Хозяин порталов. Спираль миров 2

– А я, выходит, непростая?

– Те люди вели себя иначе – нервничали, ругались, требовали отправить к верховному начальству для передачи важных сведений. Вы слишком спокойны для человека, попавшего в непонятную ситуацию. Каюсь, как услышал про души и тьму, сразу подумал о невменяемости.

– Теперь мнение изменилось?

– Конечно, и поэтому пусть разбираются другие инстанции – моё дело задержать, опросить и проводить дальше.

– Могли и не делать этого, чисто по-человечески.

– Обязан. Вам ли не знать порядок, если вы действительно сотрудник органов, а не взбалмошная девица с очень богатой фантазией.

– Егор Кузьмич, не желаете поговорить как сотрудник с сотрудником или просто, как обычные люди?

– Поговорить? – Швед на мгновение задумался. – Можно, отчего нельзя. Машина всё равно придёт не ранее, чем через час. Вы действительно убили пару сотен человек?

– Наше подразделение занимается ликвидацией, а не банальным убийством. Если враг не сдаётся, его уничтожают. У вас тоже есть такой постулат.

– Э…Анастасия, вы из какой страны будете? Мне приходилось участвовать в поимке разных диверсантов, шпионов и прочих недругов советской власти, русских по происхождению. Какой бы сволочью они не были, чувствовались как свои, понятные до мозга костей. В вашем случае ощущается некая чужеродность даже на первый взгляд. Признайтесь, вы с Луны или Марса? – он улыбнулся, понимая всю нелепость вопроса.

– Вынуждена огорчить, – вернула улыбку Нарейса. – Ни там, ни там жизни нет.

– А как же Беляев, Жюль Верн, Герберт Уэлс?

– Фантасты, что с них взять – реальность гораздо невероятнее.

– Докажите, если не трудно.

– Как скажете, – после этих слов табуретка опустела.

– Чертовщина какая-то, – растерялся Швед, оглядывая комнату.

– Чёрта нет, но есть демоны, – раздалось за спиной.

Он резко повернулся и замер – в одежде из звёздной тьмы стояло настоящее исчадие ада с острыми клыками, чёрной кожей и жуткими белыми глазами. Лейтенант моргнул и страшное видение исчезло.

– Ну как вам такое? – Нарейса снова сидела у стены

– Чуть сердце не остановилось, ей Богу. Гипноз, иллюзия?

– Возможности организма. Я ведь могла и не идти с вами. Провела бы на дороге экспресс-допрос, спрятала тело, и двинулась дальше.

– Почему этого не сделали? – по спине участкового пополз неприятный холодок, едва он представил свою участь.

– Вспомните рыбаков, они ведь обычные люди и муж наверняка постарается их вытащить из вашего мира. Лишь по этой причине я не стала действовать радикально.

– А вы, значит, необычные?

– Мы с мужем вообще не люди, – она дружески оскалилась, продемонстрировав полный набор острых зубов.

«М-да, связался младенец с чертями. Вот угораздило, так угораздило» – подумал Швед о себе, разглядывая необычную женщину. Да и женщину ли вообще? В голову пришло наставление старого попа Игнатия о дьяволицах-суккубах, смущающих своей красотой мужскую половину человечества. Нет, лейтенант красной милиции ни на какие соблазны не пойдёт, партийная закалка не позволит расслабиться. А Илья Христофорович? Как странно повёл себя председатель при первой встрече с задержанной. Похоже есть в нём червоточина, не до конца очистился от старорежимных замашек. Выгнать что ли чертовку? Пусть катится на все четыре стороны – на душе спокойнее станет.

– Думаете как от меня избавиться?

– Мысли читаете?

– У вас на лице всё написано.

– Уйти не хотите?

– Мне интересна ваша компания да и дождаться надо солдатиков, чего им зря мотаться туда-сюда. Вам может влететь за потерю потенциальной шпионки-диверсантки.

– Ничего страшного, отпишусь как-нибудь. Кстати, вы упоминали про другой мир, это как понимать?

– Вам знакомы места, где странным образом пропадают люди?

– Было такое. Кажется в районе села Ведлозеро, если не изменяет память. Розыск проводили долго, но так никого и не нашли.

– И не найдут, не сомневайтесь. Такое «колдовское» образование называется односторонним порталом – межмировая точка перехода в один конец.

– А как же назад?

– Никак. Будем с мужем разбираться в этой ситуации. Вот чёрт, совсем забыла…помните место нашей встречи?

