляют. Русские солдаты осознали: нелепо умирать на чужой земле неизвестно во имя чего. На Родине грянули большие перемены, и пора бы налаживать там мирную жизнь. Так полагало большинство солдат, расположенных в военном лагере Ла-Куртин.

К ним приехал представитель Временного правительства господин Сватиков. 1-я бригада русских войск во Франции построилась на плацу. Вот как рассказал об этом событии Р.Я. Малиновский в своём романе:

«Оркестр заиграл “Марсельезу”, революционный гимн. Затем группа двинулась к середине плаца, к высокой коляске, служившей трибуной. Последовала команда “стоять вольно”.

Барин, в черном фраке, с солидным брюшком, туго обтянутым жилетом, поднялся на коляску, снял шляпу и помахал ею, приветствуя строй…

– Дорогие соотечественники, русские солдаты свободной родины! – начал свое выступление Сватиков. – Я привез вам сердечный поклон от русского народа, от Временного правительства России и его главы Александра Федоровича Керенского.

Он сделал паузу, рассчитывая, видимо, на дружное “ура”, но, не дождавшись отклика, продолжил:

– Вместе с тем, дорогие соотечественники, я должен сообщить вам, что Россия вместе со свободой получила в наследство от самодержавия совершенно расстроенное хозяйство и переживает сейчас большие трудности. Народ России голодает, а вас, как я убедился, хорошо обеспечивают. В Питере вместо хлеба едят глину, а вам дают белый хлеб!

По рядам пошел глухой гул, строй заколыхался, послышались выкрики:

– Ишь, какое брюхо на глине наел!

– Долой проповедника!

– Господа солдаты! – Сватиков понял, что допустил грубую дипломатическую ошибку. – Господа солдаты, вы меня не так поняли! Я хотел представить всю остроту тяжелого положения России и армии на фронте под неумолимыми ударами врага. Надо, дорогие соотечественники, напрячь все усилия, чтобы остановить немцев, заставить их отступить, надо довести войну до победного конца. А вы вместо того, чтобы постоять грудью за нашу мать-Россию и пойти на фронт, хотите штык в землю – и по домам.

Ряды снова зашумели и заколыхались. Ваня (напомню: прототип Родиона. – Р.Б.) чувствовал, что и его наполняет ярость. Проклятый барин, заставить бы тебя мерзнуть и мокнуть в окопах, землю брюхом утюжить и ежеминутно ждать пули в лоб! Как бы ты запел после этого, господин полномочный представитель Временного правительства! А рядом уже звучали выкрики:

– Долой буржуя! Што он там про войну болтает? Он ее, войну-то, во сне видал, на пуховой перине!

И вдруг спокойный, твердый голос спросил из первых рядов:

– Господин Сватиков, вы сторонник Временного правительства?

Тот даже руками развел, глаза воздел к небу:

– Конечно! Конечно же! Как же иначе? Это законное правительство, уполномоченное русским народом решать судьбы нашей многострадальной родины…

И опять тот же голос:

– А почему в нем одни буржуи да помещики? Не лучше ли передать всю власть Советам?

Сватиков побагровел:

– И сюда дошла большевистская пропаганда! Это позор, господа!

Договорить ему не дали.

– Буржуи Россию предали!

– И нас предали! За что воюем?!

– Тащи его с брички, пузатого!

Строй ломался, угрожающе приближаясь к оратору. Разгневанные солдаты потрясали оружием. Сватиков присел в коляску. По сигналу кого-то из гостей подкатили закрытые экипажи, и делегация торопливо укрылась в них. Экипажи тронулись, увозя представителей Временного правительства. Солдаты свистели и улюлюкали им вслед. Так окончилась эта знаменательная встреча.

Шум на плацу постепенно утих. Представители солдатских комитетов установили порядок. Последовала команда «в казармы». Оркестр заиграл марш.

Не успели солдаты отобедать, как опять команда: на общее собрание бригады – на плац к отрядному комитету.

И снова море солдат на плацу перед небольшим, в полтора этажа зданием бывшего штаба бригады. Теперь здесь сердце ла-куртинского отряда русских войск во Франции, его солдатский штаб, средоточие всех устремлений русских солдат, оставшихся в лагере. Это они свободным голосованием избрали своих вожаков. Это было необходимо – ведь единые в желании больше не воевать, солдаты не понимали, а что же им дальше делать. Казалось бы: если есть свобода, значит надо ее защищать. А как иначе? Если свободу не защитить, ее отберут, опять попадешь в кабалу, опять тебе будут бить морду, пороть розгами, грозить расстрелом. Нельзя этого допустить! Так что же делать? Неужели все-таки воевать, опять идти на смерть? А как хочется жить…

Нет, это не трусость, не страх. Жить – значит работать, а работа бывает в радость; жить – значит любить своих близких, жену, детей, помогать друзьям, жить в добром согласии со всеми. Видеть солнце, нежиться под его лучами, возделывать землю и собирать плоды своего труда. Разве это не естественное желание человека? Так почему же вся история состоит войн? Как в этом разобраться… Кто объяснит?»

Когда тысячи вооружённых людей выставляют свои требования, не желая подчиняться указаниям начальства, ситуация принимает опасный оборот. Это уже похоже на восстание. На требование сдать оружие солдаты ответили отказом.

Начались переговоры и уговоры. Бунтовщикам урезали продовольственный паёк, лишили их денежного довольствия. Во французских газетах появились провокационные заметки о бандах вооружённых русских солдат-грабителей, бродящих по деревням в окрестностях лагеря Ла-Куртин.

Но в лагере у бунтовщиков был полный порядок, вот только положение их ухудшалось постоянно. Их окружили русские и французские войска. 2-й Особой артиллерийской бригадой командовал генерал М.А. Беляев (в России после Февральской революции он был арестован и расстрелян в сентябре 1918 года).

По бунтовщикам ударила артиллерия. Несколько раз каратели атаковали лагерь, но были отбиты. Начались новые артиллерийские обстрелы. Осаждённых становилось всё меньше и меньше. Им пришлось сдаться.

Родион Малиновский в последнем бою был тяжело ранен. В госпитале узнал, что в России свергли Временное правительство, к власти пришли большевики и левые эсеры во главе с Владимиром Лениным.

Надежды на возвращение в Россию пресёк приказ военного министра Франции:

«С сего числа все русские войска, находящиеся во Франции, поступают под заботу и попечение французского правительства и обязаны беспрекословно подчиняться всем французским законам, положениям и военным уставам, а равно и всем распоряжениям военного командования. В случае неповиновения и неподчинения военным властям и командованию на местах виновные будут привлекаться к ответственности и караться по французским законам военного времени».

Подло и жестоко поступили французские «демократические» власти с воевавшими на их стороне русскими солдатами. В ответ на требование вернуть на родину, одних отправили в рабочие команды, других – на каторгу в Африку, некоторые вступили в Иностранный легион.

О том, что происходит в России, Родион Малиновский узнавал из французской газеты «Юманите», проникаясь революционными идеями. Но здесь, во Франции, он был, по сути, на положении военнопленного.

«Одно известие, как ножом, полоснуло по Ваниному сердцу, – вспоминал Родион Яковлевич. – В начале декабря 1917 года Советское правительство начало переговоры о перемирии с Германией, представлявшей всех своих союзников, и вскоре стало ясно, что России придется подписать с Германией грабительский и унизительный мир. Немцы требуют себе все оккупированные земли и главное – Украину… “Нет, ни за что! Нельзя отдавать Украину немцам!” – эта мысль не оставляла Ваню ни на минуту. “Нельзя! Невозможно!” – твердила каждая жилочка в его теле.