Форум богов

В сущности, он был большим лентяем, и терпеть не мог всяческие неудобства и дискомфорт. Но именно благодаря этому качеству ему и приходилось работать больше других, ибо он стремился усовершенствовать все, что поддавалось усовершенствованию.

Вдвоем с мотористом они вывели трубу из румпельного отделения в помещение фекальной цистерны, откуда воду можно было откачивать осушительным насосом.

Качка закончилась, когда через Сангарский пролив суда вышли в Японское море. Здесь стояла ясная солнечная погода, и было тепло. Караван взял курс на Пуссан. Кому-то из моряков пришла идея постричь голову налысо. Через три дня все члены экипажа «Камы» постригли, а некоторые даже побрили головы. Идея распространилась по экипажам, как эпидемия, и скоро три четверти моряков в экипажах блистали лысинами. Миф о том, что такая стрижка способствует росту волос, показался морякам очень убедительным, хотя никто в этом и не признавался.

Когда до Пуссана оставалось два дня пути, из Москвы пришло распоряжение вернуть земкараван «Александр Губанов» в порт Владивосток.

Караван застопорил ход, начальник каравана отправил запрос в Москву и в управление БТФ, но никаких объяснений не получил. Сорокину пришлось выполнить приказ.

После теплого и приветливого Японского моря Владивосток показался морякам особенно хмурым и холодным. Надвигалась зима. Все теплые вещи моряки оставили дома, – чего ради тащить их на экватор? Когда досадная новость о возвращении каравана во Владивосток потрясла умы, черепа, их вмещавшие, лишь с сожалением вспоминали о былых шевелюрах. Головы моряков, бугристые, с синим оттенком, а многие и с порезами от неловкой бритвы, были неприятны глазу, а главное, не давали возможности выйти в город: головам было холодно, а их владельцам стыдно. Для всех стало открытием, что они придают столько значения своей внешности. Зарубин со своей лысиной уже не казался лысым, и от его иронии на эту тему моряки только хмурились.

По приходу во Владивосток начальник каравана собрал высший комсостав своего флота, выслушал доклады, поблагодарил всех за отличную подготовку судов и за хорошую работу экипажей, которые в условиях постоянной штормовой погоды не допустили ни одной тревожной ситуации, ни на одном судне. Зная по опыту, что должно произойти вечером, Сорокин предупредил начальников служб об ответственности за ЧП. А в виде поощрения экипажей за хорошую работу распорядился приготовить на всех судах праздничный ужин.

Никто не смог бы определенно сказать, откуда на судах взялось спиртное, денег в рейс никто не брал, но к вечеру началась откровенная пьянка.

По ночам морозы во Владивостоке доходили до -12 градусов. Днем скупое осеннее солнце еще боролось с надвигающейся зимой, но вечером сырой пронизывающий ветер уносил накопленное городом тепло в Амурский залив. Сорокин распорядился выдать экипажам всю имеющуюся в наличии теплую рабочую одежду. Ватников на всех не хватило. Их одевали только для выхода в город. В этих ватниках, со стрижеными головами, моряки были похожи на беглых зеков, люди их сторонились. Но больше ничего для своих экипажей Сорокин сделать не мог: ни какой-либо информации о дальнейшей судьбе каравана, ни денег на зарплату он не имел.

Прошло полмесяца, наступил декабрь. Острое нетерпение первых дней сменилось сонным состоянием тупого ожидания. При других обстоятельствах моряки завели бы новые знакомства, на судах появились бы женщины, но неизвестность угнетала и даже водка редко появлялась на судах. На «Амгуни» третий механик со своим мотористом соорудили небольшой самогонный аппарат, и жизнь на судне слегка оживилась. Все, включая и капитана Арсеньтьева, старательно делали вид, что не знают, откуда берется самогон. Впрочем, самогона было мало, и пьяных на борту не было.