– На всю жизнь, – усмехнулся Швед.

– Рядом есть свёрток в лес и чуть дальше от дороги стоит микроавтобус рыбаков. Таких машин в вашем мире не существует.

– Эти люди ничего такого не говорили.

– Стресс, надо думать.

– Вот починю мотоциклет, тогда и съезжу.

– Подойдите ко мне, – Нарейса встала и хитро улыбаясь, протянула руку.

– Это ещё зачем? – участковый с опаской посмотрел на чёрные коготки.

– Вы коммунист?

– Да, с восьмилетним стажем.

– Коммунист ничего не боится. Или я ошибаюсь?

– Всё верно, просто немного опасаюсь.

Он обошёл стол и прикоснулся к прохладной ладони, словно взял за кисть гранитную статую. Тихая кабинетная обстановка внезапно сменилась лесным шумом – стрекотала сорока, где-то дробно стучал дятел, попискивали невидимые пичуги. Рука непроизвольно дёрнулась наложить крест от такой пертурбации.

– Принимайте подарок для советской власти. Старым хозяевам он больше не понадобится, – звук похлопывания по металлу привёл лейтенанта в себя.

Егор Кузьмич осторожно забрался в салон невиданного авто, потрогал непонятные рычажки, покрутил ручки, поелозил по мягкому креслу.

– Надо срочно сообщить в район, такой механизм нельзя оставлять без присмотра – вдруг кто-то случайно набредёт и пиши-пропало. Наш крестьянин – мужик хваткий, растащит всё до винтика.

– Тогда возвращаемся. Мои конвоиры наверно уже подъезжают.

Глава 6. Кровавая гэбня

Начальник Парголовского райотдела милиции Решетов окинул взглядом подчинённых, подметил двух сержантов, тихо переговаривающихся на последнем ряду, и постучал карандашом по графину с водой:

– Внимание, товарищи. Перед тем как закончить совещание, хочу напомнить – мало выявляете антисоветских элементов. Неужели кулаки, их пособники вредители, шпионы и диверсанты всех мастей неожиданно закончились? Быть такого не может. Товарищ Сталин выразил чёткий и ясный посыл – враг не спит, его надо искоренять дённо и нощно. Сержант Кормилицын…

– Я, товарищ капитан.

– Сколько выявлено антисоветчиков и им сочувствующих за неделю?

– Э…мною ведётся работа в этом направлении.

– Плохо ведётся. И так почти повсеместно. Берите пример с участкового Шведа, он в течении пяти дней задержал двух потенциальных шпионов иностранных разведок.

– Товарищ капитан, у него на участке один лес да дворов 600 с трудом наберётся.

– Вот видишь, Кормилицын, даже среди леса можно найти врага социалистической революции. А у тебя что? Более тысячи семей под надзором и тишина. Это начинает выглядеть подозрительно.

– Исправлюсь, товарищ капитан, – бледный сержант встал навытяжку.

– То-то же. Через неделю подашь список на семь врагов народа. Всем понятен план работы? Тогда по рабочим местам. Максимов, задержись на минуту…

– Слушаю, товарищ капитан.

– Тут такое дело, Вася, не стал говорить при всех, – Решетов посмотрел на плотно закрытую дверь «красного уголка». – Швед, на своём участке, обнаружил автомобиль германского производства. Уверяет, что его «рыбаки» бросили. Сгоняй в Капитолово, разузнай место, оцени состояние техники и притащи сюда.

– Понял, будет сделано.

– Что у нас с последним задержанным?

– Не признаётся, вражина.

– Усиленные методы допроса применяли?

– Применяли да бестолку – требует встречи с «рыбаками».

– Будет ему встреча, пусть не переживает. Кстати, где они сейчас?

– В Кащенко. Двое совсем хлипких оказались. Они и так несли полный бред, а после общения с нашими «специалистами»…

– Перестарались ребятки. Нам нужен качественный враг, идейный, чтобы высшее начальство видело в нас опору против контрреволюции, а тут…одни сумасшедшие.

– Пётр Алексеевич, а если они правду говорили про войну, развал страны?

– Вася, забудь и выкинь из головы. Советскую власть ничто не пошатнёт, она есть и всегда будет, иначе это попахивает заговором против Вождя. Всё, на этом и закончим. Прибудет конвой из Капитолово – возьмёшь их «газик». Задержанную сразу ко мне, хочу первый с ней побеседовать.

– Ясно, товарищ капитан. Разрешите идти?

