Хороший сын, или Происхождение видов

– Я не мог открыть дверь, поэтому не заходил.

Мама посмотрела на замок, молниеносно нажала семь цифр и решетку. В этот момент замок запищал и открылся. Она снова перевела взгляд на меня: – И в чем проблема?

– А-а-а… – я кивнул, показывая, что никакой проблемы нет. С моей мокрой головы падали капли воды. Одна капля скользнула между глаз и повисла на кончике носа. Я дунул, и капля упала. Когда я посмотрел на маму, ее взгляд был прикован к моему лбу. Точнее говоря, к маленькому шраму размером с ноготь на мизинце, будто именно в нем зарождалась вся моя ложь.

– Ты что, пил? – спросила мама. Вопрос выбил меня из колеи. По словам тети, алкоголь оказывает сильное воздействие и вызывает припадки, поэтому алкоголь в списке маминых правил был табу под номером один.

– Мало. Совсем чуть-чуть.

Я приблизил большой палец к указательному, оставив примерно сантиметр от его кончика. Взгляд матери ничуть не смягчился. По-прежнему я ощущал боль в шраме на лбу, словно по нему долбила клювом птица. В надежде исправить ситуацию я добавил:

– Всего одну кружку пива.

Мама моргнула, всем видом показывая, что не верит мне.

– Я не хотел пить, но профессор налил… – оправдывался я. Вдруг мне стало очень обидно, и я замолчал. Боже мой, мне уже двадцать пять лет, а мама упрекает меня за то, что я выпил несколько рюмок водки. Во всем виновата эта проклятая дверь. По плану я должен был тихо ее открыть и, поднимаясь к себе на второй этаж, громко крикнуть маме, что я вернулся. Если бы все пошло по плану, я бы не нарушил комендантский час, мама не вышла бы меня встречать и не узнала бы, что я выпил. В этот момент левая нога обессилела и согнулась в колене, все тело наклонилось влево.

– Ючжин! – закричала мама и взяла меня под локоть. Я кивнул головой. Все нормально. Я не пьян. Правда, всего лишь одна кружка.

– Давай поговорим внутри.

Я, конечно, хотел войти, но разговаривать мне совсем не хотелось. Я убрал руку матери со своего локтя. На этот раз подкосилась правая нога, и я полетел на маму и обнял ее за плечи. Мама резко вздохнула, ее маленькое худое тело мгновенно напряглось. Кажется, она немного удивилась моему неожиданному поведению. Такого раньше не было. Может быть, она была тронута, или ей было это странно, или что-то еще. Я обнял ее крепче. Давай не будем ни о чем говорить. Зачем напрасно языком трепать. Я же уже выпил, ничего не изменишь.

– Что с тобой?

Мама высвободилась из моих объятий, и я почувствовал, что она пытается справиться с эмоциями. Затем к ней вернулось ее обычное спокойствие. Меня это расстроило. Я опустил руки, зависшие в воздухе, и вошел в прихожую. Пока я снимал обувь, мама спросила из-за спины:

– Что-нибудь случилось?

Я, не оглядываясь, покачал головой. Затем вошел в гостиную, слегка кивнул и сказал:

– Спокойной ночи!

Может быть, она почувствовала что-то странное, поэтому не остановила меня, а просто спросила:

– Тебя проводить наверх?

Я снова покачал головой и стал неторопливо, но и не очень медленно подниматься на второй этаж. Помню, что у себя в комнате я сразу разделся и, не принимая душ, лег в кровать. Я слышал, как внизу мама вошла в свою комнату. Дверь хлопнула, и хмель как рукой сняло. Что я делал после этого? Наверно, просто лежал минут сорок в кровати, глядя в потолок. Потом меня охватила «собачья болезнь», и я выбежал через железную дверь на крыше.

Я только что проснулся, проверил свой телефон и увидел, что ночью мне звонила мама. Странно, в это время она должна была спать.

Неожиданно я вспомнил слова Хэчжина. Когда он это произнес, мне было все равно, а сейчас показалось странным. Почему ему звонила мама? Оттого что ее выбило из колеи мое необычное поведение? Или она узнала, что я убежал через крышу? Почему Хэчжину это показалось странным? А во сколько она звонила? В одиннадцать? В полночь? Если после звонка мама не спала, может быть, она слышала, когда я вернулся?

