Первый человек на Земле

– Так ломать же их будет. Злые будут.

– Лучше искать будут. Гони их. Прям щас гони.

– Так ночь же.

– А утром – утро. Гони сказала. Пошла! Ну!

– Да пошла я уж, пошла.

– Забери с собой. Елдаха хороша у него. Но чай не последний. Отправляй его.

Коля услышал сдавленное мычание. Он выглянул из-за угла.

Голый человек распростерся ниц около сидящей на кровати бабы. Необьятная жирная жопа расплылась по кровати. Груди лежали на коленях. Жирные бока спускались складками. Ноги она широко расставила в сторону. Свести их мешали толстые ляжки.

Коля спрятался за угол и понял, что всю жизнь был эстетом. И это уже – перебор.

– Людк, а, Людк?

– Чё?

Люди здесь мы. Ты несгибаемая. Меня хрен сдвинешь. Здесь с тобой только мы достойны любви. Потому что мы её вырвем из любого. За жилы вытянем. С печенью выдернем. С хребтом. Мы, а не эти, членоголовые. Мы достойны любви. Мир на нас держится. На нас! Мы мамонта забьем. Освежуем. И пожарим. Нам пущай все любят. Наша вся любовь. Наша!

Огненный водоворот всосал Колю, протащил и выплюнул обратно. Он отвёл взгляд от хищного прищура бабы и, бочком, пошёл за спины. Хотя и спины те, если разобраться, были не менее опасны чем и сама баба. Коля очень захотел побыстрее уехать отсюда.

Торговля закончилась быстро. Мешки пустели. Их, под конец, забрал тот мужик, что назвал Толстого барыгой.

– Мог бы и подарить… – отдавай пригоршню мелочи, обвинил он Толстого.

– Мог бы и больше дать, – не промолчал тот.

– Приходи вечером, посидим. – наехал на Толстого мужик.

– Ага. Придешь к тебе. Посидишь. Как же. Самогонки то нальешь, наверное, да? А мне потом страдай.

Наконец все разошлись, крышки подземных домов закрылись. Толстый сидел на борту телеги и подбрасывал в руке крепенький мешочек. Он приятно позвякивал и оттягивал ему руку.

«Ну что. Коляша, поехали дальше. – приказал он Коле и махнул рукой, указав направление, а сам завалился в телегу, положил мешочек под голову и заснул. Коля потянул телегу и пошёл.

Солнце сползало к вечеру. Тени вытянулись и сбоку от себя Коля увидел, как огромный, длинноногий гигант, тянет за собой… Тут он задумался, что же такое он тянет, но удар в спину бросил его лицом прямо в пыль.

Коля встал на колени: «Меня уже убивали», – чихая и кашляя напомнил он. «Тем более», – пропыхтел Толстый, – знать дело тебе знакомое». Коля услышал свист и прижался к земле. Раздался деревянный стук и Толстый вскрикнул. Коля прислушивался. В лоб, без предупреждений, врезалось что-то тяжелое. «Ага!», азартно вскрикнул Толстый. «Но мне ничего не надо. Да и нет у меня ничего. Зачем ты?» – удивленно спросил Коля и снова приподнялся.

Глава 8. Пробуждение

И тут послышался стук копыт и жизнерадостный голос Валерчика: «Чак-чабак, люди добрые! По што убиваемся?». «Да вот, выставить меня хотел. Еле отбился» – заныл Толстый.

Коля разлепил губы, но услышал ЕЁ смех:.«Ух ты, какая инсталяция! Пади в пыль. Будешь пылевым червем». Коля грохнулся на землю и пополз к ней.

– Чё, Толстый, нормально так комерснул? – уточнил Серенький

– Да шо ты! – жалобно запричитал Толстый. – Какие деньги? Погорельцы же мы все. Я так чисто вожу, чтобы хоть как-то мы тут смогли… Хоть землянку какую к зиме соорудить.

– А выставлял он тебя на что? – потребовал ответа Серенький.

Коля уткнулся головой в ноги, одуряющее пахнувшие черникой. Он прижался щекой к ноге и замер. Ира поставила на него ступню и стала перебирать пальчиками. Коля еле сдержал дрожь.

