Миссис Всё на свете

«В течение первых дней приема метрекала вы можете испытывать голодные боли», – предупреждала надпись на банке. Бетти быстро поняла, что «голодные боли» – это еще мягко сказано. Первое утро на диете прошло легко. Она встала, сделала зарядку из нескольких приседаний, подъемов ног и прыжков, которую нашла в журнале Seventeen, приняла душ, выпила свой коктейль и отправилась в школу. В обед она сидела в кафетерии, добродетельно потягивая метрекал. Дениз с Барбарой ей сочувствовали, а Сюзанна отвернулась, чтобы не смущать картошкой фри. По дороге из школы у Бетти закружилась голова, дома она едва не расплакалась от запаха курицы, которую жарила Джо. В животе урчало, рот полнился слюной, и вместо ужина Бетти легла в постель, сославшись на мигрень. Через несколько часов, учуяв запах свежего печенья из кухни, она застонала и накрыла голову подушкой, полная уверенности, что Джо решила ее добить.

На следующее утро Бетти проснулась голодной, но все же справилась с зарядкой. За ланчем, когда она потягивала метрекал со вкусом ириски, Сюзанна спросила, пробовала ли она голливудскую диету, которая в свое время очень помогла ее матери.

– На завтрак кушаешь половинку грейпфрута, потом, кажется, бульон…

– Я уже на диете, – вскинулась Бетти, – которой и буду придерживаться, если ты не против!

Она надеялась, что коктейль со вкусом ириски пойдет лучше, чем голландский шоколад. Увы, надежды не оправдались.

К двум часам Бетти была на грани обморока.

– Мисс Кауфман, вы с нами? – спросил мистер Бланделл, учитель математики.

– Да, – ответила Бетти чуть слышно. Она мечтала о том, что съест, когда прослушивание закончится. Ростбиф стоит дорого, конечно, зато у нее есть деньги, заработанные присмотром за детьми… В куске мяса сделать надрезы, вложить туда чесночок, запечь с картофелем, сыром чеддер и сметаной, на десерт – ванильный пудинг, бисквит с малиной и густыми взбитыми сливками…

«Всего двадцать дней», – твердила она себе.

На следующее утро, встав на весы, Бетти обнаружила, что похудела на три фунта. Достижение придало ей сил, чтобы пережить еще один день на трех коктейлях. На третье утро Бетти выпила утренний метрекал, однако во время первых двадцати приседаний в гостиной у нее сильно закружилась голова. Она закрыла глаза и прислонилась к дивану. Открыв их снова, Бетти обнаружила над собой сестру с банкой из-под метрекала в руке.

– Ты себя угробишь! – заявила Джо.

– Не твое дело, – отрезала Бетти. – Кругом и шагом марш отсюда!

– Не глупи, – сказала Джо. – Ты ешь какую-нибудь нормальную еду? Насколько я понимаю, эти коктейли следует пить лишь вместо обеда.

– Сегодня я решила выпить его и на завтрак. А теперь сделай как самосвал – свали! – велела Бетти, поднялась с пола, прихватила банку метрекала, сунула в сумку и пошла ждать школьный автобус. Две недели и два дня. Она выдержит!

Вернувшись домой, Бетти обнаружила, что метрекал исчез из буфета.

– Джо! – взвыла она.

Разумеется, сестры дома не было. Вероятно, ушла на тренировку по хоккею с мячом, носится по траве вся потная, со слипшимися волосами, и резиновая капа растягивает ее губы в свирепой ухмылке. Джо могла совершенно не беспокоиться о фигуре, и, даже будь у нее проблемы с лишним весом, ей было бы плевать. Джо вообще ни о чем не переживала.

«Нечестно!» – подумала Бетти и в сердцах швырнула об стену стакан, в который хотела налить метрекал. Тот разлетелся вдребезги, и, конечно же, пришлось собирать осколки. Закончив с уборкой, она принялась искать коктейль в их с сестрой спальне, справедливо посчитав, что Джо вряд ли вылила его в раковину. В конце концов метрекал нашелся на чердаке, рядом с коробками детских вещей, связанных Бэббе, сломанным радио, старыми пластинками, санками и коробкой с надписью «Папины вещи», открыть которую она не решилась.