Нет. Если бы она заметила, что я вернулся, вряд ли бы оставила меня в покое. Стала бы меня расспрашивать, как в детстве, когда хотела, чтобы я в чем-то признался, и не дала бы мне спать, пока я не сказал бы всю правду. Где ты был так поздно? Когда ты ушел? Ты уже много раз убегал?.. Или, может быть, даже наказала бы меня, чего давно не случалось – заставила бы меня всю ночь стоять на коленях перед статуей Богородицы и повторять «Аве, Мария». А если бы увидела меня всего в крови, как сейчас, думаю, наказание не ограничилось бы одной молитвой. То, что я проснулся в своей комнате, подтверждало, что ночью мама меня не видела.

Я встал с кровати. Я должен был выйти из комнаты во что бы то ни стало, только тогда я что-нибудь выясню. Я аккуратно шаг за шагом двигался к двери, стараясь не наступать на кровавые следы. Добравшись до стола, я невольно остановился – за стеклянной дверью, ведущей на террасу, стоял незнакомый мужчина. Вставшие дыбом волосы, похожие на козлиные рога; красное лицо, словно с него сняли кожу; беспокойно блестевшие белки глаз. Я был шокирован увиденным и чуть не потерял сознание. Этот красный зверь – я…?

За стеклянной дверью ничего не было видно. Пришедший с моря туман стоял плотной стеной. За туманной завесой лишь тускло мерцал желтый свет фонаря под навесом, который мама установила, обустраивая садик на крыше. Наверно, я, как обычно, включил его вчера ночью, когда уходил через железную дверь на крыше, но я всегда его потом снова выключал.

Было еще кое-что необычное. Ведущая на террасу стеклянная дверь была приоткрыта. Она захлопывалась автоматически, поэтому каждый раз, выходя на крышу, я оставлял ее приоткрытой. Иначе бы пришлось заходить через другую дверь, выходившую в коридор на втором этаже. Но, когда я возвращался, я всегда ее закрывал. А сейчас все было именно так, как после моего ухода. Я бы ни при каких обстоятельствах не забыл ее закрыть, тем более в декабре. К тому же моя комната находилась на втором этаже дуплекса под самой крышей 25-этажного дома у моря. Оставлять дверь открытой и устраивать в комнате ледник не было никакого резона. Разве что, будь я мамой, которая проветривала комнату по сто раз на дню из-за менопаузы.

Было только одно разумное объяснение. Прошлой ночью я вернулся через прихожую внизу, а не через эту дверь. Об этом говорили и направление следов в комнате, и приоткрытая стеклянная дверь на террасу, и невыключенный фонарь. Почему я вошел в квартиру через входную дверь? Почему я так выгляжу? От чего комната в таком виде? Ответов пока не было.

Я посмотрел на часы на столе. На черном фоне горели три красные цифры: 5:45. Я не слышал шума воды, но можно было догадаться, что мама сейчас в ванной. Наверно, через десять минут она выйдет из своей комнаты и пойдет на кухню. За это время я должен узнать, как обстоят дела за дверью.

Я открыл дверь, вышел в коридор и повернул выключатель. Загорелся свет – кровавые следы тянулись через весь коридор к лестнице. Я бы скорее поверил в то, что в облаках плавают тропические рыбки или что на море колышутся золотые волны. Я прислонился спиной к двери и слушал шепот Оптимиста в моей голове. Это сон! Ты еще не проснулся. Этого не может быть на самом деле.

Я с трудом оторвал спину от двери, словно меня кто-то насильно тянул вперед, и пошел по следам. Когда я ступил на темную лестницу, над головой ярко загорелась сенсорная лампа. В глаза мне бросилась следующая картина: кровавые отпечатки рук на перилах, кровавые следы на ступеньках и пятна крови. Словно лунатик, я смотрел на кровавые капли и подтеки на стене вдоль лестницы, потом увидел лужу крови на лестничной площадке. Если это и правда не сон, значит, «что-то» произошло именно здесь.

Я еще раз посмотрел на свои руки – красные, словно их окунали в кровь, на свитер, штаны и носки, на которых была запекшаяся кровь. Может быть, именно в этом месте меня облили кровью? Но кто это сделал? Чем больше появлялось вопросов, тем сильнее было мое замешательство. В голове все слишком запуталось. Я не мог ни о чем думать. Ничего не слышал и не чувствовал.

