Полная версия
Проверочное слово
Ключ от квартиры, где деньги лежат. Где лежат? В деревянной шкатулке в тумбочке под телевизором. Семейный общак. Сколько? Никто не считал. Едва ли много. Но если возьмёшь рубль-другой на мороженое, никто не заметит. Однако наша маленькая девочка знает: возьмёшь – отсохнет рука. Откуда знает? Никто ей этого не говорил. Сама как-то догадалась.
Ученице,груба и горяча,трёт ключицыцепочка от ключа.Время оно…Душа моя, держиключ от дома,в котором ни души.Родители на работе. Но куда подевалась бабушка? Ключ-то её – вот, на гвоздике. Вырываю из тетради листок, пишу красивым почерком отличницы: бабушка, ключ под ковриком, прикрепляю записку к ручке двери, кладу ключ под коврик, со спокойным сердцем иду в музыкальную школу. Теперь бабушка не пропадёт.
Ключ. В детстве он означает: обед на плите, делай уроки, прислушивайся к шагам на лестнице, вернёмся около семи. В непутёвой молодости он означает: есть, где побыть вместе подзаборным влюблённым. В молодости родители почему-то всегда дома. Приходится брать ключ у подруги. Или у друга. Или – память, ты не шутишь? – у любовника. «Прости, я тебя разлюбила и полюбила М. Ты не можешь дать мне ключ, пока ты будешь на работе?» И знаете, что самое интересное? Он дал мне ключ. Почему? Настолько меня не любил? Или настолько любил? Не знаю. Да и кто в молодости может во всём этом сладком ужасе разобраться?
Иное дело человек поживший, потерявший с дюжину ключей, сменивший с дюжину замков. Для него ключ означает: давай жить вместе. Когда я первый раз прилетела к тебе, ты уже сделал для меня копию ключа.
Путь навстречу происходит между встречами.Обучение сердечное заочно.Жёлтый ключик, разноцветным лаком меченый,ты соскучился по скважине замочной?Открывается легко: одно движение —и воздастся благоверному по вере.Ключ в замке. А мы, дрожащие, блаженные,как подростки, обнимаемся у двери.Обручальное кольцо – это кольцо, на которое я повесила твой ключ. Рядом с тем, нательным, от родного дома, и ещё одним – от дома, где меня ждёт только возлюбленная тень.
Мечтательно, как поддужный колокольчик, звенят ключи в кармане бродяги. Главное, вспомнить, каким именно открывается дверь, перед которой стоишь. Впрочем, я не заслуживаю высокий титул бродяги, как заслуживают его мои друзья Оля и Олег, адресаты стишка:
Потом решим где осесть.Вместителен белый свет,когда магнитики есть,а холодильника нет.Вещей – один чемодан.Сумка. Фотоаппарат.А много на свете стран?Всего-то двести пятьдесятодна.«Магнитики магнитиками, – сказала на это Оля, – у меня есть для тебя образ посильнее: в моей сумке сейчас нет ни одного ключа».
Мне как-то подарили украшение – серебряный ключик на цепочке. Я хочу найти такой же для Оли. Нельзя, чтобы у человека не было ключа!
