Ягоды русского поля

Эта обида осталась в глубине души на всю оставшуюся жизнь. Он мне показался слишком правильным и весьма серьёзным. Тогда, наверное, притупилась и сгорела во мне любовь. Вскоре мы поженились. Мать тогда сказала, что это бывает со многими женщинами: стерпится – слюбится. Свадьба была скромной, не такой, какие сейчас гуляют новые русские. После окончания института работала в ОКТБ, которое полностью занималось проблемами космонавтики. Работа была очень интересной, один раз в квартал приходилось ездить в командировку в Звёздный Городок. Кирилл подался в науку, окончил аспирантуру, через год защитил диссертацию, стал кандидатом технических наук, преподавал в институте. Стали думать о том, чтобы завести ребёнка. В браке прожили пять лет, а детей всё не было. Посетили несколько клиник. Все считали, что виновата во всём я. Мне пришлось трижды выезжать в оздоровительные профильные санатории. Как-то даже свекровь в шутку сказала: «Оля, может, виноват Кирилл? Так проверься, дай кому-нибудь, смотри – забеременеешь». Конечно, я не монахиня, были случайные связи. Может быть, это помогло, может быть, но на шестом году жизни я всё-таки забеременела. Родила дочку, радости было через край. Всё, казалось бы, счастье пришло в дом. Дома всё шло по наезженной колее, как у всех. Стирка, уборка, готовка, дочка, муж. Ну и о себе, любимой, думала в ракурсе мнения мужа: больше сидеть дома и не высовываться. А Кирилл постоянно ехидничал: «Образованна достаточно хозяйка, коль отличает, где штаны, а где фуфайка». Понравится? Не понравится. Однообразие жизни может постепенно убивать человека. Злобой наполняется весь организм. Муж работал над докторской, по уши увяз в науке. Понятно, ему было не до нас: весь в хлопотах и заботах. Однако ж, ко всему прочему, мне стало понятно моё одиночество, я оставалась где-то на третьем плане, муж стал подозрительно придирчив и ревнив, хотя повода я не давала. Мне стало как-то невмоготу, и я стала его просто ненавидеть. Жизнь проходила стороной, а любви очень хотелось. У нас все заняты либо работой, либо её поиском, остальное – и внешняя политика, и общественный уклад – патриархально, всё направлено на подчинённое, второстепенное положение женщины, особенно замужней. Скукота и быт разъедали жизнь, а любви такой, о которой мечталось, так и не было хорошей у меня. Однажды, проводив дочку в школу, я отправилась прогуляться по магазинам и случайно встретилась с городским художником Борисом Старцевым. Борис был старше меня лет на пятнадцать, среднего роста, с бородой и большой литературной гривой на голове. Нас с ним когда-то познакомила моя подружка Таисия. Борис был обаятельный человек, с тонкими интеллектуальными чертами лица, воспитанный, с покладистым характером, так как вырос в семье известных и уважаемых в городе врачей. Окончил Московскую академию художеств. Он первым напомнил мне о своём знакомстве и пригласил меня к себе в студию посмотреть картины и дать оценку его провинциальному творчеству. Ибо, как он выразился, ему недостаёт критических замечаний постороннего человека и вдохновения на создание шедевра. Чисто из любопытства и желания приобщить себя к миру искусства я отправилась в мастерскую, которая была всего в квартале от места нашей встречи. Его мастерская располагалась на втором этаже в двухэтажном домике дореволюционной постройки. Помещение небольшое, но весьма уютное. С первого взгляда можно было сделать вывод, что он страстно любил свою мастерскую, даже боготворил, так как всякие предметы и мелочи как необходимые предметы для творчества или достижения цели были аккуратно разложены по местам и полочкам. По стенам было развешено много картин, особенно много было пейзажей нашего края: городские кварталы, пейзажи берегов Дона, Аксая и Кундрючинского леса на берегу Северского Донца, несколько натюрмортов. Мы попили кофе, я стала осматривать картины и кой-где высказала свои оценки, замечания и пожелания, вложив в них весь максимум своего дилетантского познания высокого искусства. Борис жил и занимался творчеством как свободный художник и содержался фактически на заказы богатеньких нуворишей. При советской власти ему выделили эту мастерскую как работнику отдела культуры, а позже он её приватизировал. Во всяком случае, он не бедствовал. Он предложил ему попозировать, так как в нём загорелось желание написать с меня портрет женщины, романтической и загадочной натуры. Я не могу расхваливать свои женские достоинства и объективно себя оценить, но знаю: фигура и женские данные давали основание заявить о себе, потому