– Иди и запомни мои слова, дольше жить будешь.

Решетов прошёл в свой кабинет, по пути приказав секретарю принести стакан горячего чая с тремя кусочками сахара. Берлога – так он называл это уютное местечко за двойными дверями. Плотные занавеси из тёмно-зелёного бархата, слегка раздвинутые в дневное время, давали немного света и вкупе с настольной лампой создавали интимный полумрак. Здесь капитан чувствовал себя истинным хозяином человеческих судеб. Как приятно проводить «допросы» арестанток, слушая тихий плачь и мольбы. Жалко, что кожа их тел быстро теряет упругость и принимает землистый оттенок после нескольких дней, проведённых в сырых подвалах. А вонь тюремных камер? Нет, лучше «общаться» с просительницами за арестованных мужей, братьев или отцов. Да, была тут одна «лапочка» – папа, видите ли, простой музыкант. Только почему у него фамилия Шлосенберг? Явно германский шпион, здесь и гадать не надо. Правда пришлось и её отправить по этапу за «террористическую деятельность»…не будет язык распускать, компрометируя руководство райотдела НКВД. От скуки решил заняться рапортами, тщательно откорректированными секретарём – рядовые милиционеры с грамотой не очень дружили. Драки, пьянки, грабёж – ничего интересного, одна сплошная рутина. Решетов, по натуре человек азартный, придумал своеобразную игру – угадывать облик женщин, доставляемых подчинёнными. И на этот раз себе не изменил – достал чистый лист, остро отточенный карандаш и начал фантазировать:

Рост – 160-165 см,

Лицо – продолговатое с прямым носом,

Волосы – тёмные

Глаза – карие,

Грудь – большая,

Бёдра – широкие,

Одежда – светлое ситцевое платье чуть ниже колена, на голове лёгкая панама.

Обувь – парусиновые туфли.

За каждый угаданный пункт следовала награда в виде стопочки конька, изъятого у одного контрреволюционного купчика.

– Товарищ капитан…

– Кузькин, ты когда научишься стучать?

– Но вы же один, – растерялся секретарь.

– И что? А если я пишу товарищу Сталину отчёт о достигнутых успехах?

– Виноват.

– Виноват он…чего хотел?

– Машина прибыла из Капитолово.

– Отлично, – капитанскую грудь наполнило предвкушение охотника в засаде. – Задержанную сюда, авто пусть заберёт Максимов. Всё ясно?

– Так точно.

Решетов сел спиной к двери, на ходу усложняя условия игры. Через пять минут тихо шикнуло уплотнение двери и под немалым весом скрипнули половицы.

«Чёрт, толстуха. Жирная и, наверняка, потная толстуха» – он досадливо поморщился и развернулся к неизвестной…У входа стояла настоящая дворянка – высокая, стройная. Машинально отметились пункты 2, 5 и 6. Не дождавшись приглашения, женщина прошла вперёд и села напротив хозяина кабинета.

– Что же вы, гражданочка…нарушаете…

– Вы уверены?

От её голоса по телу капитана пробежала вибрация и сладко заныло сердце. Да, такой красотки у него ещё не было.

– Органы НКВД никогда не ошибаются. С какой целью вы оказались в приграничном районе?

– Мужа искала.

– Как интересно. И кто у нас муж?

– Мирошников. Вы его должны знать.

– Так-так-так. Дайте припомнить…высокий, светловолосый…проходит по делу о подготовке покушения на товарища Сталина, – он впился глазами в холёное красивое лицо, пытаясь увидеть страх за близкого человека. Сильно напуганная женщина готова на всё, ему ли не знать об этом.

– Не смешно.

– Гражданочка…– Решетов поднялся, подошёл к задержанной сзади, положил руки на плечи и наклонился к уху, вдыхая широко открытыми ноздрями манящий запах здорового тела, -…Смеяться будет тройка, подписывая приказ о применении меры высшей защиты советского государства. Это расстрельная статья, милочка. Вам не жаль мужа?

– Жаль, – равномерно вздымающаяся грудь притягивала взгляд как магнитом.

– Я конечно не бог, но изменить строгость наказания в моих силах. Достаточно написать служебную записку, что гражданина Мирошникова втянули в террористическую группу обманным путём и тогда он получит десять лет без права переписки.

– Пишите.