Брат, собрат, собратецпо пуху и перу,вот и собран ранец.Я тоже не умрувся. На честном словепродержится душа,от покоя, волии нежности дрожа.Любимый поэт? Корней Чуковский.Любимый прозаик? Анна Франк.С улыбкой детской, слезой стариковскойобложки глажу. Любви бумерангс гнезда поднимает ангелов стаю.Закрыв глаза, не включая свет,вслепую милые книги листаю.Не важно, что у меня их нетпод рукой.Закадровый смех жестяной.Закадровый плач – музыка.Попой, порисуй со мной,Мария Чуковская. Мурочка.Как детский гробик, легкапечаль. Посмотри: переделкинцызарыли два башмачка —и выросло чудо-деревце.Чувствую взгляды вслед.Спинку держу прямо.Дамский велосипед.Стало быть, я – дама.Круг. Ещё один круг.Куколка. Нефертити.Вот, могу и без рук.И вы свои уберите.За ручку на премьеру привелив парадном платье. Усадили. Недо —стаёт ботиночками до земли,но белым бантом достаёт до неба.Большие, не смотрите свысока.Всему найдётся место в сердце детском.Я ей пообещала хомяка,когда она заплакала о Ленском.Понимало пони мало.Я не больше понимала.Было нам в году лохматомлет двенадцать вместе взятым.Я на нём. Оно по кругу.Мы не нравились друг другу.Девочка-весна,беженка из ада.Зелень рощ нежнадаже возле МКАДа.Двух миров связной,умница, гулёна,в классики со мнойбудешь, Персефона?Было темно и холодно.Несколько лет не ределивозраста переходногонепроходимые дебри.Мама, такую уродинузамуж и чёрт не выдаст!Коротко. Жмёт. Расходится.А покупалось на вырост.Легенды – сплетни века.Мифы – сплетни веков.Отстаньте от человека!Его уют местечков,его растрёпаны космы,ему неважно спалось,его надышанный космос —первый в списке на снос.То кидают друг в друга камешки,то цепляют друг другу звёздылилипутище и великанишко,существа одного роста.Повторенье – не мать, а мачеха.Память дев не бывает крепкой.И опять влюбляешься в мальчикаот горшка два вершка с кепкой.У свекрови взор коровийи овечий кругозор.Мы не нравимся свекрови.Мы – отечества позор.Ей – солить капусту в ванне,в душу лезть, в карман, в кровать,нам – кланяться мариванне,сучку мамой называть.выстрелил в небопопал в ангелавыстрелил в землюпопал в мёртвоговыстрелил в толпупопалв одного из насКто победит —слон или кит?Кит или слон —кто побеждён?Спит под водойслон удалой,доблестный китв зарослях спит.Облепил стволы.Все деревья в берёзыпревращает снег,любое заоконье —в Родину, в СССР.Из Бутова с любовью.Дома, дома, дома́.Встречает снегом-сольюмосковская зима.Ты, ностальгия? Вот тыкакая! – Снежный прах,белёсые разводына новых, чёрных, парадных, дорогих американских сапогах.Парное катание
Хочу кататься с вами на коньках,в особенности если на конькахвы сроду не катались, я же сродукаталась, но из пропасти народуни с кем так не хотела на коньках,как – с вами…Я – бомж: место моего жительства неопределённо. В моём кармане бренчит связка ключей от квартир в трёх разных городах трёх разных стран (на брелке – пальма и название четвёртой). Эти страны, эти квартиры и правда очень разные. Но в каждой есть две вещи, без которых моя жизнь остановилась бы: у меня три пианино и три пары коньков. В Москве коньки чёрные, в Нью-Йорке и Торонто – белые. Белые фигурные коньки: высокий чёрный каблучок, узкая щиколотка, золотые крючочки для шнурков. Я не знаю обуви прекрасней. На таких коньках пролетело моё детство.
Вот уже тридцать лет под землёйтроечник с минусом, вертопрах —мальчик, который бегал за мнойна лыжах, роликах и коньках,даже однажды ногу сломал,думала, шутит, но нет, всерьёз,и старший брат, хоккеист-амбал,его с катка на руках унёс.Меня усадили за пианино и поставили на коньки в пять лет. Мне до сих пор кажется, что в этих занятиях есть что-то общее. И оба теснейшим образом связаны с любовью. Любимый – это тот, кто с тобой музицирует и, коленопреклонённый, зашнуровывает тебе коньки.
Мы взрослели наперегонки.Мы на время бегали по кругу.Мальчик, шнуровавший мне коньки(переделай, это слишком туго!),первым откатал свои круги.Врали про плеврит. Нет, политура.…и так накатаешься,что, придя, не можешь снять коньки —сядешь на пол и сидишь, как дура.Моё катание не очень фигурно. Ласточка, подсечка, пистолетик, низенький перекидной мостик – вот и всё, чему меня, пятилетнюю, научил тренер. Но что может быть лучше, чем смотреть фигурное катание по телевизору? Соглашусь: самые красивые руки – у балерин. Но самые красивые ноги – у фигуристок (спортивные танцы).
Немного музыки и льда,немного солнца и надежды…Лёд – это спящая вода,которой снятся конькобежцы.Они бегут, в руке рука,они забыли все печали,за десять лет они покаещё ни разу не упали.А написала этот стишок – и тут же упали. Так что – один раз. За всю тринадцатилетнюю жизнь со Стивом.
