Хранитель Бездны

Вся эта чертовщина положительно выходила за рамки. Злость вытеснила страх. Он и думать-то рационально не мог в эту секунду.

– Послушайте, – осторожно, как к душевнобольному, обратился он к бармену, – вы мне только скажите, в какую сторону идти, я и пойду. Все эти ваши версты пройду, а там, глядишь, встречу… ну ямщика али обоз какой… Поди, волки меня и не съедят…

– Там нет волков, – внезапно прошептала рыжеволосая старуха, сверля глазами столешницу, – они всех волков…

Бармен громко кашлянул, и женщина осеклась.

– Так, значит, – скороговоркой зачастил толстяк, – как выйдешь, от заправки направо шоссе. Дальше – по указателям. И дверь закрой за собой! – последние слова он почти выкрикнул.

Андрей в недоумении пожал плечами и пошел к выходу, спиной ощущая взгляды посетителей. Толкнул скрипучую дверь рукой и, не оглядываясь, покинул помещение.

Глава 2

1

На улице было по-осеннему зябко и неожиданно светло. Отчего-то Андрей был уверен, что за окном ночь – быть может, тому виной была грязь, жирным слоем покрывавшая стекла бара, да заскорузлые темные занавески, создававшие дополнительное препятствие для дневного света.

Он огляделся, подсознательно пытаясь найти знакомые ориентиры, однако память упорно отказывалась реагировать на окружающий пейзаж.

Непосредственно перед его глазами был расположен ржавый насквозь остов бензоколонки. Два когда-то красных насоса казались облитыми кислотой. Краны мертвыми змеями валялись на растрескавшемся асфальте, увитые желтым сухим плющом. Навес из поликарбоната пестрел дырами, сквозь которые виден был металлический рыжевато-черный каркас. Неподалеку, на фоне низко нависающего серого неба, нелепым пальцем указывал вверх длинный почти с полностью облупившейся краской столб. На самой верхушке его располагался потрескавшийся знак с полустершейся эмблемой, изображающей восемь стрел, разлетающихся в разные стороны прочь из центра, – черной грубо намалеванной точки-глаза; краска в этой точке сохранилась лучше всего, и создавалось впечатление, что в центре эмблемы зияет неровная дыра.

У самого столба была припаркована древняя «Победа». Машина была щедро присыпана опавшей листвой.

При заправке когда-то находился и магазин – его скелет с выбитыми стеклами неприветливо скалился дверным проемом. Сама дверь валялась неподалеку – сквозь нее редко проросла желтая чахлая трава.

Из-за угла магазина шаткой неестественной рысью выбежала необычайно длинная худая собака. Остановившись в нескольких метрах от Андрея, она повернула к нему седую морду, вывалила малиновый язык и неожиданно широко улыбнулась, будто признав в нем старого знакомца. Повиляла облезлым хвостом и побежала дальше.

Он сделал несколько шагов вперед и, оглянувшись, посмотрел на бар, уродливым коробом возвышавшийся над ним. Фасад здания был когда-то забран белым щегольским профнастилом. Несколько листов отвалилось да так и валялось под ногами; остальные растрескались, казались грязными и ветхими настолько, насколько это вообще было возможно. Простая двускатная крыша была и вовсе не подшита – Андрей хорошо видел гнилые доски. Под одной из балок свила гнездо ласточка (довольно крупная ласточка, судя по размеру гнезда, – автоматически отметил он про себя) – нелепый ком сухих веток занимал почти весь угол крыши.

Окна, казавшиеся грязными изнутри, с внешней стороны выглядели совершенно черными, словно кто-то намеренно замазал их слоем мазута, который изредка отсвечивал крошечными искорками чудом сохранившейся незапятнанной поверхности.

Над кособокой дверью черной краской было написано: «Бар Кордон». На самой двери висела древняя табличка, поясняющая, что заведение открыто ежедневно, без выходных, и работает до последнего посетителя.

Андрей обнаружил, что за ним наблюдают и, присмотревшись, увидел смутные очертания нескольких голов, прильнувших к грязной поверхности окон с другой стороны. Дверь тихонько скрипнула и в образовавшуюся щель протиснулась еще одна голова, принадлежащая его недавнему собутыльнику. Увидев смотрящего на него Андрея, мужчина смутился и принялся с неподдельным любопытством первопроходца осматривать окрестности, фальшиво посвистывая.