Я неуклюже, словно медведь в маске человека, спускался вниз по лестнице. Пройдя лужу крови, я повернул на следующий лестничный пролет и сделал шаг вниз. Я вскрикнул – от увиденного у меня снова перехватило дыхание, как от удара камнем в лоб. Я откинул голову назад и попятился. Невольно я крепко зажмурился. В этот момент в мозгу заговорил Оптимист. Ничего не случилось. Все это не по-настоящему. Возвращайся к себе в комнату, пока не появилась мама. Ложись в кровать и поспи еще. А когда проснешься, тебя встретит самое обычное утро.

Нельзя. В спор вступил Реалист. Нельзя просто закрыть на все глаза. Надо проверить: точно ли это сон. Если нет, ты должен спуститься вниз и разузнать, что случилось и почему ты проснулся в таком виде. Если же это сон, будет не поздно вернуться в комнату и снова заснуть.

Я открыл глаза. На нижнем этаже ярко горел свет. Под перегородкой, отгораживающей кухню от лестницы, была лужа крови. В ней лежали босые ноги. Пятки упирались в пол, а пальцы были направлены к потолку, ноги лежали абсолютно параллельно друг другу. Из-за перегородки выше лодыжек ничего не было видно, будто кто-то специально отрезал ступни и положил их в этом место как произведение искусства.

Это человеческие ноги? Или ноги куклы? Или это галлюцинация? Реалист прав – нельзя ничего понять, просто глядя с лестницы. Надо спуститься и проверить. Во рту пересохло, я с трудом сглотнул и стал спускаться вниз. На нижнем пролете кровь и следы от ног были на каждой ступени. А кровь из лужи, оставленной на лестничной площадке, стекала вниз на пол гостиной. Когда я добрался до последней ступеньки, кровавые босые ноги оказались совсем близко, они были настоящими.

Пальцы с выступающими костяшками, узкий подъем, пятки, наполовину погруженные в лужу крови, на левой лодыжке браслет с подвеской в форме ладони. Кишки у меня в животе свернулись узлом, началась икота. Я хотел вернуться в свою комнату, пока не увидел то, о чем буду жалеть.

Я заставил себя сделать шаг в гостиную и с трудом повернул голову направо, в сторону прихожей. От лестницы до входа на кухню тянулась лужа крови в форме вытянутого четырехугольника. Посередине лежала женщина. Женщина с окровавленными босыми ногами, направленными к лестнице, голова ее была повернута в сторону прихожей. Женщина в белом, похожем на ночную рубашку, свободном платье. Женщина с прямыми как палки ногами, сложенными на груди руками и длинными волосами, закрывающими лицо. Женщина, походившая на галлюцинацию психа.

Еще один шаг – и вот ее икры. Шаг – и бедра, прикрытые платьем. Шаг – и я остановился на уровне ее локтей. Голова немного откинута назад, а горло перерезано от левого до правого уха. Надрез был сделан одним движением чьей-то очень сильной руки, которая острым лезвием рассекла горло полукругом в форме лезвия ятагана. Внутри рана была красной, словно оттопыренные жабры. Мне казалось, что эти жабры пульсируют, хватая воздух. Из-под распущенных волос на меня глядели черные зрачки, которые точно острыми когтями впивались мне в глаза. Они словно приказывали подойти поближе. Мое тело рефлекторно подчинилось приказу. Я согнул твердые и прямые, как строительный кран, ноги, присел на корточки рядом с женщиной и протянул руку к ее лицу. Сильно дрожа, я решительно убрал волосы с ее лица.

Ючжин!

Снова раздался голос мамы – тот же голос, который я слышал во сне. Голос, похожий на стон, затихающий в горле. У меня вновь перехватило дыхание. В голове послышался страшный громкий звук, словно столкнулись два поезда. Все расплывалось волнами в моих глазах. Спина ослабла, ноги поскользнулись в луже крови, и я, пытаясь рукой упереться в пол, потерял равновесие и рухнул.

Широко раскрытые глаза, словно у испуганной кошки, капли крови, как слезы, запекшиеся на ресницах, худые щеки, острая линия подбородка, приоткрытые губы. Это была женщина, которой принадлежал браслет для ног с подвеской в форме ладони. Женщина, которая шестнадцать лет назад на том острове потеряла мужа и старшего сына. Женщина, которая все это время жила только ради меня. Женщина, от которой я унаследовал половину своих генов. Это была моя мама.

В глазах потемнело. Голова закружилась. Я не мог пошевелиться, не мог дышать. Казалось, легкие наполнены горячим песком. Мне оставалось просто сидеть рядом с мамой и ждать, пока в моем помутившемся сознании не зажжется свет, и я смогу что-нибудь предпринять. Но, на самом деле, я хотел, чтобы все это оказалось сном – все, включая и слова Оптимиста, утверждавшего, что это сон. Я надеялся, что в голове раздастся звонок будильника и спасет меня от этого кошмара.

