Детектив на изоляции

– Приятного досуга, – сказал Коган.

– А тебе разрешили пряник взять? – спросила у воспитанника няня.

– Разрешили, – ответила за сынишку Наташа.

Няня увела Витю-младшего в детскую.

– Скайпа у них нет, – горячился Коган, – и комнаты свиданий со стеклом, блин, тоже не предусмотрено. И в предвариловке мне с Ингой переговорить не дадут; под этот драный карантин все что угодно на раз спишется. Ладно, это не на года, я им еще по закону припомню, как процессуальные нормы нарушать, пусть не думают, что я скушаю и утрусь!

– Фима, лучше расскажи, что ты узнал по делу, – Наташа с сомнением посмотрела на вазочку с конфетами, но все-таки не удержалась и развернула "Мишку косолапого".

– В общем, сейчас опрашивают соседей Макаровых, – шумно вздохнул Ефим и захрустел вторым курабье, – начали с одной очаровательнейшей особы, которая уже забросала участкового жалобами на шумных соседей. Она, знаете ли, два месяца назад стала матерью. И с тех пор, как произошло сие историческое событие, требует соблюдать тишину и после 22 часов, и с 9 до 12, и с 13 до 15, и с 17 до 19 часов – ребенок, знаете ли, в это время изволит почивать, и ему мешает даже упавшая этажом выше булавка, не говоря уже о шагах на лестнице, кашле или дверном звонке. О ремонтах, видимо, соседям придется забыть, пока ее отроковица не отправится в первый класс. О праздниках – видимо, тоже. Не исключено, что и в Новый год мадам потребует, чтобы все парадное сыграло отбой в 22 часа или шло праздновать в ресторан…

– Если они к тому времени уже откроются, – меланхолично сказал Уланов.

– Откроются или нет, это ей до лампочки… Так вот, при малейшем шуме мадам гневно стучит в стену или по батарее, звонит в дверь со скандалом и строчит гневные спичи на форумах и в домовом чате, не всегда стесняясь в характеристиках для тех, кто беспокоит сон ее юницы. Парочка рэперов из 35-й квартиры послала ее хорошенько разок, и прелестная особа больше к ним не лезет. Теперь она отыгрывается на тех, кто в неурочное время дерзнул включить телевизор чуть громче комариного писка или воду в туалете спустил. Она поведала оперативникам, что всю неделю Макаровы бурно ссорились почти каждый день, кричали друг на друга и на призывы соблюдать тишину не реагировали. По ее словам, однажды Инга "хамским визгом", цитирую свидетельницу дословно, заявила, что по государственному закону каждый имеет право в своем доме разговаривать, смотреть телевизор, принимать душ и делать ремонт с 8 до 22 часов. А вот соседка не имеет никакого права "строить" все парадное, как пахан на зоне, по прихоти "своей левой пятки". После этого милые дамы разругались до стадии полного бойкота. Далее соседка заявила, будто слышала, как Антон накануне гибели кричал жене: "Я тебя в дурку запихну, у меня там дружбан по универу работает, любой диагноз тебе быстро сварганит", а она отвечала: "Да я тебя раньше в Новые Кресты отправлю или подушкой придушу, ни один мусор не подкопается". И соседка сочла своим гражданским долгом поведать об этом сотрудникам правопорядка, желая оказать им посильное содействие и проявить сознательность и честность… тьфу! Пойдемте, покурим, а то пока я читал показания этой "сознательной гражданки", такое чувство появилось – словно в душу помойку вывалили!

На балконе Наташа сказала:

– Я тебя понимаю, Фима. Тоже не терплю людей, которые любую подлость, жестокость или равнодушие прикрывают гражданским долгом или официальными правилами. В тридцатые годы такие, поругавшись с соседом по коммуналке, писали на него донос и гордились, когда того уводили: "Я выполнил гражданский долг! В чем я неправ?".