Через десять дней Бетти похудела на восемь фунтов и влезла почти во все свои юбки. Голод прошел, теперь она чувствовала себя легкой, как воздушный шарик. В школе она смотрела на картошку фри Сюзанны без малейшего желания; дома долго ковырялась в тарелке, затем пережевывала рыбу, мясной рулет или котлету до тех пор, пока еда не превращалась в безвкусную кашицу, съедая ровно столько, чтобы мать отстала. Если Бетти считала, что съела слишком много, то шла прогуляться. В конце улицы стоял пустой дом, где раньше парковался дядя Мэл, и Бетти пробиралась на задний двор, прислонялась к дереву, совала пальцы в горло и забрасывала землей все, чем ее вырвало, чтобы не привлекать мух или енотов. Строчки из рекламы метрекала отзывались в голове гулко, как удары колокола: «Что же касается трех раз в день, то сперва посоветуйтесь со своим врачом, иначе рискуете исчезнуть!»

Лежа в постели, Бетти ощупывала контуры своего тела – ребра под кожей, острый выступ тазовой кости, четче проступившую ключицу – и гадала, правда ли это. Вероятно, нет, хотя она вполне могла превратиться в нечто иное: снаружи – девушка, внутри – лишь стальная сила воли.

– Хорошо выглядишь, – похвалила мать, расщедрившись на комплимент после двух с половиной недель метрекаловой диеты.

Джо скривилась, качая головой. Бетти высунула язык, стоило матери отвернуться, и Джо показала ей средний палец.

– Очень по-взрослому! – воскликнула Бетти.

– Девочки, не ссорьтесь, – не глядя велела Сара, взяла сумочку и вышла за дверь.

На прослушивании голос Бетти звучал как никогда чисто и выразительно. Волосы сияли, глаза сверкали, вокруг талии она туго затянула тонкий поясок.

– Чудесно! – воскликнула мисс Маккалоу, и, хотя список актеров должны были вывесить только на следующий день, Бетти по лицу учительницы поняла, что главная роль достанется именно ей. – Подожди здесь. – Мисс Маккалоу повысила голос: – Гарольд! Мы готовы!

Из-за кулис вышел парень, отчаянно смущаясь. Голова опущена, плечи под школьной толстовкой сгорблены, словно он пытается стать невидимым. «Зря стараешься», – подумала Бетти. Высокий, наверное, больше шести футов, с широкой грудью, плечистый, кожа красновато-коричневая, коротко стриженные кудрявые темные волосы, брови редкие, словно художник начал делать набросок, а потом куда-то ушел. Губы полные, орлиный нос и карие глаза с чуть приподнятыми уголками. Деревянный ящик у него в руках смотрелся не больше коробки для школьного завтрака.

– Привет, – сказал он, покосившись в сторону зала, вынул руку из кармана и протянул Бетти. – Я – Гарольд Джефферсон.

Бетти кивнула. Она знала, что Гарольд – старшеклассник и звезда футбольной команды, но даже не подозревала, что он еще и в драмкружке занимается.

– Просто встань сюда, Гарольд, – велела мисс Маккалоу. – На отметку.

Гарольд растерялся, и Бетти показала ему наклеенный на полу крестик.

– Тоже пробуешься на роль? – шепнула Бетти.

– Угу, – пробурчал он.

– Бетти, сможешь встать на ящик? – спросила мисс Маккалоу.

Гарольд с Бетти переглянулись. Гарольд поставил ящик на пол, и Бетти на него взобралась.

– Хорошо. Теперь, Гарольд, возьми ее за талию, подними и опусти.

Гарольд нахмурился. Бетти замутило. Неужели из-за того, что она так растолстела, придется искать силача? Какой стыд!..

