Полная версия
Как я вам нравлюсь теперь?
После тренировки я решила сделать селфи на фоне огромного зеркала в ванной. Но лицо чересчур красное и потное, и я совсем забыла, как ужасно я выгляжу с ненакрашенными бровями – будто на плечах вместо головы сидит яйцо. Достав карандаш из косметички, я затемнила брови. Следом в ход пошли тушь, консилер для кожи вокруг глаз и тинт для губ. Еще одна попытка. Гораздо лучше. Но мне все равно пришлось сделать не меньше двадцати снимков, пока я не нашла идеальный баланс между небрежным и уверенным видом – эдакая не совсем естественная естественность. Высветлить снимок – пот высох и застыл на одежде. Выбрать подходящий фильтр – так, чтобы выглядеть еще лучше, но чтобы фильтр при этом не бросался в глаза.
Опубликовать.
Бесячая истина, которая всех бесит номер 256
В здоровом теле здоровый, мать его, дух.
Я всей душой ненавижу кардио. Это приводит меня в ужас. Я совершенно не из тех людей, кто ждет не дождется пробежки. Но тренировки действительно помогают мне приводить голову в порядок, и это единственная причина, почему я занимаюсь. Не для того, чтобы хорошо выглядеть, – чтобы хорошо себя чувствовать. Если кто-то из вас знает способ, как получить заряд здоровых эндорфинов БЕЗ необходимости потеть, УМОЛЯЮ, поделитесь… #послетренировки #здоровыйдух
Когда я вышла из душа – побрив ноги и вымыв голову шампунем, придающим объем, количество лайков уже перевалило за шесть сотен. Я сушила волосы, опустив голову вниз для большего объема, и параллельно читала комментарии – как обычно, восторженные. Практически все хвалили меня за позитивный шаг в сторону ментального здоровья. Отлично. На это я и рассчитывала. Но в то же время я чувствовала скачок эндорфинов, когда кто-то из комментаторов не улавливал мою мысль и просто писал, как здорово я выгляжу:
«Вау, какая же ты красивая».
«Ты офигенно выглядишь, Тори, кто твой тренер?»
«Как тебе удалось добиться таких ног?»
Втайне я надеялась именно на это. И мне не пришлось даже давать подсказки, что еще сильнее улучшило мое настроение.
Однако Тома мое тело оставило равнодушным. Когда я вошла в комнату, он пил кофе в постели. Сегодняшняя жалкая попытка убедить его в моей сексуальности – самая жалкая из всех. Я бесцельно слонялась по спальне в очень красивом белье, подобранном для свадьбы. Красный кружевной комплект – откровенный, но без пошлости. В нем моя грудь похожа на красные пирожные – из тех, что обязательно нужно сфотографировать, прежде чем съесть, ведь они из модной кондитерской. Лифчик едва прикрывает соски, а трусики такие прозрачные, что скрывать им нечего. Стоит мне чихнуть, ткань разойдется.
– Доброе утро, – бросил Том, делая глоток кофе. Он снова уткнулся в планшет – в мире столько всего случилось, пока он спал. – Как спалось?
Попытка номер два. Положив руку на бедро, я встала у изножья кровати.
– Отлично, – ответила я, неестественно вытянувшись. – Ты не видел мою зарядку?
Он указал на розетку с его стороны кровати. Вместо того, чтобы подойти, я на четвереньках залезла на кровать и перегнулась через Тома. Мои красные бархатные соски разве что не утонули в его кружке.
– Полегче, Тор. Я чуть кофе не разлил.
Схватив зарядку, я отпрянула. Не реветь, только бы не зареветь. Остался всего час, а надо еще сделать прическу и макияж, на слезы времени нет. Я подключила телефон и распрощалась с мечтами о том, что наши отношения когда-нибудь снова станут прекрасными. И тут… Том вдруг игриво шлепнул меня по заднице.