– А потом еще подавали на расширение жилплощади и занимали опустевшую комнату, – добавил Уланов.

– Или парни, которые не уступают место в транспорте: "Я заплатил и имею право ехать с комфортом! Я купил это место и хочу сидеть именно на нем! Нет такого закона, чтобы уступать! В чем я неправ?!"

– "Мастерица толковать указы", – процитировал фонвизинского "Недоросля" Коган.

– Да уж, – поморщилась Наташа. – Вылитая госпожа Простакова, которая потрясает у всех перед носом официальными бумагами, оправдывающими ее хамство, наплевательство и эгоизм… И таких сейчас немало.

– На очереди еще тетушка, которую Инга, якобы, чуть не сбила с ног, выбегая из квартиры с мусорным мешком, – продолжал Ефим. – Я уже поймал ее, хм, на неискренности. Она утверждает, будто просто шла по лестнице, поднимаясь к себе на этаж. Ее квартира находится аккурат над апартаментами Макаровых. Но я из интереса поднялся в парадное твоих друзей и прошелся по этажам. Так вот, там такая планировка, что, открывая дверь квартиры, невозможно задеть человека, идущего по лестнице. Ступеньки находятся весьма далеко от квартирных дверей. Инга же не сорвала дверь с петель так, что она пролетела пять метров и ударила почтенную фрау, верно? Чует моя чуйка, что уважаемая донья банально подслушивала под дверью, услышав с лестницы отголоски соседского скандала. Видимо, в воскресной программе телепередач не оказалось ее любимых историй о том, "как простого Хуана полюбила Мари" и досточтимая пани от скуки решила найти замену "бразильянским страстям" в реальной жизни.

– Фима, про Мари и Хуанов сейчас, наверное, никто не смотрит, – улыбнулась Наташа, – у нас теперь и своего "мыла" хватает, такого же густого и пенистого…

– Наташа! – заржал Коган. – Я знаю, что тебе не нравятся эти сентиментальные саги, но материться-то зачем?! В общем, – сказал он, отсмеявшись, – соседка едва успела отпрыгнуть, когда дверь макаровской квартиры внезапно распахнулась. Следующий, кто рвется дать показания – это пожилой, хм, джентльмен из парадного напротив.

Дом на Среднем проспекте Васильевского острова, где жили Антон и Инга, был построен в форме буквы "П", и окна Макаровых смотрели как раз во внутренний двор и на третье крыло "буквы".

– Так вот, у этого господина есть хобби: осматривать окрестности, в особенности – соседские окна в морской бинокль Б7х50. Нет, ну он меня удивил, – развел руками Коган, – не только не стыдится своего хобби, а еще и со вкусом о нем рассказывает. Не боится, что ему потом соседи по шее надают? Я бы точно надавал.

– Старших нужно уважать, Фима, – упрекнула его Наташа.

– А что? – возразил адвокат. – Если он на тридцать лет старше меня, это дает ему право чужие окна в бинокль разглядывать? Уважение надо еще заслужить, в том числе – достойным поведением. Право на неприкосновенность жилища и частной жизни еще никто не отменял, и в законе нет пометок о том, что люди почтенного возраста имеют право подглядывать за соседями, кто какие трусы носит и чем дома занимается!

На набережную вышла небольшая компания: соседи Наташи и Уланова из второй квартиры на их площадке; их двое детей; молодая пара, живущая этажом ниже и три девушки из соседнего парадного. В центре группы степенно выступала холеная ярко-рыжая колли.

– Выгуливать животных не запрещено, – вполголоса комментировал Ефим, – и я не в первый раз вижу, что какого-нибудь шпица выгуливают чуть ли не всем парадным. И тут не прикопаешься. И почему я собаку не завел!..

– Купи ошейник и поводок и выгуливай Беллиного кота, – посоветовала Наташа. – Мэйн-кун вполне сойдет по размерам за спаниеля, например… Хотя ты сейчас по делу и без выгула животного набегаешься.