– Он нас обманывает, Валерчик, – придурковато проблеял Серенький. – Разводит как последних мудаков. Он нас огорчает.

Ира ногой заставила Колю перевернуться на спину, поставила ступню ему на член и принялась легонько его трогать. «Ооо… Ах…аххааааа» – застонал Коля в себе.

– Покажи денежку, Толстый. Может там и шум – гам не из-за чего поднимать? – предложил Валерчик.

Толстый достал из телеги тугой мешочек и показал. Валерчик протянул руку и Толстый, помедлив, кинул. Валерчик одобрительно хмыкнул: – Тяжеленький. А! Гулять, так гулять! Берём всё!

Коля старался не шевелиться, но пальчики Иры знали куда надавить, чтобы случилось то, чего Коля остановить не мог. Но пока он держался.

– Но это не честно! – заорал Толстый.

– В первый раз в жизни слышу такое от мента.

– Я не мент

– А кто ты?

– Я…

– Ты пылевого червя хотел убить. Вон, Ирка его откачивает. От греха мы тебя уберегли, Толстый. Еще здесь наша доля. А за обман наглый надо платить.

– Не отдам! – услышал Коля рёв Толстого.

Раздались звуки борьбы. Пальчики Ирины и ее ступня двигались всё быстрее. Раздался выстрел. Еще один. Коля тоже кончил прямо на пальцы Иры. Пальцы напряглись, сжались, а потом расслабились и Колю укутал запах ежевики. Он вдыхал его, втягивал, всасывал в себя, стараясь забрать весь. Ира поглаживала его ступней и немного щекотала пальцами.

«Вы же обещали, что я в него стрельну!» – обиженно протянула Ира.. «Да как-то быстро всё случилось.,.– оправдываясь зачастил Валерчик. – Так вот же у тебя еще один! Он что – кончил? Ну ты кудесница!».

«Где я – там оргазм!» – гордо заявила Ира и Коля услышал шум передаваемого ружья. Щелкнул затвор. Откинулся ствол. На землю упала гильза. Очередная с легким шорохом вошла на место. «Ты бы отошла, а то забрызгает», – пробурчал Михась. «Оближешь», – ласково предложила Ира.

Толстый же продолжал объяснять, что деньги у него забирать нельзя! Он их любит. Любит!!! А потом он заметил, что на него никто не реагирует. И что тело его лежит в луже крови. И понял Толстый, что он – умер. И возрадовался. Чему? Что узнает наконец-то, как оно бывает после смерти. Точнее даже не бывает, а будет! Вот прямо сейчас всё и разрешиться. И Толстый засуетился, заметался и забегал. В поисках… Он сам не знал чего. Но чего-то замечательного. Чего-то… загробного!

Вечность взирала на Толстого с интересом. Нельзя было сказать, что он очень уж сильно отличается от других обезьян. Но в нём что-то определенно было. Что-то… Что же… Ага! Вот оно – у него была ФИШКА. Да, идиотская, но вокруг неё выросла ЛИЧНОСТЬ. Повернутая. Дебильная. Смешная. Но это именно личность, со своим стержнем. Правда личность эта не успела эволюционировать в разум, но забвения она, явно, не заслуживает. Однако и в вечность ей, так же, нельзя. Тускло-серый шар сформировался недалеко от тела. Лошади зафыркали и забили копытами, заметив его. Обезьяны не заметили ничего.

«Опа! – заявил Серенький. – А к нам кто-то едет… И сдается мне… Не твоя ли это тачка?». «Сопля! – радостно завизжала Ира. – Сопля едет! Муж родненький. За мной!» – гордо заявила она.

Коля осторожно, чтобы никто не обратил внимания, отполз в сторону и принялся очищать глаза. Он соскоблил пыль с бровей. Аккуратно, пальцами, извлек, что смог, из складок вокруг глаз и, чуть-чуть, разлепил веки.

Джип качнулся и остановился. Не сразу, но открылась дверь. Саня выбрался из машины и, повесив голову, встал перед Валерчиком. Ира подпрыгивала, взвизгивала и махала ему рукой.

