Потому что это колдовство

Что и как предпринимали её родичи, я так и не понял, но простыню с символом целомудрия торжественно предъявили гостям. Этот ритуал означал, что моя жена до свадьбы оставалась девственницей, но удостовериться в этом я не мог.

Нет, ничего такого про неё сказать не могу. В рамках моих знаний, скорее всего она была невинна на момент дефлорации, в чём я не до конца уверен по причине неосведомлённости.

Линда извивалась, кричала, плакала и закатила жуткую истерику. Это случилось спустя два месяца после свадьбы. Хорошо, что так. Я уже думал, что в этой жизни мне не удастся отведать запретный плод.

К тому времени я успел познать прелесть семейных отношений. Линда ревновала меня к каждому столбу, по несколько раз на день закатывала истерики, остановить которые было невозможно.

Дальше спираль странностей моей жены закрутилась и вовсе лихо. Её бесило всё подряд. Угодить жене было невозможно в принципе. Зато рос список потребностей, удовлетворить которые мог разве что арабский шейх.

Линда транжирила деньги, словно у неё был тайный счёт, способный удовлетворить любые желания. Сексуальный паёк выдавался строго лимитированными дозами, когда на своей ладони она могла поместить определённое количество выданных мной денежных знаков.

Интимный голод был таков, что приходилось постоянно пользоваться ванной комнатой и кулаком правой руки. И всё же я её любил.

Любил, несмотря на то, что она не желала ухаживать за ребёнком, не прибиралась в доме, не готовила обеды и ужины. Я был рад тем крохам любви, которые доставались, когда у жены было хорошее настроение.

Попытки как-то изменить вектор отношений или порядок в доме были напрасными. Линда начинала рыдать и сыпать обвинения.

Через несколько минут психической атаки я был изнурён настолько, что готов был не просто согласиться с её условиями, но ещё и приплатить.

Как только я пытался с ней поговорить, призвать к хрупкому семейному согласию, Линду начинало трясти. Она немедленно впадала в прострацию, закатывала глаза, начинала кричать.

Далее шли приступы обвинений, которые следовали один за другим. Моя вина росла по спирали в геометрической прогрессии, доходя до степени смертельных грехов, искупить которые можно только кровью.

Я был виноват одновременно в том, что приносил мало денег и в том, что вечно пропадал на работе. Мне инкриминировались тотальные измены со ссылками на опредёлённые личности, большую часть которых я даже не знал.

Линда перечисляла десятки фигурантов, которые обеспечивали жён всем необходимым, находясь рядом с ними круглосуточно, при этом удовлетворяли их материальные, духовные и физиологические потребности в немыслимых объёмах.

Мало того, что эти обвинения были обидными, они являлись поводом для отлучения от секса, которого не было в принципе.

Спросишь, как я не сходил с ума?

Не знаю. Выдержал.

Был ли я хладнокровен? Увы, нет. Мои нервы закручивались в морские узлы, развязать которые невозможно даже теперь, когда этой женщины нет в живых.

Линда систематически устраивала концерты по заявкам, которые подавал вовсе не я.

Чего только я не предпринимал: встречную истерику, выяснение отношений, призыв к примирению и разбор полётов. Ничего не работало.

Иногда я не выдерживал давления изнутри и снаружи, выдавал Линде оплеуху или пощёчину, после чего рвал на ней одежду и трахал, как последнюю суку. Нет, я её не насиловал. В такие минуты она безоговорочно подчинялась и просила ещё.

Каждый раз, когда нервы окончательно сдавали, отношения налаживались на месяц или около того, после чего весь спектр кошмарных отношений повторялся.

Иногда казалось, что Линда намеренно провоцирует меня на физическое воздействие. Для меня этот метод был неприемлем, а она испытывала явное удовольствие.

Когда случались периоды тихих размеренных отношений, она предпочитала секс, когда женщина находится сверху. При этом ей нужно было непременно сжимать соски так, что даже у меня каменели яички, чувствуя боль.

После оргазма Линда долго билась в беззвучной истерике, требовала снова и снова сдавливать груди, после чего принималась рыдать.