Гарольд бережно обхватил девушку за талию. Бетти почувствовала запах одеколона – кажется, Old Spice, – и вот уже она в воздухе, потом снова на полу, и Гарольд осторожно ставит ее на ноги.

– Отлично! Теперь подними ее и одновременно спой какую-нибудь строчку.

Гарольд опустил голову и нервно сглотнул. По команде мисс Маккалоу он обхватил Бетти за талию, поднял, открыл рот и запел мелодичным и поразительно низким голосом строчку из мюзикла «На юге Тихого океана»:

– Ничего нет лучше жееееенщин!

– Ого! – воскликнула Бетти, снова оказавшись на полу. – Ты что, Энрико Карузо проглотил?

Гарольд смутился еще больше.

– Я не смогу, – прошептал он. – Чувствую себя дураком! – Увидев изумление на лице Бетти, он пояснил: – У меня проблемы с тренером. Либо я иду на прослушивание, либо три игры сижу на скамейке запасных. – Он посмотрел на Бетти с надеждой: – И много парней пробовались на роль?

– Хм. – У Бетти не хватило духу сказать, что пробовались все те же парни, что и всегда, а главную роль получит Карл Беррингер, хотя никто из них и в подметки не годился Гарольду ни по голосу, ни по внешности. Вместо этого она спросила: – Ты когда-нибудь пел на публике?

– Только в церкви, да и то лишь потому, что мой отец – пастор. – Гарольд выглядел совершенно несчастным. – Если возьмут, то команда меня засмеет, да и сестры…

– Сколько их у тебя?

– Четверо. Три старшие, одна младшая.

– Всем спасибо! – объявила мисс Маккалоу. – Список актеров мы вывесим утром в понедельник.

– Лучше бы меня не взяли, – пробормотал Гарольд, а Бетти покачала головой, надеясь, что его все-таки возьмут.

К ноябрю репетиции шли полным ходом. Как Бетти и предполагала, Гарольда взяли на роль Билли, и каждый день четыре раза в неделю его большие руки смыкались на ее талии, становившейся все тоньше и тоньше. Во время репетиций Бетти пыталась выудить из него подробности происшествия с футбольным тренером, но Гарольд отмалчивался. Зато он признался, почему до сих пор не участвовал в школьных спектаклях, несмотря на великолепный голос.

– Боязнь сцены, – пояснил Гарольд. – Не люблю появляться на публике.

Бетти рассмеялась, и Гарольд с досадой воскликнул:

– Что?! Это правда!

– Ты играешь в футбол! Как можно находиться на поле перед сотнями зрителей и…

– Это разные вещи, – заметил Гарольд. – На поле я выхожу в щитках, шлеме, форме. Я – часть команды. И там я не… ну ты понимаешь, – губы его скривились, выговаривая ненавистное слово, – не танцую.

– Что не так с танцами? – не поняла Бетти.

– Не знаю. – Гарольд задумался. – В общем, не мужское это дело.

– Ты ведь танцуешь на школьных вечерах?

– Там танцуют все. – Гарольд нахмурился, ковыряя кожу вокруг ногтя на большом пальце. – На спектакле – один я. Слушай, может, хватит? Мне от таких разговоров только хуже.

– А если представить, что все зрители сидят в зале в нижнем белье? – предложила Бетти.

Гарольд смутился, и Бетти вспомнила, что его отец – пастор. Вряд ли ему приходилось беседовать о наготе с девушками.

– Тогда представь, как делаешь подкат под других актеров!

Гарольд улыбнулся:

– Попробую.

– Только не под меня!

– Ладно, – согласился он. – Только не под тебя.