– Классные трусики, Тор. Твоя попка всегда сводит меня с ума.
Мою хандру как рукой сняло. Его лицо озарила проказливая улыбка. Как же я по ней скучала. Он был похож на школьника, который только что окунул мою косичку в чернильницу. Я прильнула к Тому. Плакать некогда, но на секс время найдется. Я смогу привести себя в порядок после секса быстрее, чем после рыданий. Я села к Тому на колени и властно поцеловала его. Целых десять секунд он отвечал на мой поцелуй, а затем положил руки мне на плечи, отстраняясь.
– Не хочу, чтобы ты опоздала на церемонию.
На заре наших отношений, много лет тому назад, Тому было бы наплевать на опоздание – правда, не то чтобы нас часто звали тогда на свадьбы. Секс со мной был для него на первом месте. Пусть даже мы опаздывали. Пусть даже мы в этот день уже дважды занимались сексом. По телевизору передают что-то скучное? Секс это исправит. Однажды мы даже занимались сексом в туалете на свадьбе.
А теперь – никакого секса, а иначе ты опоздаешь на свадьбу, на которую я даже не иду.
Улыбнувшись, я проглотила это унижение. Слезла с Тома, проклиная себя за свое неудачное поведение. Домогательства никого не заводят. Я все испортила. Красные бархатные соски не вскружили ему голову. Я слишком напористо себя вела. Возможно, стоит проявить сдержанность. Изобразить безразличие, ослабить нажим – пусть он начнет беспокоиться. Пусть сам приложит усилия. Это же заводит? Но в прошлом году я уже пыталась играть в недотрогу, и все кончилось тем, что мы с Томом месяц не прикасались друг к другу. (Кажется, он и не заметил. А если и заметил – то только обрадовался.) Но, может, я просто делаю что-то не так?
– Ага, – сказала я. Сняв с вешалки платье, я натянула его через голову. Нанесла на гладкие после бритья ноги немного лосьона. – Если я опоздаю, Джесс голову мне оторвет.
* * *Затормозив возле дома Ди, я настрочила сообщение:
Тори: Жду снаружи. Прихвати с собой саундтрек к «Мулен Руж».
Сообщение прочитано. Но я все равно выключила мотор. Ди всегда опаздывает в лучшем случае на десять минут и уже даже не извиняется. Парковка здесь была запрещена, но на дороге не было ни души – словно в фильме про постапокалипсис. В Брикстоне царит тишина лишь ранним утром в выходные. Ряды перестроенных викторианских домов кажутся необитаемыми. На окнах плотные шторы. Все спят. Повсюду следы царившего здесь накануне веселья. Тротуар усеян остатками пакетов с чипсами и куриных крылышек. Лужица плохо переваренной рвоты подсыхает на весеннем солнышке. Это Лондон – убирать ее никто не собирается. Она останется здесь до тех пор, пока не пройдет дождь или какой-нибудь отчаявшийся голубь не склюет остатки. Я ухмыльнулась, заметив на чьем-то крыльце пустую бутылку из-под фруктового вина. Внезапно сердце заныло от тоски по юности. По тем годам, когда ты пьешь фруктовое вино на крыльце, затягиваешься сигаретой во все легкие и, отчаянно размахивая руками, бурно обсуждаешь с такими же бухими и накуренными друзьями нескончаемые перипетии ваших жизней. На самом деле это вовсе не так забавно – я написала целую книгу о том, что на самом деле это совсем не забавно, – но я тосковала не по веселью, а по спонтанности. Случайная встреча, незапланированная вечеринка, неверный поворот, спонтанная поездка – все могло перевернуть твой мир с ног на голову в любую минуту, но если поворот событий тебе не нравился, никогда не поздно было все изменить. В те годы я чувствовала себя потерянной. А теперь я будто топчусь на одном месте.