как мужчины частенько смотрели на меня с томным вожделением и, кажется, хрустальной мечтой овладеть моим телом. Иной раз замечала мужской взгляд, который сопровождался открытием рта, из которого того и гляди потекут слюни, как у племенного быка перед случкой. Это сейчас, может быть, я состарилась, а раньше… Борис нашёл во мне какие-то красоты, притягательную силу и что-то ещё, и всё это вызывало в нём эмоции, заставляющие написать портрет женщины для одной из его картин. Я объяснила ему, что времени у меня очень мало: если это займёт не более получаса, то я смогу позировать, когда буду приводить дочь в школу. На этом и согласились. Так я стала приобщаться к миру искусства. Борис был холостяк со стажем, после развода не женился, как он объяснил, потому что не нашёл для себя достойной пары. После трёх или четырёх позирований, когда приходилось примерно час сидеть без движения, было очень трудно. Потом всё пришло в привычку. Мы очень много говорили на всякие темы, начиная с городских сплетен и заканчивая личными делами. Борис часто делал в мой адрес комплименты, отмечал, что я для него, как и Гала для Дали, была вдохновительницей творческих порывов. Мне хотелось как-то помочь ему в его творческих замыслах и одновременно больше узнать о мужчинах, их психологии, характерах. Борис оказался хорошим собеседником и учителем. Его рассуждения о жизни, опыт и умение сыграть на душевных нотах свою музыку меня просто очаровали. У меня постепенно нарастал интерес к Борису, возникло такое приятное и особенное чувство близости. Я поняла, что отдаляюсь от мужа и переключаюсь на Бориса. Появилось чувство нетерпения, ожидания следующего дня, чтобы увидеть и услышать интересного партнёра. О сексе с ним пока не было и мысли, но я всё больше и больше думала о нём. Я влюбилась в него, как говорится, по уши. По мере наших частых встреч в мастерской у меня развивалось чувство и уверенность в своей возрастающей привлекательности. Его комплименты о моей ладно скроенной фигуре, лучезарных голубых глазах и каштановых волосах, вздёрнутом носике, притягивающих к ним мужской взгляд, окрыляли и уносили в царство небесной дали, словно я была царицей в лоне Туманности Андромеды. Кроме того, эти тайные от мужа и чужих завистливых глаз встречи вызывали интригу смешанных чувств: удовольствия и опасности. Через месяц портрет был готов, стараниями Бориса с портрета смотрела женщина, которая по своим внешним данным и одежде могла спокойно соперничать совершенством форм только с лучшими древними изображениями греческой Киприды, богиней любви и красоты. Я была счастлива в тот момент и одновременно расстроена тем, что во мне как манекенщице отпала необходимость, но я с его молчаливого согласия не перестала приходить к нему. Как-то Борис предложил мне позировать ему голой, я была несколько ошарашена таким предложением, смущена и отказала, но наши встречи продолжились. В нём была какая-то сила, которая, как магнит, притягивала к нему и цепко держала. Потом мы начали обниматься перед моим уходом, касаться друг друга. Потом начались поцелуи. Мы несколько раз целовались и обнимались – ничего больше. Затем он сказал, что больше не может сдерживать чувств, что любит меня. Я не смогла не ответить взаимностью. Мне было тридцать шесть лет, я была замужем шестнадцать лет. Вскоре мы стали с ним любовниками. Свою любовную связь с Борисом я держала в глубокой тайне. А дома жизнь для меня превратилась в кошмар. Я становилась эмоциональной рабыней, а хотелось быть свободной. Внешне брак – обычный «совковый». Моему браку завидовали подруги, но я не была счастлива. Борис проявил себя отменным любовником, он разбудил во мне женщину и стал другом. После нескольких месяцев сексуальной связи с ним я почувствовала, что душой и телом люблю Бориса до такой степени, что не представляю дальнейшую жизнь без него. Настолько всё перевернулось, что я готова была развестись с мужем, но передумала, поскольку финансово для меня это было невозможно. Муж – солидный, прекрасный человек, профессор, доктор наук, финансово обеспечен, и вот тебе незадача. Он любил меня, но в сравнении с любовником он – ничто в технике постельной любви. Развод. Борис не настаивал на разводе. Он каждый раз отправлял меня в семью. Жена уходит к нищему художнику. Вокруг начались бы пересуды, сплетни – город маленький. Не лишена мудрости по этому поводу и народная поговорка «О чём думает жена профессора, обнимая простого слесаря? Ответ: „Ум хорошо, а секс слаще“». Это точно про меня. Вся беда оказалась в том, что Борис не хотел брать меня в жёны.