Равнодушный тон и односложные ответы начинали злить и одновременно возбуждать. Захотелось накрутить густые волосы на кулак, оттащить сопротивляющееся тело на диван и показать, кто здесь хозяин жизни, но он сдержал себя. С трудом, тихо скрипя зубами…не хотелось заканчивать игру слишком быстро. Это потом надоест смотреть на разбитые губы, синяки под глазами, порванную грязную одежду…

– Просто так ничего не делается, – капитан назидательно помахал пальцем. – Вас сейчас проводят в камеру, не Букингемский дворец конечно, но там хорошо думается. Советую не затягивать с размышлениями, у революционного суда и так много дел.

Он вернулся за стол, вычеркнул на листе ошибочные пункты и нажал кнопку вызова секретаря:

– Кузькин, арестованную в пятую. Ни единым пальцем… Понятно?

– Понятно, товарищ капитан.

– Идите, арестованная. Хорошенько подумайте над своим поведением, но учтите – я долго ждать не намерен, иначе отменю приказ не трогать.

– Жди меня и я вернусь, только очень жди…– строчки, произнесённые задумчивым голосом резко контрастировали со взглядом матёрого душегуба на нежном лице.

– Кузькин! – неожиданно для самого себя, заорал Решетов и ударил кулаком по столу, – В двенадцатую её, суку дворянскую! Ночью допросить с пристрастием!

После ухода конвойных он хлопнул стакан коньяка и долго расхаживал по кабинету, стараясь успокоить нервы. Тварь!Мало их жгли и резали, мало. Ничего-ничего, Востриков с Туракиным быстро мозги вправят, вот там её и можно оприходовать. Заодно и муженька притащить, пусть полюбуется как с его жинкой забавляются. Как ни странно, но после этих мыслей стало хорошо и следующая порция алкоголя окутала желудок приятным теплом.

Попытка пообщаться с конвоирами успехом не увенчалась. На простой вопрос «Куда едем?», получил такой же простой ответ: «Не разговаривать!». Народ молча потел, стойко перенося духоту раскалённого салона, видать привычное дело. В воздухе плавала пыльная взвесь от скачков по ямам и колдобинам, что-то стучало, где-то скрипело. Периодически похрустывала коробка при выборе передач – вот под такую «музыку» мы и прибыли в райотдел. Лишь по вывеске у центрального входа удалось определить населённый пункт – Парголово. Меня передали двум рядовым милиционерам и проводили в пустой кабинет, где я долго сидел на шаткой табуретке. Потом заявился следователь с тремя «кубарями» в петлицах и, не обращая ни на кого внимания, стал что-то строчить в бумагах.

– Подпишите, – он подвинул исписанный лист к краю стола.

– Что это?

– Ваше признание в террористической деятельности.

– Но я ещё слова не сказал.

– Скажете и даже не одно, если откажетесь от подписи.

– А если соглашусь?

– Будете спокойно дожидаться суда народного трибунала.

– Что мне грозит, если не секрет?

– Высшая мера социальной справедливости, – следователь произнёс это так спокойно, словно журил малолетнего расхитителя соседских яблок.

– То есть, меня расстреляют без суда и следствия?

– Следствие только что прошло, суд скоро будет – не отнимайте у меня время, подписывайте.

– Не собираюсь.

– Как хотите. Товарищи рядовые, я отлучусь на полчасика, а вы объясните гражданину, как надо себя вести.

– Знамо дело, товарищ младший лейтенант, не впервой, эт мы мигом контру в чуйство приведём, – заверил следователя рябой милиционер.

Не успела захлопнуться оббитая жестью дверь, на меня тут же обрушился град ударов. Сбросили со стула и начали споро охаживать сапогами и прикладами. Для достоверности избиения пришлось самому себе пустить кровь. Минут через пятнадцать конвоиры уморились:

– Петруха, а мы его не того, глянь кровишши скока?

– Не, такого с первого разу не получится, здоровый бычара.

– Товарищ младший лейтенант опять заругается, ишь напачкано как.

– Ништо, возьмём Катьку из двенадцатой, она тут всё языком выскоблит.

– Во, вспомнил про неё…Недавно Сеньку-гончара на допрос водили…ну тот, что самогонку бодяжил…

– У, гнида, я б его голыми руками удавил, сатрапа.

– Ты слухай дальше…отделали мы его с Митрохиным от души да накровили сильно. Притащили Катьку и заставили лизать юшку прямо с Сенькиной морды. Она в отказ…тогда мы её прямо на месте вдвоём и попользовали – как шёлковая стала. Вот так надо строптивых баб учить.

– Вот ты везунчик…давай её возьмём или каку другу. Только справную. Я люблю баб в теле, чтоб рука чувствовала вымя.