«На колени», – скомандовал Валерчик. Саня плюхнулся на колени. «Ну что же ты, сопля, – с горечью и, даже как-то обиженно, удивился Валерчик. – А где мужская гордость. Сила где? – Он помолчал. – Чего ты хочешь, сопля?»

«Мы за ней. Она же жена моя. Могли бы вы вернуть её нам. В смысле мне» – нерешительно вымолвил Саня. Валерчик некоторое время молча смотрел на него, а затем зашелся хохотом: «Она прется от груповушки. По одному вообще не дает. Прикинь? Ты-то ей зачем?!»

– Мы поклялись вместе и до конца…

– Покажи конец – приказал ему Валерчик.

Саня недоуменно посмотрел на него.

– Штаны сними! – громким шепотом подсказал ему Ира.

Валерчик достал плеть, но Саня опередил его и штаны упали в пыль. «И чё тут? – недоуменно изумился Серенький. – Где бохатство?». «Эй! Ты!!! – Валерчик поманил сидящего в машине Букета. – Иди сюда». Букет выпрыгнул из машины и подошёл..«Помоги другу. Хотим убедиться, что наша женщина точно будет удовлетворена», – ухмыляясь попросил его Валерчик.

Букет непонимающе взглянул на Саню, но Серенький перетянул его плетью и Букет, упав на колени, догадался, чего от него требуется. Он на коленях подполз к Сане, обхватил его ладонями за ягодицы, поймал губами предмет общего интереса и мерно задвигался. Саня по-прежнему смотрел вверх, но уже не так внимательно.

– Ты яйки ему погладь нежненько. Он любит так – посоветовала Букету Ира.

Букет услышал это пожелание. Саня закрыл глаза и начал постанывать. И тут Ира закричала: «Стой! Показывай!». Букет отодвинулся. «Что я говорила?!» – гордо объявила Ира. – Вот!».

Валерчик и Серенький молча смотрели, а Михась одобрительно буркнул: "Норм".

Букет, видимо, ждал команды "Отбой". Её не проследовало и он, как отличник подготовки, продолжил выполнять последний приказ. Саня удивленно посмотрел на него, а потом взял его за голову руками и так же мерно задвигался сам. «А… Сука…» вырвалось у него. «А…АаА!». Букет звучно сглотнул и еле слышно заурчал.

«Он же всё высосал! – возмутилась Ира. – Это моё было!». Она навела ружье на Букета и нажала крючок. Дробь выбила столбик пыли. Ира нажала еще раз. Пыль вздыбилась еще дальше от цели.

Ира не глядя сунула ружье Михасю. Тот перезарядил и отдал обратно. Ира снова навела стволы на Букета, но Валерчик свесился с лошади и перевел стволы на Саню. «Давай по очереди», – предложил он. – Тот начал, но закончил-то этот».

Ира оторопело попятилась от него: «Ты что?! Это же муж мой! Мы в церкви венчались! Он же меня любит!». "Измену надо карать" – объяснил Валерчик. Последующего он явно не ожидал. Ира мило улыбнулась ему, затем навела ружье на него и нажала сразу оба курка.

Коля видел, как двигаются курки. Как они останавливаются. Услышал, как взрываются капсули. Затем воспламеняется порох. Давление выталкивает пыж, а он толкает перед собой дробинки. Они шуршат в стволе, слегка обгоняя грохот расширяющегося пороха. Коля подошёл и поднял ствол ружья вверх.

Валерчик удивленно смотрел на Иру. В его зрачках отражались два ствола. Коля сдернул его с лошади и поднял перед собой в руках. Заглянул в глаза. Серо-дымчатый водоворот всосал его, протащил и выплюнул во двор, рядом с деревянным, черным от старости домом. Видимо недавно прошёл дождь. Дверь дома распахнулась. Валерчик, шлёпая по раскисшей земле, прошёл в покосившийся сарай, где ожесточенно блеяли козы.

Оттуда он вышел, таща за собой на верёвке козла. Козёл упирался, цеплялся рогами за забор и идти не хотел. Валерчик тоже упёрся и потянул. Сзади его с разбегу ударила рогами коза. Валерчик упал прямо в грязь. Козёл заблеял так, будто рассмеялся и потащил Валерчика за собой на веревке.