Да, он повторял, что любит меня, что я его единственный и настоящий друг, но ведь это не одно и то же? А как же с моим маленьким женским счастьем? Где оно? Бабий век очень короткий. От одного сознания, что он меня любит, я пронесла свою любовь через муки и страдания. Я несколько раз пыталась оборвать нашу связь – не получалось. Много времени потратила на интернет, где познакомилась с молодым поклонником Костей, который был моложе меня на пятнадцать лет. Просто хотела уйти от Бориса по той пословице, что клин клином вышибают. Но так и не смогла. Пришлось лавировать и встречаться с обоими. Вы себе представить не можете, как прожить двадцать пять лет, улыбаясь, играя роль верной супруги перед окружением, что довольна и счастлива, не подавая вида, что под гнётом и насилием я живу с нелюбимым человеком. Борис, видимо, знал, что болен неизлечимо. Наш десятилетний союз с Борисом оборвался его неожиданной смертью. Вместе с его смертью я потеряла интерес к жизни и осталась одна со своей любовью. Утешение своему горю находила в объятьях Костика, как я его называла. Эх, дорогой Аркадий Петрович, прошло несколько месяцев после смерти Бориса. Всё как будто успокоилось, встало на свои места. Вот только боль об утрате почему-то не покидала меня, мучила ночными кошмарами. Борис часто приходил ко мне во сне, летал надо мною, как тот херувим, и звал меня в небеса. Я стала посещать церковь, заказывала погребальные, заупокойные и другие молитвы. Через полгода всё успокоилось. Много доброго осталось в душе о Борисе, а Костик воспылал ко мне ещё большей любовью, когда узнал, что моё сердце наконец освободилось для него. Вся проблема этого молодого человека заключалась в том, что у него была девушка, а он влюбился в меня. Второе: он был студентом, когда мы с ним начали встречаться. После каждой нашей встречи я давала ему деньги на расходы. Его вначале это коробило, а потом он привык. Видимо, деньги тратил на свою подругу, и нас это обоих устраивало. Но однажды между нами произошёл крупный разговор, в котором он почему-то обвинил меня во всех грешных делах. До меня он был счастлив, его сознание определял твёрдый принцип необходимости быть кому-то нужным, той же Родине, девушке. Вот, а я якобы вырвала его из этого мира. Я, как та сирена, вырвала его с корабля аргонавтов, зачаровала в интернете своими песнями. Что ж дала взамен? Жизнь, которая ставит любовь, как божество, в центр мира, а позже, соблазнив, эту самую любовь подменила лицемерием, фальшью, притворством и развратом. Научила жить только чувствами, а сама коварством и ласками довела его до того, что он стал моим альфонсом. Костика понесло, его разговор перешёл в крик. Я пыталась его успокоить, что-то возражать, но он не давал мне вымолвить и слова. Затем схватил со стеллажа томик стихов А. Фета, бросил его на пол и стал яростно топтать со словами: «Проклятые ваши книжки о высокой любви! Все вы книжные лицедеи, и чувства у вас не живые, а мёртвые! Не хочу вас больше видеть, хочу на волю!» Тогда я ему ответила: «Костя, ты молод. У тебя вся жизнь впереди, я тебя освобождаю от своих чар. Иди с миром своей дорогой». Костя понял, что допустил ошибку. Он стремительно вскочил, перегородил мне дорогу, встал на колени и стал просить прощения, умолял не покидать его. Он просил прощения за всё, что говорил, и поставил требование: «Ты поклянешься мне, что отныне будешь принадлежать и любить только меня одного, или я убью себя». На что я ответила: «Своими поступками и телом я буду распоряжаться сама. Принимай меня такой, какова я есть, или ты меня не получишь вовсе». Это были мои последние слова, и я ушла от него навсегда. Господи! Что ж творится на этой земле? Разве ж я виновата, что хочу любви? А если люблю? А если меня любят? Где ж из этого выход? Где этот свет в конце тоннеля? Я искала лишь одного простого человеческого счастья, точнее, женского счастья. Ни от кого я не требовала вечной любви. Мне было