Лучше потеряться, чем застрять…
Дверь распахнулась, и Ди с ворохом вещей в руках осторожно подошла к машине. Она споткнулась, один из пакетов вывалился и упал на дорогу. Пока она тянулась за ним, из рук выпал второй. Ди громко выругалась.
Я опустила стекло.
– Ты в курсе, что мы едем туда только на одну ночь?
– Да, – посмотрела она на меня сердито. – Но я понятия не имею, что надеть, так что мне нужен твой совет.
Я открыла багажник, и она запихнула туда свои пожитки с такой силой, что машина затряслась. Затем Ди плюхнулась на пассажирское сиденье, опустила стекло и тут же пустилась в подробный отчет о минувшем вечере.
– В общем, вчерашний чувак. Господи, Тор. Просто лучшее свидание за все эти годы. Он не отправлял мне фотки своего дряблого члена. В общем-то и фоток стояка тоже не присылал – это уже лучше, но все равно тревожный звоночек. Он позвал меня во вполне приличное место – слава богу, не в «Гордонз». Клянусь, если еще хоть один придурок решит, что «Гордонз» – это классное место, и мы придем туда и будем стоять в очереди в неловком молчании, окруженные такими же молчаливыми неудачниками, пришедшими на неудачное свидание, – я брошу пить вино. Так вот. Он пригласил меня в настоящий ресторан – все как полагается, полотняные салфетки…
Я как могла поддерживала разговор, лавируя между шипящими и виляющими автобусами и целеустремленными бегунами, которые выскакивали на дорогу прямо передо мной. Ближе к концу истории мы вынырнули на Южную кольцевую дорогу. К моему удивлению, пробок здесь не было. Я прибавила скорость, порыв ветра разметал волосы Ди по ее лицу.
– И тут свидание подходит к концу, – продолжала она. – Я давно так не мечтала о поцелуе. Я прямо жаждала его поцелуя. И все к тому и шло. Наклон, поворот головы, подбородок под нужным углом – вся эта бодяга. И тут, прямо перед финальным актом, он вдруг замирает и говорит: «Мне нужно тебе кое в чем признаться».
– Боже, – я включила левый поворотник, намереваясь перестроиться, и выругалась: автобус меня не пропустил, – ничего хорошего это не сулит.
– Без тебя знаю. Но мало ли, вдруг он воевать собирался.
– Ди, дорогая моя, мы ни с кем сейчас не воюем.
– Вечно ты все портишь. – Она запрокинула голову и рассмеялась. – Ну так вот, я подумала, что-то в этом есть. Меня вполне устроит быть замужем за военным. Месяцами живу как мне вздумается, в армии нам выделят симпатичный домик…
– Быстро же вы успели пожениться.
– Это было прекрасное свидание. Тебе этого не понять, Тор. Ну короче. Я вся такая понимающая, готова, значит, дожидаться его со службы или куда он там собрался. И тут он говорит: «Не знаю, как и сказать, но я женат».
Я покачала головой и посмотрела в зеркало заднего вида. Меня это не удивило. После бесконечных историй Ди о свиданиях меня уже ничто не могло удивить.
– И я такая: «Все ясно», а он весь побледнел: «Нет-нет, я не такой, правда. Мне не нужна интрижка на стороне». Я спрашиваю, мол, почему же ты тогда не развелся, а он: «Я очень хочу развестись, но не могу ее найти».
– Найти?
– Ага.
– Она что, связка ключей?
– Она сбежала от него и исчезла с концами. Так он, по крайней мере, говорит.
Мне пришлось отвлечься от ее рассказа: мы поворачивали на М40. Фура явно не собиралась меня пропускать, и мне пришлось разогнаться до 90 миль в час на скользкой дороге, чтобы проскочить перед этой смертоносной махиной. Нас подхватил поток машин, спешивших прочь из Лондона по своим неважным субботним делам. Сердце не сразу вернулось в свой обычный ритм: мы едва избежали аварии.