Андрей пожал плечами. Раздражение и злость сплелись в причудливый коктейль – он злился, и на своих недавних знакомцев из бара, и на себя, и на распроклятую амнезию… Злость помогала ему справиться с другим чувством, не оставляющим его с того момента, как он очнулся.

Страх.

Казалось, им был пропитан воздух. Страх угадывался в абрисе разрушенной бензоколонки и в выщербленном асфальте под ногами, и в неестественно длинной улыбчивой собаке. Страх был в каждом шорохе, в скрипе сухих ветвей склонившегося под легким ветерком тополя, в шелесте старой газеты, зацепившейся за оконную раму магазина. Страх был в сером бескрайнем небе и в трепещущих в поднебесье черных силуэтах птиц.

Нет, ни в коем случае нельзя поддаваться эмоциям. Он напился, или… его отравили, подмешали что-то в питье, возможно, украли машину – это объяснило бы отсутствие ключей и телефона в кармане. Быть может, грабители в спешке не заметили кошелька, а может, и пожалели незадачливую жертву, оставив ей кругленькую сумму в качестве компенсации за отобранную собственность. История показалась ему высосанной из пальца и явно не налазила даже на самую больную голову, но при наличии отсутствия, как говорится, пока представлялось, что все случившееся с ним – не факт. Это гораздо больше, чем факт. Так оно и было на самом деле.

Теперь важно добраться до телефона, уж коль никто из деградантов-посетителей не собирается ему помогать. Да и не было у него ни малейшего желания оставаться в этой грязной наливайке, где, чего доброго, его прирежут и отберут последние деньги. Положительно, нужно искать телефон. Наверняка по пути в город (как же называется этот чертов город?) есть и другие, работающие автозаправки. Оттуда можно вызвать помощь – ему не улыбалось топать всю дорогу (верст двадцать пять, как сказал гиппопотам за барной стойкой). А там, домой, по указанному адресу, к врачам, в психушку, милицию, к чертовой матери – лишь бы подальше отсюда.

Он поглубже втянул голову в плечи – холод пробирал даже сквозь толстую добротную кожу, да и отсутствие шапки сказывалось – у него начали мерзнуть уши – и побрел в сторону дороги.

Проходя мимо рекламного столба, еще раз окинул взглядом «Победу». Несмотря на ржавчину и одеяло из желтой листвы, машина не производила впечатления брошенной. Скорее, складывалось впечатление, что хозяин оставил ее перед тем, как… зайти в бар и застрять там на неделю.

Выйдя за территорию заправки, он оказался на двухполосном шоссе. Серое, все в выбоинах и ямах дорожное полотно змеей уползало за далекий горизонт. По обе стороны дороги, насколько хватало глаз, тянулись бесконечные поля, поросшие увядшей травой и сорняками. Редко-редко корявыми пальцами торчали черные сухие тополя, посаженные у обочины.

В последний раз оглянувшись на бар (издалека здание казалось еще более неухоженным, вызывая омерзение), Андрей решительно побрел прочь, в сторону, указанную барменом.

– Будем надеяться, что он хоть направление указал верно, – пробурчал он и осекся: собственный голос казался неестественно плоским и совершенно незнакомым. Тишина, в которую он погрузился, была настолько плотной, что каждый звук бил по ушам нескрываемой угрозой.

Где-то залаяла собака. Лай перешел в вой, затем в визг, будто кто ударил пса. Эхом отозвался другой пес – вдалеке, за ним третий – и снова наступила звенящая тишина.

Поневоле Андрей ускорил шаг. Было сложно понять, который час – серые осенние сумерки могли свидетельствовать как о раннем утре, так и о надвигающейся ночи. Его совсем не вдохновляло идти по безлюдной дороге в темноте.

Но и возвращаться смысла не было.

Когда-то, будучи еще студентом, он оказался на улице без копейки денег, проводив свою пассию на такси после дискотеки. В карманах у него оставалось несколько монет, смятая и почти пустая пачка сигарет и зажигалка.

Андрей пошел домой пешком, строго распределив оставшиеся сигареты и развлекая себя пением вслух. На тридцать второй песне Виктора Цоя он добрался до общежития. Седенькая вахтерша ни за что не хотела впускать его. Он и спорить не стал. Неподалеку рос кряжистый каштан. Полный пьяной удали, он вскарабкался на него и по тонкой, опасно потрескивающей ветке забрался на общий балкон, оказавшийся, впрочем, наглухо закрытым на ночь. Он закурил последнюю сигарету и встретил один из самых потрясающих в своей жизни рассветов.