Я никак не мог понять, когда ей хорошо и когда плохо. Даже после бурного секса она могла орать по часу и больше, пока я не догадывался сжать её в объятиях так, что невозможно было вздохнуть.

Обездвиженная, она затихала, запросто могла заснуть, даже улыбалась во сне.

После каждой истерики жена чувствовала себя малым ребёнком: любила, когда её купают в горячей воде, моют с шампунем, проникают пальцами в потайные пределы, массируют. Если после ванны был страстный секс, она плакала от счастья, благодарила и клялась в вечной любви.

В такие минуты Линда могла пообещать что угодно, причём верила в свои клятвы, которые забывала, не успев проснуться.

На третьем году семейной жизни, когда наша дочка уже ходила и разговаривала, после очередной истерики Линда повторно забеременела.

Я об этом не знал. Жена тайно от меня сходила на аборт, после чего больше года предъявляла претензии, что сделала это под моим давлением. Представьте себе, что я чувствовал.

Линда была крайне эмоциональна. Я терпел.

Немного позже я начал изучать причины её неадекватных состояний. В пособии по этой страшной и странной теме было написано, что женщины устраивают истерики по трём причинам: стресс, сексуальная неудовлетворённость и предменструальный синдром.

Мужчина, впадающий в истерическую прострацию, имеет на это конкретную причину, разрешить которую, по его мнению, не может. Женщине, одной причины мало. Она выстраивает логическую цепочку, отследить которую невозможно в принципе.

Даже если ты ни в чём не виноват, более того, имеешь стопроцентное алиби, доказать это, пока женщина не успокоится, невозможно. Более того, если попытаешься чего-либо доказать, только усугубишь проблему.

Женщине не требуется доказательств и обоснований вины. Она несчастна, проблема исключительно в этом. Хочешь усугубить своё положение, начни доказывать и спорить.

Любая женщина – актриса от рождения. Ей нужна публика. Остановить представление  может только равнодушие зрителя. Попробуй не принимать участие в её спектакле и всё закончится. Но есть ли мужчины, готовые и способные выдержать женские слёзы?

Почувствовав твою реакцию, не важно, какой направленности, она будет изображать из себя Офелию, девушку, несчастную в любви. И не вздумай пытаться её успокоить, пожалеешь: сцена должна быть сыграна до конца.

Организм привыкает к определённому ритму жизни человека, выделяет для каждого процесса определённую толику энергии. Успокойся, досмотри до конца. Возможно, будешь вознаграждён. Перевозбуждённая женщина после истерического припадка становится страстной любовницей.

Понимаю, что не каждому это понравится, но что делать: у меня нет другой женщины.

Иногда приходилось добывать информацию, дабы избежать скандала, буквально из воздуха.

Помнится, был такой случай. Проснулся я от того, что почувствовал запах блинов. Не так часто благоверная баловала меня домашними деликатесами. Умылся, оделся, вышел на кухню, по привычке попытался обнять жену. Облапил за бюст, отыскал на шее особенно чувствительную эрогенную зону и лизнул.

Реакция последовала незамедлительно: горячей сковородкой в лоб и коленом в пах. Вот такая любовь.

Сгруппироваться или защититься я не успел, для обороны не было предпосылок и причин.

В результате ожог лица и опухоль на оба глаза. Но это мелочи жизни по сравнению с истерикой, которая за этим последовала.

Думаешь, для драматического спектакля была веская причина? Ошибаешься. Линде приснился сон, в котором я переспал с её лучшей подругой.

Со мной жена не разговаривала больше месяца, с подругой поругалась навсегда.

Считаешь, она психически ненормальна? Так нет же! Врачи в голос говорят, что с ней всё в порядке.

Получается, что ненормальный я?

Тогда почему она вскрыла себе вены, когда я объявил ей, что требую развод и уехал на неделю к родителям?

Про первую любовь и доверчивый романтизм

Борис не любил шумные сборища, когда за одним столом собираются малознакомые люди, объединённые лишь застольем и выпивкой, расслабляющей до обволакивающего сознание иллюзорного блаженства.