Непредвиденная задержка каравана во Владивостоке очень беспокоила Сорокина. «Если российская сторона не выполнит свои обязательства по контракту, то он может быть расторгнут, и тогда судьба каравана незавидна, – думал он. Может быть, министерство хочет использовать эту задержку как рычаг для давления на БТФ? Но БТФ сейчас слаб, как никогда, ему ли бороться с министерством, да и начальник управления никогда не отличался строптивым нравом. В чем же дело? Может, они хотят оттеснить от этого контракта Кулагина с его ОКТЭСом? Такое может быть. Но тогда Кулагин может сам расторгнуть контракт, и у него должно оставаться около 30 % кредита, погашать который будет вынужден БТФ. Кулагин ничего не выиграет, но ничего и не потеряет. Такая игра не выгодна всем. А если Кулагин доведет караван до Сингапура, то тогда министерство теряет свой единственный козырь – не выпустить караван из России. Значит, они торгуются. Поэтому от Кулагина не поступают деньги, поэтому мы и стоим. Стоять мы не хотим, – значит, я должен поддерживать Кулагина. Неприятный человек, но это к делу не относится. Нужно сгустить краски. Хорошо, что во время перехода с меня не требовали топливные и продуктовые отчеты. Теперь есть возможность для маневра. Нужно посоветоваться с Генрихом Яновичем.

Генрих Янович Варблане был старшим механиком на «Александре Губанове». Эстонец был человеком умным и не трусливым. Он сразу понял идею Сорокина и согласился подготовить два комплекта топливных отчетов. Один предназначался для капитана порта Владивостока и отражал истинное положение, другой для Кулагина. Для Кулагина же стармех обещал подать на имя Сорокина ремонтные ведомости. Сорокин планировал начать свою атаку сразу после Нового года.

Неожиданный запрет министерства на продолжение перехода застал Кулагина врасплох. А произошло следующее: при передаче дел в Министерство транспорта затерялся контракт на дноуглубительные работы земкаравана «Александр Губанов». Один дотошный сотрудник министерства обратил внимание на то, что земкараван «Александр Губанов» совершает переход на Юг с неизвестной целью. Он доложил об этом своему начальнику. Заместитель министра приказал на время разбирательства вернуть караван во Владивосток. В БТФ был отправлен запрос министерства. Управление прислало копию контракта с необходимыми пояснениями. Всплыла роль Кулагина в этом деле. Заместителя министра Кожевникова возмутил тот факт, что какая то мелкая сошка вдруг получает 40 % от такого прибыльного проекта всего лишь за удачную идею. И тогда он, ссылаясь на необходимость проведения экономической экспертизы, стал затягивать выход каравана из порта.

Кулагину пришлось ехать в Москву. Сорокин в своих выводах оказался прав. Между Кожевниковым и Кулагиным началась торговля. Торговля шла трудно: Кулагина связывал договор с Хансоном, и на большие уступки идти он не мог. Кожевников не хотел упускать хороший куш, сам плывущий в руки. Кулагин искал средства воздействия и обходные пути, но был осторожен: еще одного «Кожевникова» проект уже не выдержит.

На судах каравана зрело недовольство. Арнольд Зарубин предположил, что это недовольство достигнет апогея к Новому году. Моряки трех шаланд тесно общались между собой, отношение к экипажу «Александра Губанова» было несколько прохладным, поскольку на землечерпалке экипаж почти наполовину состоял из моряков БТФ, и этот экипаж считал себя элитным в караване. Зарубин стал подталкивать моряков к мысли, что нужно организоваться и выдвинуть свои требования. В каждом экипаже были свои неформальные лидеры. Беседуя с ними, и с другими членами экипажей, Зарубин склонял их к мысли, что нужно провести на шаландах легальные собрания, избрать судовые комитеты, а затем предъявить свои требования руководству. К его агитации моряки относились скептически, хотя особо и не возражали. Самым горячим его сторонником был боцман с «Камы», Андрей Ишаев. Вместе с ним Зарубин побеседовал с капитанами шаланд. Капитаны не возражали против проведения судовых собраний, и даже согласились провести их одновременно на всех шаландах.

Собрания прошли успешно. Председателем судового комитета на «Каме» был избран Андрей Ишаев, на «Олекме» второй штурман Игорь Веденский, на «Амгуни» избрали Зарубина. В тот же день трое предсудкомов собрались и выработали требования к администрации земкаравана. Там было всего три пункта:

1. Снабдить шаланды продуктами питания.

2. Погасить задолженность по зарплате.

3. Предоставить возможность членам экипажей посетить свои семьи на период новогодних праздников. С этими требованиями все трое отправились к Сорокину.

