Асан

Я сидел с Ваней, но опять встал… Ага! Я присмотрелся. Да там и впрямь нелады. Ну-ка!

– Шестаков!.. Ко мне! – крикнул я, выдергивая одного из солдат-грузчи ков к себе поближе.

Солдат подошел, дышал тяжело. Этот не притворялся… Но тем хуже для него.

– Почему не потеешь? – спросил я. – Повернись. Повернись! Не прячь спину!

Я потрогал, еще и похлопал ладонью по его сухой спине.

– Не пил. Клянусь… Честно… Не пил, товарищ майор.

– Дыхни.

Алкоголь обезвоживает организм. Но сначала связывает воду внутри нас. Солдат дышал каким-то жутким дыханием, и я поманил к себе рукой Крамаренко.

– Сейчас, сейчас, т-рищ майор! – Крамаренко следил за погрузкой у дальней машины. Там забарахлил автоподъемник бочек. Судя по звуку.

Крамаренко подошел к Шестакову и, ничего не спрашивая, придвинул ноздри. Тоже нюхал. Однако солдат действительно не пил. У нас, увы, уже был такой опыт. Почки… Или сердце… То, что не давало солдату при ночном сверхнапряжении потеть, мог унюхать-определить только врач… Пусть врач и разберется. Солдат потому и отлынивал, быть может, что почки ему подсказывали. Почки ему нашептывали, обе сразу: «Не спеши, солдатик. Ты не из долгожителей…».

Я отправил его в казарму. И чтоб с утра к врачу.

Что поделать! У нас не хватало рук. Не хватало мощных плеч, трицепсов, крепких прессов… Не хватало стальных позвоночников… И много чего еще.

Крамаренко думает о том же. Предлагает – может, еще раз из бродячих… из отбившихся от своих рот солдат взять и пригреть еще парочку.

– С ума сошел, – фыркаю я. – Я с этими двоими не знаю, как быть. Жалею, что взял.

Мы подошли глянуть на них. Контузики вкалывали. В крепкой пятерке грузчиков… Быстрей! Быстрей!.. Хороший, ровный ритм. Ворочали и катили бочки… Прямо из складских дверей к откинутому борту грузовика, а там тяжелого тюленя принимали в две пары рук и ставили на попа.

Словно почувствовав, что о них вспомнили, Алик прервал накат бочки и шагнул в нашу сторону… Запыхавшийся.

– Товарищ майор! Когда… – он прихватил воздуху в глотку. – Когда?.. Отправьте нас к своим…

И Олег тут же. Этот прямо с бочкой… Он ее катил мимо нас. Увидев, что переговоры, так и застыл… Придерживая бочку на скате… Готовый покатить ее дальше. Если я или Крамаренко прикрикнем.

И тоже подал просительный голос:

– Мы надеемся.

Я спохватился. Я не считал дни, но они-то, конечно, считали. Неужели пролетел месяц?.. Нехорошо, майор!

– Крамаренко, – мой голос тверд, я хозяин. – Свой месяц они отработали?

– Отпахали, т-рищ майор.

– Уверен?

– Уже два дня лишних… Если считаться.

Крамаренко загибал пальцы, пересчитывая дни… Оба солдата ждали. С волнением.

Я сказал:

– Ладно, ладно!.. Все помню… Как только колонна будет в сторону вашей воинской части – отправлю.

– Мы старались… Мы работали… М-м-мы пахали, товарищ майор.

Тут я уже прикрикнул:

– Сказал же – помню!

Алик кинулся в темноту склада, чтобы схватить заждавшуюся бочку. Олег рьяно покатил свою, замершую на скате… Как только контуженные подключились, поток бочек наладил ровность подачи… Бочки шли мягко, одна за одной… Плыли. Текли. Настоящий ручей! Чуть только прыгали…

Ну, то-то… Мы не могли оторвать глаз от контузиков. Как честно работают больные на голову… Как ровно!.. Взять, что ли, еще пару? Набрать взвод контуженных. Кому-то смешно.

Крамаренко побежал к забарахлившему автоподъемнику. У третьего пакгауза. Пора, пора купить новый!

Алик и Олег, они оба бродячие – уцелевшие из на две трети уничтоженной чеченцами колонны. Одуревшие после близкого разрыва… Забились в ямку. Уползли… В непролаз кустов. Когда бой (не бой, а избиение) уже кончался… Их рота с большими потерями ушла. А они, контуженные близким разрывом, жались друг к дружке и ползли… Олег стонал от нестерпимой головной боли… Отползали все дальше, слыша, как там, в ущелье, чичи добивают наших раненых.