– Не, без дозволения никак.

– Давай я товарищу младшему лейтенанту скажу про уборку?

– Говори…во, вчерась одну молодку привезли, така сисяста да задаста – кровь с молоком.

– Митяй, чёт тут маловато пачкотни, не дадут бабу, кабы самих убирать не заставили.

– Надоть ишшо контрика повоспитывать да кровяной водицей вокруг побрызгать для верности.

Они принялись вновь топтать моё «безжизненное» тело, но уже без особого энтузиазма, главное следов побольше оставить.

Вернувшийся следователь обозвал конвоиров дубинами стоеросовыми и заставил сначала отволочь арестованного в девятнадцатую камеру, а затем вести уборщицу. Те радостно засопели и чуть ли не бегом утащили меня в сырой подвал, матерясь на тяжеленного «шпиёна и вредителя».

Сказать, что в камере воняло, значит не сказать ничего – в воздухе стоял тяжёлый смрад испражнений, немытых тел и какой-то кислятины.

– Вот и ещё одного покойника принесли, – хрипло прозвучало в сизой полутьме.

– Все там будем, на всё воля Божья, – тихо ответили ему из угла.

– Не угадали мужики, рано ещё хоронить, – я убедился, что с той стороны затих звук шагов и принял сидячее положение.

– Глянь, Гриша, никак живой, парень-то, а я уже другое подумал, – тихо засмеялся хрипатый и тут же натужно закашлял. – Всё лёгкое отбили сволочи краснопузые.

– Тише, Тимофей Ильич, услышат караульные, опять бить будут, – попросил невидимый собеседник.

Народ застонал, зашушукал, проклиная вполголоса подлых гэбистов. Арестантов в небольшом помещении скопилось изрядно, все лежали вповалку на грязном полу. Сырость и холод вынуждали прижиматься друг к другу, сохраняя крохи тепла. Мне хватило места только у входной двери.

– Парень, ты из чьих будешь? – снова заговорил тот, кого назвали Тимофеем Ильичом.

– Из своих, отец, из российских.

– Все мы, сынок, рассейские. Сословия какого – купец, рабочий али дворянин, прости господи?

– Военный.

– Вона как, ужо и до армии добрались, некому скоро будет матушку-Рассею от ворога защищать. Из охвицеров поди?

– Прапорщик.

– Охвицер значица. Ох, не любят голодранцы вашего брата. Жди, скоро изгаляца начнут.

– Ничего, переживу как нибудь.

– Вот это вряд ли. Многие до тебя так гутарили, да теперь в землице сырой их косточки гниют.

– Меня не это волнует…отец, ты давно здесь «отдыхаешь»?

– С самой зимы. Наотдыхался вусмерть, скорей бы всё закончилось.

– Значит помочь не сможешь.

– А что надо?

– Ищу кое-каких людей…полтора года назад сюда должны были доставить пять человек, не местные, говорят странно…

– Не, мил человек, нормальных тута долго не маринуют – полгода от силы и на небеси. Это шваль всякую особо не трогают…

– Ша, папаша…– донеслось из тёмного угла.

– Во, слыхал? Сенька-вор обижаица. Он может знать, как пить дать.

– Сенька, дело есть, – я перестроил зрение и увидел остроносого мужичка, закутанного в грязную рванину.

– Чё надо, фраер.

– Вопрос один прояснить.

– И чё?

– Ты не чёкай, а то сейчас выдерну с насиженного гнезда и в бубен дам.

– Так его, воровское семя, – улыбнулся избитым лицом Тимофей Ильич.

– Как чё, так сразу драцца, – пробурчал Сенька.

– Последний раз спрашиваю…

– Да видел их, энтих твоих подельников. Такое несли…я так брехать не умею.

– Куда делись?

– Чё дашь за наводочку?

– Ну ты и сволочь Сенька, везде выгоду ищешь.

– Папаша, человек только с воли – каку никаку мелочишку да заныкал.

– Что хочешь за информацию?

– Э…хочу…хочу…папирос. Ухи аж пухнуть без курева.

– Да, табачок бы сейчас не помешал…– прошелестело горестно по толпе.

– Как скажешь, – я сунул руку за пазуху и вытащил пачку «Беломора».

В камере наступила тишина и глаза курильщиков жадно впились в вожделенный предмет.

– Кидай, – грязные руки выпростались из рванья и нетерпеливо вытянулись вперёд.

– Сначала ответ.