Сорокин обладал хорошей зрительной памятью, а его должность приучила его запоминать фамилии. Он знал всех работников каравана по фамилиям и по должностям. Когда он формировал экипажи, то делал для себя пометки о каждом человеке, чего от кого можно ожидать. Но сейчас он и без пометок вспомнил, что этих троих, и еще нескольких он тогда отнес к типу «лидеров». Для интереса он попросил показать ему протоколы собраний. «Так и есть – думал Сорокин, – в протоколах именно те люди, которые должны были проявить себя, так или иначе. Собрания прошли одновременно. Кто же это все организовал? Ясно, что кто-то из этих троих. Ишаев вряд ли, он тушуется перед начальством. Либо Веденский, либо Зарубин. И все же я ждал капитанов. О продуктах то могли сказать! Не пришло в голову? Скорее побоялись».

– По поводу отгулов идея хорошая, – сказал он, – мне нужно согласовать это с руководством, и я буду настаивать, чтобы дома побывали все желающие, по очереди. Через три дня я сообщу капитанам о принятом решении. Как вы понимаете, не все зависит от меня. В выплате зарплаты я заинтересован, так же как и вы, и добиваюсь этого всеми средствами. Возможно, ваш протокол будет еще одним аргументом. Но обещать не могу. А по поводу продуктов разберусь сегодня же.

Когда представители ушли, Сорокин позвонил кладовщице.

– Галина Викторовна, когда вы снимали остатки?

– А в прошлый четверг.

– Зайдите ко мне со всеми документами.

Бегло просмотрев документы, Сорокин спросил:

– У нас 400 килограммов сливочного масла, 600 килограммов колбасы, больше тонны яблок, картофель, почему ничего из этих продуктов не попало на шаланды?

– Валерий Григорьевич, я же на Новый год берегла!

– Однако на наших столах все это есть. Вас не тяготит ваша должность? Я могу перевести вас на более легкую работу, уборщицей, например.

– Валерий Григорьевич, я же хотела как лучше!

– Распределите все продукты пропорционально и выдайте их на шаланды.

– А как это пропорционально?

– Разделите все продукты на 85 и умножьте на 51.

– Так это же больше половины!

– Вот именно. Через неделю чтобы все было распределено, лично проверю, а сегодня треть всех продуктов выдайте на шаланды.

– Так уже четыре часа, Валерий Григорьевич!

– Повторяю, если вам это в тягость, завтра сдадите дела Савиной.

В начале января от Сорокина на имя Кулагина пришли топливные и продуктовые отчеты и ремонтные ведомости. По этим документам выходило, что караван находится в катастрофическом положении. Продукты на исходе, системы и дизель генераторы на судах нуждаются в срочном ремонте, а значит и в запчастях, а главное, дефицит топлива в условиях 27-градусных морозов грозит размораживанием трубопроводов и систем.

С этими аргументами Кулагин пришел к Кожевникову и сказал, что не даст ни рубля, чтобы исправить положение, если Кожевников будет упорствовать. Кожевникову пришлось принять условия Кулагина.

Разрешение на продолжение перехода было получено, но к этому времени бухту «Золотой Рог» сковало льдами. Для корпуса «Александра Губанова» льды угрозы не представляли, а вот донные створки трюмов на шаландах могли быть повреждены. Караван застрял во Владивостоке до весны.

Вскоре Сорокин получил необходимую сумму для закупки топлива, продуктов, и на небольшой аванс экипажам. Топлива хватало еще на два-три месяца стоянки, и закупать его Сорокин не стал. Он пополнил запас продуктов и выплатил экипажам зарплату. Кулагин пришел в ярость, когда увидел ведомости заработной платы, но дело было сделано.

Почти все камчатские моряки смогли побывать дома. Для моряков БТФ такая поездка была слишком дорогим удовольствием, и на нее мало кто решился.

Однажды Зарубин, возвращаясь из города, встретился на автобусной остановке с начальником каравана, и вдруг вспомнил, что никто так и не удосужился поблагодарить Сорокина за изобилие на столах, за поездку домой. Однако Сорокин не дал закончить фразу смущенному Зарубину:

– Меня не за что благодарить, Арнольд Антонович, это входит в мои должностные обязанности, и вам спасибо, что вы мне их напомнили. Я сейчас разрабатываю проект индивидуальных контрактов, и хочу вас попросить, чтобы вы, как представители экипажей шаланд, в этом поучаствовали. Вы внесете свои предложения, а потом мы вместе их обсудим.