Всего несколько тостов смывают барьеры общения, в том числе нравственные. Начинаются хаотические знакомства, странного свойства откровенность, братание.

 Особенно неприятно ему было непременное внимание к своей особе пьяненьких женщин, которые обычно в трезвом виде не замечали его вовсе.

Борис не был нелюдимым женоненавистником. Ему нравились женщины, даже очень.

Близкому знакомству с прелестницами препятствовали моральные принципы, профессиональная занятость и крайняя застенчивость, отчего на исходе третьего десятка лет он всё ещё пребывал в неведении относительно интимных радостей с женщинами.

Фирма, в которой мужчина работал программистом, отмечала двадцатилетие. Руководство строго предупредило: неявка чревата лишением премии. Пришлось подчиниться.

Пытаясь избежать тесных контактов, Борис сел в отдалении и налёг на коньяк. Нанятый ведущий, как мог, веселил толпу, то и дело предлагал игры с откровенно взрослыми правилами.

Разгорячённые выпивкой сотрудники в перерывах между тостами и танцами охотно принимали участие в бесхитростных играх, позволяющих бесстыдные прикосновения и прочие вольности на глазах у всех.

Борис ждал момента, когда можно будет незаметно исчезнуть. Не привлекая к своей персоне внимания.

Алкоголь туманил мозги, расслаблял. Чувственные игры невольно возбуждали интерес. То и дело кто-то из участников попадал в неловкую ситуацию, которая вызывала шквал аплодисментов.

Через час или около того, большинство сотрудников превратилось в общую биомассу, где объятия и поцелуи стали нормой общения, а мужская рука на женской груди или деталях, находящихся гораздо ниже спины, знаком дружеского внимания.

Несколько раз в течение часа к нему подсаживалась с бокалом вина слегка развязная яркая незнакомая брюнетка с необычной ассиметричной дизайнерской стрижкой, предлагала познакомиться ближе. Среди сотрудников Борис никогда её не видел, скорее всего, чья-то родственница или приглашённая кем-то из руководства.

Женщина была старше, но ненамного, лет на пять-шесть, не больше. Бориса удивляло, что при обилии мужчин, эта дама выбрала для неприкрытого флирта именно его, человека, намеренно сторонящегося общения.

Альбина, так она представилась, обращалась к нему по имени, шептала на ухо ужасные глупости, прижималась упругой грудью, и оголёнными бёдрами, явно эпатируя.

От неё пахло довольно приятной смесью хорошего алкоголя и дорогих духов. Выглядела женщина изысканно, даже гламурно, чем вызывала у Бориса ещё большее стеснение. Тем не менее, молодой здоровый организм бурно реагировал на женские прелести.

Несмотря на внутреннее сопротивление, прикосновения, медовый голос, запахи, исходящая от её тела теплота и энергия выполнили в полной мере задачу соблазнения: борис поплыл, сам не заметив того.

Немного погодя они танцевали нечто медленное. Альбина откровенно, с придыханиями, прижималась, стараясь задеть чувствительные зоны мужского тела. Её коленки упрямо лезли меж его ног, руки “нечаянно” дотрагивались до мужской сердцевины, гладили грудь.

Способность сопротивляться исчезла полностью. Борис дрожал всем телом, чувствуя, как его накрывают одна за другой незнакомые волны сладострастия.

Альбина хвалила мужские достоинства, которых оказалось неожиданно много. Впрочем, Борису было не до этого: он боялся и ждал одновременно её нескромных прикосновений, от которых сжималось и твердело всё изнутри, расплавляя мозг.

Женщина щекотала холодным кончиком носа его чувствительную шею, прикасалась мягкими губами, тёрлась щекой, прижималась всё сильнее, от чего невозможно было отказаться.

Борис был похож на расплавленный пластилин, из которого без труда можно было слепить что угодно.

Партнёрша с каждой минутой становилась откровеннее и ласковее. Трепетная женственность растворяла последние барьеры у мужчины, который впервые в жизни встретился со столь сильными ощущениями.

Альбина казалась Борису хрупкой и томной, трогательной и чуткой, трепетной и пылкой, сладкой, благоухающей, желанной.