Воспоминание пришло так ненавязчиво, что Андрей не сразу и понял, что произошло. Память возвращалась – пусть неохотно, обрывками – ничего не объясняющими кусками, но возвращалась.

Это приободрило его. Проанализировав эпизод еще раз, он сделал несколько зарубок на будущее. Выходит, что, будучи студентом, он курил, что не удивительно – почти все студенты курят. А потом бросил – вкус табака во рту удивил его. Более того, он был малый не промах – авантюрист, а это уже плюс… Будем надеяться, что плюс: порой авантюристы превращаются в рецидивистов – а ему почему-то не особо хотелось вдруг вспомнить о том, что он серийный убийца в розыске. Впрочем, это вряд ли.

Разухарившись, он принялся насвистывать мелодию наугад и тотчас же всплыли слова к ней прилагающиеся. И не только к ней. Он понял, что знает наизусть по меньшей мере сорок, если не больше, песен группы «Кино»; помнит биографию Виктора Цоя… Судя по всему, он весьма неплохо ориентируется в русском роке («Харе слушать этот говнорок» – пробасил кто-то в голове. И он тотчас же вспомнил Ромку – вечно непричесанного панка с самодельными татуировками на предплечьях. Сутулого и пьяного Ромку, нелепо сгоревшего в собственной квартире незадолго до выпуска)… Да и не только в русском роке. На ум пришло несколько названий зарубежных групп. Вместе с названиями групп память услужливо подкинула ему и названия альбомов и песни, и… рифы, вот как это называется!

– Я умею играть на гитаре! – победно воскликнул он и тотчас же осекся – тишина поглотила фразу, не оставив и эха.

Быть может, он музыкант? гитарист? рок-певец?

Память сочла вопрошаемое вымогательством и, оскорбившись, смолчала. Что ж, хорошего понемногу. В конечном итоге, еще с час тому он не помнил и этого.

Андрей задумался на секунду и решительно затянул: «Но если есть в кармане пачка сигарет… – у него оказался приятный чистый голос, но сама песня звучала плоско, будто из мелодии была выжата вся жизнь, – Значит все не так уж плохо на сегоооодняшний день!»[1] – …упрямо продолжил он. Вышло немного лучше.

Ну вот… теперь будет не так (страшно)… скучно идти.

Невольно Андрей оглянулся. Бар и разрушенная колонка стали неожиданно маленькими, почти игрушечными. Выходит, он порядком протопал. Поглядев вперед впрочем, он не уловил ни малейших изменений. Все тот же безрадостный серый пейзаж, все те же бескрайние бледно-желтые поля. Неподалеку, умоляя небо о чем-то, вздымал ветви древний тополь. У основания ствола Андрей заметил белую поросль. Поравнявшись с деревом, он пригляделся и, заинтересовавшись, подошел поближе. Наклонясь, не сразу понял, что видит, а осознав, – отпрянул с неожиданно сильным отвращением.

Это были грибы. Мертвенно-белые, на тонких, извивающихся ножках под широкими плоскими шляпками. Чем-то они напоминали поганки, но если в поганках угадывалась жизнь, то эта грибница казалась… больной. Грибы, извиваясь, опоясывали ствол; некоторые росли прямо из коры, свешиваясь над собратьями. Поверхность шляпок была блестящей, скользкой.

Андрей поймал себя на странной мысли. Ему захотелось… прикоснуться к одному из грибов, быть может сорвать его, и… попробовать. От одной этой мысли ему стало тошно, но ужасней всего было то, что даже тошнота не могла заглушить острого желания ощутить холодную скользкую мякоть во рту.

Он даже сделал шаг вперед, и буквально на мгновение ему показалось, что несколько грибов шевельнулось, поворачивая шляпки в его сторону. Миг – и морок прошел. Осталось вязкое, пресное ощущение во рту.

Он сплюнул горькой слюной и, отвернувшись, побрел прочь. Постепенно ощущение вязкости во рту исчезло, отступило и бредовое желание отведать поганок.

Видимо, это побочные эффекты… клофелина или другой дряни, что они там ему подмешали… В любом случае, важно как можно скорее дойти до телефона. Все прочее подождет.

Укутавшись поплотней, он ускорил шаги. Шоссе находилось в совершенно не пригодном для езды состоянии. То и дело дорогу пересекали огромные ямы – ужас водителя незнакомого с дорогой. Да и доскональное знание местной географии ходовую не спасет. Быть может поэтому, кругом ни души?