Зарубин получил у Сорокина черновые наброски контракта, и обсудил их с Ишаевым и Веденским. Почти все уточнения и дополнения Сорокин одобрил, и на общесудовом собрании текст индивидуальных контрактов был утвержден. На этом же собрании Арнольда Зарубина избрали председателем судового комитета каравана.

В марте земкараван вышел из бухты «Золотой Рог» и взял курс на Юг. С каждым днем становилось все теплее. В авангарде по прежнему шла «Амгунь». Караван миновал Корейский пролив и вышел в Восточно-Китайское море. Капитан Арсеньтьев распорядился приступить к покраске судна. Матросам помогал весь экипаж, и скоро судно преобразилось. Хорошее настроение моряков немного омрачала необходимость строгой экономии пресной воды, основной запас которой находился на головном судне. Жара добавила полному, обильно потеющему Зарубину проблем, которые ему удалось решить нехитрым способом: ему пришла в голову идея собирать дождевую воду. Он вскрыл горловину ахтерпика и подвел к ней пожарные шланги от шпигатов шлюпочной палубы, которая сверкала чистотой после покраски. Дожди здесь бывали часто – короткие и сильные. В первый же дождь танк заполнился больше чем наполовину, а на следующий день вода уже переливалась через край. Вода из питьевых танков шла только на камбуз, а из ахтерпика в умывальники и в душевые, и ее уже не экономили.

После 30 параллели температура забортной воды поднялась до 19 градусов. Правый отсек второго трюма был не загружен. Конструктивно в трюмах шаланд постоянно находится забортная вода, которая при движении судна циркулирует через щели в створках. Этот естественный бассейн стал главным источником удовольствия для всех членов экипажа.

Зарубин выкроил из противогаза очки, в которых можно было смотреть в щель, если лечь на дно бассейна. Пронизанная солнечными лучами вода, казалось, светилась сама по себе. Нередко в тени судна параллельно с ним двигались стаи рыб. Арнольд обожал купаться. В свободное время он почти не выходил из бассейна. В четыре часа утра, сменившись с вахты, проводил в бассейне не меньше часа. Ему очень хотелось поплавать за бортом, и однажды такая возможность представилась. Ранним утром он проснулся от тишины. Главный двигатель не работал, и Арнольд сразу вспомнил, что на сегодня намечена бункеровка судов. Он вышел на палубу. Суда лежали в дрейфе, а «Олекма» уже стояла у борта и брала топливо с «Александра Губанова». Арнольд вывесил за борт штормтрап и прыгнул в воду. Купаться в трюме, где глубина всего метр, и купаться в открытом море, где до ближайшего берега больше трехсот миль, совсем разные вещи. Да еще будоражит мысль, что под тобой три километра глубины, и что о твоем купании никто не знает.

На палубу вышел боцман Тимофей Никитич. Он единственный на «Амгуни» был из БТФ. Возможно, в результате кодирования от алкоголизма в его характере были некоторые странности. Зарубин повис на трапе и пригласил боцмана искупаться. После некоторого раздумья Никитич спустился в воду и немного отплыл от судна. Потом поднялся на палубу и снова надел рубашку. Арнольд находился в двадцати метрах от судна, когда «Амгунь» громко чихнула и двинулась с места. Боцман вытаращил глаза и смотрел на Зарубина. Арнольд показал ему рукой на мостик, однако боцман припустил к носовой надстройке и скрылся за дверью. А судно набирало ход. Проплыть три кабельтова до «Александра Губанова» труда не составляло, и Зарубин не испугался, но вызывало недоумение поведение боцмана, и не хотелось получить серьезное внушение от капитана за это купание.

На крыло мостика вышел третий штурман Олег. Зарубин помахал ему рукой. Олег заметил и бросился в рубку. «Амгунь» отработала задним ходом и остановилась. Олег вышел уже с биноклем. Арнольд показал ему знаками, что все в порядке и поспешил к судну. В рубке кроме матроса-рулевого и третьего штурмана никого не было. Олег отчитал незадачливого купальщика, но Зарубин был доволен, что о его купании не стало известно капитану.