Время текло очень медленно. Дома было тихо, устрашающе тихо. И в этой тишине начали бить часы – пробило шесть. Через полчаса после моего пробуждения – то время, когда мама готовит мне на кухне молочный коктейль из банана, кедровых и грецких орехов, а потом поднимается в мою комнату.

Часы умолкли, но мама по-прежнему лежала у моих ног. Меня охватило темное страшное отчаяние. Это был не сон? Мама на самом деле звала меня? Может, она просила о помощи или о спасении?

Мои ноги дрожали. Внизу живота все как-то потяжелело. Я почувствовал колющую боль под пупком. Мочевой пузырь раздулся, словно пытался прорвать мою плоть. Я ощутил острое и сильное желание пописать. Такое случалось со мной в детстве каждый раз, когда я видел во сне рельсы и говорил себе, что надо встать, но не мог. Я сел на колени, сжал бедра и с силой уперся в них руками. Меня прошиб холодный пот.

#

Меня прошиб холодный пот. Мне было ужасно страшно из-за того, что я только что натворил. Одеяло, простыня – все было мокрым. Намокшая пижама прилипла к попе и спине. Шел очень сильный запах мочи. И так три ночи подряд. Когда мама узнает, она ужасно рассердится и спросит: «Ты что, младенец? Что это ты творишь?» Она, скорее всего, посадит нас с братом перед собой и начнет расспрашивать: «Вы оба должны говорить правду. Куда вы ходили позавчера после школы? Что с вами случилось?»

Мы с братом учились в первом классе одной из частных школ недалеко от района Синчхон. В то время мама работала редактором в издательстве, расположенном в том же районе за университетом, поэтому каждое утро подвозила нас до школы. После занятий мы отправлялись в изостудию возле маминой работы. Можно сказать, что эта студия была для нас чем-то вроде группы продленного дня, где мы проводили время до вечера. Она находилась недалеко от школы, но никакой транспорт туда не ходил, поэтому мы с братом всегда добирались пешком. По дороге мы покупали себе что-нибудь перекусить и брели, глазея по сторонам, часто сворачивая с маршрута. Мама всегда очень волновалась и говорила нам:

– Нельзя ходить к железной дороге. Вы должны идти по главной улице.

– Хорошо. Не беспокойся, – отвечали мы, но не слушались. Иногда, а уж если говорить начистоту, очень часто мы шли по железнодорожным путям, ведущим из Сеула в Ыйджу, наши лодыжки щекотала трава, которая росла между рельсами. Конечно, мы не просто спокойно шли, мы на ходу придумывали различные игры и состязания. Иногда мы играли в «Пугало» – поднимали руки вверх, откидывали голову назад и вслепую двигались по рельсам, глядя в небо. Или соревновались в прыжках в длину. Выигрывал тот, кто перепрыгнет большее количество шпал. Но более всего мы любили игру «Выживание». Местом ее проведения служили сами рельсы и близлежащие пустыри. Каждый раз игра заканчивалась ничьей, ведь у нас были абсолютно одинаковые, купленные нам мамой, игрушечные автоматы – совершенно бестолковые и безопасные, но громко стрекотавшие при каждом нажатии на гашетку.

Но три дня назад, когда мы отправились в школу, в наших портфелях лежали уже настоящие защитные очки и ничем не отличимые от настоящих боевых пневматические пистолеты с пульками. Папа привез их нам в подарок из командировки в Америку. Мама была недовольна, считая эти игрушки опасными, а мы безумно радовались очкам и пистолетам, которые могли выстрелить шесть раз подряд. Нам не терпелось поскорее опробовать их в деле, поэтому уроки в школе показались безумно нудными и тягучими. Мы оба думали только о железнодорожной станции Синчхон.

И мы помчались туда опрометью сразу после занятий. С портфелями за спиной мы бегали по самой железной дороге и по окрестным пустырям и стреляли друг в друга. Мы совсем забыли о маме и об изостудии, совершенно потеряв счет времени. Израсходовав все пули, мы стояли друг против друга на окраине пустыря, откуда виднелась станция Синчхон. Мы не были готовы смириться с ничьей, поэтому решили так: выиграет тот, кто первым добежит до финиша, то есть до здания вокзала.