В мозгу проносились ассоциации вперемежку с желаниями, основное из которых стремилось попасть глубоко внутрь манящей вожделением нимфы. Он созрел и готов был на всё.

Подруга коварно и расчётливо подводила Бориса к мысли о неизбежности  страстного рандеву в уединении. Она говорила и говорила томным, полным страсти голосом сирены, о том, насколько он хорош и желанен.

Альбина откровенничала, рассказывая про не очень удачные отношения с мужем, про отсутствие у него тех достоинств, которые есть у него, Бориса, такого обаятельного, мужественного и совсем неиспорченного.

– Ты мужчина моей мечты. Я сразу поняла, уверена, что нас свёл неотвратимый рок.

После очередного танца Альбина увела его вглубь коридоров, в потаённый уголок, где они нервно курили, затем целовались взасос, изощрённо сплетаясь языками, наслаждаясь вкусом внутренних соков до помутнения рассудка.

Руки женщины похотливо путешествовали там, где прежде не касался никто, отчего желание и страсть вырастали в размерах. Она была бесстыдна, откровенна, ненасытна, порочна до самых кончиков пальцев, но это было по-настоящему здорово.

– Мой муж сейчас в командировке. Нашей любви никто-никто не помешает. Ты и я, я и ты. Мы будем вместе всю ночь, если пожелаешь, то и день. И ничего не бойся, совсем ничего. Я врач, работаю с пациентами. Нас проверяют каждый месяц.

– Разве это имеет значение? Ты лучшая  женщина в моей жизни, точнее, единственная.

– Потом, всё потом. Успеем наговориться, узнать друг друга ближе. Сейчас нам нужно умудриться смыться отсюда так, чтобы не вызвать подозрений. Здесь я написала свой адрес. Скажи, что разболелся живот, что пьян. Не имеет значение, как ты отвертишься, главное испариться незаметно. Жди меня у подъезда.

– Вино, коньяк, что-нибудь нужно?

– Чудак, посмотри на столы, здесь всего довольно. У меня объёмная сумочка. Для конспирации потрусь с кем-нибудь ещё. Да не смотри так. Нужно отвлечь внимание. Мы с тобой нарисовались. Ты меня так возбудил. Вот, потрогай. – Альбина подняла подол платья, взяла его руку, опустила туда, где сейчас находились его мысли.

Мужчина едва не задохнулся от прикосновения к тайне. Он был на грани обморока.

В такси Борис только о ней и думал, то и дела принюхиваясь к ладони, которая хранила запах её нутра.

Всю ночь и весь следующий день любовники чередовали слияния с возлияниями. Альбина была ненасытна. Её опыт превосходил любые фантазии, которые могли прийти в ум Бориса.

Непристойность поз нисколько не смущала женщину. Она хотела и так, и этак, показывала чудеса извращённой гибкости и отсутствие тормозов в интимной сфере.

Особенно заводило её полное отсутствие сексуального опыта у Бориса.

Альбина чувствовала себя совратительницей, обучающей пороку младенца. Она раскрывала интимные недра, руководила его действиями так, словно наставница, которой поручено открыть ученику все тайны сокрытого от посторонних бытия.

Любовница показала своему визави все тонкости страстного соития, каждый миллиметр открытого и тайного в  возбуждённом похотью теле.

За сутки Борис слышал призыв и требование, – люби меня, Боренька, люби, – наверно раз двадцать. Несколько раз пришлось менять постельное бельё, десяток раз мыться под душем и в ванной, где процесс соития продолжался.

Борис был счастлив. Несколько раз он заводил разговор о том, что им нужно быть вместе. Альбина томно смотрела на него, прикрывала его рот рукой, от которой невыносимо пахло безудержным сексом, сливалась с ним в продолжительном поцелуе.

Несколько раз любовники пытались расстаться. Безуспешно. Они вновь падали в кровать, стараясь доставить друг другу ещё более глубокое наслаждение, сделать чего было попросту невозможно, поскольку они исчерпали неизведанный набор средств.

Квартира Альбины, если бы кому-то довелось войти в неё сейчас, показалась бы ему публичным домом, настолько её воздух был пропитан похотью.