– Белка мне этот поводок намотает на сокровенные места за такое издевательство над бедным котиком, – хмыкнул Ефим, – хотя я даже ни разу тапком не нахлопал по заднице этого Бармалея, когда он в очередной раз рвет мои газеты, опрокидывает чай на документы и загоняет пульт от телевизора под диван…

– Надо же было додуматься так назвать кота, – заметила Наташа. – Вот и получай теперь то, что сам накликал. Помнишь: "Как вы яхту назовете, так она и поплывет". Ты думал, что кот по имени Бармалей будет вести себя образцово-показательно?

– Кто же думал, что мой прикол так обернется, – обезоруживающе развел руками Коган. – Итак, дети мои, задницей чую – мало нам не покажется!

Они вернулись в гостиную, чтобы обсудить дальнейшие действия.

После ухода Ефима Наташа с удовольствием надела на шею новенький пропуск и погладила его блестящую поверхность. Вот он, ее ключ к свободе. И жаль, что его не было накануне… Может, если бы она могла прийти после полудня на Васильевский остров, трагедию удалось бы предотвратить?..

*

Вечером Наташа позвонила родственникам в Севастополь. "Целую неделю не общались, – укорила она себя, – что-то я совсем распустилась!".

– У нас то же самое, – сказал троюродный брат Наташи Гена, владелец сети кофеен, – самоизоляцию снова продлили, то ли на неделю, то ли до мая. Конечно, трудно и непривычно. Мои кафе перешли на режим работы на вынос и доставку заказов на дом. Алисины бутики и СПА закрыты на карантин, а парфюмерные магазины работают: они попали в категорию "товары первой необходимости". Мыться, бриться и стирать одежду люди будут в любое время. Лэтти готовит спецвыпуск альманаха о карантине; общается с авторами онлайн и по телефону и принимает рукописи на мэйл. Жанна учится на удаленке, готовится к выпускным экзаменам. Их, скорее всего, перенесут, но наша отличница расслабляться не собирается. Игнатий все так же ведет домашнее хозяйство твердой рукой. Мы, в общем-то, не страдаем: даже спуск к морю есть, и на машине передвигаться разрешается. Но город почти обезлюдел, Наташа, и транспорт пустыми окнами светит даже в "часы пик", а прохожие – все в масках и друг от друга шарахаются.

Сестра Гены, Алиса, владела несколькими бутиками, салоном красоты и сетью парфюмерных магазинов. Их младшая сестра Жанна, дочь дяди Вилибалда от второго брака, заканчивала школу. По поводу выбора вуза мнения в семье разделились. Гена и Алиса считали, что Жанне лучше выбрать крымский университет – неподалеку от родного города. Сама Жанна и ее мать Лэтти – владелица и главный редактор литературного альманаха – настаивали на Университете Профсоюзов в Петербурге. 36-летняя красавица-блондинка Лэтти часто бывала в гостях у Наташи, и Петербург ее очаровал. Особенно сильное впечатление на молодую женщину произвели бутики Пассажа и Гостиного двора. Поэтому Лэтти и поддержала желание дочери учиться в знаменитом Университете – тогда можно было бы часто навещать Жанну, а заодно – отводить душу в бутиках. "Записки шопоголика – это обо мне, – смеялась Лэтти, перебирая покупки. А Жанна после рассказов Беллы об Университете Запесоцкого, где Измайлова получила второе высшее образование, не хотела слышать ни о каком другом вузе. Мать и дочь образовали крепкий форпост, ратуя за Северную столицу. "Тут прекрасная учебная база, – говорила Жанна, демонстрируя буклеты, – вы посмотрите, какой преподавательский состав!" "Прекрасные условия для иногородних студентов, – вторила ей Лэтти, – в такой кампус я со спокойной душой отпущу ребенка!". "Пять лет в Питере! Повышение культурного уровня! Музей под открытым небом!" – в унисон твердили обе.