– Ну так вот, – продолжала Ди, совершенно не заметив, что мы были на волосок от гибели. – Что же он такого сделал, что она исчезла? Послушать его, так это у нее были не все дома. Он все разливался, какая она чокнутая и что это исчезновение было «в ее духе».
– Ставлю на то, что она чокнулась после встречи с ним, – заметила я.
– Сто процентов! – Ди вскинула руки, золотой лак на ногтях засиял в лучах солнца. Он так хорошо сочетался с ее темно-рыжими волосами, что я почувствовала укол зависти – волосы Ди всегда вызывали у меня зависть. – Последние шесть парней, с которыми я ходила на свидания, твердили, мол, все их девушки были чокнутыми. А я им говорю: «Чувак, а ты не чувствуешь закономерность? Проблема в тебе!» Ладно, хрен с ними со всеми. Давай уже споем «Elephant Love Medley».
– Я, чур, за Николь.
– Ты всегда поешь партию Николь!
– Вообще-то я за рулем.
– А я оказала тебе честь, став твоей сопровождающей.
* * *В итоге мы договорились петь партии по очереди. За четыре повтора «Elephant Love Medley» и три «Come What May» мы добрались до М40 – городские пейзажи уступили место деревьям, овцам и просторам. В небе на невидимых воздушных потоках парили и кружили ястребы. По обе стороны дороги, насколько хватало взгляда, простирались зеленые пастбища. Меня охватило странное чувство – как всегда, стоит только покинуть Лондон. Это ощущение, что за городом есть жизнь и что я заслуживаю большего пространства, чем дает мне город. Но в то же время, говорю я себе с ноткой высокомерия, «чем здесь вообще занимаются люди?».
Мы заехали на заправку и купили кофе. Я сделала несколько фото, чтобы все оценили мой маникюр.
– Я притворюсь, будто не заметила, – сказала Ди, добавляя два пакетика сахара в свой флэт-уайт.
– Кто бы говорил. Я видела твой пост на прошлой неделе про «прекрасный закат».
Она вскинула руки.
– Виновна!
Мы вернулись к машине. За наше недолгое отсутствие она успела раскалиться, и внутри была парилка. Прекрасный день, прогноз погоды был оптимистичен. Джесс очень повезло. Снимки получатся отличные, а еще неожиданно хорошая погода станет прекрасной темой для предобеденной беседы. Мы вновь выехали на М40. Одной рукой я вела машину, а в другой держала стаканчик с кофе.
– Я забыла, чья это вообще свадьба? – спросила Ди, жуя круассан.
– Джессики, мы с ней в детстве жили по соседству.
– И за кого она выходит замуж? Ты его знаешь?
Я прикусила губу.
– Тим. Он финансист.
– Бедняжка Джесс, – сочувственно пробормотала Ди.
– Не делай поспешных выводов, – улыбнулась я. – Он мне раза два, если не больше, говорил, что он «не похож на обычных финансистов».
Ди попыталась выхватить у меня руль.
– Разворачивайся, Тор. Я не поеду на эту свадьбу.
– Да хватит уже, – крикнула я, смеясь, и стукнула ее по руке.
– Он ведь не единственный финансист на свадьбе?
– Наверное.
Стараниями Ди машина выехала на полосу для обгона. Я мило улыбнулась и изобразила раскаяние перед водителем, который нам посигналил. Он пролетел мимо нас, не переставая грозить кулаком.
– Ясно, почему Том слился.
– Финансисты тут ни при чем. У него интервью.
– Да-да, я помню. Но какое приятное совпадение.
Я крепко сжала руль. Ди прикончила круассан и смахнула с себя похожие на перхоть крошки.
– Давай сыграем в игру: каждый раз, когда кто-нибудь говорит «я не похож на обычных финансистов», мы будем пить.
– Но тогда к тому моменту, как все начнут произносить речи, мы уже будем в отключке!
– В этом и смысл! Или давай вообще превратим весь день в одну большую алкоигру.