достаточно несколько часов, дней или недель любви. Всем я предоставляла свободу: любить меня или нет, быть мне верным или покинуть меня. Почему же мне не дают такой же свободы, требуют, чтобы я непременно любила такого-то, любила именно так, как ему угодно, и столько времени, сколько ему угодно, то есть вечно? А если нет – трагедия и драма во многих лицах. Я, симпатичная, красивая женщина, хочу быть свободна в выборе, быть вольна в своём выборе, а не по прихоти или по той воле, которую мне навязывают. Зачем вы хотите сделать меня своей собственностью и мою красоту присвоить только себе одному? Эгоисты! Потом я страдала, потому что мне было его очень жаль. Однако ж я пришла к твёрдому убеждению, что это была просто игра. Со временем я успокоилась – внешне. А внутри горел пожар, душа маялась, стонала и билась, как волна, о каменный берег морского безразличия и опустошённости. Из души по ночам рвался клёкот и стон немого крика подбитой чайки. Бессонные ночи. Сколько было пролито слёз на подушки, кто б знал! Как больно жить, когда тебя никто не понимает, когда никто не сочувствует! И боль эту некому излить. А жизнь катится к зениту, и нет такой силы и тормозов, чтобы задержать её бег. Всё рушилось на глазах: не только личная жизнь, но и страна пошла на слом. Страна распалась, всюду царила кошмарная обстановка. За окном громыхали лихие девяностые годы. Оранжево-кровавая месса под руководством могильщиков социализма – Чубайса, Гайдара, Лившицев и прочей погани – сломали мирную жизнь «совков» и кинули её в бездну мракобесного капитализма. Похоже, что в страну вернулся нэп.

Нет, это было нечто страшнее того лихолетья двадцатых годов. Одурманенное общество «совков» в один момент утратило лицо и совесть строителя коммунизма и надело маски негодяев и жадных потребителей. Многочисленные вурдалаки и прохиндеи с кровавой пеной у рта рвали и завоёвывали себе место под мрачным небом капиталистического рая. Даже церковь стала монополией на торговлю табаком и спиртом «Абсолют». Страну социализма накрыл Сатана в виде еврейского капитализма с бандитской идеологией. Все в один час стали бизнесменами-торгашами. Даже учёных людей жизнь заставила приобщаться к рынку, становиться челночниками, чтобы как-то выжить, выучить ребёнка и поставить его на ноги. Тут сам уходишь на задний план, лишь бы не стать бомжом и не сойти с ума. Муж начал продавать свои изобретения. Вначале всё шло хорошо. Собрали небольшой капитал, купили машину, мебель. Всё вмиг стало обретать цену, за всё стали изымать плату, налоги и коммуналка сделались непомерным игом. Бесплатными были кусочек солёного сала и сыра, да и то лишь в мышеловке. Дочь училась в институте, окончила его, поступила в аспирантуру. Минуло пять лет, и потом всё пошло наперекосяк. Мужа кинули на большие деньги, он безвылазно пытался что-то отсудить. Потом ему объяснили: не имея денег, не ходи в суд. Посыпались угрозы расправой. Самый справедливый суд остался в прошлом, в социализме. Сейчас капитализм: прав тот, у кого больше прав или много денег. Нищеброды стране не нужны. Так бесполезно и бесславно закончился бизнес мужа. Он, пережив крах, затаил зло, вернулся в сферу образования, стал простым профессором со скромной преподавательской зарплатой, которую месяцами не платили. Коррупция пронизала все слои общества. Такой стране учёные без надобности, если ей вообще нужен был народ. Ум, честь и совесть остались в Стране Советов, а во главу угла поставлены другие принципы: человек человеку волк. Учёные, крупные специалисты, технари высокого класса, опытные изобретатели в расцвете творческих сил (сорока пяти – пятидесяти лет) опустились на дно, были выброшены на улицу без средств к существованию. Мусорные баки и свалки стали зоной их выживания и обитания. Суициды шагали по стране чуть ли не массово. Бандиты в форме и без правили балом, а ложь была возведена в ранг государственной политики. Все утратили совесть, стали