Днем спали в перелесках и даже прямо на обочинах, а ночью – шли.

Отбившиеся от своих после боя, одичавшие солдаты – известная странность этой войны, где нет линии фронта… Шатающиеся от голода. Воняющие козлом…

Они забывали номер своей воинской части. Забывали, как зовут ротного командира. Все отшибло… И, не дай бог, утеряно оружие.

Комендатура – это первое, что их ждет и приголубит. Где был бой? Где колонну разгромили?.. Ах, он не знает. НЕ-ЗНА-АЕТ… Как это не знаешь, ну-ка, не ври! Спрос всегда суров – а когда был бой? Какого числа?.. Как это не знаешь числа. Разрыв снаряда? Какого снаряда, если орудий у них нет?.. А разве у чичей были в том бою минометы?..

Пробираясь в Грозный, они бредут по ночной дороге – от горы к горе – чуть что – в кусты… В ночной тьме выдают из кустов друг дружке опознавательный сверчковый звук: «Ти-ри-ри-и… Тири-ри-и…». В отличие от чичей, которые издают для своих негромкий высокий посвист.

Мой бравый сержант Снегирь подобрал Алика и Олежку на самом подходе к Грозному. В каком-то перелеске они отсиживались… Классика!.. Зоркий Снегирь углядел их из БТРа. Попросил водилу остановиться… Стой!.. И свистнул прячущимся в кустах контузикам грубым двупалым свистом. Наш посвист. Эй, вы!..

Контузики выползли из кустов. И перебежкой к руинам пятиэтажки. И с автоматами оба! Не как-нибудь!.. Переговорил с ними Снегирь быстро. Хотя один заика. И на броню обоих… Поехали!

Их только и волновало, сможет ли этот майор Жилин отправить их в родную в/ч после того, как они честно отработают на его складе.

– Шеф все сможет, – сказал Снегирь. – Наш шеф всем шефам нос утрет.

Это про меня.

И привез их… Первый из них, Олежка, надо, не надо вытягивался и отдавал честь. И вопил: «Присяге верны!»… Второй вовсю заикался, и глаза на мокром месте. Вернее, один глаз. Плачущий левый глаз. И левосторонний легкий лицевой тик… Воняло же от них… Это сейчас они благообразны. Отмылись, отъелись.

Когда сержант Снегирев привел их прямо из перелеска к Крамаренке, а Крамаренко – ко мне, я спросил:

– Чего боитесь?.. Что у вас такие напуганные рожи?

Отвечал мне Алик. Сильно перекашиваясь и заикаясь – м-мол, с-с-спрос будет… М-мол, тюрьма… Фээсбэ спрашивать будет… Я засмеялся: «У Фээсбэ только и дел контуженных спрашивать». – «Еще как спрашивают. А в комендатуре вообще ни слову не верят… Как это, мол, вы уцелели, когда колонну разгромили?.. Как это остались одни?.. Часть ушла в одну сторону, а вы в другую. П-п-почему?»

А еще дружок их там навсегда остался. Ощеренные зубы выставил… Застывший, замороженный подбородок мертвого пацана… Толич. Лежал в двух шагах… Толича добили, а тебя почему-то нет. П-почему?

– Ладно, ладно!.. Но ведь вы со своими автоматами. Уже не скажут, что в бою бросили оружие.

Он опустил голову. И продолжал лить слезу. Из левого глаза. Прямо ручеек.

– С-с-страшно… Огонь шквальный… Мы отползли в кусты.

Запуганы… У солдат много страшилок. Пробираясь сюда, на стыках дорог они натыкались на других запуганных, а те порассказали им своих страхов. Было, чем делиться.

Притом что все они, бродячие, знали одно спасение и один выход – вернуться в свою воинскую часть.

– Месяц поработаете у меня на складах. Ровно месяц… Потом отправлю в часть, – пообещал я.

Оба закивали. Согласны!.. Мотали башкой – да… да!.. А Олег на всякий случай еще разок отдал честь. Присяге верны!

Через Колю Гусарцева я узнал, что после пополнения их рота была отправлена под Ведено. Жаркое местечко!

– Может, кого из охраны? – предлагает Крамаренко.

– А?

– Перекинуть в грузчики кого-то из охраны?

На этой нехитрой мысли мы с Крамаренкой пока что останавливаемся. Хватит с нас наших контуженных. Попробуем!.. Завтра он принесет мне поименный список наших солдат, охраняющих склады. И сам будет стоять рядом. Крамаренко знает каждого… Будет водить по списку пальцем, подскажет – здоровяк ли?.. Годится ли в краснолицые?

Между делом он стукнул мне на отца.