Пройдя, по собственным расчетам, еще километра два и спев дюжину песен Цоя, Андрей почувствовал первые приступы голода. Еще больше хотелось пить. Вот уж где не помешала бы припасенная заранее бутылка воды, купленная в том самом баре. Но, знал бы прикуп…

Он хмыкнул и, остановившись, огляделся.

Смотреть было не на что. Даже не обладая сильным воображением, можно было с легкостью представить себе, что разбитое шоссе петляет по кругу. Все то же низкое серое небо. Все те же поля и все те же тополя у дороги (он больше не испытывал желания подходить к ним). Ни дорожных знаков, ни обязательных для любой автострады следов человеческой деятельности у обочины. Где-то за облаками горестно курлыкали журавли.

Через некоторое время он обратил внимание на то, что его зрение значительно ухудшилось, замыленное однообразным пейзажем. Тополя, мертво покачивающиеся в сером мареве, утратили четкость очертаний; их ветви казались зыбкими и полуреальными.

Он прищурился, но зрение не прояснилось, словно перед глазами была дымка.

Андрей задумался на секунду и вдруг понял, что с глазами все в порядке.

Наступили сумерки.

А следовательно, скоро станет совсем темно.

2

Он вздрогнул и словно в ответ на эту непроизвольную дрожь где-то далеко позади раздался тихий гул. Одновременно справа от себя он скорее почувствовал, чем заметил, движение. Повернув голову, он ничего не увидел. Хотя… Он присмотрелся и с каким-то отстраненным любопытством отследил, как по полю параллельно ему перемещается некий неправильной формы объект. Движение было дерганым, скачкообразным. Поначалу Андрей подумал, что это заяц… чертовски большой заяц, учитывая то, что он находился от него достаточно далеко. Остановившись, он приложил руку козырьком и постарался разглядеть зверя в деталях, однако добился лишь того, что перед глазами заплясали черные мушки. Будто почувствовав его взгляд, существо замерло и мгновенно слилось с серым, темнеющим небом и пожухлой травой. Однако стоило Андрею отвернуться, и он снова уловил какое-то движение краем глаза. Резко повернув голову, он успел заметить, как таинственный объект сделал резкий и длинный скачок, на секунду черным трафаретом распластавшись в воздухе, и тотчас же исчез.

На расстоянии было совершенно невозможно оценить форму и размеры существа, но общие пропорции его показались Андрею неправильными, слишком неправильными.

Он прибавил темп, стараясь не обращать внимания на назойливое движение справа и все усиливающийся гул за спиной. Не осознавая своих действий, перешел на легкую трусцу, еле сдерживаясь, чтобы не рвануть со всех ног. Сердце неистово колотилось в груди. Несмотря на холодный воздух, ему стало жарко и тесно в плотной куртке. Он заставил себя остановиться, еще раз бросил взгляд направо, однако на этот раз ничего не увидел. Тем временем таинственный гул за спиной превратился в куда более узнаваемое кашляющее рычание, даже рев. Такие звуки могло издавать адское чудовище, что вот-вот настигнет несчастную жертву, или древний двигатель.

Машина!

Дорога за его спиной высветилась фарами. В это мгновение Андрей внезапно испытал сильное желание сойти с шоссе и, затаившись в сухой траве, позволить автомобилю проехать мимо. Одновременно и совершенно некстати он вспомнил, что когда-то давно, а может быть и совсем недавно, он точно так же ехал по пустынной дороге, освещая выщербленный асфальт мощными фарами. Окно было распахнуто, и ветер пах луговыми травами. Он смотрел на дорогу свысока, как если бы сидел за рулем джипа или даже…

Воспоминание ускользнуло.

Андрей повернулся в сторону приближающегося автомобиля и, отступив на обочину, поднял руку.

Через несколько секунд его ослепило: два белых сияющих глаза, появившиеся над вымершим шоссе, неслись прямо на него на приличной скорости.

«Пожалуй, из местных», – подумал он. Водитель, несомненно, знал дорогу и успешно лавировал между ямами, не снижая скорость.

Машина приблизилась, и, к своему удивлению, Андрей узнал в ней ржавую «Победу» из оставленного им бара. Автомобиль рычал и фыркал. Лицо водителя было скрыто в темноте кабины.

Прикинув, что его могут не заметить, Андрей принялся вовсю размахивать рукой, привлекая к себе внимание.

Не доезжая нескольких метров до него, «Победа» взвизгнула, как побитый пес, и остановилась, оставляя на шоссе две четкие черные полосы.