Поначалу Гарольд чурался других ребят из драмкружка, которые смотрели на него как на недоразумение: мало того – единственный негр в спектакле, так еще и футболист! Постепенно мисс Маккалоу удалось растопить между ними лед с помощью игры-импровизации. «Сегодня так жарко», – начинала учительница, и ученики, стоя в кругу, выкрикивали: «Насколько жарко?» Мисс Маккалоу указывала на кого-нибудь, и парень или девушка должны были придумать сравнение: настолько жарко, что на тротуаре можно жарить яичницу; настолько жарко, что похоронная процессия завернула в Dairy Queen за мороженым. Гарольд всегда придумывал самые смешные ответы. Жарче, чем ужу на сковородке. Холоднее, чем пряжка на ремне землекопа в глубоком колодце. Такая уродливая, что ей впору устроиться призраком в дом с привидениями. Такой глупый, что если ему и придет в голову мысль, то ей будет ужасно одиноко. Гарольд признался, что это все отцовские поговорки. «Он знает их тысячи».

Гарольд нравился Бетти, но она помнила, как мать не хотела, чтобы Джо играла с темнокожей девочкой; та явно не одобрит, если дочь будет встречаться с ним. «Одного полета птицы должны стаями водиться». Бетти знала, что у Гарольда – роман с девушкой из баскетбольной команды Джо, Вернитой Клинкскейл, которая ради него бросила парня с флота, стоило Гарольду пригласить ее на выпускной. С Бетти он обращался с небрежной, чуть грубоватой заботой, словно с младшей сестренкой. Мало того, она еще и худеть перестала. Избавившись от восемнадцати фунтов, что даже превышало первоначальный план, Бетти захотела сбросить еще немного, поэтому урезала свой дневной рацион до двух коктейлей и воды с лимоном. По утрам она просыпалась в пять, потихоньку шла в подвал с корзиной грязного белья и полчаса занималась прыжками и приседаниями. Если голова не кружилась, то она чувствовала себя просто восхитительно – полной сил, изящной и легкой, как клинок фехтовальщика. Бетти гадала, что будет, если принимать всего один коктейль в день или один в два дня. Сколько веса можно потерять и при этом жить обычной жизнью? Когда она утратит тело и взмоет в небо?

Доди Сэндерс, старшеклассница, отвечавшая за реквизит и костюмы, принесла юбку цвета хаки, рубашку и купальник Ban-Lon, которые Бетти следовало надеть для песни «Я выброшу этого мужчину из головы»[5], измерила ее сантиметровой лентой и неодобрительно поцокала языком. Сама Доди была девушкой крупной, с жесткими темными волосками на руках и над верхней губой, и Бетти плевать хотела на ее неодобрение. «Не вздумай худеть слишком сильно!» – объявила мисс Маккалоу на следующий день во время репетиции, но ее Бетти тоже проигнорировала.

– Перестань голодать! – заявила Сара вечером. – Ты себя угробишь!

Бетти ее заверила, что с метрекалом покончено и она принимает его только на ланч – надо ведь допить купленные припасы.

– Разве твои коктейли портятся? – удивилась Джо. – Я-то думала, они могут храниться вечно.

Бетти бросила на сестру сердитый взгляд. Джо посмотрела на нее с невинным видом.

– Девочки, не ссорьтесь, – велела Сара.

Бетти ела запеченную рыбу и половинку сладкого картофеля, испытывая жгучую ненависть к каждому жирному куску, тяжело падавшему в ее чистое, пустое нутро.

В понедельник на репетиции она распевала про кукурузу высотой со слона, и вдруг мир вокруг нее поплыл, сцена закачалась, словно деревянные доски превратились в волны. Последнее, что Бетти помнила, очнувшись в медпункте, – спину Гарольда Джефферсона.

– Она на диете, – раздался голос Джо, и Бетти попыталась сесть.

– Я в порядке…

– Вовсе нет! – воскликнул Гарольд. Его редкие брови были насуплены, руки он сунул в карманы. – Ты упала в обморок!

– Сообщите своему семейному доктору, – посоветовала медсестра, и Джо пообещала ему позвонить.

– Идем, я на машине, – сказала сестра, обняла ее за талию и повела на парковку.