Движенья неуклюжи, куртки ярки,смешная красота, веселый страх,субботний день, каток в Центральном Парке,американцы на тупых коньках.И я по кругу семеню со всеми,то по, то против стрелки часовой,сбивая с ног, сбивая с толку время.Ой!Мы со Стивом ходили на каток сотни раз. Летали по кругу. И вместе с нами летали клерки (руки в карманах, пиджаки расстёгнуты, галстуки развеваются), еврейские девушки в длинных юбках, группа монашек при полном чёрно-белом пингвиньем параде, однажды – свадьба в полном составе (тулупчик поверх белого многоярусного платья, шапочка поверх фаты, жених почти не умеет кататься). Завсегдатаев мы знали в лицо. А они – нас. И никто из них не подозревал, что последние три года в кармане спортивной куртки Стива частенько пряталась пластмассовая бутылочка с трубочкой, через которую в его вену по капле сочилась химиотерапия. Стив очень хорошо катался. Стив с юности занимался конькобежным спортом. Бегал на «ножах». Но даже на коньках убежать от неизбежного не удалось.
Осень. Сумерки. Старица.Первый лёд.Правый конёк болтается,левый жмёт.Тут цвели в изобилиив оны днилиловатые лилии.Где они?Снег, без спешки, вразвалочку…Неказист,сделал первую ласточкуфигурист.Ба́луя друг друга, балу́я,поровну делили с тобоюптичье молоко поцелуя,голубиное, голубое,в упоении желторотом,в сонном царстве тринадевятом.Кто стреляет за поворотомиз зениток по голубятам?Мёрзну по Цельсию.Греюсь по Фаренгейту.Родина целитсяиз-за угла. Уедус лёгонькой лироюи – Россия, рассейся! —эвакуируюмилых в ковчеге сердца.звёздное небозаслонить человекуне может толпаО свободе: свобода заключаетсяв отсутствии необходимости врать,даже самым любимым.О равенстве: равенство существуеттолько среди тех,кому нет равных.О братстве: у меня есть братСергей Анатольевич Десятови очень много кузенов.Выстиран воздух, асфальт разутюжени отпарены листья.Окна открыты. Садимся за ужин.«Вести»: кровопролитье.Льёт – послесловием ливня – с карниза.Капли украсили ветки.Любимый, выключи телевизор.Выдерни шнур из розетки.Выверну карманы: где ты, бывшегослед? Монетка. Пригоршня трухи.Энциклопедически забывчива,помню только вас, мои стихи,только вы составите, разбавитеключевой водой (прощай, склероз!)порошок для улучшенья памяти —на щеках сухой остаток слёз.В здравом уме и твёрдой памятисим подтверждаю, что без памятилюблю (кого?) безумно я.Число (какое?). Подпись (чья?).Ухаживал в полноги.Ласкал спустя рукава.Дарил тычки, тумакии матерные слова.Кривился: втяни живот.Довольно быстро кончал.Не провожал на аборт.Тем более, не встречал.девушек стадаюбки на просветэту ты бы даэту ты бы нетмлечная спинаперсиковый шёлкбабника женав бабах знаю толккончал без единого стонакрепко стиснув зубыни словом себя не выдавкак партизан под пыткойтолько смотрел суровопрезрительно и усталотак и осталось тайнойлюбил ли меня любимыйПамять – редкое сито,расшатанный причал.Слово в слово забыто,как надсадно молчалты, как в паузе вязкойзастревало словцо,как посмертною маскойзастывало лицо.Можно ли быть умнее?Нашла себе дурака,сижу у него на шее,смотрю на него свысока,внимаю брезгливо, хмуроего бу-бу-бу, жу-жу-жуи думаю: вот я дура!И суженого душу.Бурные водысомнений, страхов, потерь.Остров свободы —супружеская постель.Пой, голубица,вейся, отбеленный флаг!Есть, где укрытьсяот супружеских драк.Изжога страсти. Нежности грыжа.Влюблённости хромающий пульс.Любимый, я тебя ненавижу.Не вижу. Вижу. Не нагляжусь.Ненавидеть, гнать, держать,обивать пороги боли,виртуозно наступатьна любимые мозоли,пока не научит смертьпривередливую, злуюна любимого смотретьс точки зренья поцелуя.Канон косы
Мне было двенадцать, когда мама, которой надоело моё нытьё, отвела меня в парикмахерскую под гордой вывеской «Салон». Парикмахер взял ножницы побольше… Чик! И в его руке осталась моя коса. Длинная. Растрёпанная. С вплетённой коричневой лентой и неаккуратным бантом. Так, вместе с лентой, её и положили в пакет, а его в ящик письменного стола, где она полежала какое-то время, мёртвая, страшная, а потом исчезла. Куда? Наверное, туда же, куда исчезают молочные зубы, положенные на вечное хранение в спичечные коробки.