Раздался смех. Девушка на крыльце заходилась от хохота. Валерчик, тащясь по грязи за козлом, тоже рассмеялся. Он поднялся на ноги, снова упал. Опять поднялся. Она спустилась к нему, поскользнулась и плюхнулась в грязь. Он набросился на неё с поцелуями, но она вывернулась и села на него сверху. Он снова опрокинул её и попытался лечь на неё, но она опять его скинула. Так они и барахтались в грязи, смеясь и дурачась. А козёл стоял в стороне, жевал траву и поглядывал на коз оценивающе и строго.

Извалявшись в грязи так, что на них не осталось ни одного чистого местечка, они сбежали с пригорка на речку и, как были в одежде, плюхнулись в неё. Они купались, полоскали одежду и, постепенно, раздевались. Валерчик, всё же, улучил момент, когда девушка потеряла бдительность, ухватил её и утащил на берег – в траву. Они долго миловались, а потом она лежала на его груди и смотрела в небо.

– Неужели больше этого ничего не будет? – спросила она его

– Ага – легкомысленно ответил он, грызя травинку.

– Прямо всё в один час возьмет и исчезнет?

– Или исчезнет. Или мы. Кто знает. Конца света ведь еще ни разу не было. Вот и посмотрим.

– Жаль не расскажем потом никому.

– Кто знает…

– Ты думаешь, будем жить дальше?

Он помолчал. Она, в надежде, ждала его слов.

– Мы готовы – ответил он. – Готовы ко всему. И если будет хоть один шанс, мы спасёмся. Ты мне веришь? – требовательно спросил он у неё?

Она кивнула. Он погладил её по волосам. Их глаза закрылись. Они уснули.

Проснулись под вечер, как похолодало. Схватили мокрые вещи и побежали к дому. Козы уже зашли во двор, насадили на рога сохнущее белье и мотали его по двору. Она закричала на них, заругалась. Бросилась ловить. Он смеялся.

– Это чистое. На сегодня! – потребовала она понимания.

Он бросился ловить коз. Они блеяли и прыгали через забор, на дровницу и, даже, забирались на крышу дома. Но, всё же, были пойманы, привязаны, а одежда почти спасена.

Вечером они поели, оделись во всё чистое и вышли во двор. Он зажег фонарь и они пошли, мотая лучом, за дом. Свет вырывал из тьмы хвостики моркови, развесистые листы буряка, мячи капусты, кусты картопли, гроздья помидор. Она гладила листики и что-то шептала. Коля прислушался.

– Растите, большие, крепкие. Мы вас в погреб сложим – всю зиму будете лежать. Любимые…

Луч света выхватил из темноты куст, ростом выше Валерчика. Размашистые ветви, с четырехпалыми листьями и жирными шишками, будто подрагивали от предвкушения, колыхаясь от легкого ночного ветра.

– Травка-муравка вымахала – улыбнулся он и, нежно, погладил листья. Он сорвал одну ветку и они пошли домой. Порезали листья и шишки на маленькие кусочки, смешали с табаком и забили трубку.

– Ну, Тетяна, за конец света – провозгласил он и запыхтел, разжигая трубку. Затянулся. Задержал дым. Передал ей. Она так же затянулась. Передала ему. Они докурили трубку и стали пить чай, поглядывая на часы.

Стрелки приближались к двенадцати.

– Как думаешь, – нервно спросила она, – всё сразу случится или какие-то предвестники сначала произойдут?

Он встал, выключил свет, взял её за руку и вывел на крыльцо. Они сели на ступеньки, обнялись и стали смотреть на звезды.

Смотрели долго. Начали зевать.

– Пойду еще трубку забью – объяснил он и зашёл в дом. Подошёл к часам. Прислушался. Часы тикали. Взял самосад, трубку, вышел на крыльцо и принялся забивать.

– Сколько времени, – спросила она.

– Почти двенадцать.

– Я думала уже больше. Может спать пойдём?

– Так не проснемся ведь.

– Может и не будет ничего? Обойдётся?

Он молчал.