– Жанна и Лэтти немного приуныли, – продолжал Гена, – все театры и клубы закрыты, мероприятия отменены. Но главное, что мы все здоровы. Да и в городе больных мало. Но береженого Бог бережет…

– А не бережёного – конвой, – невесело пошутила Наташа, и они коротко усмехнулись.

Потом Наташа позвонила в Черноречье маме и узнала, что там тоже все здоровы и в селе все спокойно, вот только в магазине недавно раскупили все муку, крупы и сахар, а в аптеке – все маски.

– Я стала шить маски, чтобы скоротать время с пользой, – сказала мама, – из дома выхожу редко, только в магазин. А маски сдаю в аптеку по 10 рублей… В городе женщины тоже шьют, но просят рублей по 20-30. А были по полтора рубля. Твой любимый "ветеран" все еще ездит, и дядя Вася при нем – на боевом посту.

"Ветераном" Наташа называла старенький, но еще добротный и бойкий автобус, неустанно снующий в Черноречье и обратно с бессменным водителем – усатым весельчаком Василием Ивановичем.

– Похоже, кто-то за время пандемии сколотит себе состояние на крупе, туалетке и масках, – заметила Наташа, – вот так, ситуация, как лакмусовая бумажка, показала подлинную сущность каждого человека. Одни стараются поддерживать друг друга и помогать нуждающимся, а другие из всего извлекают выгоду.

– А волонтеры какие молодцы, – сказала мама, – приносят продукты и лекарства одиноким или беспомощным людям и никаких денег за это не берут, даже от чаевых отказываются. Славные ребята! Мне тоже предлагали помощь, да спасибо, я пока сама обхожусь.

Навицкой-старшей в марте исполнилось 82 года.

– Твое поколение – просто уникум, – с уважением сказала Наташа, – недавно в новостях прошел сюжет о женщине твоих лет, ветеране блокады. Она записалась в волонтеры, водит микроавтобус и на нем развозит продукты.

– А я, видно, пропустила этот выпуск, – вздохнула мама, – ничего, попрошу Катю или Олю, они мне в интернете найдут. Нас жизнь хорошо закалила, Наточка. Да и ваше поколение тоже – молодцы. Вот Катя и Оля, пока их театр на карантине, тоже пошли в волонтеры, сказали: чем дома бока наращивать, лучше будем людям помогать.

Младшие сестры Наташи, двойняшки Катя и Оля, работали в городском театре – гримершей и костюмершей.

– А что у тебя? – спросила мама. – Книгу пишешь?

– Да, но пока не очень хорошо продвигаюсь. А так – все здоровы. Витя-младший шкодничает. У старшего на носу прения сторон, он использует свободные дни, чтобы хорошо подготовиться и разгромить обвинение. Ну а Ефим нашел себе новое дело и подрядил нас с Беллой для независимого адвокатского расследования.

О том, что дело касается Макаровых и об убийстве Антона Наташа решила пока не говорить маме. Навицкая-старшая была знакома с этой парой и очень уважала Антона после того, как он принимал роды у Наташи. Ингу мама недолюбливала, считая слишком амбициозной и высокомерной.

– Фима сделал нам пропуска, – продолжала Наташа, – и с завтрашнего дня мы приступаем к работе.

– Ох, Наточка, – вздохнула мама, – так я и знала, что долго ты дома не усидишь, все ищешь себе дело. Вот как в Джамете в прошлом году…

– Но какой результат, – возразила Наташа, – мы вернули украденный артефакт в музей и сняли обвинения с профессора Светлова… Да еще сосватали его с Алисой! Я не зря старалась.