Трёхголосная фуга: коса.Волос долог. Ars longа. А vita?О, как туго плету голоса!Расплету – будут мелко завиты.Расплету, распущу по плечам,простынёю спелёнута косо,парикмахерам палачамотдавая девичьи косы.Причёска называлась сэссон и очень мне шла. Старшеклассник Костя Клёпов, до этого не обращавший на меня никакого внимания, сказал: «Ты стала другим человеком». Он был прав: я стала писателем. Писателем дневника. Потеря косы так потрясла меня, что я открыла большую бухгалтерскую «Книгу учёта» и вывела на первой странице: «9 марта. Сегодня я подстриглась. В классе все решили стричься под меня». И пошло!.. Четыре Книги Учёта, несколько клеёнчатых толстых тетрадей, еженедельники, один другого красивее, сначала из кожзаменителя, а потом из натуральной кожи. Две дюжины моих дневников. Так и оставшихся книгами учёта. Чего: отрезанных кос? Выпавших волос?
Скрипичным ключомсвернулся на дне ваннывыпавший волос.Тот же «Салон». Мне восемнадцать, и я выхожу замуж. Волосы снова отросли до пояса. Парикмахер священнодействует, и через час на моей голове высится то ли шапка Мономаха, то ли собор Василия Блаженного. Первая брачная ночь: мы разлепляем мои зацементированные лаком локоны, в четыре руки вынимаем шпильки и засыпаем, не вынув и половины. Это всё, что я помню об этой ночи.
Мать двух дочерей, сколько косичек я заплела за годы их школьного детства!
Я знала его назубок,косы канон трёхголосный:расталкивала лежебок,плела покорные косы,вела, вероломная мать,отроковиц на закланье…Позволь им подольше поспать,министр образованья!Не позволяет. И я, утро за утром, год за годом плету косы двум девочкам. Младшая причитает, как невеста на крестьянской свадьбе, а старшая мрачно резюмирует: «Коса опять перекосилась». Однажды я посадила их спина к спине, расчесала обеих, смешала лизины золотистые и наташины чёрные пряди и заплела им одну косу на двоих. Толстая получилась коса, длинная. Сфотографировала, конечно. Хорошая получилась фотография. Сразу видно: сёстры. Не хуже той, на которой, как в сказке репка, мама заплетает косу мне, заплетающей косу младшей двоюродной сестре Таньке.
Дочери мои до сих пор не расстались с длинными, до пояса, волосами. «Мамочка, расчеши меня, заплети мне косу», – просит меня Лиза, когда ей взгрустнётся. И становится веселей. Обеим. Для закрепления эффекта переплетаем пальцы ног. Они у нас обеих длинные, музыкальные.
Но самое верное средство от грусти – попросить «Заплети мне косичку» мужа. Почему это нехитрое дело оказывается таким сложным для мужских пальцев, легко справляющихся с гораздо более сложными задачами? Заплетает, путается в трёх прядках, сдаётся, целует в макушку, говорит: «Как ты красиво седеешь! Какая ты молодец, что не красишь волосы!»
Не красила и не буду. Почему? – спрашивают парикмахеры и журналисты. Мужу нравится моя седина, – отвечаю первым. Не хочу выглядеть моложе своих стихов, – отвечаю вторым.