Бетти села на пассажирское сиденье, и Джо отвезла ее на Альгамбра-стрит. В доме было темно и тихо. По понедельникам и вторникам, в свои выходные, Сара отсыпалась, вставая лишь к ужину.

Бетти хотела уйти в спальню, но Джо схватила ее за плечо, удерживая на месте.

– Дай хотя бы грим смыть, – возразила Бетти с деланой беззаботностью.

Сестра покачала головой.

– Иди в кухню, – велела она, и Бетти пришлось подчиниться.

Бетти села за стол, Джо достала из холодильника хлеб и сыр.

– Спасибо, я не голодна. На репетиции перехватила чипсов! Линн Фридлендер с Доди Сэндерс принесли еды на всех.

– Ты не ела картофельные чипсы. Ты скорее умрешь, чем возьмешь их в рот! – заявила Джо, ставя на столешницу маринованные огурчики и пачку настоящего масла, которое, видимо, купила сама. Бетти смотрела, как сестра кладет его на сковородку, смазывает с обеих сторон два ломтя хлеба. Когда масло зашипело, она опустила в него хлеб, сверху добавила по два куска сыра и села за стол.

– Я знаю, что ты ничего не ешь. – Бетти открыла рот, чтобы возразить, Джо остановила ее жестом: – Просто послушай. – Она посмотрела Бетти в глаза. – Если ты и дальше будешь вредить себе, он победит.

Бетти заерзала на стуле.

– Понятия не имею, о чем ты!

– Все ты понимаешь.

– Джо, какие победы? Мне просто нужно сбросить пару фунтов для спектакля.

– Ты их уже сбросила. – Джо встала, перевернула сэндвичи и положила на тарелку. В кухне приятно пахло поджаренным хлебом, растопленным маслом и сыром. Джо выудила из банки несколько маринованных огурчиков, порезала сэндвичи по диагонали, потом еще раз пополам и поставила тарелку перед сестрой.

– Я правда не голодна!

– Укуси пару раз, и я отстану. – Бетти промолчала, и Джо напомнила: – Ты упала в обморок, причем на глазах у всех! Сколько ты сбросила – фунтов двадцать?

– Восемнадцать, – ответила Бетти, радуясь ошибке Джо.

– Вот и хватит. Прошу, не дай ему победить!

Бетти покачала головой, собираясь возразить, и вдруг по перекошенному лицу Джо с ужасом поняла, что та едва не плачет, хотя обычно сестру ничем не проймешь.

Бетти взяла четвертинку сэндвича, чувствуя, как мягкий расплавленный сыр пружинит между пропитанными маслом кусками хлеба. Она представила, как впивается зубами в хрустящий тост, как на язык течет теплый сыр, как приятно жевать и глотать пищу, как брызжет слюна и по рту разливается пряный вкус маринованного огурчика, как он хрустит на зубах… Вот было бы здорово! Впрочем, вряд ли она сможет остановиться.

Положив сэндвич на тарелку, Бетти вытерла пальцы.

– Джо, извини, я просто не голодна. – Надо переждать. Хлеб остынет, масло и сыр затвердеют, сэндвич потеряет всякую привлекательность и перестанет так дивно пахнуть. – К тому же скоро ужин, верно?

Джо молча отвернулась к плите, прибавила огонь под сковородкой, положила еще масла, достала из упаковки два куска хлеба и намазала маслом. Приготовив второй сэндвич, Джо посмотрела на сестру и взмолилась:

– Прошу тебя! – Криво улыбнувшись, она добавила: – По-моему, ты скоро совсем исчезнешь.

«Этого я и добиваюсь, – подумала Бетти, – неужели не ясно?» Джо не сводила с нее глаз, и в них светилась решимость. Бетти знала, что сестра не отступится, приготовит еще с десяток сэндвичей и просидит на кухне до самого утра, пока она не сдастся.