Раз. Два. Три. Я пулей сорвался с места. Сперва я бежал впереди, но в середине дистанции брат нагнал меня, и я отстал. Когда я почти добежал до железнодорожных путей у самой станции, брат уже несся вниз по склону за железной дорогой. Издали показался поезд. Исход нашего поединка был очевиден, но я все равно еще не сдавался. Не раздумывая, я бросился к рельсам и перепрыгнул через них. В этот момент ранец подскочил на спине и сильно ударил меня по локтю, выбив пистолет из моей мокрой от пота руки. Когда я это понял, то уже приземлился на склоне за путями.

Я вскочил на ноги и обернулся. Пистолет лежал на дальнем от меня рельсе. Поезд стремительно приближался, от земли поднимался дрожащий поток теплого воздуха. Еще немного, и от моего пистолета останется мокрое место. У меня не было времени на раздумья, и я одним махом выпрыгнул на рельсы. Грузовой поезд был совсем близко, но я не мог бросить свой пистолет.

– Ючжин! – Брат что-то прокричал, но я его не услышал. Раздался гудок, я не смотрел по сторонам, мой взгляд был прикован к пистолету. Я бросился к нему. В тот момент, когда я его схватил и кубарем скатился по склону, над головой с оглушительным грохотом застучали колеса поезда и меня обдало сильным ветром. За спиной я услышал крик брата:

– Беги!

Я помчался, потому что боялся, что машинист остановит состав и поймает меня или меня увидит сотрудник вокзала и вызовет полицию. Пока я бежал, я был страшно напряжен – боялся, что кто-нибудь схватит меня сзади. Позже мы встретились с братом перед изостудией. Мои школьные штаны были порваны, лицо перепачкано грязью, а волосы топорщились в разные стороны. Учительница нас обоих умыла и зашила мне штаны. Мы, конечно, не стали рассказывать ей правду, придумали такую версию: мол, упали, бегая наперегонки на школьной спортплощадке.

Проблемы начались с той ночи. Как только я засыпал, я оказывался на пустыре рядом с железной дорогой. Все дневные события повторялись во сне. Когда я хватал пистолет, а поезд проносился мимо, я непременно чувствовал сильное давление внизу живота. Каждый раз, когда я просыпался, я лежал весь мокрый, кровать была вся описана. И так три ночи подряд. Что мне было делать?

Я не понимал, как с этим быть, но меня сильно клонило в сон. Я так хотел спать, что проблема отошла на второй план. Я снял пижаму, с которой капала моча, и бросил ее на кровать. Голым, прижимая к себе подушку, я пошел в комнату брата, тихо приподнял одеяло и залез к нему в постель. Он лежал на боку спиной ко мне, от него пахло травой, как на пустыре. В одну секунду запах мочи рассеялся, я закрыл глаза и сразу уснул. Я снова увидел тот сон, но на этот раз не описался. Наверное, оттого, что перед самым прыжком на рельсы брат остановил меня своим криком:

– Поезд! Идет поезд!

Именно с той ночи я начал спать в комнате брата. Весь год до весны следующего года, когда моего брата не стало. Рядом с ним я редко видел тот сон. Но когда он возвращался, меня защищал голос брата. Сейчас, как и тогда, мне очень хотелось лечь на кровать рядом с ним. Мне казалось, что он поможет мне преодолеть этот кошмар.

Твой старший брат давно умер. Проговорил Реалист. Ты сам должен решить эту проблему.

Оконное стекло, выходящее на веранду, примыкавшую к кухне, задребезжало от сильного порыва ветра. Звук вибрировал в ушах, в голове пульсировала кровь. Я еле-еле проглотил слюну, наполнившую мой рот. Да, точно. Брата нет в живых. Я еще раз сжал колени и сел прямо, сдерживая желание пописать. Я поднял руку и протянул ее к маминому лицу, в этот момент диафрагма напряглась, казалось, меня сейчас вырвет. Плечи тоже были так страшно напряжены, что я не мог выпрямить руку. Пальцы сильно дрожали. Все мое тело замерло. Моя рука находилась всего на расстоянии ладони от лица мамы, но это расстояние казалось огромным, его не преодолеть и за миллион лет.

Ты же не собираешься ее съесть. Рассерженно проговорил Реалист. Ты просто хочешь проверить, что она в самом деле не дышит, что ее сердце остановилось, а тело холодное. Так что протяни быстрее руку и потрогай ее.