– Да даже если не проснемся, все лучше, чем вот так ждать. Пошли. – И она потянула его за собой.

Проходя через комнату с часами, они остановились. Прислушались. Часы тикали. Донесся еле слышный гул самолета. Мычанье коровы. Блеяние коз. Тукоток их копыт. Скрип половиц под ногами. Дыхание. Тепло руки.

– Всё обойдёт – шепнула она и повлекла в спальню.

Они уснули.

Утром их разбудили козы. Они стучали копытами в стёкла и толкали створки мордами. Створки скрипели и постукивали.

– Я отведу – сказала она, встала и ушла.

Он лежал и, не моргая, глядел в потолок. Встал. Прошёл в комнату. Посмотрел на листки отрывного календаря. Хлопнул себя по лбу. Схватил одежду и, натягивая на ходу, бросился бежать.

– Сосед, сосед! – закричал он, вбегая во двор. – Сосед!

Тот вышел из дома с кружкой кавы и, с вопросом, уставился на него.

– Какой день сегодня? Четверг?

– Да какой же четверг? Пятница уже давно.

– Та нет. Середа была ведь. Четверг сёдня. Я тоже думал пятница, а потом смотрю на календарь, четверг. Два листа оторвал за раз!

– Да шо ты говоришь?! Какой – такой четверг?! Пятница. Вчерась четверг был!

– Я тебе говорю – четверг!

– Да не может быть – изумленно протянул мужик. – Как так-то?!

– Вот так. Сегодня конец света. Сегодня.

– Опять!?

Но Валерчик уже развернулся и побежал к себе. Вбежал в дом.

– Ты где? Тетяна! Тетяна! Четверг сегодня. Четверг!!!

Но в доме никого не было. Он выскочил во двор. Глянул к козам и побежал по тропинке. Добрался до коз, пасущихся у деревьев. Её там не было. Снова побежал домой. Вбежал. Звал. Она не отозвалась. Он опустился прямо на землю.

– Вот и началось… – ошеломленно пробормотал он. – Вот и началось…

Он вскочил, бросился в дом. Из под кровати вытащил рюкзак. Лихорадочно дергая за завязки раскрыл. Перебрал вещи. Достал нож в кожаных ножнах. Повесил на пояс. Набрал в бутылку воды, брызгая и проливая на пол. Бросил в рюкзак. Туда же полбулки хлеба. Заметался по комнате, оглядываясь.

Хлопнула калитка. Он замер. Распахнулась дверь. Вошла она.

– Ты?!

– Я.

– Но… Ты… не…

– Что?

– Ты… четверг сегодня. Четверг! Я два листа в календаре оторвал. К соседу сбегал – четверг говорит. Перепутали мы. Сегодня. Сегодня!

Он схватил её за плечи и затряс. Пойдем на гору. На облака будем смотреть. Я тебе сыграю. Пойдем. Он потащил её за руку.

Она не пошла. Он удивленно остановился и, с вопросом, глянул на неё.

– Я к маме поеду.

– Так не успеешь – удивился он.

– Пятница сегодня – объяснила она. – Всё уже. Позвонила маме. Поеду.

– Ничего не пронесло. Ничего она не знает. Откуда она знает!? Просто… Просто… это же… не за один момент случается. Вот я пришёл – нет тебя. А тут вот это… к маме…

Он замолчал. Вскочил. Уставил на неё палец.

– Тебя уже нет. Это не ты!

Она удивленно отшатнулась.

– Она бы ни за что не поехала бы. Значит ты не она. Ты… Ты…

– Дух – подсказала она.

– Нет! Не дух. Ты… Ты…

– Суууукуууб – воздела она руки со скрюченными пальцами. – Уууууу!

– Да при чём тут это. Какой – такой суккуб. Ты… Это мне мерещится. Это уже всё. Конец света ведь. Все что угодно может быть. Мерещится всё. Всё мерещится.

– У нас дома нет ни копейки денег – сказала она, – а мне нужно купить билет.

– Деньги зло! Мы его победили. Мы изгнали его. Мы избавили себя от него.

– На поезд без денег не пускают.