Осторожно приподняв четвертинку сэндвича, Бетти коснулась ее кончиками зубов и отщипнула крошечный кусочек. Хлеб захрустел, сыр потек в рот, наполняя его незамысловатым приятным вкусом. Бетти решилась еще на крошку, потом укусила как следует, доела первую четвертинку, взяла огурчик и отхлебнула сока, налитого Джо.

– Довольна? – спросила она.

Джо покачала головой, торжественно вынула из буфета четыре последних банки метрекала и одну за другой вылила в раковину.

– Никуда тебя не отпущу!

– Ладно, – кивнула Бетти.

В животе появилась непривычная тяжесть, в горле саднило при виде того, как сестра спускает в канализацию ее коктейли, выливая все до последней капли.

1961. Джо

День благодарения был любимым праздником отца. Еврейские праздники, считала Джо, заставляли его ощущать свою чуждость. Конечно, ему нравился Песах и яблоки с медом на еврейский Новый год, но особенно он ценил праздники, которые Кауфманы отмечали вместе со всеми жителями Детройта и Америки. На Четвертое июля, в День памяти и в День ветеранов, папа вывешивал у входной двери американский флаг. В октябре на крыльце у Кауфманов всегда у первых появлялась тыква, в ноябре Кен приносил с чердака коробку с надписью «День благодарения» и доставал из нее бумажных индеек на блюде, сделанных девочками в детском саду. Хотя обычно отец еду не готовил, в День благодарения в начале седьмого утра он лично ставил запекаться индейку, каждые пятнадцать минут усаживался на корточки перед духовкой, открывал дверцу и поливал птицу секретным маринадом из растопленного маргарина, апельсинового сока и соуса терияки. Дом наполнялся ароматами жареной индейки, мускатного ореха, имбиря, корицы и знаменитых Сариных булочек Parker House. В десять часов Джо с Бетти надевали зимние пальто, даже если погода стояла теплая, и отец вел их на Вудвард-авеню смотреть парад в честь Дня благодарения. Бетти он сажал на плечи, Джо держал за руку. Они пробирались к самому краю тротуара и наблюдали за процессией музыкантов и мажореток с жезлами, разглядывали воздушные шары и фигуры с огромными головами из папье-маше. В два часа индейку вынимали из духовки. Джо не сводила с нее глаз, гадая, заметит ли мать, если она отщипнет кусочек крылышка. Тем временем Сара начинала разогревать гарниры, которые готовила всю неделю, ловко ставя в горячую духовку тарелки, сдвигая их и меняя местами. Папа отправлялся в Детройт за Бэббе и Зайде, и в четыре часа пополудни они садились пировать.

Теперь все изменилось. Хотя Hudson’s в День благодарения не работал, сотрудники, желавшие получить сверхурочные, приходили уже с семи и готовили магазин к наплыву пятничных покупателей, которые заявятся поутру со списками продуктов в руках. Сара относилась к таким покупателям с презрением, но отказаться от полуторной оплаты была не в силах, поэтому записалась на восьмичасовую смену. Джо могла бы отправиться на парад с Линетт и ее младшими братьями, однако при мысли о том, что придется смотреть парад без отца, она едва не расплакалась. О походе в гости к дяде Мэлу и речь не шла. И тогда сестры придумали кое-что другое.

– Давайте позовем гостей! – предложила Джо как-то вечером в пятницу, в октябре. Ужины в Шабат, которые они так любили, превратились в трапезы на скорую руку: Бетти готовила курицу, Джо накрывала на стол, Сара заезжала за халой в пекарню по дороге с работы. Магазинный хлеб не шел ни в какое сравнение с домашней выпечкой Зайде, но он ушел на пенсию, к тому же у Сары теперь не хватало времени на посиделки с родителями.

Мать посмотрела на Джо через стол. Между бровей у нее пролегла глубокая складка.

– Каких таких гостей?

– Ну, к примеру, Штейнов. Еще можем позвать Симоно.