– Ты, конечно, молодец! – согласилась мама. – Но все же будь сейчас осторожна. Вирус ведь спрашивать не будет, есть ли у тебя пропуск или нет…

– Конечно, я всегда осторожна, – заверила Наташа, – маски, перчатки, санитайзер… – она рассмеялась. – Удобно для криминальных элементов и хулиганов: надел маску, очки, капюшон, и родная мать не узнает! Перчатки напялил – и никаких отпечатков пальцев! Занавесился таким образом, и хулигань – не хочу! Ни одна видеокамера лицо не зафиксирует!

Мама тоже посмеялась и заметила, что Наташа может это обыграть в одном из своих детективов: "Нет худа без добра, Наточка, вот тебе и сюжет!". А разговаривая по скайпу с сестрами, Наташа вспомнила свои слова о маскировке "хулигань – не хочу". "На ноже и скалке были только отпечатки пальцев Инги… Это может значить либо то, что убийство все-таки совершила она, либо то, что преступник был в перчатках. Надо указать на это Фиме. Пусть потребует исследовать оба орудия преступления на предмет наличия микрочастиц кожи, резины или целлофана. Если это будет целлофан – то следует подозревать женщину, которая красит волосы. В каждую упаковку с краской вкладывают пару одноразовых перчаток. Инга краской не пользуется: у нее аллергия на все красители для волос. Даже от хны или басмы глаза слезятся и щеки пятнами покрываются. А во-вторых, ей это и незачем. У Инги от природы чудесный платиновый оттенок, о котором многие женщины только мечтают. Такой никакими суперкрасками не получишь. Если резина – это сложно. Сейчас резиновые перчатки носят многие: врачи, полицейские, продавцы, волонтеры и простые граждане, остерегающиеся вируса. Если шерсть или кожа – тоже сложно. Погода держится холодная, и теплые перчатки тоже в ходу!"

Наташа позвонила Когану.

– Вижу, ты уже активно работаешь по делу, – похвалил ее адвокат, – спасибо, Ната! Обязательно потребую. Но чует моя чуйка, это окажется резина, и придется нам подозревать пол-Питера!

*

Нетерпение и сыщицкий азарт разбудили Наташу по армейской привычке в шесть часов утра. За окном было темно, низко нависли тучи, над тротуаром и мостовой вилась белым шлейфом поземка. Фонтанка в свете фонарей почернела и рябила на ветру. "Зимой только что теплового удара не было, а в апреле задуло с севера", – подумала Наташа, выходя из ванной комнаты. Поглядывая в окно, она достала утепленные джинсы, длинный толстый свитер и водолазку. Она была очень плотной и немного тесной в груди, но высокий воротник надежно защищал шею от холода и ветра.

Чтобы застегнуть джинсы, пришлось с силой вдохнуть и задержать дыхание. "Ничего, займусь расследованием, побегаю по городу, быстро вернусь в прежнюю форму!" – подумала Наташа, выходя из комнаты.

На этот раз она благополучно миновала очередной автомобильчик посреди коридора у камина, аккуратно подобрала и откатила к стене, чтобы никто не наступил и не сломал. "Витя-маленький очень любит эту пожарную машинку и очень расстроился бы, если бы ее раздавили…"

Пока грелась в микроволновой печи Наташина любимая "Четыре сыра", Навицкая отправила СМС Белле. Ответ пришел моментально: "Привет! Я тоже завтракаю. Давай в восемь у Гостинки, ОК?" "ОК", – ответила Наташа и посмотрела на часы. Прекрасно, она как раз успеет дойти пешком, если пойдет по Садовой. А потом они спустятся на "зеленую ветку" и отправятся на "Василеостровскую"…

Наташа приколола пропуск к длинному черному пуховику, надела маску и бросила в сумку бактерицидный гель для рук, влажные салфетки и на всякий случай – две пары резиновых перчаток.