– Вот. Вот. Я же говорил. Ты не она. Мы с ней вместе сражались со злом. Всё зло в мире от денег. Ненависть. Стяжательство. Предательство. Убийства. Война. Всё от них. Всё! Мы не можем его победить. Оно сильнее. Но мы избавились от зла. Извели его. Выкинули!

– Послушай – раздраженно оборвала она. – Я хочу к маме. Конец света отменился. Ничего не будет. Да и не было ничего. Тебя покрутило. Ты трубку много куришь. Надо попуститься.

– Ты же вместе со мной была у НЕГО! Ты же сама слышала.

– Он наврал.

Он замер на полуслове и, оглушено, уставился на неё.

– Он не мог.

– Наврал. А я дура…

– Ты не она. – Он выхватил нож из ножен и наставил на неё. – – Ты не она! Кто ты? Кто?! – требовательно крикнул он, подступая к ней.

– Ты что, Валерушка? – изумилась она и попробовала взять нож из его руки.

Он ударил её в грудь. Загнал нож по ручку. Она подломилась, как тростиночка, и упала на пол, вцепясь в руку с ножом. Он опустился на колени и встал над ней. Вымахнул руку. Взмахнул. Снова ударил в грудь.

– Вот оно! Вот оно! – вскрикнул он. – Вот он! Вот! – снова ударил он её в грудь. – Так он и говорил. Брат на брата. Муж на жену. Таким будет конец света. Вот он! Вот! Кончился свет. Кончился!!! – Он бросил нож в сторону и вышел на крыльцо. Сел. Из дома доносился стук её пяток. Она умирала, и её ноги судорожно стучали по полу

– Стук-стук-стук-стук. Стук-стук-стук-стук.

Он раздраженно встал, хлопнул дверью и торопливо пошёл в сарай. Вышел и с вилами и, спеша, зашагал по тропинке.

– Всё зло от них. Всё. Вот зачем конец света. Освободить мир от них. Совсем. Чтобы ни вот такой вот капелюшечки не осталось. Ни одной! И придёт любовь. Зла не будет. Будет любовь. Одна любовь. Без зла. Чистая. Прозрачная. Ключевая. Везде. Для всех. Всегда!

– Сосед! Сосед!

– Я же говорил – пятница сегодня! – вышел тот на крыльцо. – Вот, и телефон показывает. И я звонил, справлялся. Пятница. Всё. Всё! А ты говорил – конец света, конец света. А свет, смотри, не кончился. Стоял. И стоять будет. Значит, любит ОН нас. Любит!

Валерчик размахнулся и воткнул вилы соседу в живот. Тот, изумленно, схватился за черенок руками. Он дернул и вырвал. Снова воткнул. Еще раз. Еще. И еще. И еще. И, в уже упавшего, еще раз. И еще. Да и еще раз. Нет, еще один. Ну последний. Совсем последний. Бросил вилы в сторону. Устало сел на крыльце.

Его повязали. Свезли в полицию. Разбирались. Судили. А он всё повторял, что миру нужна любовь. Миру нужен конец света. Чтобы потом была одна любовь. Его судили. А потом появился Монолит. И все про всё забыли. И забили. И занялись тем, чем хотелось заниматься. Тюрьмы охранять явно никто не хотел. Да и вообще, как выяснилось, люди не хотели работать. Абсолютно.

Оказалось, что работа не то что не волк, но даже и не первая необходимость. Как только исчезла нужда доказывать себя, малого стало решительно хватать. И человекообразные обезьяны вернулись к себе и своим желаниям. Простым таким желаниям. Понятным. И стали их осуществлять. Мечты свершились! "Чем бы ты занялся, если бы тебе не надо было работать?" – так спрашивали коучи? Так?

Серо-дымчатый водоворот всосал Колю, протащил и выплюнул обратно. Хлестнул выстрел. Ствол в его руке дернулся. Дробь отправилась в небо. Коля проводил дробинки взглядом и заметил Монолит. Таким, какой он есть на самом деле – сложным, многоуровневым отростком чего-то большего. Коля взглянул на Валерчика и дунул, заставив частицы жизни перестать быть друг с другом.