– Даже не знаю. Печень вообще-то довольно важный орган. И какие же у этой игры правила?
– Элементарные! – Ди вытащила из черной кожаной сумки ручку и какой-то чек. – Мы должны будем пить при каждом свадебном штампе. Ну, например, невеста молчит, пока все произносят речи.
Она принялась записывать идеи округлым почерком.
Я улыбнулась и задумалась.
– Как насчет фотобудки с дурацкими аксессуарами?
– Точно! – Ди вскинула кулак и записала это на чеке, положив его прямо на коленки, припорошенные остатками круассана. – А еще если прозвучит дурацкая шутка в момент «пусть скажет сейчас или молчит вечно».
– Супер. А еще если кто-то процитирует отрывок из «Мандолины капитана Корелли».
– А шафер отпустит дурацкую шутку про то, как они позвали стриптизершу на мальчишник.
– А еще они сделали «кое-что не совсем обычное» со свадебным тортом – например, это пирожные! – продолжала я.
– О даааа! И сверху глазированные фигурки. Отлично, просто отлично.
На чеке кончилось место, и Ди полезла в сумку за новым.
– Так, записала. А как насчет вот этого? Фотограф снимает а) как подружки невесты подпрыгивают, и/или б) друзья жениха держат на вытянутых руках эту Джесс.
Я вспомнила, как вчера смотрела на фото подружек Джесс – никаких сомнений, что нас ждет снимок, где все они будут прыгать. Я кивнула.
– И если жених скажет «ты сегодня просто прекрасна» или «я сразу понял, что это Она», – добавила я, и Ди записала.
– БОНУС ЗА РЫДАНИЯ! – вскричала Ди. – И, клянусь, Тор, если у них будет поставлен первый танец, я нам обеим в глаза залью по бутылке водки!
Я чуть не лопнула со смеху, и мы чудом не выехали на соседнюю полосу. Слава богу, подумалось мне, что рядом Ди, а не Том. Я не знала, что это значит, и сейчас у меня не хватало эмоциональной энергии даже подумать об этом. Убрав одну руку с руля, я потрепала ее по плечу: пусть знает, что она классная и забавная.
– Мы очень плохие люди, да? – спросила я. Ни тени раскаяния в голосе, я продолжала смеяться.
Но Ди, внезапно посерьезнев, покачала головой.
– Нет, Тор. – Она вздохнула и убрала исписанный чек. – Просто глупо, что все уступают стадному чувству.
* * *Мы петляли по подъездной дорожке, которая вела к загородному отелю, представлявшему собой локацию для свадьбы мечты. Здесь было озеро, над которым, касаясь воды, склонили ветви деревья. Старинные каменные статуи – слегка замшелые, но еще красивые. Великолепный вид. Чисто выкошенная лужайка.
Мы вселились в номер, который даже с учетом «огромной скидки для гостей» от Джессики обошелся нам в 215 фунтов. Я помогла Ди донести вещи, и она тут же свалила свои пожитки на лучшую кровать, застолбив тем самым ее за собой. Комната утопала в потертой роскоши: все еще достаточно хороша, чтобы выложить фотографию, но ей не помешал бы ремонт. Кровать с балдахином из белого шелка отвлекала на себя внимание от подтеков на пятнистом, точно далматинец, потолке, и от краски, потрескавшейся на эркерах.
– Давай выберем мне платье, – сказала Ди. Передо мной как из рога изобилия посыпались всевозможные наряды, а я успевала завивать волосы, давать комментарии и без конца проверять телефон. Утренний пост имел успех. Я распылила термозащитный спрей на пряди тонких волос, тщательно расчесала и, медленно поворачивая ладонь, завила пряди с помощью стайлера. Затем подергала каждый локон пальцами, подождала, пока волосы остынут, и разделила пряди. Наконец, закрепила укладку спреем «Элнет» от «Л’Ореаль», ведь все говорят, что он лучший.