Когда она вышла на набережную, ветер сразу бросил ей в лицо пригоршню колючей снежной трухи, но маска снаружи была непромокаемой. Наташа проявила творческую фантазию и заказала себе дюжину масок с принтами в виде морд дикого кота-манула с остроумными надписями. Сейчас ее маска скалила зубы: "Задолбали!!!". "А что, вполне в духе времени и нетривиально, – сказал накануне Уланов. – Только почему все твои маски такие агрессивные и ругаются, как извозчики?" "У верблюда два горба потому, что жизнь – борьба, – отшутилась Наташа, – и манулов принято изображать суровыми и брутальными, с крутым нравом. Да и меня на самом деле задолбала эта ситуевина: пандемия, карантин, разговоры о кускусе и анекдоты о приросте рождаемости к Новому году!" "То есть для тебя это способ выразить свое отношение к сложившимся обстоятельствам?" "Можешь так думать".

Наташа поспешила к мосту, на ходу натягивая теплые перчатки. "Может и лучше, что так холодно, – думала она, – кто его знает, что по вкусу этому вирусу – раз он пришел к нам с юга, вдруг на морозе сразу кони двинет? А то не знаю, на сколько времени у народа хватит терпения сидеть по домам и ждать, пока скажут "можно". У нас терпение товар дефицитный, – Наташа плотнее надвинула капюшон поверх шапки, чтобы не срывало ветром, – вот и преступникам спокойно не сидится, и Фима хлопочет по делу Инги, и мы с Беллой бежим ему на подмогу… Вот недавно опять говорили, что лучше из дому выходить только по необходимости. Но каждый понимает это по-своему. У кого-то необходимость – это пакет гречки и булка хлеба. А у меня подруга попала в беду, и для меня первая необходимость – помочь ей. Я не верю в то, что Инга убила мужа. Но как доказать это следствию и суду? Вот я и спешу найти доказательства Ингиной невиновности. И для меня это веская причина, – Наташа вышла на Сенную площадь.

Обычно в это время площадь была многолюдной: к метро спешили люди, шумела студенческая молодежь, толкались школьники… Сейчас у "Садовой-Сенной-Спасской" было пусто и тоскливо. Только двое в масках вошли в метро. Сонный здоровяк-полицейский посмотрел на Наташу, увидел у нее на груди пропуск, задержал взгляд на "манульной" маске и снова скучливо прислонился к служебной машине.

Наташа словно заново открывала для себя город после двухнедельного затворничества, вдыхала полной грудью холодный влажный воздух, жадно смотрела на дома, дорожные указатели и вывески, которые раньше не замечала, как примелькавшиеся.

Много закрытых магазинов. Одни жалюзи украшает табличка "Закрыто на время карантина", на других – аршинные буквы "Аренда". Почти нет прохожих.

Садовая тоже опустела – или, может, было еще слишком рано. В основном на ней сейчас жили люди, прибывшие из южных стран бывшего СССР, улица изобиловала их магазинами, кафе и лотками с шавермой и хачапури. Наташа чуть не облизнулась под маской, подумав о горячем пирожке с обжигающим сыром… Вот бы купить и слопать хачапури в нарушение всех предосторожностей! Но все было закрыто; никто не прохаживался у лотка, никто не раскочегаривал мини-пекарню и не зазывал, белозубо улыбаясь: "Падхады, красавыца! Палчики аближэш! Только что из печка!".

Наташа бодро пересекла Садовую, встретив только трех человек, и вышла к Гостиному двору.

*

Белла стояла под козырьком со стороны Невского проспекта, подпрыгивая от холода и нетерпения и глубоко засунув руки в карманы полупальто. В верхней одежде высокая долговязая Измайлова выглядела как обычно. Не верилось, что она набрала целых три килограмма. Пышная копна черных кудрей закрывала всю спину и была стянута на затылке "махрушкой, алой, со стразами. Никакие заколки не могли сдержать эту лавину волос. Даже самые крупные и крепкие ломались. "Вот наградил же Бог, – вздыхала Белла, выбрасывая очередные "крокодильчики", – и стильные аксессуары не нацепишь. Хожу, как девчушка, с резиночками!". В теплое время года ее выручали широкие ободки для волос, но под шапкой их носить было неудобно, и большую часть года Белле приходилось стягивать волосы "махрушками". Маска тоже была алая, под цвет резинки для волос, шапки и шарфа. Измайлова любила яркие краски.