Однако силы даже самой пламенной страсти рано или поздно заканчиваются. Устали и наши любовники, обещав продолжить общение при удобном стечении обстоятельств.

Чаяниям любовников не суждено было сбыться. Что-то там, наверху, или здесь, в рутинной обыденности, вмешалось в судьбу наших персонажей, резко и бесповоротно изменив сценарий любви на нечто иное.

Спустя две недели Борис почувствовал недомогание, которое надолго испортило ему настроение и вообще изменило представление о любви: всё началось с зуда в самом интимном инструменте, неожиданном предмете его мужской гордости.

Далее ощущения стали резче, появились странные выделения, характер которых пугал, больно стало ходить в туалет. Борис скрывал эти обстоятельства, сколько мог. Потом пришлось поделиться своей проблемой с товарищем, что оказалось сделать невыносимо стыдно.

Тот рассмеялся в лицо, отечески похлопал по плечу, – добро пожаловать в реальную жизнь. В следующий раз надевай презерватив, если не знаешь, с кем имеешь дело.

– Она врач, их постоянно проверяют. К тому же замужем.

– Наивный. Судьба подавала тебе тысячу сигналов опасности, ты не смог разглядеть ни одного. Лечись, брат, лечись. Это не смертельно, хоть ты и запустил. Сразу нужно было обращаться.

– Я её уничтожу. А если кто-то узнает?

Товарищ приложил палец к губам, – об этом не обязательно кому-то знать. Ты сказал, что она медик. Пусть лечит. Это в её интересах. Не дай бог муж узнает.

Альбина клялась и божилась, что не причём, что у неё нет никаких симптомов, но испугалась. Она приходила к нему в квартиру, как на работу, несколько раз в день колола антибиотиками, приносила продукты и деликатесы.

Приключение обошлось без огласки и видимых последствий, но надолго поставило крест на интимных отношениях с женщинами.

Да, Борис всё-таки полюбил и женился спустя шесть лет. Будете смеяться, но познакомился он с будущей женой при абсолютно схожих обстоятельствах: корпоратив, выпивка, флирт.

На этот раз мужчина решился на сближение без малого через полгода.

После первого секса он три недели анонимно сдавал анализы, только тогда признался женщине в любви.

Любовь с коммерческим уклоном

События и время в семье Сапрыкиных который уже раз разделилось незримой демаркационной линией, изменив незримо схему отношений, образ жизни и даже чувства.

До того, как в семье появились деньги, было иначе.

Лучше или хуже, не скажу, но изменилось всё: еда, вещи, распорядок дня, привычки. Основательнее всего мутировали отношения.

Из романтической и трепетной любви вырастал некий бесформенный монстр, стирающий яркие чувства, заменяя их товарно-денежным обменом, эквивалентом которого становились поцелуи, объятия и супружеские обязанности.

Поначалу, когда удалось вырваться из цепких когтей бедности, которая сопутствует каждой зарождающейся семье, начинающей строить быт с чистого листа, жизнь закипела.

Любовь бурлила и клокотала, как вода в чайнике, расплескивая в стороны и извергая из-под прыгающей крышки обжигающие брызги счастливых событий, желаний и целей.

Бурлящие пузыри торжества и блаженства поднимались колоколом с самого дна, заставляя танцевать и переливаться всё вокруг, возвещая окружающему миру радостную весть энергичными эмоциями и прекрасно-безумными поступками.

Каждому из нас известен восторг по поводу первых семейных приобретений, средства на которые копятся путём тотальной экономии. Ситцевое платьишко, дешёвые туфельки и губная помада для неё, рубашка и носки для него:  разве это не повод для праздника?

Влюблённые готовы друг для друга на всё. Основная семейная ценность – любовь.

Радость от сбывающихся грёз была недолгой. Адекватной реакции на неистовое бульканье и шипение перегретого, а оттого чересчур насыщенного материального пара не последовало.

Сравнение с семьями, которые “умеют жить” показали Лизе убогость того, чем оделила судьба непосредственно её.

Почему гармония ликования и благодушия неведомым образом обрушилась, обратившись в полную противоположность –  неудовлетворенность и зависть, было непонятно.