В конце концов Ди остановила выбор на платье с запахом в черно-белый горох, нанесла красную помаду и нарисовала стрелки на веках – вылитая киногероиня из 50-х.
– Пипец я толстуха, – простонала она, пытаясь отстранить меня от зеркала, где освещение было лучше.
– Ой, да не смеши ты, тоже мне толстуха.
Ну, вообще-то она полновата – следствие работы в школе, где, по ее словам, учителя насильно скармливают друг другу печенье. Но я бы никогда не произнесла этого вслух.
– Тебе хорошо говорить, – жаловалась Ди, обводя губы красным контурным карандашом. – Ты худышка.
– Вовсе нет, – запротестовала я, хотя на душе потеплело от этого комплимента. Ты стройная, и это прекрасно: это прекрасно просто потому, что кто-то назвал тебя стройной. – Ну ладно, если я и стройная, то только потому, что я глубоко несчастна, – сказала я. – Уж лучше быть счастливой.
Ди так расхохоталась, что подводка едва не размазалась.
– Я рада, что мое несчастье так тебя забавляет, – сказала я с серьезным видом.
– Но это же правда смешно! Гуру саморазвития…
– Захлопнись.
Мы улыбнулись нашим отражениям. Любовь к Ди бурлила во мне, будто икота.
– Ты правда думаешь, что кто-то в жизни счастлив? – спросила Ди, заново подводя губы.
Я задумалась, параллельно пытаясь сообразить, какую прядь мне заколоть так, чтобы придать прическе объема и смягчить линию челюсти.
– Они кажутся счастливыми, – сказала я. – Джессика, например, просто обязана сегодня купаться в счастье. Это же ее свадьба.
– Думаешь, она стала бы выходить за него, если бы не тот факт, что ей тридцать один?
С языка была готова сорваться ложь.
– Давай начистоту, – попросила Ди.
Подумав, я покачала головой. Джессика из моего детства никогда в жизни не вышла бы за финансиста. Что, если Тим – всего лишь гиперкомпенсация после ужасного расставания? Но теперь она играет свадьбу с этой гиперкомпенсацией…
– Я так и знала. – Ди кивнула, и, к моей зависти, волосы волной рассыпались по ее плечам. – Тор, скажи спасибо, что ты не связана навеки с Томом. Ну правда. Свадьба – не залог счастья, особенно если ты, едва тебе исполнилось тридцать, выходишь замуж за первого попавшегося парня просто потому, что все вокруг так делают.
– Возможно, ты права… – Мой телефон завибрировал, и я схватила его. Новая порция признания, лайков, восхищения. Телефон почти сел, и я принялась рыться в чемодане в поисках зарядки. Низкий заряд батареи вызывает у меня чувства, близкие к панике.
– Разумеется, я права, – заявила Ди. – Тридцать лет – это как та игра, где все бегают вокруг стульев под музыку. Стоит музыке замолчать, все тут же бросаются замуж за того, на кого они уселись. Ну как, Тор? – Повернувшись, она надула губы. – Эта помада подходит к волосам?
* * *Вскоре мы уже были при полном параде – ведь нас будут снимать два профессиональных фотографа, чьи услуги обойдутся дороже тысячи фунтов. В обязанности первого входили «постановочные фотографии» – их Джессика с Тимом поставят на каминную полку или вставят в фотоальбом с дизайнерской бумагой (еще 700 фунтов). Второй отвечал за «естественные снимки»: которые должны были продемонстрировать всем, какая это позитивная пара и какие у нее позитивные друзья. Смотрите, как мы говорим и смеемся, разбившись на кружки, – сплошной позитив.