Я несколько раз выдохнул. Приложив средний палец к носу мамы, я немного подождал. Однако не почувствовал ничего – никакого дыхания. Ее щеки, испачканные темно-бордовой кровью, были очень холодными, сухими и твердыми. Мне казалось, что я трогаю не плоть человека, а затвердевшую глину. Я опустил руку на середину маминой груди, потом потрогал ее слева и справа. Между ребрами не пробивалось сердцебиение, не чувствовалось тепло. Похоже, мама действительно умерла.

Мои плечи опустились. Меня, словно туман, густо окутала растерянность. Чего я вообще хотел? Ожидал, что мама до сих пор жива? Или просто надеялся, что это сон? Теперь все стало ясно: это не сон, а я нахожусь на месте убийства.

Что-то случилось? – голос Хэчжина донесся из глубины памяти. Что-то? Если бы я знал, что случилось нечто подобное, я бы не стал выбираться из кровати до прихода Хэчжина. Конечно, это не превратило бы нечто в ничто, но по крайней мере я бы не сидел сейчас в растерянности перед трупом мамы, не зная, что делать дальше.

Я поднял голову и сразу увидел плотно закрытую дверь в прихожую. От нее тянулся короткий коридор, выходивший в гостиную. Слева от коридора находилась комната Хэчжина c ванной напротив. Гостиную и объединенную с ней кухню разделяла стойка. Около кухни начиналась лестница на второй этаж, отгороженная перегородкой. От лестницы шел небольшой коридор, вдоль которого располагались две комнаты: мамина спальня и кабинет. В углу коридора находился шкафчик с предметами искусства, а рядом стояли небольшие напольные часы. Маятник качался туда-сюда… Привычные предметы и пространство, которые я видел сотни раз, вдруг стали для меня незнакомыми и чужими. В моей голове возникали и повторялись вопросы. Кто это сделал? Когда это произошло? Почему?

В первую очередь я начал думать о «ком-то», проникшем в наш дом. И почти на автомате в голове стали всплывать различные слухи и толки. «В последнее время в новообразованном городе Кундо участились случаи разбоя и воровства». Они имели под собой основание, с одной лишь оговоркой – их только что сочинил я.

Кундо начали заселять совсем недавно. Больше половины домов пустовало. В городе была еще слабо развита инфраструктура – магазины, общественный транспорт, социальные объекты были пока плохо обустроены. Безопасность также оставляла желать лучшего – всего один полицейский участок на первый и второй микрорайоны. Чем не рай для воров? В городе должны были действовать целые банды грабителей, проникающие за жителями в подъезды и взламывающие двери квартир. Главная их цель – пентхаусы на последнем этаже с собственной террасой на крыше. Я предположил, что прошлой ночью именно такой грабитель вломился в нашу квартиру. Воображение живо рисовало мне произошедшее.

Он проник через железную дверь на крыше. Естественно, сперва необходимо было взломать замок, думаю, это не представило для него большого труда. Тем более я несколько часов назад сам вышел через эту же дверь, оставив защелку открытой. Проникнув в квартиру, он наверняка начал обшаривать дом – мою комнату на втором этаже, комнату Хэчжина, гостиную и спальню напротив маминой комнаты. Услышав шум, мама, которая спит очень чутко даже со снотворным, наверняка проснулась. У нее прекрасная интуиция, и она сразу поняла, что это не я и не Хэчжин. Если бы в тот момент она встала с кровати, тогда…

Она открыла бы смело дверь комнаты и выглянула в гостиную? Или громко бы крикнула, входя в гостиную: «Кто там?» Или взяла бы сотовый и сразу позвонила мне? Но я ничем не мог ей помочь, так как оставил сотовый дома. Поэтому мама, возможно, позвонила Хэчжину. Таким образом, можно объяснить, почему прошлой ночью она пыталась с ним связаться.

Именно в тот момент этот «кто-то», обшарив все вокруг, входит в мамину спальню. Как мама могла повести себя? Может, притворилась спящей? Или успела спрятаться в гардеробной или в ванной? Или открыла стеклянную дверь и выскользнула на веранду? Может быть, она звала на помощь? Или побежала на кухню, чтобы взять нож и дать отпор грабителю, но он догнал ее около стойки и завязалась драка? Как бы то ни было, ясно одно – все случилось перед перегородкой, отделявшей лестницу от кухни, и случилось очень быстро – всего за несколько минут. Пусть мама была и не робкого десятка, а этот «кто-то» был слабым, как старый козел, силы были не равными.