У 15 параллели посреди Южно Китайского моря случилось странное происшествие. К «Амгуни» устремились четыре очень быстроходных странных суденышка. С левого борта у них находились длинные кронштейны с поплавком. Вахтенный штурман вызвал в рубку капитана. Арсеньтьев приказал задраить все двери и никому не выходить на палубу. Суденышки приблизились на два кабельтова, потом круто развернулись и вскоре скрылись за горизонтом. Вероятно, это и были пираты, нападения которых на суда в этих водах были нередки. Может быть, они поняли, что на таком судне ценного груза нет, а может, заметили остальные суда каравана, и напасть не рискнули.

С каждым днем становилось все жарче. Больше всего жара донимала ночью. Зарубин, по примеру матросов, дважды выносил свой матрац на палубу носовой надстройки, и оба раза среди ночи приходилось вскакивать и под струями обильного тропического ливня тащить постель в каюту. Иллюминаторы были расположены в полутора метрах от воды, поэтому не открывались. Внимательно осмотрев их, Арнольд обнаружил, что стекла в них зажаты кольцом на резьбе. Он очистил и смазал резьбу, изготовил оригинальный ключ, отвинтил кольца и вынул стекла. Встречный ветерок от движения судна принес в каюту долгожданную прохладу. Иногда встречная волна окатывала спящего Зарубина, приходилось вскакивать, и задраивать металлические «глухари», но такие мелочи скорее веселили, чем раздражали.

В машинном отделении температура достигала 60–70 градусов, и вахту мотористы и механики несли на палубе, спускаясь в машину лишь для смазки клапанов и контроля параметров дизелей. Но если требовался мелкий ремонт, приходилось обливаться потом. Зарубин демонтировал мощный вентилятор ФВУ (на случай атомной атаки), и установил его в машинном отделении. Струю воздуха от него можно было направить в любую точку, и работать стало гораздо комфортнее.

По мере продвижения на Юг море становилось все более оживленным. Встречные и обгоняющие суда всевозможных назначений, размеров и форм, под флагами различных стран мира все чаще попадались на глаза.

Суда каравана сократили интервал до одной мили и двигались со скоростью четыре узла. Третьего мая земкараван «Александр Губанов» встал на якорной стоянке в трех милях от острова «Сингапур».

Мистер Хо Ляо Чин, с которым Хансон вел переговоры в прошлом году, получил подряд на дноуглубительные работы на юго-востоке острова. К работам караван должен был приступить в январе. Из-за задержки каравана к работам в этой точке приступила другая компания. У Хо Ляо Чина были все основания расторгнуть договор и потребовать неустойку, однако дальновидный бизнесмен расторгать контракт не торопился, и даже был намерен финансировать земкараван.

На флагман каравана прибыл его представитель, который приветствовал Сорокина от имени Хо Ляо Чина, поздравил с благополучным переходом, поинтересовался самочувствием команды каравана и техническим состоянием судов. Агент заверил начальника каравана, что мистер Хо расторгать контракт не намерен и прилагает активные усилия, чтобы обеспечить караван работой, однако повторно получить подряд весьма сложно. Агент сообщил, что через некоторое время суда будут поставлены к причалу. Мистер Хо выделил средства на закупку топлива, воды и продуктов питания для экипажа из расчета 5 сингапурских долларов на человека в сутки. Также два раза в день на рейд будет приходить арендованный пассажирский катер, чтобы русские моряки имели возможность ознакомится с прекрасным городом Сингапур. И еще мистер Хо выделил скромную сумму на выплату небольшого аванса экипажу.

Мистер Хо просит начальника каравана составить список необходимого снабжения, медикаментов, оборудования, к завтрашнему дню. Агент тепло простился с Сорокиным и отбыл на берег.

«Щедрость мистера Хо является добрым знаком для дальнейшей судьбы каравана, – думал Сорокин – просто так деньги никто не дает, бизнесмен убежден, что получит их обратно с хорошей прибылью. Это значит, что караван вскоре сможет приступить к работе. Но мы не будем злоупотреблять щедростью, и попросим только самое необходимое».

Он вызвал капитанов и старших механиков, поделился с ними полученной информацией и попросил перечислить все то, что необходимо для нормальной жизнедеятельности каравана. Экипажи шаланд очень страдали от жары, поскольку штатный кондиционер был только на головном судне. Решили заказать кондиционеры для трех судов, кроме этого смазочные материалы, краску, мыло, стиральный порошок и прочие мелочи. Сорокин попросил проинструктировать экипажи в связи с завтрашним увольнением 30 % личного состава на берег.