События развивались быстро, запаса положительных эмоций всё ещё было достаточно, чтобы украсить отношения и быт.

Неустойчивое равновесие внутрисемейных отношений балансировали любовь, вожделение и страсть, концентрация которых в крови супругов по-прежнему превышала среднестатистические значения.

Ревность ко всему недостижимому, что непременно следует иметь, появилась не сразу. Понадобилось время, чтобы  осознать безразмерную величину пропасти между желаемым и доступным.

Что касается взаимодействия и чувств, они полились через край, как обычно сбегает вода из  перестоявшего на огне чайника, заливая плиту и гася потрескивающее пламя.

Пшик и нет никаких отношений, только склоки и претензии, которые множатся, да шипение затушенного газа, грозящего взорваться от нечаянной искры.

Приблизительно так. Но не сразу.

Первые свободные деньги вылёживались в третьем томике собрания сочинений А.С.Пушкина, русского всего.

Лиза гладила вожделённые купюры, пересчитывала по несколько раз за день, аккуратно складывала банкноты стопочкой, которая росла. Пусть чересчур медленно, как казалось ей, но прибывала, даря надежды, вызывая волны сладостных грёз.

Женщина удобно усаживалась на кресло с ногами, сворачивалась в расслабленную позу отдыхающего котёнка, прижимая к груди книгу, внутри которой была мечта.

Никто не знает, что именно рисовало её воспалённое воображение. Возможно, Лиза чувствовала себя Золушкой накануне свадьбы со сказочным принцем. Ей хотелось всего сразу: трёхкомнатную квартиру, машину, дачу, модную одежду и отдых в Крыму.

Поступательное движение достатка рождало восхитительные вибрации, вызывающие прилив крови в голову, которая кружилась в волшебном танце вожделения.

Мечты, одна сладостнее другой, витали в воздухе квартиры, маленькой, но своей, переполняя его мечтами, готовыми вот-вот сбыться.

Не о том ли думала она, мечтая о будущем в душном  и тёмном закутке сеновала в родительском доме, где кроме неё обитало пять сестёр и братьев, мал мала меньше, одетых кое-как, но накормленных и чистых?

Скоро, теперь совсем скоро… сбудется всё, о чём она грезила, будучи маленькой девочкой. Значит, не зря встретила будущего мужа, пусть и не принца. Может, не напрасно терпит его.

Как только начала расти стопочка купюр, Лиза потеряла сон и покой, вынашивая план реализации соблазнов. Сегодня, например, хочется ремонт, мебель, новый холодильник, телевизор…

– Нужно записывать,  –  думала она. – Необходимо узнать, что сколько стоит. Но это потом. Сначала оденусь, как Валька Пронина. Нет, Валька, это колхоз червонный лапоть. Таких шмоток, как у неё, навалом. Я себе обувь и платья в “Берёзке” куплю, чтобы ни у кого таких не было. Вон сколько всего нужно. И детям. Хотя, они-то подождут, какие их годы. Сначала себя одеть как следует.

Может, не совсем так происходило на самом деле, только каждый раз после смены жена не давала Антону уснуть далеко за полночь.

Как только заканчивались возбуждающие взрослые  игры в постели после ужина, приготовленного пришедшим с работы Антоном, Лиза тянула его на кухню, где долго, пока окончательно не застывали их оголённые тела, расписывала, чего и сколько у них скоро будет.

Супруги сидели с зажжёнными сигаретами в полной темноте: возбуждённая мечтами женщина и засыпающий после пятнадцатичасовой смены мужчина.

Лиза мечтательным мелодичным голосом, больше подходящим для любовных диалогов, чем для обсуждения прозаических материальных запросов, воодушевлённо, темпераментно, словно о нахлынувших романтических чувствах, рассказывала о том, какие замечательные наряды ей предстоит приобрести, как она будет в них выглядеть и у кого сведёт физиономии от бессильной ревнивой злобы.

На этом месте, когда соперницы и подруги умирали от зависти, в её глазах вспыхивала искорка от окурка и капелька влаги, возможно подступающая слеза.