– Александр Сергеич… Не сочти за упрек… Твой отец здесь много пьет.

– Он везде много пьет.

– А не давай денег.

На другой день отца все-таки отловил патруль. Наконец-то решились… У него отобрали его паспорт… Началось с криков на улице. Отец прижал к стене очередного контрактника и крутил ему пуговицы… Затеял спор о войне… О начале и причинах… Как идет ход войны? Засады чеченцев на дорогах – агония войны? Или ее новый виток?..

– Вашего папашу кое-кто приметил, – говорит мне на стройке склада чеченец-рабочий, еле шевеля губами.

Совсем тихо-тихо.

У меня екает сердце. Кто приметил? Наши или чичи?.. Судя по тому, как он шепчет, чеченцы… Шелестит губами. Чтоб не слышали даже эти недостроенные стены. И эти громыхающие под ногами деревянные настилы.

Конечно, пока что слушок. Отдаленный и невнятный… Однако вполне достаточный, чтобы я наложил в штаны.

Случаев с умыканием родственников немало. (От пивного ларька – прямиком в горы.) Грозный как раз наполнился свежевыбритыми чеченцами. С белыми, незагоревшими скулами на месте вчерашней бороды… У них были выправлены бумаги… Они, мол, теперь сотрудничают с федералами. Со вчерашнего дня… Отличнейшие бумаги! Но запах гор не скрыть. Даже свежевыбритые, они подванивали. Когда такой протягивал свою бумагу, патруль, как по команде, зажимал ноздри и отступал на шаг назад… Дело в том, что в Грозном в эти дни перебои с водой. Мы не мылись… Так совпало. Мы, сказать честно, все пахли сыром.

Конечно, охота за мной. Пьяненький болтливый старикашка – легкая добыча!.. Но это я буду у чичей на крючке. Я и мои склады. Я и мои бочки с бензином… Моя солярка… Мои (только что привезенные на склад гранатометы… пять штук) АГС-17… Если они отца схватят. И начнут меня доить… Эти идиоты могут думать, что я держу деньги при себе. Тем опаснее!

Отец появился к самому вечеру. Шумный, поддатый, он вязался к солдатам охраны у Больших ворот. Я слышал, как охранник себя сдерживал… «Ладно, ладно… Проходи!» – охранник с удовольствием не пустил бы на склад «майорова отца», вытолкал бы в ворота. Еще бы и пинка дал…

Я поспешил встретить, отец был в отличной разговорной форме. Глазки его бегали, блистали. Остренькие в вечернем свете… Он имел в кафе… в кафе?.. интереснейшую беседу с неким контрактником Запасецким.

– О самом начале этой войны… Дуда хотел в СССР, верно?.. Дуда ни за что не стал бы с нами воевать, если бы снова в СССР.

Я сдержанно улыбнулся.

– Он много чего хотел.

Я же знал про ханкалинские кафе. Поддатые контрактники в эти две кафешки носа не сунут. Боясь патрулей… Да, признался отец. Да, сидели не в кафе. Сидели на завалинке. Потом просто на траве сидели. Но что это по существу меняет?.. Беседа получилась интереснейшая. Контрактник Запасецкий оказался умен и знающ. Но на самом пике вдохновенного спора его замели. Патруль!.. Молниеносно! Делать им нечего! Они здорово здесь наловчились. В две секунды!.. Такого философа замуровать в обезьянник!

Мы подошли к пакгаузу-8.

– Тебя не замели, – я улыбался. – Потому что ты им напомнил про майора Жилина?

Он возмутился:

– Ничего я не напоминал! Они и так меня знают!

Святая правда. За неделю гостевания его знали все патрули. Пора отправлять в Россию… И побыстрее, майор Жилин… В дальнюю дорогу. В вагон, на крепкую нижнюю полку, бутерброды, бутылец – и прямиком к его друзьям, к пьяницам далекого городка Ковыльска… Загостился!

Отец укладывался на ночь… Пак на своем топчане уже спал. Бывают же безгрешные люди. Затравленный писарь, уставший думать о полчищах возле мавзолея, завернулся с головой в одеяло. Маленький… Был как кокон.

Едва я уложил отца спать, звонок Рослика: отцу пора уезжать.

За отцом следили. Отца уже пасли, отслеживая потемнее место и пожестче обстоятельства. Настоящая охота!.. Рослик, весь возбужденный, кричал в трубку… Папашу на складе не запрешь, Александр Сергеич! А на улице подпоить старика ничего не стоит. Лишняя стопка! За хорошим разговором!.. Даже не оплатят его выпивку. С такой скоростью… Уволокут… Только и всего.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.