– За ними приехал грузовичок, на таких возят психов. Сам, было дело катался, самогону перебрал…кидай.

– Откуда машина?

– Из Кащенка…не томи, фраерок, кидай.

– Лови, – пачка пролетела над головами угодив точно в цепкие пальцы.

– Семён Игнатич, угости, ради бога, – попросил самый нетерпеливый.

– Чё? – Возмутился Сенька. – Отвали, босота. Сам заработай.

Он аккуратно надорвал пачку, медленно вытащил одну папиросу и с явным наслаждением принюхался к табаку:

– Буржуйские…огонька бы.

– Ну ты, Сенька, и привереда, – я бросил ему коробок спичек, – А это вам, мужики.

Вторую пачку принял Тимофей Ильич и роздал всем желающим. Отвыкшие от курева организмы кашляли, но благодарственно хвалили «охвицерский» табачок.

Ещё четыре дня меня вызывали на допросы, длившиеся не более минуты. Следователь равнодушно предлагал расписаться в протоколе, получал отказ и уходил, давая возможность конвоирам учить контру уму разуму. Арестанты жалели упрямца, предлагали не мучиться и поставить хотя бы крестик, коли грамотой не владею. Грустно было смотреть на этих людей, по сути дела, покойников. При желании можно перебить весь райотдел за чинимые пытки и зверства – лучше не станет. Пришлют войска, нахватают ещё кучу безвинных и устроят «народный суд над крупной бандой котрреволюционеров».

На шестой день появилось ощущение родной души. Всё таки не удержалась, паршивка, полезла выручать своего арахейо. Вот встречу, прочитаю нотацию…хотя о чём я – прапорщик против майора рангом не вышел, даже если он и старший.

Охранники отвели Нарейсу к камере, один отомкнул запор, а второй, тощий и длинный как жердина, дурашливо кланяясь прогундосил:

– Просю в апатраменты, боярыня. Кофа и какава будя попожже.

Первый толкнул женщину в спину и словно упёрся в стену. Хотел двинуть прикладом меж лопаток, но натолкнувшись на предостерегающий взгляд, лишь злобно ощерился:

– Двигай, курва дворянская, ужо ночью с тобой побеседуют. Будешь знать…

Она шагнула вперёд, не слушая грязные ругательства, перемешанные с матом. Серые лица, потухшие глаза безразлично встретили новую сиделицу.

– Ну и запашок тут у вас, бабоньки.

– Ничего, привыкнешь красавица, – монотонно произнёс голос, лишённый всяких эмоций. – Не повезло тебе, снасильничают ночкой тёмною, слуги адовы. Ничего, боженька всё видит и гореть им в очистительном огне, и проткнут их архангелы копиями своими да зачнут над углями жаркими вертеть…

– Баба Глаша, прекрати, совсем тошно от твоих причитаний. Иди, девонька сюда, у меня местечко есть свободное, – вяло махнула рукой тётка с костистым лицом. – Соломки-то под себя подгреби, всё не на голом камне сидеть, женское место застуживать.

– Грей-грей, оно тебе сегодня обязательно пригодится, – ядовито прошипело неподалёку.

– Нюрка, шалава, пасть закрой, не то леща получишь, – крупная женщина, с остатками былой полноты, приподнялась на локте, вглядываясь в кого-то, завёрнутого в драную шубейку.

Нарейса прижалась спиной к влажной стене, смежила веки и выпустила сеть чувствительных щупалец, сканируя окружающее пространство – боль, страх, отчаяние, недовольство…На душе стало тепло – наконец-то супруг нашёлся. «Арахейо сердится на свою арахейю?». Она улыбнулась, представив лицо мужа с грозно сдвинутыми бровями: «Дорогая, вы опять всё делаете по своему?». Такой стиль разговора Сергей перенял от Реналдо Деранго, когда тот, приняв на грудь изрядную дозу земного конька, объяснил как должен знатный господин ругаться со второй половинкой – строго на Вы, иначе не комильфо. Правда Мирошников это делал скорее в шутку, не мог он сердиться на своих женщин по той простой причине, что видел их, в буквальном смысле насквозь.

Ближе к вечеру принесли баланду; женщины по очереди подходили к окошку в двери и получали жестяные миски – без ложек и без хлеба. Нарейсу не позвали из-за грубого окрика:

– Дворянку кормить не велено, ишшо не заработала.

Арестантки расходились по местам, горестно покачивая головами, видимо отмена кормёжки говорила об одном – новенькую в живых больше никто не увидит.