Частицы жизни расцепились. Их связи разрушились. Энергия, скрепляющая их, освободилась и в руках Коли расцвел огненный шар. Он вырвался фиолетовым, бахнул стальным, шепнул зеленым, прозвенел багряным. Шар вырос и охватил Колю, а затем бесчисленное маленьких огоньков разлетелись во все стороны и погасли. Коля опустил руки. Они были пусты.

Михась и Серенький в изумлении таращились на Колю. «Ты светишься… босс!» – осторожно и почтительно, шепнул Серенький. – Светишься…

Коля наткнулся на изумленный взгляд Сани. Он толкнул Букета. Тот, по обыкновению изучающий что-то под ногами, поднял голову и, с ничего не выражающим лицом, взглянул на Колю. Их взгляды встретились.

Водоворот раскрутился. Всосал. И выплюнул на палубу военного корабля. Пушка рядом не дала ошибиться. Ночная темень забралась в углы, выползала из-за кнехтов, но не могла справиться со светильниками. В общем и целом, их борьба давала средненькое такое освещение – как от полной луны. Или это была светомаскировка? Коля не служил, так что был не в курсе.

В тёмном углу Коля заметил какое-то копошение. Он присмотрелся. А вот и Букет! В одних плавках, за спиной, как рюкзак, пластиковый пакет. Выглянул. Осмотрелся. Крадучись подошёл к леерам, перебросил ногу, встал на спущенный трап и принялся спускаться. Тут-то засада и случилась!

Вспыхнул фонарь. Еще один. И еще. Щелкнул затвор. «Стоять! Руки вверх!». Букет замер. «Руки я сказал! Стреляю!». Букет поднял руки и рухнул в воду. Заорала сирена. Пару человек сиганули с борта. С верху полетели спасательные круги. Букета поймали, вытащили и повели по узким корабельным коридорам, глубже, глубже и глубже.

Узкая каюта без иллюминатора. Букет, с руками в наручниках за спиной, не может вытереть текущий по лицу пот. За столом, напротив него, почти лицо к лицу, застёгнутый на все пуговицы офицер. Фуражка рядом на столе. Волосы зализаны назад и блестят, будто только сейчас он вышел из ванны. Он тоже потеет. Обтирает лицо большим полотенцем.

– К девушке, значит, самоволим?

Букет молча кивает, глядя в пол.

– Любовь большая? Жениться, наверное, хочешь, как дембельнёшься?

Букет снова кивает, по-прежнему не глядя на офицера.

– Облом, значит, пришёл – со вздохом сожаления констатирует офицер. – Боевая готовность. Ты в самоволку. Вы дезертир, товарищ матрос. Было бы военное время – расстреляли бы, – мечтательно тянет он. – А так… пятерик. Дождётся любовь-то?

Букет молча смотрит в пол. Плечо его дергается.

– Вот и я о том же. А ты молчишь. Ну-ну. Такой сильный, красивый парень. Выйдешь – уже 27 будет. Здоровье потеряешь. На всю жизнь печать. Оно тебе надо?

Букет поднимает голову и внимательно смотрит на офицера. Он не зол. Не обижен. Не разочарован. Не испуган. Он ждёт продолжения.

– Хорошую девушку нельзя упускать. Сейчас же одни шалавы. Денег нет – значит не мужик. Душа сейчас не ценится. Широта чувств ничего не значит. Богатый внутренний мир – нафиг. Бабки. Бабки. И ещё раз бабки. А твоя замуж за матроса собралась. Значит она тебя разглядела. Хорошая, значит, женщина. Правильная. С понятием верным. На вес золота такие. За пять лет… Жаль, конечно. Жаль мне тебя. И ей будет плохо. И тебе. А ведь вы стоите друг друга, наверняка. И ты ради любви на многое готов. Вон, пролив переплыть – это зачёт, моряк. Зачёт.

– Ты, – сделав паузу, продолжает офицер – как я посмотрю, парень… сообразительный. И, – поднимает он палец – способен оценить проявленный жест. Иначе девушка бы тебя не полюбила. Кому матрос нужен? А ты, полагаю, душевный. Понимающий. Чувственный. Наверное, нежный. Девушки это любят. Да?