Лаской уняла удальца,убедилась – дети уснули.Влажную уборку лицаначинайте, слёзы-чистюли,смойте без следа, без следашрамы, поцелуи, морщины.Я прекрасна. Я молода.Я могу прожить без мужчины.Что, подружка, – вздыхаешь в горнице,плачешь в спальне, рыдаешь в душе?Я ведь тоже была любовницейсвоего ушедшего мужа.Губы сохли, поджилки тикали,сердце ухало, руки никли.Приезжал за пластинками, книгами.Брал пластинки, меня, книги.Платье, сидящее так хорошо,что кажется: его можно снятьтолько вместе с кожей.Чего, чего тебе надо ещё?Любуйся на эту поступь и статьи ступай, куда шёл, прохожий.А платье пойдёт с подругой в кино,потом – домой, под дождём, под зонтом,разденется, свет не зажигая,и повесится в шкаф. Там таких полно,можно ходить каждый день в другом,как в «Любовном настроении» Вонга Карвая.Ох, не спится Спящей красавицерядом с мирно сопящим принцем!Чем красавица угрызается?Что увидеть во сне боится?Гномы, богатыри и прочие,допрошусь ли у вас прощенья,белоснежкины чернорабочие,не пригодные для размноженья?Может, поможет больнойлюбви постельный режим?Дружок, полежи со мной:подумаем, помолчим,погладим друг друга. Вдругсумею сказать тебето слово из трёх букв:два Л, два Ю, одно Б?Смято. Порвано. Расколото.Нежной битвы дезертирыразошлись по разным комнатамоднокомнатной квартиры.А глаза то уклоняются,то в упор берут на мушку.Плохо почта доставляетсяна соседнюю подушку!Я – молчания полиглот.Ты, шумящий камыш,не умолкаешь весь день напролёт.Зато не храпишь,долго-долго, пока не уснём,гладишь меня по плечуи даже не подозреваешь, о чёмвесь день молчу.густой весенний тихий снегбеззвучный колокольный звонсегодня умер человеккоторый был в меня влюблёнблестит монеткой на ребрелетит куда-то белокрылтот кто однажды в декабребукет сирени подарилВспоминать хорошее.Загородный дом.Отпираю прошлоесломанным ключом.Прячу отгоревшеегоре на чердак.Говорю умершему:ну ты и чудак!Обменять, как шпионов, письма,уничтожить черновики.Дорогой адресат, не сердись, ноо тебе – не единой строки,кроме этих. Родные тени.Предзакатная благодатьокружать себя только теми,кого хочешь обнять.ласкались в четыре рукина два голоса голосилимечтали о доме у рекина руках друг друга носилиценили нежную леньпланету как ложе делилидолго и счастливо и в один деньразлюбили друг друга и забылиЯ перезвоню
Стоят за меня гороюСерёжки, Володьки, Мишки —лирические героимоей телефонной книжки,лирические героини —Алёнки, Наташки, Светки…Душа моя, позвони мне!Полустёршиеся цифрыдавно несуществующегономера на бумаге ветхой.Телефонная книжка – вымирающий вид. Недолго тебе осталось, – торжествующе ухмыляется список контактов в смартфоне. У кого она есть, поднимите руки? В потёртой обложке из кожзаменителя, с пожелтевшей засаленной лесенкой алфавита?
У меня. Стивушкина. Моя куда-то затерялась (продолжай торжествовать, список контактов). С двуязычным алфавитом, в котором Щ сожительствует с игреком, Э с Зетом, а Ю и Я остаются без пары. Я подарила ему эту книжку пятнадцать лет назад. Она – история нашей жизни вместе. В ней – всё: совместно нажитые друзья, ненавистные нам обоим офисы, врачи, к которым мы ходили, держась за руки. Открываю: неизвестный, неизвестная, смутно припоминаю, умер, лучший друг, твоя подруга, секретарша госдепа, умер, редакторша журнала, московские соседи, моя подруга, священник, аэрофлот. Буква А.
Сколько в этой книжке телефонов, которые я знаю наизусть? Которые повторяю, как молитву, когда не могу дозвониться? Не больше дюжины. По скольким номерам из этой дюжины уже некому позвонить?
С возрастом начинаешь бояться телефонных звонков. Когда звонит смерть, у телефона меняется тембр звонка. Берешь трубку – и страшное известие обжигает ладонь. «Что вы говорите! Я ничего не понимаю!» – кричит мама и швыряет трубку в лицо невидимому врагу. Я тоже не сразу понимаю, что дедушка умер.
Я редко вижу во сне умерших. Чаще – слышу. Они мне звонят. Звонил Пригов, сказал: «Имаю рай» (так и сказал – имаю). Звонил Стив: «У нас тут отлично клюёт, сейчас с Матвеичем будем жарить карпов с белыми грибами». Звонят на домашний. На мобильный – никогда. Не могут без проводов. Landline.
находим на времятеряем навсегдаи следом за всемиуходим без следанаследники чудатуда где нет могилмне папа оттудавчера во сне звонилЗвонили и не родившиеся. Точнее, звонила я – глубоко беременным подругам. Первый раз разговор был таким: «Это Боря?» (муж подруги). «Нет, это его сын». Нажимаю redial: «Наташка, у тебя будет мальчик». Так и вышло. А с другой подругой – и того проще: незнакомый голос на другом конце провода сказал: «Это мальчик». И вскоре Ленка родила четвёртого сына.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.