– Доброе утро, полиция, ваш пропуск покажите! – гаркнула Наташа, подкравшись к Белле со спины.

Измайлова подскочила, обернулась и расхохоталась:

– Навицкая! Иди ты лесом! Напугала!

На башне пробило восемь раз.

– Клевая маска! – Белла залюбовалась Наташиным манулом. – А ты вовремя. Точность – вежливость королей! А я даже раньше прискакала. Шла мимо Летнего сада – там та-акой замок, слона пришибить можно! Моя любимая итальянская кафешка закрыта, только кофе на вынос продает и заказы на дом доставляет. Мне вот интересно, как они суп или пасту горячим довезут по такой погоде? Все сто раз остынет! Возле Спаса та-акой вид! Черное небо, свинцовая вода, а храм на этом фоне словно светится, еще ярче кажется, и купол золотится. Жаль, я фотик не взяла! Может и хорошо, что туда пока не пускают. Мало того, что туристы прутся туда как попало: в шортах, в шапках, женщины накрашенные, жвачки жуют, галдят, селфи с иконами делают! Так в позапрошлом году я вообще в шоке была: у Спаса фан-зону открыли, болельщики безумные там орали, девицы вокруг шастали, туалетов понаставили, вонизм стоял – как в подворотне… Мрак мрачнейший, я все думала: места другого, что ли, не нашли для своего "фифа-фан-фэста"? Обязательно надо у храма было? На канале сейчас только парочка рыбаков сидит, но что они там выудят, я не знаю, рыба, небось, спит еще. Разве что рваный башмак вытянут, канал почистят! Экскурсбюро ни одно не работает. Интересно, а где тут кофе дают? Замерзла, как цуцик!

Наташа стояла, оглушенная этим потоком слов. Она понимала Беллу, которая еще больше истосковалась на карантине и тоже заново знакомится с давно исхоженными и любимыми местами.

– Лестрейндж, притормози, а то горло застудишь, – взмолилась наконец Наташа. – Сейчас нельзя хрипеть и кашлять. Тут же в Боткинскую или Ленэкспо заберут. И доказывай потом две недели, что у тебя не вирус, а просто болтун напал на морозе… Да только никто слушать не будет.

– Боже упаси, – Белла поднесла ладонь ко рту. – Молчу.

– А кофе можно выпить, например, вот здесь, – Наташа увидела фургончик-кофейню, возле которой прохаживался тепло одетый, "замаскированный" продавец.

– Фиме тоже придется притормозить со своим пафосом, – хихикнула Белла, пока обрадованный парень варил им двойной эспрессо, – "Коринтия", "Вольф" и тэ дэ закрыты, пусть пьет что есть!

Выпив по стаканчику вкусного доппио с корицей, Наташа и Белла отошли в сторону Садовой и закурили, спустив маски на шею. Из-за туч выглянул первый луч солнца, за ним – еще один. Небо прояснялось.

– Сначала опросим соседей, о которых говорил Фима, – сказала Наташа. – Молодую мамочку я беру на себя. На тебя она будет больше цыкать, чем отвечать, и диалога не получится…

– И вовсе я не ору! – возмутилась Белла. Из проезжающего мимо троллейбуса на нее уставился удивленный водитель. – У меня голос такой, – уже потише заключила она.

– Тебе я доверяю соседку, которую Инга, якобы, чуть не пришибла дверью. С пенсионером, любителем подглядывать в бинокль, мы побеседуем вместе. К одной из нас он может начать кадриться, и получится фаршированный цирк: или ты в него запустишь его любимыми окулярами, или я вмажу по-десантному…