Сара перевела взгляд с одной дочери на другую. Джо была одета в толстовку с эмблемой школы и длинные баскетбольные шорты, Бетти – в сине-золотую клетчатую юбку Джо, голубую блузку с отложным воротником, двухцветные кожаные туфли и темно-синий вискозный кардиган, купленный на распродаже и уже весь в катышках. Сара сидела в зеленом шерстяном платье с кожаным поясом. Она успела снять туфли-лодочки, которые носила на работу, и со вздохом потирала красный след, отпечатавшийся на ступне. Перед ней лежал блокнот и пластиковый ящичек с рецептами, написанными на карточках для каталога ее крупным округлым почерком. Темная ткань платья поглощала свет, подчеркивая бледность Сары и круги у нее под глазами.

– Если никого не пригласим, то доедать индейку придется целый месяц, – заметила Бетти.

– Можем позвать Генри Шешевски, – предложила Джо.

Сара не сразу вспомнила, о ком речь.

– Генри Шешевски… Давно я его не видела.

– Ну же, мама! – воскликнула Бетти. – Будет весело!

– Приглашения мы возьмем на себя, – пообещала Джо, особо не надеясь, что мать вдохновится идеей праздника. – И после застолья сами все уберем!

– Я не могу себе позволить тратить время на готовку… – проговорила Сара, но Джо поняла, что мать готова уступить.

– Приготовим тоже мы, – сказала Бетти. – Точнее, я.

– Эй! Я умею готовить! – вскричала Джо.

Мать с сестрой покосились на нее с недоверием. Джо прикусила губу. На обязательных уроках домоводства в школе Беллвуд она потерпела пару крупных неудач. Правда, отчасти в этом была виновата Линетт, отвлекшая ее в тот раз, когда Джо забыла положить в фунтовый кекс яйца; в другой раз, несколько недель спустя, она споткнулась и вывалила кастрюлю со сдобным тестом прямо на пол.

– Как насчет желе? – предложила Бетти.

Джо закусила губу. На День благодарения на столе всегда было желе. Папа клал немного десерта себе на тарелку, тыкал его вилкой и распевал шутливую песенку: «И трясется, и дрожит, хотя на месте оно лежит!» В раннем детстве девочки ее обожали, потом подросли и с каждым годом чувствовали себя все более неловко. Джо поморщилась, вспомнив, как в прошлый раз закатила глаза, едва папа запел. Теперь она отдала бы что угодно, лишь бы услышать его голос, пусть даже поющий дурацкую желейную песенку…

– Думаешь, у тебя получится? – спросила Сара, смерив Джо пристальным взглядом. – В четыре ты должна быть дома, причем в платье.

– Значит, гостей зовем?

Сара снова вздохнула.

– Если только это не ляжет на мои плечи, – сказала она. – Готовить, убирать и накрывать на стол вам придется самим.

– Мы справимся! – пообещали Джо с Бетти, и Сара наконец со вздохом кивнула.

В День благодарения женщины семейства Кауфман поднялись рано. Сара прикрыла фартуком юбку и блузку, в которых собиралась пойти на работу, и наполнила индейку начинкой, приготовленной Бетти. Тоже надев фартук, Бетти просеяла муку, добавила соль, соду и начала замешивать тесто для булочек. Джо тем временем установила в гостиной гладильную доску, отутюжила белую праздничную скатерть и накрыла ею три складных стола, одолженных у Штейнов. В этом году за стол сядет пятнадцать человек: их трое, Бэббе с Зайде и Генри Шешевски, который привезет родителей Сары из Детройта, Дон и Мэри Штейн с Тимом, Пэт и Дональдом-младшим, супруги Симоно с подругой Бетти, Барбарой, и ее братом, Энди. Джо предвкушала наплыв гостей, разговоры и смех, никаких длинных пауз или неприятных воспоминаний. Штейны принесут десерт – три разных пирога и взбитые сливки, Генри Шешевски – вино и шнапс, Симоно – сырный шар с крекерами. Джо очень хотелось позвать Линетт, но та не смогла убедить родителей отказаться от ежегодной поездки в Гранд-Рапидс.