Не задумываясь о последствиях, Андрей поспешил к машине. Остановившись, она продолжала рычать, теперь скорее умиротворенно, почти как кот, только что полакомившийся мышкой. При этом, впрочем, машину била мелкая дрожь.

Протянув руку к ручке пассажирской двери, Андрей вдруг подумал, что «Победа» трусится от страха.

Встряхнув головой, отгоняя морок, он открыл дверь и, наклонившись, встретился глазами со своим недавним собутыльником из бара. Мужчина крепко держась за руль одной рукой, второй сделал приглашающий жест, указав на сиденье, и отвернулся, уставившись на темнеющее шоссе, так, будто ему было совершенно все равно, полезет Андрей в салон или останется на обочине.

Андрей подумал было, что ехать по разбитой дороге в обществе алкоголика, только что хорошенько принявшего на грудь, по меньшей мере – самоубийственная затея. Подумал, что мужчина может отвезти его обратно в бар с целью ограбить или что его дружки ждут их где-то в пути – место было безлюдное и как нельзя лучше подходило для злодеяний.

И сел в машину, резко захлопнув за собой дверь.

3

Мужчина тотчас рванул с места, да так, что Андрея вдавило в ветхую ткань пассажирского кресла. Крепко ухватившись за руль левой рукой, он правой переключил передачу на третью и буквально через несколько секунд – на четвертую. Казалось, он почти не обращает внимания на дорогу и ведет скорее интуитивно, прекрасно разбираясь в географии ям и трещин.

– До города я тебя не довезу, и не мечтай, – хрипло сказал он, не поворачивая головы. Даже на расстоянии Андрей ощутил запах сивухи – складывалось впечатление, что после его ухода мужчина с горя выпил по меньшей мере еще литр, – высажу метрах в двухстах от автовокзала. А это, считай, город и есть, вот только я туда не поеду ни за что. Или могу, как вариант, отвезти тебя обратно, – он, наконец, взглянул на Андрея, повернув к нему черный во тьме салона овал лица, – в бар. Они раздобыли матрас. И попонку. Ночь скоротаешь.

Он снова уставился на дорогу, не дожидаясь ответа.

– Я… – Андрей помешкал немного, – послушайте, я благодарен вам и весьма. Признаться, я… – внезапно его осенило: – постойте, вы что, ради меня поехали?

– А что мне, грех на душу брать? – бросил мужчина. – Ты, я гляжу, совсем идиот, Киря, хотя, сразу и не разберешь. Я даже подумал, вот оно, пришло наконец и на мою улицу счастье. Появился у меня собеседник. Ан нет. Но, – он поднял вверх указательный палец, не отрывая руку от руля, – тебе… ах, падло! – в ответ на особо сильный толчок от которого «Победа» едва не развалилась на части, – тебе своя жизнь не мила, видать. Ну а им, – неопределенный жест назад, в сторону бара, – им на тебя тем паче плевать. Тут не каждый день развлечения, как ты сам понимаешь…

Андрей ничего не понял, но кивнул, стараясь не смотреть на дорогу. Ему все представлялось, что безумный алкоголик вот-вот перевернет машину, въехав в очередную яму, но в последний момент мужчина всякий раз объезжал ухабы, чертыхаясь и матерясь сквозь зубы.

– Ну так что? – с некоей надеждой переспросил водитель, – может, того… В бар, а? Юрьич сказал, что если ты бузить не будешь, плату за ночлег он не возьмет… Али ты парней испугался? – он хохотнул. – Так я же и говорю, развлечений у нас с гулькин нос, а тут ты подвернулся. Они безобидней будут, чем… – он осекся и оторвав правую руку от рычага переключения передач протянул ее Андрею, – я Паша, если ты забыл. Забыл, да?

Андрею ничего не оставалось, как пожать протянутую руку. Чего греха таить, он испытывал благодарность к пропитому Паше и даже и спорить не стал по поводу того, что тот упрямо называл его Кириллом.

– Я… Спасибо, Паш. Если я тебе должен что… – он полез было в карман, но мужчина остановил его небрежным движением руки. – Но в баре я ночевать не могу. У меня дела дома… – он задумался на мгновение, понимая, как жалко и вымученно звучала эта ложь, – так что, автовокзал будет в самый раз. Сразу и сяду на автобус… Позвоню только и…

– Там не ходят автобусы, – прервал его Паша.

Андрей изумленно уставился на мужчину. Поворачивая голову, он на миг увидел или ему показалось, да, несомненно, показалось, что он увидел, как дорогу перед ними перемахнуло размытое нечто, напоминающее давешнего зайца.