Мы с Ди крутились возле часовенки при отеле, поддерживая светскую беседу с едва знакомыми людьми. Вокруг нас вился фотограф, не давая сосредоточиться. Я притворялась, будто мне интересно слушать про чью-то работу и обсуждать прекрасную погоду, но больше всего меня волновало, что меня снимают с невыгодного ракурса: так мой подбородок кажется слишком большим. Я следила за тем, чтобы правильно улыбаться: когда, два месяца спустя, фото загрузят на сайт, люди должны оценить мою красоту. Даже если они будут пролистывать снимки, чтобы проверить, как выглядят они, я все равно обязана казаться красивой.
В конце концов мы попали в часовенку, и я заметила знакомых, не попавших в число подружек невесты. Андреа окликнула меня по имени и знаками указала на места, которые заняла для нас. Я обняла ее и Оливию, чей живот обтягивало изящное платье для беременных.
– О боже! Вот это живот! – преувеличенно радостно воскликнула я, сказала Оливии, что она вся сияет, и поздравила Стивена. – Это моя университетская подруга Ди. Сегодня она моя сопровождающая.
Я представила Ди собравшихся – она пожала им руки, включив обаяние учительницы начальной школы.
– Какое прекрасное платье, – сказала она Андреа. – Откуда оно?
И они принялись обсуждать неожиданно удачную коллекцию в «Маркс энд Спенсер», а затем пошутили, что, может, это просто мы постарели.
– А где Том? – спросил Стивен. Заметив, что он единственный представитель мужского пола в нашем ряду, он встревожился. А еще Том всегда желанный гость. Душа компании. Сколько раз я наблюдала, как огорчаются люди, узнав, что я пришла одна.
– Увы, у него интервью, он не смог отвертеться, – ответила я, отдельно упомянув название издания: это была известная газета, и мне хотелось дать Стивену понять, что Том не смог прийти на свадьбу только из-за своих впечатляющих карьерных успехов. Том – журналист, пишущий о путешествиях.
Стивен впечатлился.
– Да вы просто звездная парочка.
Я рассмеялась и принялась все отрицать, но меня грела мысль о том, какими мы выглядим со стороны.
Но тут я навострила уши: соседняя беседа все больше походила на сплетни.
Андреа едва слышно жаловалась, что Джессика запретила приводить детей на свадьбу.
– Мне пришлось оставить Дилана дома с Сэмом, – вздохнула она. – Конечно, это праздник Джессики, но мы не можем позволить себе няню, и… Но вообще-то я была в шоке. Хотя это обычная история. Пока своих детей нет, тебе не понять…
Оливия кивнула, погладив живот с таким видом, словно его лично оскорбили. Она бормотала «ну да», «это действительно нелегко» и «люди просто не понимают, как дорого обходится няня». Повернувшись к Стивену, она спросила, что думает он, и ему хватило ума согласиться с ней. Я кивала для вида в нужных местах, но Андреа успела завестись. Негодование кипело в ней с тех самых пор, как на ее пороге появилось приглашение на кремовой бумаге – вкупе с вежливой просьбой оставить ребенка дома на шесть часов, до вечера.
Заскучав – и втайне эгоистично порадовавшись, что вокруг не бегают надоедливые дети, – я оглядела зал, которому усиленно пытались придать атмосферу церкви. Из каждого угла торчали нарциссы, и я ощутила раздражение – я всегда мечтала, что на моей свадьбе будут нарциссы, а теперь Джессика будет думать, что я ей подражаю.
– Это он финансист? – шепотом спросила Ди, указывая вперед.
Я кивнула. Финансист Тим сидел в первом ряду в мешковатом голубом сюртуке и напоминал ребенка, надевшего папин костюм. Я была готова биться об заклад на все свои сбережения, что ремень розового цвета он выбрал по настоянию Джессики. Он знал, что находится в центре внимания, и изобразил панику – начал нервно кусать ногти, будто он весь на взводе. Вокруг нас раздались смешки. Фотограф, делавший «естественные снимки», щелкнул затвором. Другой фотограф попросил Тима повторить. И вот уже оба фотографа скрючились в проходе, и Тим позировал им еще с полминуты.