На следующий день к борту подошел пассажирский катер с агентом на борту. В каюте Сорокина был накрыт стол, чтобы агент не скучал, пока старшие помощники выдавали экипажам привезенные им деньги. На этом же катере первая группа увольняемых моряков отбыла на берег.

За три дня на берегу побывали все члены экипажей. Зарубин записался в третью группу, хотя многие побывали на берегу по два-три раза. После Владивостока и Петропавловска город впечатлял. «Суперсовременная версия Гриновского Зурбагана» – подумал Зарубин, ступив на берег. Бывать в Сингапуре ему, да и почти всем камчатским морякам, не приходилось, и он с интересом рассматривал огромные небоскребы. Андрей Ишаев взял на себя роль гида, поскольку шел в увольнение второй раз, и теперь со вкусом описывал изобилие сингапурских магазинов.

– Тут есть магазин для русских, его почему-то называют «Атака», чего в нем только нет! Недалеко, минут пятнадцать на такси, поехали.

– Андрей, тебе не надоело замкнутое пространство? Давай осмотримся, погуляем у нас в запасе восемь часов.

– Ладно. А куда пойдем?

– Да куда глаза глядят, небось, не заблудимся: вон какой небоскреб для ориентира.

Вдвоем они, не спеша, побрели по какой то тенистой пешеходной улочке, которая закончилась метров через триста.

– Вот так номер! Вот она, «Атака», – изумился Андрей. Давай наших удивим. Минут через десять сюда прибудет целый эскорт, а мы уже с покупками.

На эскалаторе они поднялись на второй этаж. В магазине работали кондиционеры, было прохладно, тихо и уютно. В коридорах стояли диваны, кресла, столики. Над ближайшим магазином большими буквами было написано «Калининград».

– У них тут большинство магазинов носят названия наших городов, – пояснил Андрей – и многие продавцы неплохо говорят по-русски.

В «Атаке» можно было купить все: от носового платка, до норковой шубы, от брелка для ключей, до автомобиля, а от штабелей невиданной в России радиоэлектроники рябило в глазах. Но пора было встречать своих коллег у входа. Когда Арнольд с Андреем спустились в просторное фойе, из подъехавшего такси выходили штурмана и матросы с «Олекмы». Стеклянная дверь раздвинулась, и парни вышли из магазина. Подъехало еще две машины с моряками.

– Вы как здесь оказались раньше нас?

– А мы вчера заблудились в магазине, вот только сейчас выход нашли, – сказал Арнольд.

– Всю ночь провели в магазине?!

– Да там у них еще громадные подвалы, настоящий лабиринт – подыграл Андрей.

– А почему тогда с пустыми руками?

– Что ты их слушаешь, уши развесил, они же с нами на катере были. Просто шустрей оказались.

– Что-то не хочется быть шустрым в этой жаре – заметил Андрей – вот эта улочка ведет прямо к Клифорд-пирсу.

– Андрей, ты деньги с них собери за информацию, ведь так и продолжали бы ездить сюда по кругу через весь остров.

Моряки двинулись в магазин, а Арнольд с Андреем направились в сторону моря, навстречу легкому влажному ветру.

Он стоял в подземном переходе, прикованный цепью к металлическому поручню. Сколько он здесь простоял, не трудно было догадаться: цепь проржавела насквозь, как и большинство спиц. Кто-то много лет назад оставил здесь свой велосипед и не вернулся за ним. Терпеливо дожидаясь хозяина, велосипед разрушился почти полностью, и никому не пришло в голову им завладеть, хотя и цепочка и замочек были скорее декоративными.

Блеск и чистота города поражала. Безупречно подстриженные газоны, цветники и живые изгороди сглаживали остроту углов полированных стен из гранита, мрамора и стекла. Парни оказались на пересечении двух мощных автомагистралей. На противоположной стороне одной из них росли громадные платаны, стояли уютные скамейки, на которых хотелось посидеть, но переходов через восьми рядную скоростную автомагистраль не было, пришлось идти вдоль нее, пока не показался крытый виадук, в котором также царил Меркурий.