Павел и глазом не моргнул. Разумеется, ведь он и не заметил ничего подобного. Должно быть, наркотик, который ему подсыпали, вызывает галлюцинации.

Зайцы так высоко не прыгают.

Да и не существует в мире зайцев размером с крупного теленка.

Он почувствовал, как по шее за воротник скатилась капля холодного пота. Этот чертов заяц, вся эта нелепая ситуация… Автовокзал… На секунду он почти потерял контроль над собой и ему захотелось закричать, громко, неистово закричать, и кричать, не переставая, пока Паша не остановит машину и не выпихнет его на обочину, прямо на скользкую белую грибницу под тополем.

Сдержавшись, он тихим и почти безразличным, непрерывающимся голосом переспросил:

– Как не ходят? Закрыт уже автовокзал?

– Закрыт, – буркнул Паша.

Андрей откинулся на спинку сиденья и попытался успокоиться. То и дело машину подбрасывало на кочках и ухабах, но скорость не снижалась. Постепенно вечер окрашивался в бархатные цвета ночи. Поля сливались с черным небом и, казалось, машина несется по бурному морю тьмы, то и дело подпрыгивая на неожиданно жестких волнах. Силуэты тополей, высвечиваемые фарами, приобретали фантастические очертания: не особо присматриваясь, можно было принять их за иссохшие руки, кости, обрамленные клочьями гнилой кожи.

– Так что там с баром? – упрямо повторил Паша.

– Паша, спасибо… – он кашлянул, – спасибо тебе за заботу, но я же сказал…

– Ну сказал и сказал, – отрезал мужчина, – мы… подъезжаем минут через пять. Я тебя высажу и уеду сразу же. Не зови, разворачиваться не стану. Как выйдешь, иди прямо вперед, тут одна дорога. До поворота, а там… ну, сам все увидишь. Мой тебе совет, иди сразу в город. На автовокзале не останавливайся. В двух шагах буквально – кафешка. Не бог весть что, но точно открыта до полуночи. Если подфартит, кто-нибудь тебя подвезет до гостиницы – это километр, не больше, по прямой. Тоже не Ритц. Там вполне… – он помедлил немного, – там безопасно. До утра.

Андрей открыл было рот, но мужчина предупредил его вопрос:

– И не спрашивай меня ни о чем, Кирилл. Я тебе все, что мог, сказал и как мог – помог. Мне тебя по-человечески должно быть жалко, конечно. Вот только судьба твоя, как это говорят-то… вне моей компетенции. Ну и ладно.

Он начал тормозить, на сей раз медленно, плавно снижая скорость. Остановившись, не стал глушить двигатель, но зачем-то выключил фары. Теперь Андрей понял, что еще не совсем стемнело – во всяком случае, он мог разглядеть дорогу, уходящую вперед, и все те же осточертевшие поля вокруг.

Он удивленно уставился на своего водителя. Тот махнул рукой вперед.

– Отсюда не видать, – с видимым сожалением произнес он, – потому как дорога идет на пригорок малость, а потом, сразу за холмом, поворот направо. Как выйдешь на поворот, метрах в пятидесяти, не более, будет автовокзал. Ну, ты его не пропустишь. Паша перегнулся через Андрея, обдав его сивушным духом, и открыл скрипучую дверь. В салон ворвался холодный воздух.

– Иди, – выдохнул мужчина.

Андрей пожал плечами и протянул ему руку, но тот не отреагировал, упрямо глядя вперед.

– Спасибо, Паша, – тихо произнес Андрей и вышел из машины. Пройдя буквально несколько шагов по обочине, он услышал, как «Победа» с ревом и визгом рванула вперед, объехала его, развернулась по широкой оси и, не включая фар, унеслась прочь, набирая скорость. Вскоре рокот мотора превратился в гул, гул в эхо, и вот уже только едва различимые полосы, оставленные плохонькой резиной на асфальте, указывали на то, что Андрею не пригрезилась поездка во тьме.

4

Оглядевшись вокруг, он не заметил видимых отличий от того места, где находился, пока Паша не подобрал его. Пожав плечами, побрел вперед, чувствуя, что дорога действительно идет в гору. Пройдя метров сто, остановился, с удивлением понимая, что запыхался так, словно был на большой высоте, где каждый шаг дается с трудом. Одновременно он понял, что действительно бывал в горах и знаком не понаслышке с разреженным воздухом высот. Упрямо хмыкнув, он продолжил путь и через метров сто, запыхавшись, вынужден был снова передохнуть.