кидалами, в обществе никто никому не доверял, все стали подозревать друг друга в мошенничестве и обмане. Хуже всего стала роль женщины в обществе. Ей была отведена роль древнейшей профессии – панель. От безысходности, не имея средств к проживанию, женщины потеряли всякий стыд. Молодые устремились в мегаполисы и за границу, где, продавая своё тело в рабство, стали обыкновенным товаром, а потерявшие товарный вид бальзаковки становились обыкновенными стервами. Основной принцип: лишь бы выжить, любой ценой выжить! Сила денег стала оцениваться выше человеческого достояния. Такого позора наша Святая Русь не знала за всю свою историю. Никто и никогда не переубедит меня в том, что капитализм несёт людям счастье. С высоты своих прожитых лет могу твёрдо констатировать, что счастливая жизнь у меня была в детстве при социализме, особенно в период Брежнева. При советской власти все были в равных условиях, дружили, помогали словом и делом, доверяли и соучаствовали в бедах, совесть не позволяла обижать ближних, и не было тёмной зависти, человек человеку был товарищ и брат. Эгоизм и хапужничество пресекались обществом. А что ж произошло после перестройки? Всё осталось позади, а впереди надвигались мрак и хаос, в которых я не вижу смысла стать счастливой. Что станет с нашими детьми? Всё наше национальное достояние – в руках кучки прохиндеев, которые нещадно грабят страну, скупают обветшалые заморские замки и всё выкачивают из недр во благо жизни людей за границей. Нищает наша русская земля, стонет. Национальные достояния утекают за рубеж. Провинциальные города приходят в упадок, деревни вымирают, земля из плодородной превращается в целинную залежь, а кладбища зарастают бурьяном и сибирьком. А там наши корни, там лежат те, которые завоевали и сохранили нашу цивилизацию. Русскую цивилизацию. Глобалисты сделали нас манкуртами. Никто не думает о родной стране, о её будущем. Нищенская пенсия, безработица и низкий уровень жизни угнетают всё общество. Войны пока нет, но она уже стучится к нам в дверь. Хаос и постоянный кризис экономики – атрибуты капитализма – будут вечно висеть над людьми. Ужасы катастроф доведены до предела. От страха люди бегут куда глаза глядят, в том числе в палату номер шесть. Вот и я практически бежала от семьи, дома, мужа, чтобы перед исходом земной жизни найти тихое местечко, получить кусочек счастья и покоя. А теперь, Аркадий Петрович, у меня к тебе как мужчине возник вопрос. Что мы сотворили такого греховного перед Богом, что такими стали? Раньше ради женщин горы сворачивали, подвиги совершали (начиная с «Аленького цветочка»), войны начинали из-за любви к женщинам, дуэли, а сейчас? Любовь померкла, извивается, как змея, при последнем вздохе. Эмансипация виновата или строй? Мужчины измельчали телом и душой, похерили благородство и честь или кожу поменяли. Бросили нас в топку униженных и оскорблённых. Кто ж нас защитит? Куда подевалась романтика человеческих отношений, романтика чувств, ухаживаний за объектом любви? Выйдите в чистое поле, прислушайтесь. Двадцать первый век за окном, а над просторами нашей великой Родины стон хуже некрасовского несётся, догоняя плач Ярославны, который души выворачивает наизнанку. Господа, вы не сдурели? Женщин ни во что не цените, перевели их в товарно-денежные эквиваленты, торгуете человеческим телами и отношениями. Короткий путь к разврату: гражданский брак или сразу в постель? Доколе? А вот Советский Союз был очень ответственным государством по отношению к своим гражданам. Вот такие, как я, дожили до того, что одиночество стало для нас даром божьим. Что скрывается в этом слове? Это, скорее всего, момент радости за то, что нет ни перед кем обязательств. Это какое-то тонкое, щемящее иной раз, разрывающее и опустошающее чувство. Одним забвением и упокоением которого остаётся только то, что у него есть действительно важный плюс: никого оно не предаёт.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.